Русское национальное движение постепенно сосредотачивается. Но, увы, больше всего этот процесс тормозят терзающие русских националистов споры, инспирированные, чаще всего, «третьим радующимся».
Для того, чтобы посильнее огорчить этого «радующегося» и способствовать консолидации всех здоровых сил русского национализма по ключевым вопросам, обозначенным ещё несколько лет назад русскими аналитиками, предлагаются более или менее взвешенные, примиряющие ответы, составленные исключительно с позиций национальных интересов русского народа. И ни с каких других.
Прежде, чем перейти к вопросам и ответам как таковым, заметим, с печальной улыбкой, что подавляющая часть этих вопросов и сопряжённых с ними острейших споров является следствием поразившей русское национальное движение «детской болезнью левизны».
Иначе говоря, как бы ни было грустно сознавать сей факт спорящим сторонам, абсолютное большинство споров на разные темы идёт о «выеденном яйце». При этом,— в рамках искусно навязанной спорящим сторонам логической и понятийной системы,— не разрешимые в принципе. Для того и подкинули.
Поэтому универсальным решением таких «неразрешимых» вопросов будет— тщательно проанализировать и, разобравшись, послать подальше такую «систему». После этого вопрос либо легко разрешится сам собой, либо вообще утратит актуальность.
К сказанному ещё одно пожелание,— да, мы отлично помним, что «народ, не помнящий прошлого, не имеет и будущего». Но,— разобравшись однажды с прошлым и запомнив его уроки, давайте же перестанем же в нём копаться и приступим, наконец, к созиданию будущего. Это ещё одна подсказка к разрешению многих и многих, якобы «неразрешимых», вопросов.
1. ОТНОШЕНИЕ К ВОВ
Суть проблемы: ты за СССР— значит «совок», коммуняка, жидомасон, сионист и т.д. Ты за немцев— стало быть предатель, коллаборационист, идиот, германофил, изверг, забыл «память предков». Получается, вопрос сей разрешим только побоищем. Причём мёртвые и умирающие мнения своего не изменят.
Правильный ответ: я за русских.
Те, кто воевал в Великую Отечественную в рядах РККА и те, кто воевал против большевиков, сражались,— как они считали и как каждый себе его представлял,— за благо России и русского народа. Нетерпимы лишь чисто идейные предательство и шкурничество. Поэтому к отдельным «вождям», с обеих сторон, есть большие и обоснованные претензии, позволяющие практически однозначно характеризовать их как подонков. Подробнее об этом— в ответах на следующие вопросы.
2. ОТНОШЕНИЕ К РЕВОЛЮЦИИ
Суть проблемы: ты за красных— за коммунистов,— подонок. Ты за белых— за интервентов и сепаратистов,— тоже подонок. Тоже незаживающая рана, которая разрешится только с уничтожением одной из сторон или, как вариант, раскопкой каких то уникальных материалов, которые превознесут/утопят ту или иную сторону.
Правильный ответ: такой же, как и в предыдущем случае: я за русских.
Для того, чтобы определить, на чьей стороне было больше «русской» правды в Гражданской войне, надо понять, сколько русского и сколько нерусского было в лозунгах и действиях сторон. Попробуем.
Красные, надо это признать, умело использовали стремление русского народа к справедливости и всеобщему счастью, к преобразованию мира в соответствии с традиционными русскими нравственными заповедями. Только сами эти заповеди они частью отвергли вовсе, частью извратили и перетолковали на талмудический манер— то есть, с точностью до наоборот.
Виноваты в этом не только сами красные, но и те, кто позволил значительной части русских принять всем сердцем эти извращённые толкования. То есть представители дворянства и буржуазии, интеллигенции и, отчасти, духовенства, которые накануне революции в значительной степени изменили своему долгу и призванию, своему народу, отдалившись от него, и способствуя его расколу на классы, что и довершили большевики.
Если говорить кратко, революция стала неизбежной тогда, когда место русских купцов и промышленников заняли нерусские банкиры, биржевики и «олигархи». Когда дворяне, вместо службы Царю и Отечеству, начали просаживать свои «вишнёвые сады» и добровольно эмигрировать в Баден-Баден и Ниццу, а их места на военной и гражданской службе заняли карьеристы и столоначальники, чуждые и русскому народу, и его нуждам.
Когда священники и даже епископы, вместо того, чтобы заниматься своим делом, пустились в разглагольствования о «христианском» социализме, «богостроительстве» и прочем в том же духе.
Вот, пожалуй, и вся «русская» правда, что была на стороне красных. Губить ради этого великую страну и запускать механизм геноцида русского народа, работающий до сего дня, отнюдь не стоило.
Перейдём к белым. Главные обвинения, выдвигающиеся в их адрес— мол, они поддерживали «интервентов» и «сепаратистов». При этом остаются в стороне реальные, куда более важные и глубокие обвинения. Позже рассмотрим и их, а пока займёмся этими.
«Интервенты»
Важнейшая трагедия и неправда многих (но не всех!) белых вождей заключается в том, что они считали обязательства перед «союзниками» важнее обязательств перед русским народом. «Союзники» это знали и поэтому издевались над своими клиентами, как только могли.
Сейчас уже не подлежит сомнению, что с самого начала «союзники» держали стратегический курс на саботаж Белого движения и оказывали тайную, а то и явную поддержку большевикам (небольшой пример— в 1922 году высшее военное и гражданское руководство «розовой» ДВР, опасаясь белого переворота, ночевало на… американских военных кораблях).
То есть «интервенты» виноваты не в «интервенции», а в том, что они её лишь имитировали, одновременно расхищая богатства России не хуже большевиков.
Если бы «союзники» реально сочувствовали Белому делу, им было бы достаточно предоставить, скажем, в конце 1918 года в распоряжение Дона и Добровольческой армии буквально одну-две кадровые дивизии ветеранов Первой мировой, и Россия была бы спасена от ужасов большевизма.
Они этого не сделали, ссылаясь на то, что, мол, «война закончилась» и «у нас этого не поймут». Пусть отсюда каждый сам сделает свои выводы, чьими именно «союзниками» были Англия, Франция и США в Гражданской войне.
В связи с этим становится понятна и прогерманская ориентация некоторых вождей Белого движения, например, генерала Краснова. Отлично понимая, что спасти Россию могут только сами русские, он имел все основания не доверять «союзникам». Нуждаясь в материальных ресурсах и прикрытии территории Войска Донского со стороны занятой немцами Украины, он не мог позволить себе воевать ещё и с ними. К чести немцев, они не кормили его расплывчатыми обещаниями и общими фразами, как «союзники»— генерала Деникина и руководство Добровольческой армии, а сразу предлагали конкретные вещи и чётко говорили, чего хотят взамен. Так, за одну винтовку и 50 патронов немцы требовали с Донского войска 1 пуд пшеницы. Немцам это было выгодно, поскольку винтовки и патроны были ими захвачены на русских складах Юго-Западного фронта, а донцам это было выгодно, поскольку почти всё оружие в начале 1918 года отняли у них большевики, а кроме пшеницы, в которой остро нуждалась Германия, предложить немцам они ничего не могли. Часть боеприпасов и снаряжения Краснов по своему собственному почину передавал и Добровольческой армии, руководство которой «отблагодарило» его тем, что после поражения Германии «ушло» его в отставку в начале 1919 года.
Ещё одна деталь, которую важно иметь в виду для того, чтобы представлять себе причины «интервенции». В русском национальном характере, до известной степени, имеется уважение к иностранцам, особенно к тем, кто является специалистом или хотя бы представляется таковым: «сам Царь его сюда выписал».
Это обстоятельство, никак не мешая русским многократно громить наголову полчища иноземных завоевателей, могло бы быть использовано на благо России при грамотном подборе «интервентов» и грамотном их использовании.
Для примера возьмём ситуацию на территории Сибирского правительства весной-летом 1919 года. Зимние успехи сибирских войск привели к тому, что под контролем Омска оказались огромные территории со слабо развитой транспортной сетью, имевшей, однако, огромную протяжённость и не меньшую важность.
Стратегическая ошибка колчаковского правительства заключалась в том, что оно отказалось использовать союзников для реальной охраны тыла и борьбы с красными партизанами. Правда, выбранные Колчаком «союзники» боялись этого как огня— опять же, ещё одна кадровая ошибка. Вместо этого они предпочитали «сидеть» на Транссибирской магистрали, занимая большую часть её пропускной способности своими спекулятивными перевозками.
Борьба же с красными повстанцами была всецело отдана на откуп «атаманщине», которая, как и следовало ожидать, в ней не преуспела, своими неумелыми и жестокими карательными действиями лишь приумножая число врагов Сибирского правительства.
Военный министр барон Будберг совершенно правильно предлагал поручить охрану железной дороги и борьбу с повстанцами лучшим идейным борцам из числа сибирских войск и славянских интервентов, осознавших важность общего славянского дела и борьбы с большевизмом (небольшая часть чехов, многие поляки, сербы и т.д.). «Атаманщину» же он предлагал отправить на фронт. Этого сделано не было.
На этом, наверное, тему «интервенции» можно закрывать. Добавив, что большевики с самого начала пользовались поддержкой «интернациональных» частей из немцев, венгров, латышей, эстонцев, китайцев, киргизов и проч.
Деньги на революцию им давали не только и не столько немцы, сколько еврейские банкиры Европы и США во главе с Янкелем Шиффом. А оружие, боеприпасы, обмундирование и снаряжение они захватили на складах Русской армии, где они хранились в огромном количестве для победоносного весеннего наступления 1917 года, которое, вследствие революции, так и не состоялось.
«Сепаратисты»
Принцип «права народов на самоопределение» провозгласили главари Февральской революции. Большевики, как «углубители» революции, этот лозунг решительно поддержали, добавив к нему уточнение— «вплоть до отделения».
Их расчёт был прост. Это позволяло объявить Российскую империю «тюрьмой народов», привить русским комплекс вины перед агрессивными «туземцами», сделать этих самых «туземцев» верными союзниками большевиков в закабалении и уничтожении русских, наконец, посеять вражду между различными сословиями и субэтносами самого русского народа— великороссами, малороссами, казаками и так далее.
Правда, закрепившись в России, большевики вернули себе контроль над немалой частью «самоопределившихся» народов и территорий. Но излишне восхищаться ими по этому поводу не стоит— они это сделали для себя и только для себя. Заодно позволив нынешним «антирусским националистам» из СНГ и стран Балтии разводить самую ожесточённую русофобию под видом «антикоммунизма».
Реальным «сепаратизмом» белые практически не занимались. Единственный из вождей Белого движения, которого до сих пор выставляют «сепаратистом»— атаман Донского Войска генерал Краснов. Его «сепаратизм» был сугубо вынужденным и оборонительным— как, например, карантин при эпидемии чумы.
Правда, надо признать, что он использовал для обоснования этого сепаратизма недопустимые в плане русского национального единства приёмы. Наиболее известный из них, который до сих пор ставится ему в вину— это лозунг «Казаки защищают свою независимость от русских».
Но его во многом оправдывает то, что этот лозунг описывал реальное положение дел: насильно согнанные, большей частью, в РККА великороссы шли против самобытности и жизненного уклада казаков, которым, как считали большевики, надо было «устроить Карфаген». Единственные из великороссов, кто шёл воевать против казаков более или менее добровольно— это люмпен-пролетариат, обозлённый верной службой казаков Царю в 1905 1907 годах, да «иногородние» крестьяне Дона и Кубани, которым большевики обещали казачью землю. То есть перед нами опять та же самая классовая рознь с теми же самыми разжигателями. Их и надо признать виновными в расколе русского народа.
Ещё один момент, до некоторой степени оправдывающий Краснова и других казачьих атаманов. В то время теория этноса и нации только только начинала складываться, а многие понятия этой теории применительно к России и русскому народу вообще до сих пор однозначно не определены. Само собой, тогда это было ясно ещё меньше. И если сейчас большинство вменяемых русистов согласно с тем, что казаки— это особый субэтнос, находящийся, однако, в составе единого русского народа, а «Казакия»— это проект, стоящий в одном ряду с «Ингерманландией» и «украми», то в ту эпоху об этом писали только в самых общих и неопределённых выражениях.
Разобравшись с «интервентами» и «сепаратистами», перейдём к реальным обвинениям против вождей Белого движения, которые наиболее рьяными современными «добровольцами» (то есть провокаторами, работающими на раскол русского народа и прикрывающимися высоким именем Белой идеи) неизменно остаются в стороне. Эти обвинения можно и должно выдвигать, только основываясь на точке зрения идейного русизма. Иначе говоря,— мы должны выяснить: что же именно было в Белом движении нерусского
Не так уж и много, но это «немногое» оказалось той самой «закваской», которая заквасила всё тесто и сделала изначально русскую, высокопрофессиональную и неплохо вооружённую Добровольческую армию беспомощной перед «полководцами» из числа бывших аптекарей, фельдшеров да мобилизованных под угрозой расстрела кадровых «военспецов». По одной простой причине— это «немногое» было выбрано вождями добровольцев в качестве лозунгов и знамён. Перечислим это вкратце: «непредрешенчество», «учредиловка» и, как ни странно, «единая и неделимая Россия». Если же охарактеризовать нерусское в Белом движении одним словом, то это слово будет— «феврализм».
Разберём эти нерусские элементы Белого движения по пунктам.
«Русь поймёт, кто ей изменник»
«Непредрешенчество»— это точка зрения, согласно которой ни одна идеология не может быть признана в качестве определяющей для борьбы. Мол, мы воюем за то, чтобы народ сам выбрал, какую власть он хочет, а мы, добровольцы, вне политики.
Ничто вам это не напоминает Правильно— нашу замечательную «россиянскую» Конституцию 1993 года. Лживость этого «непредрешенчества» заключается в том, что свято место пусто не бывает. Как всегда, «музыку» заказывает тот, кто «платит». В случае с Добровольческой армией это оказались «союзники», в случае Россиянии— они же и наши «олигархи»— их местная «администрация».
Эту ошибку добровольцев осознал и учёл генерал Франко, который, подняв белые знамёна борьбы с большевизмом, написал на них лозунг нации: «Кто за сохранение нации и национальное единство,— тот с нами, кто за разжигание классовой борьбы и интернационализм,— тот против нас». Этот лозунг не устарел до сих пор. Другое дело, что проработка понятийной системы и деталей практического русского национализма— огромная работа, которая сейчас только только начинает создаваться. Но делать её надо в любом случае.
«Учредилка» и прочие «бредпарламенты»
Другая, не менее важная ошибка вождей Добровольческой армии— «учредиловка». Сама по себе концепция Учредительного собрания, депутаты которого избираются по партийным спискам, совершенно не русская, более того— глубоко враждебная русскому народу и его интересам. Она позаимствована из «завоеваний» Французской революции (ну, может, если копать поглубже— самое раннее, Английской). Борьба партий гибельна для любого народа, а для русского— в особенности. И вот почему.
Прежде всего,— партии слишком легко поддаются закулисному управлению и режиссированию. Партию, которая выдвинет реально полезные и нужные народу лозунги, легко снять с голосования или даже не допустить до выборов. Вожди запросто перекупаются и продаются, в итоге чего «сливается» большая часть партии и, что особенно печально, «сливаются» ассоциировавшиеся с ней хорошие идеи. Иначе говоря, снять дееспособный и враждебный народу режим посредством «честных выборов», особенно по партийным спискам, не удавалось никогда и никому. Не враги же они самих себя. «Вроде очевидно, а до сих пор ведутся».
Во-вторых, как показал опыт Запада и, в течение последнего столетия, России, борьба партий раскалывает народ и делает его лёгкой добычей внутренних и внешних врагов.
Подлинная национальная идеология должна складываться лишь из идей, очевидно благотворных для всей нации (за вычетом, разумеется, тех, кто себя из состава нации сознательно исключает— словами и/или делами).
Национальная идеология— это то самое относительное тождество, позволяющее всем членам нации сказать: «Мы разные, но мы едины и вместе».
Именно такой подход позволил генералу Франко постепенно сплотить под своим знаменем все здоровые национальные силы— и фалангистов, и монархистов, и даже правых социалистов, точнее, социал-консерваторов.
Его же оппоненты остались, в конце концов, лишь с анархистами, «леваками» и прочими маргиналами, будучи в состоянии надёжно опереться лишь на «интернационалистов». Антинациональную сущность такой власти большинству испанцев пояснять нужды уже не было.
Идеология подавляющего большинства партий, бывших и нынешних, представляет собой смесь из одной-двух идей общенациональных (например, социальная справедливость, уважение к частной собственности, народное самоуправление) и куда большего количества идей узко партийных, в общенациональном качестве неприемлемых и вредных.
Первые идеи, как и следовало ожидать, играют роль «приманки», вынуждающей людей глотать «в нагрузку» вторые. Партийная дисциплина,«куда денешься то». Вместо конструктивной и плодотворной работы в общенациональном масштабе начинаются жаркие перепалки на тему «выеденного яйца». Национальное единство разрушено, цель врагов нации достигнута.
Сам принцип принятия решений путём голосования, когда мнение тех, кто «против», не учитывается или почти не учитывается, тоже льёт воду на ту же мельницу врагов национального единства. Если на Западе, давно позабыв свои народные традиции, так ничего и не смогли найти взамен, то в русских традициях (на сходах, вече, казачьих кругах) всегда работал другой принцип— принцип соборности. Вокруг этого слова было сломано множество копий, по большей части «фофудьей» и профессиональными провокаторами, но если сформулировать основные принципы соборности кратко и в нескольких тезисах, то они будут выглядеть примерно так:
• Предоставлять право голоса каждому желающему высказаться конструктивно и по существу (без перехода на личности и т.д.);
• Все мнения выслушивать, обсуждать и учитывать. Ведущих себя неконструктивно— выгонять и лишать права голоса: на этом и, возможно, на следующих соборах;
• Решение, принятое на соборе, должно быть принято единогласно, то есть те, кто первоначально был «против», должны согласиться с аргументами «за», а до тех пор должно работать право вето.
Конечно, такая схема работает только в одном случае— когда большинство участников руководствуется более или менее одной и той же системой понятий и ценностей, или хотя бы признаёт ее правильность в качестве идеала, к которому надо стремиться. Поэтому принцип соборности проще всего реализуется там, где он и возник,— а именно в Церкви.
Если же речь идёт о светском соборе, то и на нём должны присутствовать некие авторитетные для всех ценности, вокруг которых и будет вестись работа. Во времена, когда Русь была православной, эту роль играли представители Церкви, которые улаживали возникающие споры и мягко поправляли мнение большинства, которое не всегда является безусловно правым (даже относительно честные выборы в Учредительное собрание показали, насколько русский народ оказался подвержен глубоко не русским партийным идеям).
В наше время, когда воцерковлённость русского народа оставляет желать много лучшего, таким авторитетом мог бы стать документ, формулирующий национальную идею, типа сильно улучшенной «Русской доктрины», а представителям Церкви на таком соборе могла быть предоставлена прежняя роль— «третейского судьи» и миротворца. Ну и завизировать соборные документы своей подписью— всё таки сакральность там и всё такое.
Бесплодность же Учредительного собрания заключается именно в том, что на нём такого высшего морального авторитета не было, да и не предполагалось изначально. А единственным реально эффективным «третейским судьёй» Учредительного собрания, как мы знаем из истории, оказался матрос Железняк.
«Единая и неделимая Россия»
Обратимся, наконец, к «единой и неделимой России». Вещь это, что греха таить, хорошая— но только до тех пор, пока не превращается в самоцель или, хуже того, в абсолютную ценность.
Именно это имеет место быть в наши дни. Всякие попытки разобраться с антирусским руководством «национальных республик» в составе РФ жёстко пресекаются с помощью одного-единственного вопля «кремляди»: «Караул! Это ельцинист, национал сепаратист, он за развал России!». Мифические «единая Россия» и «единая российская нация» представляются в виде самых сакральных и абсолютных идей, выше которых ничего вообще быть не может.
Мифическими же и глубоко вредными для России и русского народа эти вещи являются по следующим причинам:
Миф о «единой России»
Нельзя говорить ни о какой «единой России» на территории кургузого обрубка «Эрэфии», лишённого Малороссии, Белоруссии и Северного Казахстана. Вышеупомянутые территории— это тот минимум, о котором можно говорить как о «единой России», то есть о национальном государстве русского народа, поскольку эти земли в подавляющем большинстве населены именно русскими.
Собирание же остальных земель бывшей Российской империи— это уже, как говорится, «по обстоятельствам», то есть исходя из национальных интересов русского народа.
России позарез нужен выход в Средиземное море Вспомним про щедро отданные большевиками Карс и Эрзерум, вспомним про русских у ворот Константинополя и крест над святой Софией.
Нужен плацдарм для влияния на Центральную Европу Вспомним про Даниила Галицкого и Червонную Русь, вспомним про Талергоф— первый серьёзный геноцид XX века, между прочим.
Нужно обезопасить себя от нападения исламистов из Центральной Азии Вспомним про битву при Кушке, про последнюю Афганскую войну, про то, что, если нужно и полезно,— «русский с индийцем— братья навек». А там уже и до сапог с Индийским океаном не так уж и далеко… Но, повторимся, всё это— именно что «средства», а не цель и, тем более,— не самоцель.
Вот пример печальных последствий такого квипрокво, когда «единая и неделимая Россия» была превращена именно в самоцель. Президент Финляндии, барон Маннергейм летом 1919 года предложил Колчаку двинуть на Петроград стотысячную финскую армию в обмен на официальное признание Сибирским правительством независимости Финляндии. «Ура-патриотические» идиоты во главе с министром иностранных дел Сукиным, прикрываясь фразами о единстве и величии России, без труда убедили адмирала Колчака дать ответ в стиле «Мы Россией не торгуем!». Неудивительно, что настоящий патриот России барон Будберг, услышав об этом предложении Маннергейма и об ответе Колчака, только и смог сказать по этому поводу: «Какой ужас и какой идиотизм…».
Ведь политика— это искусство возможного. Раз финны добились собственной независимости, отстояли её от большевиков в кровавой гражданской войне, а войска Сибирского правительства с этими же самыми большевиками справиться не могут— значит, сформировавшаяся финская нация в тот момент была однозначно сильнее и тех, и этих.
Предложение финнов надо признать крайне прагматичным и, в то же время, на удивление щедрым. Маннергейм не обещал взять Петроград ко дню рождения Верховного правителя России, положив на его подступах, если понадобится, всю финскую армию до последнего солдата. Он не обещал идти до Москвы. Всего лишь стотысячная армия в обмен на подпись Колчака. Не более и не менее. Но морок «единой и неделимой России», к тому времени давно уже лежавшей в руинах, возобладал. Последний шанс спасти Россию от ужасов большевизма был безвозвратно утерян.
Так что с этой точки зрения критику «имперцев» со стороны «национал сепаратистов», безусловно, стоит признать правильной. Но только с этой.
Так что ни о какой «единой России» сейчас говорить нельзя. Можно и нужно говорить о национальных интересах русского народа, которые заключаются в том, чтобы воссоединиться со своими собратьями, проживающими на территории нынешней Украины (за исключением, возможно, Галиции, да и то— не факт, факты то как раз работают против укровских мифов), Белоруссии и Северного Казахстана. А также и в том, чтобы пересмотреть, (это как минимум), отношения с дотационными и нагловатыми элитами «национальных республик» в составе РФ. Пересмотреть сам принцип устройства РФ, который можно вкратце охарактеризовать как «антирусскую конфедерацию»— когда государство поддерживает всех остальных в борьбе против русских.
Тем, кто попытается на это что то возразить, можно заткнуть рот элементарным вопросом: почему у многих народов России есть своя национальная государственность, а у русских её нет Почему русский народ и его интересы не прописаны ни в Конституции, ни одном другом из основных юридических документов, по которым живёт РФ
Самое большее, что вы сможете услышать в ответ— это то, что Россия является национальным государством «многонационального народа РФ».
Конечно, это бред, но придётся по кусочкам разобрать и его.
Миф о «гражданской нации»
В принципе, полиэтническая «политическая» нация вполне возможна. Лучше всего, когда она состоит из небольшого числа (два-три— самое большее) близкородственных народов, отличающихся друг от друга какой то одной деталью: например, языком, а ещё лучше— диалектом.
Например, Канада представляет собой типичный пример полиэтнического национального государства. Так как англо канадцы и франко канадцы относятся к одной и той же расе (самое большее— к разным субрасам), исповедуют христианство в разных его конфессиях, давно знакомы с языками и культурами друг друга— особенных проблем это не вызывает. Но всё равно,— то «квебекский сепаратизм» расцветёт на какое то время пышным цветом, то франко канадцы референдум об отделении вздумают провести, да и вообще тотальное двуязычие в государственном обиходе и делопроизводстве— не такая уж и удобная вещь. Но ничего, терпят. Потому что знают— порознь будет много хуже.
Когда же число этносов на территории государства больше или равно трём, начинаются серьёзные проблемы. Лучшим выходом из такой ситуации, как показывает исторический опыт, являются,— во первых: налаживание полноценного регионализма, и, во вторых: признание «самого коренного» из этносов государствообразующим.
В условиях полноценного регионализма это значит не так уж и много (точнее, много, просто другим от этого не хуже, а подчас даже лучше), но, тем не менее, «государствообразующий» получает право постоянно напоминать всем остальным: «Это наше государство, основанное, прежде всего, нами и для себя. Хотите жить у нас, то милости просим, но не забывайте, что это именно мы пустили вас к себе, а не наоборот. Будете вести себя плохо— отделим. Будете претендовать на нашу землю— перебьём вас, а недобитков— прогоним».
Ещё один нюанс. Лучшим цементом для строительства полиэтнической нации из трёх и более этносов является, как показывает опыт, наличие общего врага. Причём врага, официально зарегистрированного в этом качестве на всех уровнях государственной идеологии, вплоть до самого высшего.
Думаю, вы догадались, о чём идёт речь. Конечно же, о благословенной Швейцарии. Государствообразующим и единственным, «по настоящему коренным», этносом в ней являются ретороманцы, составляющие, в лучшем случае, где то пару процентов от общего населения страны.
Именно они задают тон в общей швейцарской государственной идеологии (которая, заметим, довольно скромна сама по себе— это вам не «вертикаль власти и не «диктатура закона», а именно европейская национал демократия), именно к ретороманскому ядру в течение всей швейцарской истории присоединялись кантоны, населённые этническими немцами, французами и итальянцами. Присоединялись не просто «пожить вместе», а именно для борьбы с общим врагом— то с герцогом Леопольдом Австрийским, то с герцогами Бургундии и так далее. Так до сего дня и живут.
Заметим, что если два языка в государственном обиходе— это просто «некоторые трудности», то четыре— это уже очень и очень приличная проблема. Тем не менее, ведь обходятся. Опять же, повторимся, большей частью за счёт подлинного регионализма, когда на государство возложены только те обязанности, где без него нельзя никак— вооружённые силы, высокие технологии и фундаментальная наука… Пожалуй, что почти всё. Даже охрана правопорядка, а тем более, образование и здравоохранение, в значительной степени, поддерживаются самими гражданами на местах, то есть кантонами.
Есть хоть что то из швейцарского опыта, используемое при строительстве «российской нации» «Да фиг вам без масла». Регионализма у нас боятся как огня, поручать гражданам государственную работу на местах— тем более.
Чётко и внятно отдать русскому народу в России хотя бы «первенство чести» на уровне государственной идеологии и истории— это вообще табу, русские ведь потом реальных прав могут себе потребовать, ужас то какой! Вместо этого щедро используется концепция «гражданской нации» на французский, и, отчасти, на американский манер. «Ну, ведь у них же оно работает!».
Ни черта оно не работает. Когда население Франции и США было более или менее этнически однородным (а с «неоднородными» расправлялись нещадно, тем более речи не было об их правах)— оно кое как, наверное, работало.
Сейчас, когда гражданство с лёгкостью даётся приезжим арабам, неграм и пакистанцам, не знающим толком государственного языка и, собственно, даже не желающим его учить— не работает вообще.
Это признали даже американские и французские идеологи, предложив заменить государственную идейную концепцию «плавильного котла» на концепцию «миски с салатом». Постфактум, так сказать, признали своё поражение. Похоже, большие катаклизмы, что в США, что во Франции уже не за горами.
Касательно первоначального обеспечения этнической однородности, что, как показывает французский и американский опыт, необходимо для строительства «гражданской нации», у нас тоже выходит какая то заминка.
Истреблять и гнать с родной земли индейцев, привозить на плантации негров,— как это делали в США или десятками тысяч расстреливать и топить бретонских повстанцев, как действовали строители «гражданской нации» во Франции— у нас, вроде бы, не собираются. Разве что для участи «индейцев» и «бретонцев» в проекте строительства «российской нации» предназначены именно русские Тогда да,— всё делается прямо как по нотам.
Так что с «единой и неделимой Россией», как и с её якобы существующей «российской нацией», мы тоже разобрались. Ни того, ни другого на данный момент не существует. Нации такой вообще не будет, кроме как в конфигурации «все нерусские против русских», а кто возводит эти ценности в абсолют— враг будущей великой России и великого русского народа.
На этом, пожалуй, «красно-белый» дискурс можно закрывать. Если бы белые смогли стать настоящими русскими националистами, они были бы правы безоговорочно. Они ими стать не смогли и проиграли.
Многие из уцелевших смогли осознать и признать свою ошибку, будучи уже в эмиграции. Поэтому те из белых, кто не предавал Царя в феврале 1917 года и сражался не за партийные пристрастия, а за русскую Россию, вполне могут считаться русскими национальными героями, несмотря на их ошибки, тяжёлые и трагические для России и русских.
3. ОТНОШЕНИЕ К НАЦИСТСКОЙ ГЕРМАНИИ
Суть проблемы: тебе нравится НСДАП— ты реакционер, не можешь приспособиться к современности, да к тому же «наши деды воевали». Ты против— ты «совок», «имперец», «поцреот», коммуняка. Многие, в том числе и я, считают, что Третий Рейх это не только «непатриотично», но просто моветон.
Правильный ответ, в общем, тоже очевиден. Тем не менее, поясним более или менее подробно.
Если уж подражать немецким национал социалистам в деталях, то идеологию и символику Третьего Рейха целиком, как она есть, брать ни в коем случае нельзя. Более того, даже нашу старую идеологию и символику— старой Русской армии, русских добровольцев, русских фашистов— нельзя брать. По меньшей мере, целиком (более или менее серьёзные заимствования надо признать необходимыми и полезными).
Почему Посмотрим на логику немецких национал социалистов. Они жаждали реванша, сидя на осколках Второго Рейха, вошедших в историю под названием «Веймарская республика». В их распоряжении была символика, оставшаяся от этого Рейха— солидная, внушительная, национальная, немецкая, многократно испытанная в течение Первой мировой войны. Они от неё отказались, позаимствовав лишь самые общие места (тевтонский крест, например). Они предпочли создать свою собственную. По двум причинам.
Прежде всего, нацисты претендовали на оригинальность и новизну. Что не менее важно, Второй Рейх в той войне… правильно, проиграл. Нацистам ни к чему были пораженческие настроения и негативная ассоциативная память в армии и народе— ещё до начала новой войны.
Мы не берём в расчёт тех, кто хотел строить в России немецкий национал социализм. Те из них, кто тогда уцелел, до сих пор с ужасом вспоминают, что им пришлось пережить. Наша речь будет о тех, кто хочет строить в России русский национал социализм на благо русских людей. Зачем, спрашивается, нам символика, мало того, что врагов нашего народа— в конце концов, чудом захваченным трофеем сильного врага можно законно гордиться,— но символика именно того врага, которого мы же сами и разбили наголову
Кто может восхищаться своими битыми врагами и презирать подвиг своих отцов и дедов Какой для этого нужен извращённый «русский национализм»
Ах да, точно. «День рожденья Адольфа— это значит, на небе веселье», «Битва за Берлин» и так далее. Имя этой идеологии— национал-пораженчество, проще говоря— диковинная форма русофобии. Выбор символики «от противного» обязывает к соответствующим действиям, то есть к обзыванию славян «недочеловеками», как минимум. Тут всё логично.
То же самое и с идеологией. У немцев была отличная идеология, опыт воздействия которой однозначно стоит изучать. Но… они проиграли. А вот Ивана Ильина, по крайней мере, никто ещё в государственном масштабе у нас в России применять не пробовал. Применяли Франко и Пиночет— победили. Правда, придя к власти, не захотели до конца играть по правилам Ильина— и, как результат,— проиграли. Зато пока следовали Ильину, ни одного поражения у них не было.
Может, попробуем и мы, что ли Тем более, что писал он как раз для грядущей России. Заодно очень корректно и адекватно раскритиковав немецкий национал социализм и итальянский фашизм,— именно что по итогам поражения.
4. СИМВОЛИКА И ОГЛАВЛЕНИЕ
Суть проблемы: возьмёшь старую от Германии— получится вторичный продукт, который к тому же отпугнёт народ. Возьмёшь новую,— получается очередной вариант СПХ/Чёрной сотни/Родины. Вот здесь упорный творческий застой. Никто упорно не хочет читать Майн Кампф, где чётко написано: главное— пропаганда, которая найдёт отклик в большинстве сердец.
См. ответ на предыдущий вопрос. Вдобавок можно заметить, что надо брать, по возможности, более объединяющие символы. Скажем, не всякую там «фофудью», а кельтский крест. Его признают и православные, и родноверы, и атеисты— это единый символ Белой борьбы. Не «плетёнку», а залитый восьмиугольник. Для родноверов он Свароговым квадратом быть не перестанет, зато для православных станет звездой Богородицы. И так далее.
5. ИДЕАЛЬНАЯ ФОРМА ГОСУДАРСТВА
Суть проблемы: ты за империю— ты «совок», «поцреот», «ымперец», «сжечЪ». Ты за что то маленькое, европейское и гордое— ты не соображаешь в геополитике, обычной политике и вообще ты— «инфантильный даун». Тупой вопрос, который, тем не менее, держит лидирующие позиции.
Тут всё просто. Хорошо то, что выгодно русскому народу и на что хватает сил. Выгодна русскому народу империя— будем строить империю. Откусят враги от России большие куски, сделав её небольшим государством, как в XVI веке,— что ж тут делать, потом отыграемся и возродимся ещё больше и лучше. Кстати, именно такая судьба, по некоторым прогнозам, нам вскорости и грозит.
Но если империю— то не «тюрьму» всех народов, начиная с русского, а национальную империю русского народа, где всё, в первую очередь— для блага самого русского народа, а уже во вторую очередь— для всех остальных. Если небольшое государство— то строго национальное, чтобы было в самом сердце России, чтобы были выходы к морям и так далее.
Другими словами— «единая и неделимая Россия» хорошая вещь, но это не самоцель и в качестве самоцели смертельно вредна русскому народу и России.
