Автор: Константин Крылов

ВЕРНУТЬ СВОЕ

Монетаризация льгот — то бишь их отнятие — идёт полным ходом. Ограбленные льготники — в основном люди пожилые и больные — топчут старыми ногами асфальт, требуя отмены людоедских решений. Рядом из автобусов выгружают людей, согнанных начальством на митинги «в поддержку монетаризации». Медиа-аналитики подсчитывают, на сколько процентов упал рейтинг Путина и на сколько он ещё упадёт. Политологи морщат лбы и рассуждают о том, какие именно силы подгребут под себя социальный протест и можно ли это как-нибудь использовать для себя.
Так зачем и кому нужно экономить на стариках, солдатах, студентах? Что за великая необходимость проводить такие реформы именно здесь и именно сейчас? Обратимся к истории вопроса.

Как многие помнят, первой и главной темой, на которой поднялся мутный вал перестройки, были так называемые привилегии. Все остальные перестроечные темы — экология, «узбекское дело», злодейства Сталина и прочие мослы и сахарные косточки, которые с увлечением грызла наша интеллигенция — были всё-таки не для народа. Но стоило заговорить о привилегиях начальства — о, это задевало за живое. Ельцин поднялся ровно на этом.

При это все чётко отличали привилегии от льгот. Привилегии — это было что-то постыдное, мерзкое, хотя и очень желанное. В понятие «привилегий» входила система спецраспределителей, закрытых санаториев, казённых «Волг» и проч. Пользовались привилегиями сами начальники, их родичи и окружающая челядь. Интересно, что система привилегии были подключены к системе блата — и более того, воспринималась как своего рода узаконенный, то есть особо циничный, блат.

Льготы же принадлежали народу — точнее, той части народа, которая тем или иным способом выслужил или вырвал у жадного начальства кое-какие облегчения жизни. Способы эти обществом признавались в целом честными: например, право какого-нибудь работяги с вредного производства на лишний харч и пачку таблеток ни у кого не вызывало вопросов. Точно так же, как и льготы ветеранов, инвалидов и прочих пострадавших от советской жизни. Льготы мелкого государственного люда вроде милиционеров тоже не воспринимались как ненавистные «привилегии», хотя известную иронию всё же вызывали. Но в целом сообщество льготников было большим, устойчивым и осознающим свой коллективный интерес. Льготы включали продуктовые заказы с гречкой и шпротами, а по праздничкам с колбаской, бесплатный проезд на метро «по книжечке», профсоюзные путёвки за полцены и талон на сапоги. В систему блата льготы встроены не были. Скорее, они рассматривались как альтернатива — пусть хиленькая — опостылевшему «доставанию».

Под конец советской власти появились альтернативные системы льгот, построенные по тому же принципу, но имеющие другие источники. Например, система распределения гуманитарной помощи во многом напоминала «продуктовые заказы». Правда, льготообразующим фактором в таких системах была уже была не книжечка ветерана ВОВ и не инвалидность, а что-то другое — например, какая-нибудь еврейская бабушка, если речь шла о распределении израильских посылок. Одновременно с этим новообразовавшиеся общественные организации начали споро требовать у государства введения новых категорий льготиков, например таких, как «жертвы сталинских репрессий». Часть таких требований успели удовлетворить. Поэтому сейчас на митингах против монетаризации льгот можно увидеть тех же людей, что ораторствовали на первых демократических сборищах.

Теперь обратимся к тому, откуда вообще взялись привилегии и льготы.

По поводу привилегий всё понятно. Происхождение их прослеживается вплоть до первых продпайков, которые выписывали себе первые советские ответработники. Как мы теперь видим, аппетиты советской элиты были крайне умеренными. На фоне того пира во время чумы, который мы наблюдаем после 1991 года, даже распоследние номенклатурщики советских времён смотрятся постниками и аскетами… Но, опять же, ничего особенно интересного в том, что начальство делает себе всякие послабленьица, нет. Правящий класс всегда живёт лучше управляемого, иначе просто не бывает.

Что же касается системы льгот, то их история несколько сложнее — и куда интереснее.

ЛУЧШЕЕ — ДЕТЯМ

Советское государство не всегда было «льготным». Скорее наоборот. Революционеры-эсдеки рассматривали и «эту страну» и «этот народ» как расходный материал для своих проектов. Впрочем, быть расходным материалом — это ещё не самое худшее: до момента расходования его, по крайней мере, берегут. Увы, очень многое — причём, с нормальной человеческой точки зрения, самое лучшее в «этой стране» — они воспринимали даже не как дешёвое топливо, а как нечто мешающее их планам, и через это подлежащее слому, ликвидации, уничтожению — начиная со взорванных церквей и кончая вырезанными под корень сословиями.

Такая политика имела идеологическое обоснование. Советский Союз — это, по большому счёту, временное образование, нужное только для того, чтобы запалить пожар мировой революции, которая сметёт все границы вообще — не только государственные, но даже культурные и национальные. Это же оправдывало и наплевательское отношение к своему народу: «у пролетариата нет отечества». Большевики позиционировали себя как представителей «людей завтрашнего дня», которые все эти различия уже преодолели — во всяком случае, в себе. Страдания народа, сплошь покрытого «родимыми пятнами капитализма», вызывали у них в лучшем случае искреннюю жалость, в худшем —злорадство. Отсюда происходила обычная в те годы практика «отдать сто человек за один трактор».

Тем не менее, некое подобие льгот для определённых категорий граждан всё же вводилось. Называлось это «мерами социальной поддержки». Так, уже в 1919 году семьи красноармейцев были освобождены от квартирной платы.

Однако, главным новшеством советской системы было развёртывание системы «охраны и защиты детства», имеющей узнаваемо «льготный» характер.

Ситуация состояла в следующем. Мировая революция всё не начиналась, а режим постепенно стабилизировался. Это требовало пересмотра или хотя бы смягчения тотального антигосударственничества и национального нигилизма. С другой стороны, отказ от основополагающих положений марксизма — куда входило представление о государстве как о машине классового насилия, подлежащей слому, а также решительное отрицание любых национальных ценностей — грозил коммунистам потерей идеологической опоры, что было равносильно краху режима. Требовалось как-то примирить одно с другим.

И такое примирение было найдено. Речь идёт об идеологии «грядущего поколения», которая эксплуатировалась советской властью практически до самой перестройки. А именно: взрослое население страны объявлялось заведомо испорченным, поскольку оно выросло при царизме и впитало в себя дух эксплуатации человека человеком. Потому оно, по большому счёту, не могло рассчитывать на пряники: его уделом был труд, борьба, а в некоторых случаях и «перековка». Зато дети, рождённые при социализме, объявлялись чистыми от грехов родителей и достойными счастья — причём не только «когда-нибудь завтра», а прямо сейчас.

Соответствующие декларации подкреплялись делами: массовым строительством школ, больниц, детских домов, созданием детских и юношеских организаций, пионерии и комсомола. Так, в 1925 году был открыт знаменитый детский лагерь Артек, который начинался с четырёх палаток, но был довольно быстро превращён в детский рай, куда везли отличившихся детей со всего Союза. В дальнейшем система детских и юношеских учреждений только росла.

Вырос и социальный статус детей и подростков. Единственная признаваемая в традиционном обществе детская добродетель– беспрекословное послушание старшим — была подвергнута пересмотру. Стоит перечитать с этой точки зрения, скажем, рассказы Аркадия Гайдара, в которых дети всегда оказываются лучше взрослых — они даже лучше воюют с врагами советской власти, чем взрослые. О том же были и первые советские фильмы — те же «Красные дьяволята». Сюда же можно отнести и появление культа «детей-героев». Даже пресловутая канонизация Павлика Морозова, по поводу которой принято так негодовать, имела тот же самый смысл: дело было не в восхвалении предательства и доносительства, а в том, что ребёнок при определённых обстоятельствах имеет право пойти против воли взрослых и даже родителей… Дети стали первой массовой «льготной категорией населения» строящегося советского мира.

Понятно, что льготы эти были не очень-то велики в материальном выражении. Понятно и то, какой ценой они доставались, а также — какой смысл они имели. Смысл состоял в том самом «изготовлении нового человека». Можно сказать, что тот же Артек был по сути таким же «исправительно-перековочным» заведением, как детская колония Макаренко — или как Беломорканал.

ЦЕННОСТИ БЛАГОПОЛУЧИЯ

Ситуация поменялась в годы войны и в особенности после неё.

Главное, что произошло: была окончательно реабилитирована ценность государства как такового. Можно долго спорить, как Иосиф Виссарионович относился к народу, но вот титул «державника» он заслужил по праву. Он рассматривал СССР не как временное образование, а как великое государство в ряду великих держав, продолжателя (если уж не официального правопреемника) романовской Российской Империи. Разговоры о «машине эксплуатации, которую следует сломать», прекратились, а изучение ленинских трудов на эту тему стало сопровождаться оговорками на тему того, что когда-нибудь в будущем государство отомрёт, но излишне торопить этот момент не следует. Соответственно, в цену вошёл защитник державы — взрослый мужчина, способный держать в руках оружие. Идея «льгот» была задвинута в долгий ящик: разорённая страна бедствовала, и было не до того.

Поворот наметился при Хрущёве. Социальным итогом его правления было развёртывание пенсионной системы (в июле 1956 г. был принят Закон о государственных пенсиях), сокращение рабочего дня (до 6-7 часов), но главное — развёртывание беспрецедентной программы строительства жилья, знаменитых «хрущёвских» пятиэтажек. Именно в этой сфере и появились первые ощутимые льготы. По традиции они были связаны с детской темой: одну из важнейших категорий льготников составляли многодетные семьи. Важно, однако, что льготы полагались уже не детям, а родителям. И это было не случайно. Именно родители — отцы и матери — и рассматривались в качестве главных фигур «хрущёвского века».

Главной темой эпохи было приумножение, расширение, экстенсивное развитие. Это проявлялось во всём, начиная от распашки земель и пресловутой «кукурузой за Полярным Кругом» и кончая знаменитым «догоним и перегоним Америку». Тогда же произошёл окончательный отказ от раннесоветской идеи «трудиться ради счастья потомков». Об этом свидетельствовал знаменитый лозунг «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!»

Но полностью развернулась система льгот в полном смысле этого слова при Брежневе, когда политическое руководство страны взяло курс на построение социального государства. То есть системы, при которой благополучие населения является важной и признаваемой ценностью.

Здесь важно подчеркнуть, что речь идёт именно о благополучии, а не, скажем, о богатстве, разнообразии или удовлетворённости потребностей. Благополучие меряется в длине пути, отделяющей народ от биологического уничтожения, то есть голода, мора, войны и прочих бед. Богатство же, как мы теперь знаем на собственном опыте, может быть рискованным, разнообразие — опасным, а удовлетворение некоторых потребностей — так и вовсе губительным. Позднесоветская же власть ставила именно на благополучие, понимаемое как сытое и безопасное существование.

Это было связано с очередным изменением социального типажа, на который ориентировался строй. Если раннесоветская власть вовсю эксплуатировала тему «будущих поколений», сталинизм ориентировался на мужчину-солдата, хрущёвский — на отца семейства, то брежневский период имел в виду прежде всего пожилых людей с их специфическими ценностями: относительной сытостью, безопасностью, непритязательным бытом, ориентацией на прошлое, на воспоминания (отсюда, кстати, система советских праздников и мемориальных мероприятий, окончательно сложившаяся именно при Леониде Ильиче).

Поэтому так называемый «застой» имеет некоторые основания называться «геронтократией». Конечно, пожилые не обладали властью в прямом смысле этого слова. Но именно они были основными адресатами социальных инициатив государства.

Некоторый минимум льгот был гарантирован всем жителям СССР. Прежде всего это касалось личной безопасности и физического выживания. Сейчас многие любят вспоминать талоны на сахар и масло. Однако, они появились довольно поздно, когда система начала трещать по швам. При этом основы советского социального государства — например, бросовая цена на хлеб — поддерживались до последнего. Фактически, та же самая цена на белый батон была как бы всеобщей льготой, да и воспринималась как таковая. (То же самое касалось и поддерживаемой низкой цены на спиртное, равно как и его доступность. Поэтому горбачёвскую антиалкогольную компанию восприняли не просто как очередное бытовое неудобство, но и как нарушение социального контракта.)

От этой основы — «льгот для всех» — отходили ветви: льготы для определённых категорий населения. Некоторые охватывали миллионы людей, другие — сотни тысяч, третьи — десятки тысяч. Теми или иными льготами пользовалось около двух третей всего населения страны.

Это имело важный социальный смысл. Важно ещё, что льготы воспринимались не только как «полезный приварок», но и как источник самоуважения. Даже право отовариться без толкотни (помните таблички — «ветераны и участники ВОВ обслуживаются без очереди»?) воспринималось как награда, пусть небольшая, но приятная.

НЕНУЖНЫЙ НАРОД

Итак, к концу советской власти у государства скопилось огромное количество социальных обязательств — начиная с бесплатного образования и кончая проездом в метро «по книжечке». По словам министра труда и социального развития РФ Александра Починка, превышает 100 миллионов человек, то есть около 70% от общего числа жителей РФ.

Сейчас вся эта система демонтируется. Почему?

Сначала надо поинтересоваться, в чьих интересах это делается. Для этого нужно определить, на кого ориентируется современная российская власть.

Ответ прост, но очень неприятен. По большому счёту, население России никому не нужно вообще. Не нужен даже как расходный материал для какого-нибудь проекта, потому что нынешняя российская элита никаких проектов не имеет. Сама она живёт с продажи минеральных ресурсов страны, да кое-каких остатков советского наследства, и не то что не хочет ничего другого, а не может даже вообразить что-то другое. Население же этой распродаже мешает, причём сразу в двух смыслах: как конкурент и как обуза. Если народ усилится, появится прослойка богатых и независимых людей, и так далее. Это элитам не нужно: такие люди рано или поздно заинтересуются, а почему это у власти находятся паразиты, торгующие чёрной вязкой жидкостью, и не следует ли отобрать у них доходы... Поэтому народ должен быть слаб, гол, беден, и думать только о физическом выживании. Но и в таком виде — слабый и немощный — народ мешается: эти миллионы стариков, старух, баб, мужиков и детей нужно кормить, согревать и лечить, то есть тратить на них часть доходов от продажи Родины. По-хорошему, самое лучшее, что этот народ мог бы сделать — быстро и тихо вымереть. Не обязательно даже оставлять сколько-нибудь человечков для обслуживания нефтяной трубы: на это есть азербайджанцы или китайцы, которые за разумную плату могут насверлить дырок в бывшей русской земле и выкачать оттуда содержимое.

Единственное, чего элиты в этом плане боятся — это использования народного недовольства какими-нибудь посторонними силами или просто народного бунта. Поэтому даже в самое страшное, ельцинское время льготы были сохранены, просто затем, чтобы у людей оставалось хоть какая-то возможность выжить, не бунтуя.

Жизненная реальность, возникшая вокруг льготников, оказалась очень специфической. Например, как ни цинично это звучит, старики на какое-то время снова стали нужны собственным детям — нужны в экономическом смысле слова. Приметой времени стали бабушки, бесплатно едущие на троллейбусе с сумками, набитыми дешёвым рисом и макаронами, купленными где-нибудь на окраине на «оптовке». Зачастую пенсия той же самой бабушки была ещё и основным источником семейных доходов.

Однако, всё это должно было когда-нибудь кончиться. И даже понятно, когда: ровно в тот момент, когда власть имущие окончательно убедятся, что никакие бунты им не угрожают. Сейчас именно такая ситуация: правительство сидит прочно, Дума усмирена, губернаторы назначаемы, народ, в общем, доволен. Возникает искушение расправиться с громоздкой, затратной, а главное — совершенно ненужной системой, на которую уходит столько ресурсов. Которым можно найти куда более интересное применения.

ТАМ, ЗА ОКЕАНОМ

Теперь имеет смысл обратиться к опыту западных товарищей. Как обстоят дела с льготами там, на исторической родине эффективных собственников?

Наши отечественные нелюбители стариков и старушек, как правило, убеждены, что «там, в странах далёких» процветает дичайший капитализм, при котором люди друг друга едят и чрезвычайно этим довольны. Некоторые, правда, слышали волшебное слово «вэлфер», а кое-кто из побывавших на «настоящем Западе» даже знает, что там обитает множество бездельников, живущих за счёт разнообразных пособий и пользующихся невероятным количеством льгот.

Чтобы не быть голословными, возьмём одну из самых «жёстких» социальных систем из всех существующих в развитых странах — американскую. Так вот, бедные или социально неустроенные американцы имеют доступ к множеству льготных программ. Назовём только самые массовые, охватывающие миллионы людей. Это, прежде всего, Public Assistance (общественная помощь) — программа денежной помощи тем, кто не может работать по состоянию здоровья, а также одиноким матерям или отцам с маленькими детьми. Не менее известен Medicaid — программа медицинской помощи семьям, не способным оплачивать дорогую американскую медицину. Ещё есть такие Food Stamps — по этой программе граждане получают так называемые продуктовые купоны, фактически талоны на продовольствие. Есть даже такие штуки, как Life Line (линия жизни) — скидки по телефонным счетам для малообеспеченных, или «домашняя энергопомощь» — субсидии на отопление частных домов.

Хочется, конечно, закричать в голос: вот как в Америке заботятся о своих гражданах, и вот какие гады отнимают последнее у наших стариков! Однако, прежде чем возмущаться, следует вспомнить об одном маленьком обстоятельстве. Запад в целом и Америка в частности существуют за счёт неэквивалентного обмена с окружающим миром. То есть, грубо говоря, за счёт миллионов людей, не имевших счастья быть американскими гражданами. Холя и нега, в которых купаются американские розовощёкие старики, куплены ценой нищеты и страданий индийских, китайских, а теперь ещё и русских стариков.

И что самое печальное для нас — это правильно. Настоящее благополучие можно получить только за чужой счёт. Имущему всегда прибавляется, а у неимущего отнимается. Россия всегда, во все времена была тем самым неимущим, у которого отнималось. Мы — бедная страна, и поэтому постоянно вынуждены решать свои проблемы за счёт собственного народа. Нынешняя ситуация — всего лишь крайний случай, когда крохотная элита обеспечивает себе «западный образ жизни» за счёт всего народа в целом. Но тенденция — та же самая.

Необходимо понять: если мы хотим жить богато, мы должны отнять это богатство у кого-то другого.

Впрочем, начинать надо с себя. Достаточно вспомнить, что в то самое время, когда наших стариков лишают льгот, мы собираемся выплачивать Чечне чудовищную контрибуцию. Мы также субсидируем ненавидящие нас страны СНГ, продавая им ресурсы по заниженным ценам и терпя их выходки. Мы прощаем долги кому попало, хуже того — мы даём в долг кому не попадя.

Надо научиться хотя бы не отдавать то, что нам принадлежит. А потом — начать учиться искусству отъёма и увода чужих ресурсов. Научиться пастись на мировой делянке. Научиться разевать рот на чужой каравай — и вцепляться в него всеми зубами. Иначе мы так и будем всю оставшуюся историю перераспределять свои жалкие копейки — от детей к старикам, от стариков к детям, от бедняков к олигархам, от олигархов к беднякам. А золотой поток будет идти и идти за океан — в том числе на оплату всё новых и новых программ жирным американским льготникам.