Автор: Егор Холмогоров

ПРОДВИЖЕНИЕ "СВОБОДЫ"

Своеобразный ответ Варшаве, где городские власти дали одной из улиц города имя Джохара Дудаева, предложили московские депутаты.

Улицу Климашкина, на которой находится польское посольство, предлагается переименовать в улицу генерала Муравьева, в честь знаменитого Михаила Николаевича Муравьева-Виленского, прозванного российской «прогрессивной общественностью» «вешателем».

Затея, конечно, шутовская, — депутаты хотели бы переименовать улицу в честь того, кто примерно так же неприятен полякам, как нам неприятен Дудаев, и видят в своей инициативе провокацию, которая может послужить поводом для дальнейших переговоров. Поляки в ответ торжествующе улыбаются и как бы говорят: «Если Вы это сделаете, то тем самым еще раз покажете свою человеконенавистническую сущность. Мы называем улицу в честь борца за свободу и первого чеченоевропейца, а вы — в честь изверга и душителя свободы. Москва еще раз покажет свое подлинное лицо». Так что никаких переговоров не получится.

Зато стыдно, что депутаты вполне искренне считают Михаила Николаевича Муравьева-Виленского, одного из лучших, ярчайших русских людей позапрошлого века, ровней извергу и убийце тысяч русских (для сравнения: цифра повешенных Муравьевым польских бунтовщиков известна с точностью до запятой — 128), ввергшему свою собственную республику в десятилетнюю войну.

Наши внучата прогресса искренне, видимо, не понимают разницу между национальным героем и международным убийцей. Муравьев действительно заслуживает названной в его честь улицы, заслуживает и памятника, и благодарной памяти, и не будет ничего дурного, если улица и памятник будут «назло надменному соседу» напротив Польского посольства. Но вот только «переговоры» тут ни при чем. Такое решение должно быть принято не потому, что это неприятно Варшаве, а потому, что это нужно нам самим.

Польша, полученная Россией после Венского конгресса как своеобразное «наследство» от Наполеона, была для России «Чечней» XIX века. В тогдашнем сознании польской аристократии и интеллигенции доминировала мстительная ненависть к России. И хотя Александр I дал Польше конституцию (оскорбив тем самым русское дворянство), а Николай I старался эту конституцию соблюдать безукоризненно, ответом стал польский бунт 1830 года и полномасштабная война, победа России в которой надолго похоронила планы европейских «народных витий» отодвинуть Россию с помощью Польши на задворки Европы. Одна реакция свободолюбивого Пушкина должна показать, что польский вопрос всеми действительно порядочными русскими людьми воспринимался однозначно. Столкнувшись с польским мятежом, они примыкали к трону, поскольку видели в троне защитника русского национального дела.

Новое польское восстание потрясло Россию во время смуты, посеянной реформами и либерализацией Александра II. В этот момент поносить и презирать все русское стало общей модой, интеллигенция, только что рукоплескавшая поражению в Крымской войне, погрузилась в радости «национальной самокритики» и самоуничижения, отношения монархии, дворянства и народа были подорваны грабительским характером крестьянской реформы, лишившей народ значительной части земли. Казалось, что страна стремительно и безвозвратно дерусифицируется. И в этот «благоприятный момент» началось новое польское восстание, опиравшееся на сочувствие Европы, мечтавшей добить ослабленную крымским поражением Россию. При благоприятном развитии восстания строились планы европейской интервенции против России — конечным итогом должен был стать крах Империи.

Осознав эту опасность, русское общество очень быстро поделилось на два лагеря — «полякующих» и русофилов-государственников, причем ко вторым примкнуло немало бывших либералов, желавших преобразований, но не хотевших гибели России. Духовным вождем русской партии стал Михаил Никифорович Катков, через свои «Московские ведомости» поставивший польский вопрос как вопрос русский, как вызов национальной государственности и угрозу национальному делу. Но политика правительства по-прежнему оставалась трусливой и либерально-бюрократической. По всей Польше и Западному Краю (Литве и Западной Белоруссии) уже действовали банды «жандармов-вешателей» (да, именно в таком контексте впервые возникает это слово) убивавшие русских солдат, вешавшие русских, малороссийских и белорусских крестьян, лояльных России, терроризировавшие всех, кто не хотел примыкать к мятежу. Только в поминальнике Виленского православного Пречистенского собора жертв «вешателей» записано более 300 человек, что уже вдвое превышает цифру «повешенных» Муравьевым. Очень часто бандами «жандармов» предводительствовали католические ксендзы, стоявшие во главе антирусского движения и освящавшие его именем Папы.

Российская Империя столкнулась с мятежом, замешанным на национальной ненависти и мести разгромленной «Санитарной Империи» по отношению к победившей её Империи Православной. Однако Власть долгое время пыталась «европейничать»: договариваться с убийцами, играть в «равноудаленность» от всех национальностей, вести себя как «законная и цивилизованная» — то есть соблюдать закон тогда, когда это выгодно только бунтовщикам.

Россия была на краю гибели. И в этот момент император Александр II принял единственно спасительное решение — назначил виленским генерал-губернатором одного из достойнейших и преданнейших государственных деятелей — Михаила Николаевича Муравьева, брата Николая Николаевича Муравьева-Карского, героя недавней Крымской войны.

Муравьев сам был героем — участник Бородинского сражения, уже сражавшийся с поляками в 1830, член Государственного Совета и бывший министр. А главное, человек истинно и искренно русский, патриотичный и исключительно умный. «Необходимо, — говорил он, — чтобы как в западных губерниях, так и в Царстве Польском была одна система, т.е. строгое преследование крамолы, возвышение достоинства русской национальности и самого духа в войске». В Вильну Муравьева отправили потому, что о Варшаве уже никто и не думал, Польша считалась для России потерянной, и все, чего хотели добиться, — это удержать Западный Край, удержать русские земли от порабощения их поляками.

С появлением в Вильно Муравьева и мятежники, и растерянные до тех пор сторонники русской власти наконец увидели ту силу, которая способна подавить мятеж. Вопреки либеральным истерикам, Муравьев не чинил никаких зверств. Он просто заставил работать и исполняться существующие законы, предусматривавшие наказание за грабежи, бунт и подстрекательство.

М.Н. Тихомиров в своей статье «Варшава и Вильна в 1863 году», исключительно точно и тонко проясняющей смысл подвига Муравьева, так говорит о его репрессивной политике: «Он принес с собой, в своей личности, ту систему действия, которая подсказана была ему его глубоким русским инстинктом, его редким пониманием сущности русско-польских отношений, его умом, математическая ясность которого сочеталась с столь же редкой энергией характера. Эта ясность и продиктовала усмирителю мятежа его крутые меры». Не следует, впрочем, преувеличивать размеров репрессий, Муравьева. Он умел применять их так, чтобы подействовать на воображение врагов, поражать их, устрашать, но поэтому мог уменьшить число необходимых жертв. За все время его генерал-губернаторства казнено 128 человек. Повстанческие «жандармы-вешатели» и «кинжальщики», со своей стороны, «казнили» по меньшей мере в десять раз больше.

Западный Край был замирен, успокоилось восстание, успокоилась смутная Европа. Успокоились, не испугавшись репрессий, довольно скромных по масштабу, а увидев вместо разрозненной, раздробленной, кризисной России, пораженной самоненавистью, — Россию национальную.

Яд либеральничанья, в итоге сыгравший в судьбе страны роковую роль, не был, конечно, обезврежен, — для этого потребовались бы 300 Муравьевых в Петербурге, а не один в Вильно. Но самые острые, горячечные симптомы были сняты. И даже частные революционные мероприятия, такие, как цареубийство 1881 года, не могли еще пошатнуть общее положение — до тех пор, пока капитализм в целом не проделал с русским обществом свою разрушительную работу, приведшую к революции. Национальное начало, политический национализм, выковавшийся в дни польского восстания и достойно представленный Муравьевым, смог удерживать целостность России еще не одно десятилетие в отсутствие многих порушенных скреп.

Послушаем вновь М.Н. Тихомирова: «М.Н. Муравьев был и умен, и энергичен, и неутомимый работник, но его поразительный успех зависел, прежде всего, от того, что он имел русский гений, а потому и русское историческое чутье. Он понимал, что против нас идет польская историческая идея, он отнесся к ней с точки зрения русской исторической идеи и без малейшего страха, потому что понимал, что русская идея, пока она остается сама собой, сильнее польской. Русский Муравьев всем существом своим сознавал, что в западных губерниях сталкиваются две народности и две цивилизации. Для победы нужно, стало быть, развивать свойства своего типа. Стоя за русское историческое дело, сознавал себя правым. Он мог бить врага без нервничанья, со спокойной душой, чего не было ни в Варшаве, ни в Петербурге, где, потеряв русскую душу, считали себя виноватыми перед поляками, а потому не могли действовать ни спокойно, ни твердо. Сознавая себя правым, сознавая, что стоит за святое дело. Нужно было бить врага в центре, разбивать его там, где источник его силы, рубить корень, а не концы ветвей. Назимов писал в Петербург, что всю силу края составляют ксендзы, а потому с ними необходимо поладить. Муравьев внимательно прочитал бумагу Назимова, задумался и сказал:

– Да, это очень важно... Непременно повешу ксендза, как только приеду в Вильну...

Не забудем, что польское духовенство не только стояло во главе мятежа, не только поджигало народ и устраивало в монастырях склады оружия (иногда отравленного), но ксендзы, как Мацкевич, были начальниками банд и даже лично состояли «жандармами-вешателями» и лично совершали убийства.

Но, искореняя собственно мятеж, М. Н. Муравьев тем же русским чувством и сознанием понял, что здесь вдет спор более глубокий: о русском или польском начале в самой жизни края. И он сделал все, чтобы поднять и укрепить русскую народность. Церковь, язык, школа, освобождение крестьян, их независимость от ополяченной шляхты, посильное оживление умственной русской жизни края — ничто не было забыто».

Подвиг Муравьева бессмертен. Это был подвиг хранителя и охранителя, спасшего Россию от скоротечной и мучительной агонии. Империя, смертельный удар которой был нанесен реформами 1861 года, тем не менее продержалась еще несколько десятилетий, создала столько, сколько иные страны и народы не создают за тысячелетия, и когда ушла, то оставила после себя не болотистую пустошь либерализма, а большевизм — в чем-то одержимый, сектантский, но сильный и внятный, не топивший Россию, а поднявший и несший какое-то время русское имперское знамя. Победи в 1863 полякование — ничего этого не было бы. Россия с потрясающей точностью исполнила бы пророчество Константина Леонтьева, что культуры живут 1000 лет, умерла бы ровно на свое тысячелетие. Лишь обращение к русскому духу, русскому смыслу и русской воле, выразившихся в таких личностях, как Катков и Муравьев, удержало Россию от скоротечной гибели.

«К русскому началу обращались в минуту опасности, когда не было другой опоры. Но проходила опасность — и в правящих сферах снова брали верх либерально-бюрократические силы, представители суетливого безделья, легкого плаванья по течению событий, неголоволомного «ведения дел» без идеи, без принципа и цели», — характеризует ту эпоху Тихомиров.

Сегодня наше положение много хуже, — денационализированная либеральная бюрократия неспособна обратиться к русскому началу даже в минуту опасности, даже тогда, когда другой опоры не остается, когда все падает, кувыркаясь и подпрыгивая, чтобы в итоге шмякнуться в лепешку. Сегодня русская национальная мысль и национальное дело томятся в ожидании, чтобы им хотя бы на время дали возможность действия, хотя бы для того, чтобы продлить еще на какой-то срок существование России. Но пока их не допускают даже до этого. Пока что имя Муравьева если и всплывает, то только в шутовском контексте.

Будем надеяться, что только пока.

29 МАРТА. «ПРОДВИЖЕНИЕ СВОБОДЫ»

«Продвижение демократии» на территорию бывшей «Империи Зла» идет такими темпами, что попросту не успеваешь реагировать. Не успело еще толком ничего кончиться в Киргизии, как тут уже и репетиция в Белоруссии, и первые региональные премьеры в России.

Госпожа госсекретарь Райс была по-своему удивительно честна, заявив, что ни о каком «окружении России» речь не идет, поскольку это устаревшая концепция на уровне XIX века. И США занимаются не окружением России, а продвижением демократии и свободы. И в самом деле, план «Анаконда», который применяли северяне на первом этапе Гражданской войны в США, план внешнего удушения Конфедерации, столь любимый нашими геополитиками, моделирующими по этому эпизоду гражданской войны в США всю американскую геостратегию, был в итоге отвергнут. Его сменил план решительного «продвижения свободы» вглубь Конфедерации, поход армии Шермана к морю вдоль основных коммуникационных линий южан. Насколько это невесело выглядело со стороны южан, читатель может ознакомиться в знаменитом романе «Унесенные ветром». Но результат был достигнут блестящий: не потерпев ни одного решительного поражения в битве, южане полностью проиграли войну и вынуждены были отступить. Так что, если охота искать параллели с Гражданской войной все еще сохраняется, то можно сказать, что в американской стратегии Мак-Клелана сменили Грант и Шерман, а удушение заменяется продвижением.

Становятся ясны даже некоторые контуры этого «продвижения» на местах. Очевидно, что русские — народ, более прочих пораженный «тоталитарными комплексами», и продвигать свободу через русские регионы никто не станет. Даже Москва все еще слишком русская, чтобы можно было всерьез рассчитывать решить дело так, как в Тбилиси или Киеве, то есть взятием столицы. Но, с другой стороны, бессмысленно «продвигать свободу» и в периферийные регионы, слишком отчужденные от русского начала, поскольку в этом случае все продвижение ограничится сепаратизмом. Конечно, отделение от России какой-нибудь Ингушетии или Тувы будет изрядно неприятным событием, но, все-таки, это будет сепаратизм и не более того. Отделения Астрахани или Красноярска оно не повлечет. Поэтому, если играть за нашего вашингтонского Гранта, то «продвигать свободу» придется по стыковым регионам между собственно Россией и интегрированными в Россию регионами, с одной стороны, а с другой, регионами легко раскачиваемыми и взрывоопасными.

Иными словами, идеальным инструментом разрыва России является пограничный конфликт между относительно лояльным и относительно нелояльным регионом. Конфликт, реально взрывающий ситуацию, провоцирующий взаимное отчуждение регионов и их общее отчуждение от центра, который, разумеется, не решится выбрать любимчика и будет раздражать обе стороны.

Попытка возобновления самого опасного пограничного конфликта уже была анонсирована выступлениями в Назрани, собравшими представителей всех ингушских тейпов. А газеты уже пророчат новые пограничные столкновения между российскими регионами. Причем в большинстве случаев речь идет о потенциальном конфликте между русскими (или очень близкими к русским по политическим и этническим установкам, как Осетия) регионами и «национальными» республиками. Не исключено, что скоро подобные территориальные претензии к какой-нибудь из соседних русских областей появятся у Татарии, пардон, Татарстана. И пошло-поехало.

Самое опасное в этой угрозе обострения пограничных конфликтов, — это очевидное для всех сторон бессилие центра и неспособность его вмешаться и установить компромисс или навязать свою волю. Москва останется наблюдателем — и это реально сработает на скоростную дезинтеграцию страны. Тем более, что местная «государственность» ни на чем так хорошо не отстраивается, как на региональном конфликте. Если хотите создать из негосударства государство, — заставьте его подраться с соседним негосударством. Сколько на территории России будет внутренних конфликтов — столько, с умножением на 2, будет новых государств вместо несостоявшегося одного. И «свобода» в представлении госпожи Райс встретит их радостно у входа в Новый мировой порядок.

А американские братья поспешно и решительно отберут у этих недоделков атомный меч.

31 МАРТА. РАВНОПРАВИЕ ДЛЯ БАНДЕРОВЦЕВ

Не так давно мне рассказали грустный анекдот о реалиях современной украинской жизни. В одной из украинских епархий Русской православной церкви составляли список священников, участников Великой Отечественной войны. Список составили. И вдруг к ответственному обращается епископ, глава епархии и спрашивает: «А вот ко мне отец такой-то подходил. Говорит, что он тоже участник войны. А почему его не включили?» Ответственный поясняет: «Участник-то он — участник, да только не на нашей стороне». В ответ на что архиерей грустно вздыхает и говорит: «Ладно, спроси его, признает он войну Великой Отечественной или нет? Если признает, впиши».

Случай, конечно, дикий. Но куда, скажите, архиерею деваться, если сегодня в политике официальных властей Украины уже нет никакой разницы между теми, кто сражался в рядах Советской Армии, и теми, кто стрелял в спину ее бойцам, кто убивал из-за угла ее офицеров и кто убил освободителя Киева — генерала Ватутина. Впрочем, в Киеве даже с памятника выдающемуся полководцу была снята надпись, повествующая о том, что именно бандеровцы виновны в его гибели.

Питомцев печально знаменитого Степана Бандеры по внесенному в украинскую Раду законопроекту предлагается приравнять к ветеранам войны. Мало того, они, по сути, окажутся в более почетном положении, чем бывшие красноармейцы. Ведь красноармейцы были участниками Великой Отечественной, то есть сражались за единое советское Отечество, за Советский Союз. А бандеровцы, по формулировке предлагаемого украинскому парламенту закона, сражались за государственную независимость и отстаивали свободу украинского народа. То, что эта борьба за независимость странным образом сочеталась с работой на подхвате у нацистских оккупантов, что Бандера и его группы были прямой агентурой немцев, что главным делом этих извергов был беспощадный террор против мирного украинского населения, деликатно не сообщается.

И вот возникает вопрос: когда Виктор Ющенко отказался приехать в Москву на празднование Дня Победы, ссылаясь на то, что он должен в этот день быть с ветеранами в Киеве, он каких ветеранов имел в виду, советских или этих? И не получится ли так, что наши ветераны будут чувствовать себя в праздничном Киеве как в оккупированном городе?

8 АПРЕЛЯ. МИР СКВОЗЬ ОРАНЖЕВЫЕ ОЧКИ

Арестовав председателя Донецкой облдумы Бориса Колесникова, украинские власти не собираются останавливаться на достигнутом. Министр внутренних дел страны уже рекомендовал готовить тюремные чемоданы некоторым известным лицам, хотя имен не уточнил.

Конечно, если смотреть на мир через оранжевые очки, то можно поверить и официальной версии: украинская власть борется с коррупцией и бандитизмом. Еще когда бывшая оппозиция только готовилась взять власть, ею был запущен в оборот политический миф о страшных донецких бандитах, которых хлебом не корми, дай отнять у кого-нибудь бизнес. Иногда рассказы об этих ужасах приобретали совсем уж фантасмагорические формы, вроде баек про то, как Янукович пообедал где-то в ресторане, ему понравилось, и тут же к хозяину пришли люди с чемоданом денег и сообщили: бери, что дают, ресторан теперь наш.

Образ донецких бандитов, в который проющенковские Киев и Западная Украина охотно верят, эксплуатируется и теперь. Колесникова обвиняют в том, что он три раза устраивал покушения на жизнь владельца какого-то гастронома, чтобы тот отдал ему свои акции. Три раза, и ни разу не попал. С таким счастьем и впрямь только в тюрьму.

Дело в другом. С президентскими выборами политическая борьба на Украине еще не закончена. С осени страна становится парламентской республикой, и в следующем году — выборы в Верховную Раду. И тут выясняется, что победителями, по данным социологов, могут оказаться партия Юлии Тимошенко «Батькивщина» и Партия регионов Виктора Януковича. Тимошенко, конечно, для Ющенко союзник, но весьма своевольный и амбициозный. Янукович — непримиримый оппонент. А не дай бог они договорятся?

Чтобы гарантировать прочное будущее именно своей команде, блоку «Наша Украина», Ющенко необходимо стереть партию Януковича с лица земли. А неудачливый гастроном Колесников был на самом деле руководителем Донецкого отделения партии регионов и ближайшим соратником Януковича. Так что дело это — с дальним предвыборным прицелом. И самое обидное в этой ситуации, что в России-то украинские дела считаются давно решенными. С точки зрения Кремля и Киев и Донецк уже сданы и отвоевать их в ближайшие годы возможным не представляется. Между тем на Украине против Ющенко высказалась даже в «третьем туре» почти половина избирателей. Они не хотят жить в оранжевой Украине, приобретающей все более очевидные неофашистские черты. Они готовы сопротивляться и имеют шансы на победу. Но всякому движению сопротивления нужна поддержка.

11 АПРЕЛЯ. ПРИДНЕСТРОВЬЕ СДАДУТ БЫСТРО?

Россия заинтересована в скорейшем урегулировании приднестровского конфликта, заявил министр иностранных дел России. Такое урегулирование, по мнению главы МИДа, должно базироваться на принципах федеративной демилитаризованной нейтральной Молдавии.

Есть остроумное правило, которое приписывают какой-то американской фирме, якобы написавшей в своей рекламе: «Мы можем вас обслужить быстро, качественно и дешево. Выбирайте два любых пункта». И в самом деле, если что-то делать быстро, то получится либо некачественно, либо недешево. И меня смущает в высказываниях министра об урегулировании конфликта слово «скорейшее». Если скорость урегулирования для России — самоцель, то придется смириться либо с тем, что мир будет непрочным, либо с тем, что обойдется он и России, и Приднестровью достаточно дорого.

Сомнительно, чтобы нашей внешней политике было что предложить Молдавии в обмен на автономию Приднестровья, причем такого, чего мы еще не предлагали. Два исторически разнородных региона были склеены в один волей советской власти. И когда эта власть рухнула, то их пути, естественно, разошлись. Молдавия идет в Румынию и хочет захватить с собой развитое Приднестровье. Приднестровье, населенное русскими, украинцами и ориентированными на Россию молдаванами, разумеется, в Румынию не хочет. Соблазнительно, конечно, быть гражданами страны Евросоюза, но только очень не хочется быть гражданами второго сорта в экономически бедствующей стране.

Для Приднестровья нет ни национальных, ни политических, ни экономических мотивов, чтобы стремиться слиться с Молдавией, а затем Румынией. И единственное, что может позицию Приднестровья изменить, — это отказ России от вооруженной и дипломатической поддержки непризнанной республики. А заявления о том, что мы хотим скорейшего урегулирования, могут быть восприняты так, что Россия приднестровцев торопить будет.

Никакой нейтральной Молдавии уже не будет. Будет ли вообще какая-то Молдавия в ближайшие несколько лет, — тоже сомнительно. А вот Приднестровье пока есть и может продержаться достаточно долго, если не стремиться к «скорейшему урегулированию». В конце концов, мировая история знает конфликты, тянувшиеся столетиями. И именно поэтому их итоговое решение было качественным.

12 АПРЕЛЯ. ПРАВА БЕЗ ОБЯЗАТЕЛЬСТВ

В Красноярске, Нижнем Новгороде и Москве прошли акции протеста. Молодые люди в столице на Горбатом мосту и в сибирском городе выступали против реформы образования.

«Гагарин учился бесплатно» — такой лозунг держали митинговавшие студенты. В этом лозунге есть, конечно, своя большая правда. Да вот только не вся. Юрий Алексеевич закончил Чкаловское военно-авиационное училище, а затем, уже после полета в космос, Военно-воздушную инженерную академию имени Жуковского. Насколько мне известно, подобные учебные заведения являются бесплатными и сейчас, поскольку предполагается, что их выпускник по окончании сполна вернет свой долг стране своей военной службой.

А студенты на Горбатом мосту митинговали под лозунгами «Бесплатное образование и сохранение отсрочек от армии». То есть за все права без каких-либо обязанностей. Вот если бы кому-то пришло в голову поднять лозунг «Вернуть государственное распределение», то есть отработать после вуза несколько лет на государство там, куда пошлют, то тогда все было бы по-честному.

Понять протестующих студентов можно и нужно. Преимущества системы, в которой доступ к образованию получают достойные, а не только богатые, вполне очевидны. Но создать и финансировать бесплатную систему можно лишь в условиях, когда образование является для государства долгосрочным капиталовложением, — мы бесплатно выучим, допустим, сто тысяч инженеров, и они проделают работу, которая даст в сто раз больше, чем затрачено на их обучение. Советская образовательная система, хороша она или плоха, была построена именно на этом принципе. Но сегодня этот принцип сломан.

Сегодняшний молодой человек учится не для того, чтобы потом работать на оплатившее его учебу государство, а для того, чтобы делать свою карьеру, свой бизнес, по своей воле и выбору. Достаточно часто, получив хорошее бесплатное образование здесь, молодые люди сразу отправляются за границу, чтобы продать его там. Это уже чистая спекуляция. И в этой ситуации требовать бесплатного высшего образования можно с тем же успехом, с каким просить у государства безвозвратную ссуду на автомобиль. То есть государство, может быть, ссуду и даст, но только если оно очень уж богато, до чего у нас сейчас далеко.

Это не значит, что бесплатное образование нужно отменить, напротив, его можно и нужно сохранить. И будущее России только в максимальном расширении бесплатного доступа к высшему образованию. Однако следует восстанавливать не только систему прав, но и систему обязанностей, поскольку без исполнения этих обязанностей права не многого стоят.

Политические обзоры Егора Холмогоров можно регулярно читать в Интернете на сайте Правая.Ру и слушать на волнах радиостанции «Маяк».