Автор: Андрей Борцов

НОРМАНИЗМ

В конце прошлой статьи («Русская кровь», №10/2005) была упомянута норманнская теория, о которой сейчас и пойдет речь. Можно сказать, что эта концепция является первой исторической фальсификацией русской истории, созданной для массовой пропаганды. Норманнская теория (норманизм) — это идея, что государство Древней Руси создали не сами русичи, а некие посторонние, известные в русских летописях под именем варягов (на эту роль «назначили» скандинавов). Эта странная на любой непредвзятый взгляд гипотеза выдается норманистами за непреложный факт, якобы оказавший огромное влияние на русскую культуру.

Антирусская направленность норманизма отмечалась еще при СССР, несмотря на интернациональную политику государства. Исчерпывающее определение содержится в третьем издание БСЭ за 1974 год: «Политический смысл норманнской теории заключался в том, чтобы представить Древнюю Русь отсталой страной, неспособной к самостоятельному государственному творчеству, а норманнов — силой, которая с самого начала русской истории влияла на развитие России, ее экономику и культуру».

ГОСПОДА ЦИВИЛИЗАТОРЫ

Изобретателями этой теории были Фридрих Миллер, Готлиб Байер и Август Шлецер, весьма специфически изучавшие русскую историю в Петербургской Академии Наук.

Во времена Петра Первого систематизированной русской истории еще не существовало — предварительно необходимо было собрать и изучить соответствующие материалы: русские летописи и хроники соседних народов, свидетельства иноземных авторов, писавших о Руси, сохранившиеся государственные и другие документы, которые в то время хранились без общих каталогов и отнюдь не централизованно. Пожалуй, первым таким исследователем был Татищев, который лично объездил множество библиотек (тогда располагавшихся большей частью в монастырях).

Но это, сами понимаете, какая-то плебейская работа, которую может выполнять любой студент или аспирант, выражаясь современным языком. Поэтому упомянутые немецкие академики утруждать себя подобной работой не стали — не по чину, знаете ли. И выдали русскую историю, так сказать, на-гора. По сути, они даже не пытались доказать, что русские — отсталая раса: они попросту исходили из этого. «Просвещенная Европа», что же вы хотите?

Академик Рыбаков так отзывался об этой «научной» работе: «Теории здесь нет; гипотезой это тоже нельзя назвать, так как преподносились эти выводы не как один из возможных вариантов, а совершенно безапелляционно, как явная и не требующая доказательств аксиома» [Б.А. Рыбаков, «Киевская Русь и русские княжества XII-XIII веков», М., «Наука», 1982, стр. 295-296].

Характерно, что норманизм — это не единая теория; он делится на «подвиды». Мол, если вас не устраивает вот такая гипотеза о неполноценности русских — вот вам другая, но о том же. Основные направления норманнской теории:

1. Завоевательная. Древнерусское государство было создано норманнами, завоевавшими славянские земли.

2. Колонизаторская. Утверждает, что варяжские колонии были реальной основой для установления господства норманнов над восточными славянами (Т.Арне).

3. Классовая. Согласно ей, правящий класс на Руси был создан варягами и состоял из них (А.Стендер-Петерсен).

Все варианты сходятся на том, что появление норманнов дало толчок к развитию, без которого государство на Руси никогда бы не возникло.

КОРНИ И ПЛОДЫ

Перед тем, как начать разбор исторических свидетельств, разберем идеологический аспект возникновения норманизма. Уже в XVII веке в шведской историографии зарождаются первые зачатки норманнской теории [Фомин В.В. Норманнская проблема в западноевропейской историографии XVII века //Сборник Русского Исторического Общества. № 4 (152) — М., 2002. — стр. 305-324.], что было обусловлено актуальными политическими мотивами того времени. В годы Ливонской войны разгорелась резкая полемика между Иваном Грозным и шведским королем Юханом III о разногласиях в титуловании (что в средние века было очень важно). Иван Грозный считал Юхана III выходцем из «мужичьего рода» (отец Юхана III Густав I Ваза происходил из дворянского, но не королевского рода) и не считал шведа равным себе.

Обиженный и не желающий оставаться в идеологическом проигрыше Юхан III в ответ прибег к известнейшему аргументу «сам дурак», представив на обозрение публики гипотезу, что варяги были родом из Швеции. Этот дипломатический ход как бы уравнивал политически Швецию с Россией. Начало норманизму было положено именно тогда.

Доказательства были представлены такие, что вызывают восхищение до сих пор. Олаф Далин в работе «История шведского государства» утверждал, что Рюрик — это шведский король Эрик Упсальский, этот же «историк» договорился до того, что от Швеции Русь оторвало только монголо-татарское нашествие. У Петрея же имени Рюрика соответствовали шведские Эрик, Фридрих, Готфрид, Зигфрид или Родрих (на выбор, и все очень похожи); Синеус имел скандинавскую аналогию Свен, Симон или Самсон; а Трувор — Тур, Тротт или Туф. [Лимонов Ю.А. «История о великом княжестве Московском» Петра Петрея //Скандинавский сборник. Вып. 12. — Таллинн, 1967. — стр. 260-270].

Помимо бурной фантазии (как пример — согласно Байеру, имя Святослав получалось производным от шведского Свен со славянским окончанием «слава» — кстати, русского языка Байер не знал, и он же счел скандинавскими имена Всеволод, Владимир и Святослав), норманистам было свойственно игнорирование фактов, которые не вписывались в их теорию — скажем, тот же Байер приводил как аргумент в пользу теории сообщение из Бертинских анналов о послах «народа Рос» в Ингельгейме при дворе Людовика. [Annales de Saint-Bertin, a. 839 //Ed. F. Grat, J. Vaillard, S. Clemeneet . — Paris, 1964. — p. 30-31.] из-за упоминания в одном источнике русов и свеонов, под которыми он понимал шведов. Академика нимало не смутило то обстоятельство, что автор анналов разделял эти два народа. Мелочи какие.

Короче говоря, научная основа норманизма не могла быть достоверно подтверждена даже в первой половине XVIII века.

Еще М. Ломоносов, а также другие русские академики — Тредьяковский, Крашенинников и Попов, — возражали против метода Миллера принимать тезисы Байера без проверки. Он полагал — и не без оснований, — что «слово «рус», «русский», северным языкам совершенно незнакомо, но широко распространено на южном побережье Балтийского моря. Так, один устьевой рукав Немана носит название Руса. Здесь же следует искать и родину Рюрика». [Гофман П. Значение Ломоносова в изучении древней русской истории //Ломоносов. Сборник статей и материалов. — М.; Л., 1961. Т. 5. — стр. 208.] Действительно, точка зрения Миллера не находила безупречного подтверждения. Например, в шведском словаре «100000 заимствованных слов и имен в шведском языке» корень «рус» стоит в числе заимствованных. Кроме того, заимствованными указаны и все слова, содержащие этот корень. [Ekborn C.M. Foerklaringar oever 100.000 Fraemmande ord och namm m.m. i svenska spraket. — Stockholm, 1948. — S. 1145, 1156-1157.]

Ломоносов после писал, что Миллер сделал русских «столь убогим народом, каким еще ни один самый подлый народ ни от какого историка представлен».

Полемика норманистов с их оппонентами продолжалась долгое время, пока в 1891 году не была опубликована работа «Начало Русского государства» [Томсен В. Начало русского государства //Чтения Общества истории и древностей российских. 1891], после которой многие русские историки пришли к мнению, что норманнское происхождение Руси можно считать доказанным. И хотя антинорманисты (Иловайский, Гедеонов и др.) продолжали дебаты, большинство представителей официальной науки обратилось к норманистским позициям.

Следует заметить, что позиция русской исторической науки была не такой уж однозначной — просто ученые, как и все люди, нередко попадают под воздействие «самоочевидных истин». Так, А.А. Шахматов на основании текстологического анализа летописных свидетельств установил поздний и недостоверный характер рассказа о призвании варяжских князей, но при всем этом все равно считал достоверной норманскую теорию [Шахматов А.А. Сказание о призвании варягов. — СПб., 1904.]

Образование СССР также не изменило позиции по норманнскому вопросу — вплоть до середины 30-х годов историки сохраняли шаблонное мнение, что варяжский вопрос уже давно решён норманистами. И только труды археологов указали на несоответствие норманнской теории историческим реалиям. Раскопки А.В. Арциховского дали материалы, противоречащие концепции существования норманнских колоний в древнерусских землях, показав, что большинство скандинавских вещей найдено в погребальных памятниках, в которых захоронение произведено не по скандинавскому обычаю. [Арциховский А.В. Археологические данные о возникновении феодализма в Суздальской и Смоленской земле //ПИДО 1934. № 11-12.]

После чего тема норманизма вновь заинтересовала историков, и с прямой критикой основных положений норманнской теории выступил В.А. Пархоменко. Он разобрал основные доводы норманнской теории и показал, что они не основываются на серьезном анализе всей совокупности источников, а потому совершенно неубедительны. [Пархоменко В.А. К вопросу о «норманнском завоевании» и происхождении Руси //Историк-марксист. 1938. №4.] Впрочем, нельзя не согласиться с В.В. Фоминым, который справедливо указывал на фиктивный характер советского антинорманизма: с одной стороны, таковой говорил о том, что викинги-скандинавы не имели отношения к процессу образования Древнерусского государства, а с другой — продолжал считать варягов скандинавами.

Ну а теперь — самое время перейти к анализу доводов сторонников норманизма.

«ЗЕМЛЯ НАША ВЕЛИКА И ОБИЛЬНА»

Норманнская фактология происхождения Рюрика большей частью основывается на сведениях из «Повести временных лет» монаха Нестора.

Первым известным летописным сводом Древней Руси был Киевский 996-997 годов. Позднее (1037-1039) он был переработан и вошел в состав свода, который велся при храме св. Софии по повелению князя Ярослава Мудрого. Этот свод впоследствии также многократно перерабатывался и переписывался иноками Киево-Печерского монастыря, пока не принял окончательный вид и не стал называться «Повестью временных лет». Таким образом, сразу можно сказать, что «Повесть» — это отнюдь не свидетельства очевидцев событий; во время работы в нее могли вноситься искажения, как ненамеренные, так и сознательные, «по приказу». Цензуру придумали отнюдь не в XX-м веке.

Дошедшая до нас летопись излагает события русской истории вплоть до 10-х годов XII-го века. Ее первая редакция была составлена около 1113 года Нестором, монахом Киево-Печерского монастыря, по заказу князя Святополка II Изяславича. Ее вторая редакция относится к 1116 году и была составлена Сильвестром, игуменом Киевского Выдубицкого монастыря, для Владимира Мономаха. А в 1118 году в Переяславле безымянным летописцем была создана третья редакция «Повести временных лет» для князя Мстислава Владимировича. Обратите внимание — все «издания» летописи делались по конкретным княжеским заказам, которые могли содержать свои идеологические требования (тот же Нестор был сторонником великого князя Святополка Второго, весьма дружески относившегося к немецким и датским феодалам). Разумеется, некорректно утверждать, что искажения всенепременно были; но уповать на полное соответствие текста исторической действительности без подтверждений из других источников — весьма наивно.

Кроме того, работа летописцев не закончилась на Несторе: ряд ученых (М.Х. Алешковский и др.) выдвинули теорию, что в 1119 году пресвитер Василий, близкий к Владимиру Мономаху, в четвертый раз отредактировал текст «Повести временных лет», и уже его сохранила нам Ипатьевская летопись; достоверно известно, что в 1123 году в Переяславле, копировал и редактировал «Повесть» епископ Сильвестр, бывший игумен Выдубицкого монастыря. В процессе многократных переписок текст Васильевой редакции «Повести временных лет» вошел в состав Тверского свода 1305 года, который дошел до нас в Лаврентьевской летописи 1377г. Короче говоря, только Новгородская первая летопись старшего извода (т.н. Синодальный список) сохранила до наших дней более или менее цельный текст первой редакции «Повести» образца свода 1118 года, и все равно — с поправками Добрыни Ядрейковича 1225-1228 годов.

Таким образом, в дополнение к возможным неточностям при копировании и достаточно вероятной намеренной подстройке под «текущий момент», летопись может содержать искажения, вызванные желанием переписчика «улучшить» текст, сделав его более понятным (или же вообще «исправить ошибки»); между тем описываемые события отстояли от времени летописца почти на 200 лет, а потому были знакомы ему в лучшем случае по устным легендам.

Что же сказано в летописях?

«Изъгнаша Варяги за море и не даша имъ дани и почаша сами в себе володети и не бе в них правды и въста родъ на родъ и быша в ни усобице и воевати почаша сами на ся. И реша сами в себе: «Поищемъ собе князя иже бы володелъ нами и судилъ по праву». И идаша за море къ Варягам к Руси. Сице бо ся звахуть и варязи суть. Яко се друзии зъвутся Свое, друзии же Урмане, Англяне, друзии Гъте, тако и си. Реша Русь, Чудь, Словене и Кривичи: «Вся земля наша велика и обилна, а наряда в ней нетъ, да поидите княжитъ и володети нами». И избраша три братъя с роды своими, пояша по собе всю Русь. И придоша стареишии Рюрикъ седе в Новегороде, а другии Синеусъ на Белеозере, а третии Изборсте Труворъ. От тех Варягъ прозвася Руская земля. Ноогородьцы от рода Варяжьска, преже бо беше Словени» — Лаврентьевская летопись 862г.

Ипатьевский список сохранил еще два факта. Рюрик «первее срубиша город Ладогу» — в низовье Волхова, у Онежского озера, на северной окраине славянских земель. Но уже на следующий год перебрался, так сказать, в центр: «придоша к Ильмерю и сруби город над Волховым и прозваша и Новгород».

Сразу следует заметить, что фраза «а наряда в ней нет» вовсе не означает отсутствие порядка, как обычно трактуется норманистами — мол, бардак у нас тут на Руси, придите и устройте нам, сиволапым, Ordnung, если вас не очень затруднит.

«Наряд» в древнерусском языке — это соглашение властителя с народом. Сравните с другими отрывками из Ипатьевской летописи 1151г:

«И тако нарядъ створше в собе князи и дружина и Черни клобуци и Кияне, и тако не удумаше ити противу имъ полкомъ ити биться, но припустяче е к собе, ту же ся бити с ними»; «И иде Михалко к Суждалю а изъ Суждаля к Ростову, и сотвори людем весь наряд, и крестным целованием утвердися с ними».

Обратите внимание — наряд утверждается обрядом (целованием креста). Отсутствие наряда — это отсутствие официальной власти, не более того.

«Вся земля наша добра есть, и велика, и изобильна всемъ, а нарядникъ в ней несть; поидете к нам княжети в владети нами» — Воскресенская летопись 859г.

Ну и давайте внимательно проанализируем текст. Сразу же возникает вопрос — если варягов «изъгнаша» и «не даша» им поживиться, то как на этом фоне смотрится теория о варягах-скандинавах-завоевателях-добро-пожаловать-нами-править? Правильно — бледненько.

Кроме того, из текста очевидно, что «варяги» — это не этническое наименование, а территориальное (аналогично «прибалтам», к примеру), и состоят они из многих народов. Так что вполне могли выгнать взашей одних варягов, а пригласить на княжение — совсем других. Летописец четко отличает варягов-русь от варягов-свеев (шведов), варягов-урман (норвежцев), варягов-готов (древнее население южной Швеции и о.Готланд). То есть из самого текста летописи следует вывод об отличии руси от шведов, норвежцев и готов, коими список германских народов Скандинавии, собственно говоря, и исчерпывается. Варяги-»друзии» (другие, список прилагается) были выгнаны взашей, а обращение было к варягам-руси. Честное слово — смотря на текст летописи, очень сложно понять, как можно было продвигать норманнскую теорию всерьез. Конечно, если исходить из научной методологии, а не политических реалий. Но продолжим, не будем отвлекаться.

Ходовой аргумент норманистов — это различие летописцем славян и руси: Рюрик привел с собой свою русь, и это русичам так понравилось, что они решили так называться — ну не сами же себе имя взяли, подумайте. Не спорю — летописец разделяет русь и... нет, не славян. Словен — одно из славянских племен.

«Въ лето 6367 [859 н.э.]. Имаху дань варязи изъ заморья на чюди, на словенехъ, на мери и на всехъ кривичехъ.»

Но и это еще не все. Многие историки, несмотря на свою профессию, пытаются примерять исторические факты на современный им культурный контекст. Как пример: в древности было правилом хорошего тона проявлять скромность и публиковать свои тезисы/трактаты не под своим именем, а приписывать их уже известным авторитетам в знак уважения (как общеизвестный пример — см. многие диалоги Платона, в которых фигурирует Сократ). В современности такое просто не представимо.

Но еще Ключевский отмечал, что «Повесть временных лет» написана явно под влиянием концепта «о трех братьях-основателях», широко распространенном у множества народов. Сравните: Кий, Щек и Хорив; западнославянские Лех, Чех и Рус; ирландские Амелаус, Ситтаракус и Ивору; скифские Арпоксай, Липоксай и Колоксай; армянские Куар, Мелтей и Хореан. А за всеми ними маячат фигуры библейских прародителей — Сима, Хама, Иафета.

На этом фоне Рюрик, Трувор и Синеус начинают терять конкретно-историческую реальность. Ключевский также отмечал, что «Повесть» «составлена по образцу византийских хронографов, обыкновенно начинающих свой рассказ ветхозаветной историей» — сравните сами с 1-й Книгой Царств, гл.8-10.

О братьях Рюрика Рыбаков пишет следующее: «братья» оказались русским переводом искаженных шведских слов (дополнительно я консультировался с переводчиком, знающим шведский, норвежский и датский). О Рюрике сказано, что он пришёл «с роды своими» («sine use») и верной дружиной («tru war»)», а вовсе не с братьями. Тем более, что об этих «братьях» в летописях дальше не упоминается.

Но все становится куда интереснее, если вспомнить, что еще Ломоносов отмечал в своих «Возражениях на диссертацию Миллера»: «...варяги и Рурик с родом своим, пришедшие в Новгород, были колена славенского, говорили языком славенским, происходили из древних россов и были отнюдь не из Скандинавии... имени Русь в Скандинавии и на северных берегах Варяжского моря нигде не слыхано...» [М.В. Ломоносов, Полное собрание сочинений. т.6, М.,Л. 1952]. Видите, как интересно: корень «рус» в скандинавских языках — заимствованный, для русского же языка — родной; Рюрик говорил на славянском... Впрочем, может, Михайло Ломоносов был русским националистом и фашистом и все это выдумал? Вызовем на свидетельское место других историков.

Современник Ломоносова Татищев обращает внимание на слова Стрыковского: «...руские единородных себе князей вагров, или варягов, избрали» [В.Н. Татищев, История Российская, собр. cоч. т.IV. гл. 29., М.: НИЦ Ладомир, 1995].

Ну а единородные — они автоматически и одноязычные. Что подтверждает и сам летописец Нестор: «А словенъский язык и рускый одно есть...».

Еще в середине XVI-го века помнили, на каком же языке говорила русь. Вот что пишет Герард (Георг) Меркатор в своей «Космографии»:

«На острове том живали люди идолопоклонники, раны или рутены имянуемые, люты, жестоки к бою, против христиан воевали жестоко, за идолов своих стояли... Язык у них был словенской да вандальской. Грамотного учения не искали, но и заповедь между собой учинили, чтобы грамоте, не токмо воинским делам прилежные охотники были...»

Речь идет об острове Рюген, знаменитом последней цитаделью северного язычества Арконой.

Руги, упомянутые еще Тацитом, однозначно отождествляются с русью. Так, княгиню Ольгу германские хроники постоянно называют «regina rugorum», но ни разу — «regina rusorum». Однако, Ольга — княгиня русичей. Таким образом, руги и русы — это одно и то же имя в разной транскрипции. У Оттона Бамбергского сказано, что «руги еще имеют имя русинов (или рутенов) и страна их называлась «Русиния» (Рутения)».

Таким образом, руги-руяне-ране-рутены с острова Рюген и побережья при устье Вислы претендуют на место «варязи-русь» в первую очередь. Это единственная русь «за морем»; племя «русь» в Скандинавии попросту неизвестно.

Теперь вернемся к мимоходом упомянутому выше летописному факту, что Рюрик основал город, который «прозваша Новгород». Этимология названия очевидна — «новый город». Но где же тогда находится старый? Татищев указывал на Ольденбург (Старград), но еще до него Гельмолд в «Славянской хронике» сообщал:

«Ольденбург, тот, что на славянском языке зовется Старигард, то есть «старый город», расположен в земле вагров, на западной стороне Балтийского моря, и является пределом Славии... Город же этот... населяли населяли храбрейшие мужи, так как, находясь на переднем крае всей Славии, они имели соседями данов и саксов и все военные столкновения или сами первыми начинали, или, если нападали другие, принимали удар на себя.»

Так что все вполне прозрачно: на княжество позвали своих же славян, известных своим мужеством и храбростью. Ничего удивительного в этом нет. И этот факт указывает вовсе не на то, что-де отсталые славянские племена, сами не могущие создать систему государственного управления, обратились к передовым и развитым европейцам, а те так постарались, что благодарные за науку народы забросили свои племенные именования и дружно начали именоваться Русью, а строго наоборот — это однозначно указывает на то, что у славян было именно государственное, имперское самосознание, а не мелкотравчато-племенное, и разные племена, сохраняющие свои исконные наименования, тем не менее считали себя единым народом. Собственно, приглашение князя из соседей-славян достаточно адекватно передается аналогией для современности: правитель из другого города той же страны. Думаю, никто ничего «эдакого» в этой ситуации не найдет.

Перейдем к другим аргументам норманистов.

ОЛЕГОВ ЩИТ

Как аргумент в пользу норманской теории множество раз упоминались договоры Олега и Игоря. Действительно, нет никаких серьезных оснований сомневаться в их подлинности — это одни из первых документальных источников, занесенных на первые страницы нашей летописи.

Начало договора Олега с византийцами выглядит на первый взгляд весомым доводом в пользу норманистов: «Мы от рода Руска Карлы, Инегельдъ, Фарло, Верему, Рулавъ, Гуды, Руадъ, Карнъ, Фрелафъ, Руалъ, Актеву, Труанъ, Лиду, Фостъ, Стеми иже послани от Олга, велико князя Руска» (Лаврентьевская летопись, 912г). Следует заметить, что историки сходятся с тем, что текст договора в летописи переписан с греческого оригинала, т.е. транскипция имен претерпела двойное искажение (сравните с одинарным: Иван/Джон, Матвей/Мэттью...). Причем монах-летописец переводил не современные ему имена, а существовавшие за пару веков до него.

Кроме того, даже четкая привязка имени к народу не гарантирует принадлежности к народу его носителя. Так, конунг Валдамар носил вполне славянское имя, будучи датчанином. Гельмолд в «Славянской хронике» перечисляет князей ободритов: сын князя Готшалька носит немецкое имя Генрих, два его сына носят славянские имена Мстивой и Святополк, а третий — скандинавское Кнут.

Газетный формат накладывает ограничения на объем публикации, поэтому опускаю промежуточные выкладки и сразу привожу результат анализа, проведенного С. Пивоваровым: в списке скандинавских имен — 5, славянских — 5, по одному: кельтское, тюркское, немецкое и римское. Таким образом, гипотеза о том, что договор поехали заключать одни скандинавы, и, следовательно, они же и правили — как-то сомнительна.

Куда логичнее предположить, что Олег послал к своим соседям в качестве своих представителей именно дружинников из варягов (их служба в качестве воинов при правителях различных земель исторически вполне достоверна). Забавно, что, указывая на главенство иноплеменников, норманисты принципиально не обращают внимания на клятву, которую приносят стороны при подписании договора: «Цари же Леон и Александр заключили мир с Олегом, обязались уплачивать дань и присягали друг другу: сами целовали крест, а Олега с мужами его водили присягать по закону русскому, и клялись те своим оружием и Перуном, своим богом, и Волосом, богом скота, и утвердили мир». Крестоцелование христианских владык понятно, но послам-скандинавам уместнее было бы упоминать Одина или Тора, а отнюдь не Перуна и Велеса. Или, покорив славян, варяги покорились их родовым богам? Не смешно. Вопрос о том, что если русь — народ, пришедший из Скандинавии и завоевавший славян, то почему он мог так быстро изменил своей религии и кто мог бы его к этому принудить, принципиально игнорируется практически всеми историками.

Кстати говоря, согласно летописи, Рюрик со своей «русью» прибыл в Новгород в 860-е гг. (и эта дата имеет археологическое подтверждение). А между тем название «русская земля» появляется уже в тексте договора Олега с Византией 907 г... Что-то слишком быстро, знаете ли.

Дополнительно: интересно, почему такое знаменательное событие, как покорение большой страны на юге, вообще никак не отражено собственно скандинавами в их знаменитых сагах? О небольших победах викингов (вся суть которых заключалась в быстрых набегах и грабежах побережий) известий более чем достаточно, а тут такое завоевание — и молчок.

В конце концов, первым послом Советской России в Йемене был башкир. Разве из этого следует, что русские и есть башкиры?

К той же теме относится и свидетельство «Бертинских анналов». В 839г. к франкскому императору явилось посольство от византийского императора Феофила, который:

«прислал также… некоторых людей, утверждавших, что они, то есть народ их, называется Рос... Тщательно расследовав цели их прибытия, император узнал, что они из народа свионов, и, сочтя их скорее разведчиками и в той стране, и в нашей, чем послами дружбы, решил про себя задержать их до тех пор, пока не удастся доподлинно выяснить, явились ли они с честными намерениями, или нет». [Ann. Bert., a. 839. P.30-31 (5 стр.288)]

Но этот текст как раз является весьма сильным аргументом не «за», а «против» норманнской теории. Что сказано о действиях императора? Он «узнал, что они из народа свионов», после чего счел их «скорее разведчиками». Если русь — скандинавский народ, то чему удивляться? А вот если русь никакого отношения к Скандинавии не имеет…

Рассмотрим следующий источник — Лиутпранда Кремонского. На этого автора норманисты предпочитают ссылаться без прямого цитирования. Просто указывается, что Лиутпранд называет росов норманнами. Мол, западные авторы называли норманнами викингов, нападавших на них с моря. А раз викинги скандинавы, значит и норманны Лиутпранда никем иным быть не могут. Но дело в том, что утверждение «викингами были только скандинавы» попросту неверно. Еще Гедеонов указал, что в англо-саксонских хрониках среди тех, кто нападает на берега Англии, названы не только даны, но и венды, то есть славяне. В «Саге об Олафе Трюгвассоне» воины, присоединившиеся к Олафу в Йомсборге — одном из основных центров викингов — прямо и непосредственно именуются вендами, то есть славянами. Тот же Снорри в другой саге, «О Харальде Суровом», сообщает следующее:

«Стал Хакон там защищать страну от викингов, которые много грабили Данавельди, — виндов и других людей Аустрвега, а так же куров». Так что норманны-викинги — это вовсе не обязательно скандинавы. К викингам относились и некоторые славяне.

А теперь посмотрим, почему Лиутпранда норманисты предпочитают упоминать, но не цитировать. Из его труда «Антаподосис»:

«Ближе к северу обитает некий народ, который греки по внешнему виду зовут русиос, мы же по местонахождению именуем нордманнами. Ведь в немецком языке nord означает север, а man — человек; поэтому-то северных людей и можно называть нордманнами». [Liudpr. Antap. V,15. P.137-138 (5 стр.291)]. Без комментариев.

ОТКУДА ЕСТЬ ПОШЛА РУСЬ

Теперь давайте рассмотрим норманистскую теорию происхождения названия «Русь». Даже норманисты прекрасно сознают, что никакого народа «русь» в Скандинавии не было, и пытаются обойти это препятствие с помощью теорий внеэтнического происхождения названия. Весьма популярна так называемая «гребная» теория, которую многие норманисты провозгласили наиболее обоснованной и наиболее научной. Ход рассуждений выглядит приблизительно так: Финны называют шведов ruotsi. Приильменье являлось зоной славяно-скандинаво-финнских контактов, и финское ruotsi, как название шведов, при переходе в язык славян исказилось в «русь»«.

Теория, мягко говоря, сомнительна: шведы в летописях нигде русью не именуются, а называются «свеи» и т.п.; финское «ts» в русском передается как «ц», а не «с»... Но главное — то, что термин «финны» исторически имеет в русском языке два значения: узкое — название народа, населяющего государство Финляндия, и имеющего самоназвание «суомоляйсет», и широкое — общее название группы народов, в состав которой входят также вепсы, эстонцы, карелы, коми, мордва, удмурты и марийцы. Так вот, когда говорят о славяно-скандинаво-финском взаимодействии в Приильменье, то имеют ввиду второе, широкое, толкование термина. То есть со славянами и скандинавами контактировали чудь-эсты и весь-вепсы. А когда указывают на именование шведов финнами ruotsi, то имеют ввиду первое значение, так как этот этноним используют в отношении шведов только финны-суомоляйсет. А суомоляйсет, именуемые в летописи сумь, вступили в контакт со славянами не ранее XI века, то есть повлиять на возникновение в славянских языках термина «русь» они не могли при всем желании. Другие же финнские народы шведов ruotsi не именовали.

Да и в целом — а как получилось, что этноним «русь» в разных вариантах используют совершенно разные народы? «Рос» у византийских авторов, «ар-рус» у арабских и т.д. Столь широкая известность этнонима еще в самом начале становления Киевской Руси возможна только в том случае, если «русь» — самоназвание.

Корень «рус» восходит к древнескандинавскому слову drots, которое полностью семантически и этимологически соответствует славянскому слову «дружина» (также существует точка зрения, согласно которой корень «рус» возводится к корню «roths», имеющему значение «грести, принимать участие в морском походе»; и в этом случае слово «русь» будет иметь значение «участники морского похода», то есть «викингская дружина»). Эти слова в конечном счете восходят к древнеарийскому корню dreu-, имевшему значение «твердый», «крепкий». От этого корня в разных арийских языках произошло достаточно большое количество слов, в число их входят, например, такие, как «дерево», «древний», «здоровый», «друг». В древнегерманских языках слово, производное от этого корня, означало также «вождя»: др-исл. drottinn, др-англ. dryhtin. Производные от этого корня слово с значением «дружина», ограничено языками, входящими в североевропейскую группу языков — славянским и германским. Помимо русского «дружина», это готское drauhts, др.-исл. drot, др-англ. dryht. Таким образом, слово «русь» первоначально означало «викингская дружина», являясь не этническим обозначением, а названием военных отрядов.

Русское Государство было созданием северноевропейских викингов, в состав которых входили как славяне, так и скандинавы, и наследует традиции как тех, так и других (понятно, что раз оно основывалось на славянских землях, то вклад славян значительнее). В его основе лежало взаимовыгодное сотрудничество, а не противоборство двух культур, которые имели между собой гораздо больше объединяющего их, чем разъединяющего. Обратите внимание на то, что во многих культурах сохранились сказания о викингах как о разбойниках, которые приплывали-грабили, в русских же летописях ничего такого не наблюдается — отношение к морским витязям однозначно положительное, и при этом — равное. Не соперники, но близкие по духу союзники.

Действительно, а кто из «иноземных архетипических образов», собственно говоря, ближе всего к русскому витязю? Чванливый европейский рыцарь в броне, который не в состоянии залезть на коня самостоятельно? Француз-бретер? Англичанин со своей психикой «джентльмена», что на Руси именуется снобизмом и спесью? Поляки со своим гонором?

Здесь не место раскрывать тему подробно, но беру на себя ответственность за тезис: русскому народу (не «россиянскому»! исконным русичам!) по менталитету близки именно викинги — и недаром, как мы выяснили в ходе этого краткого исследования, к таковым относились как скандинавы, так и славяне. «Мы с тобой одной крови,» — выражаясь словами Киплинга, — «ты и я». Северной крови. Лед в сердце, который может пылать, но не страстью южных народов, мимолетной и преходящей, а суровым северным сиянием, озаряя то, чему дoлжно осуществляться. И опять же — здесь не место восточной отрешенности от действительности и во многом западному детерминизму. Это именно северная черта — полное осознание своего Долга и выполнение его не взирая ни на что. Лишь на Севере предательство считается именно предательством, а не за хитростью или вынужденной необходимостью…

Но вернёмся к теме. Последним по времени документом, зафиксировавшим социальное значение слова «русь», является Русская Правда Ярослава Мудрого. Согласно ей, в начале XI века «русинами» назывались «гридин, любо коупчина, любо ябетник, любо мечник», то есть представители дружины, купечества и государственной администрации. Ко второй половине XI в. — времени составления Повести временных лет — первоначальное значение слова «русь» забылось, что породило попытки представить его относительно событий IX в. как название отдельного варяжского народа.

В то же время необходимо подчеркнуть тот факт, что именно на Севере Русской равнины это имя зафиксировано богатой топонимией, отсутствующей в Среднем Поднепровье: Руса, Порусье, Околорусье в южном Приильменье, Руса на Волхове, Русыня на Луге, Русська на Воложбе в Приладожье и т.д. Все эти названия находятся на коренной территории княжества новгородских славян.

Летописи также определенно говорят о том, каким образом имя «Русь» попало в Среднее Поднепровье. Русью называлось войско Олега, пришедшее с севера: Новгородская первая летопись сообщает, что у Олега «беша варязи мужи словене и оттоли прочии прозвашая Русью». Из этого следует, что именно викингские дружины Олега, состоящие из скандинавов и словен, принесли на ныне украинские земли имя «Русь».

МАТЬ ГОРОДОВ РУССКИХ

А теперь давайте подумаем, было ли Киевское княжество государством?

География Руси того времени, вкратце: большей частью она лежала в бассейне Днепра, занимая водораздел, отделяющий бассейны Припяти от Днестра. В ее состав входили Киев, Чернигов, Переяславль, Вышгород, Белгород, Корсунь. Многие города были территориально разъединены: Новгород, где сидел наместник Киевского князя, был отделен от Киева непроходимыми лесами и болотами. Следовательно, нельзя говорить о территориальном единстве. Нет и строгого политического единства — территория Киевской Руси разбивается на множество мелких владений. Следовательно, необходимо найти фактор, объединяющий русские земли. Ключевский пишет: «На каких бы пунктах российского промышленного мира не появлялись варяжские князья, их постоянно тянуло к городу на южной окраине этого мира, замыкавшему цепь торговых русских городов по греко-варяжской речной линии Днепра-Волхова, — к Киеву. Здесь заморские искатели выгодного найма и торгового барыша могли поживиться всего более. Киев был сборным пунктом русской торговли, к нему стягивались торговые лодки отовсюду, с Волхова, Западной Двины, Верхнего Днепра и его притоков.

Отсюда в летописном рассказе о событиях IX и X веков довольно явственно выступают два факта: тяготение варяжских пришельцев с Балтийского моря к Киеву и экономическая зависимость русских городов от Киева. Кто владел Киевом, тот держал в своих руках ключ от главных ворот русской торговли. [...] Потому, попав в варяжские руки, он не мог остаться простым местным варяжским княжеством. Завязавшиеся торговые связи с Византией и арабским Востоком, с черноморскими, азовскими и каспийскими рынками, стягивали к Киеву важнейшие хозяйственные обороты страны. Но для обеспечения этих оборотов необходимо было иметь безопасные границы и открытые торговые пути по степным рекам... Всего этого можно было достигнуть только соединёнными силами всех восточных славянских племён». [В.О.Ключевский, «Курс русской истории. Часть I», М., Мысль, 1987, стр.156-158]. Итак, объединяющим фактором является торговля, с которой тесно связано и военное дело. Киев являлся главным оборонительным форпостом в борьбе со степняками, удачное географическое положение делало Киев центром русской торговли, все города Руси разделяли торговые интересы Киева. Высокий уровень внешней торговли однозначно говорит о государственности.

Князья собирали дань с подчиненных племен, и это было именно тем, что в современности называется налогами. Если бы княжеская дружина была разбойничьей шайкой, занимающейся рэкетом, то население тех мест, по котором проходил маршрут сбора дани, «просто разбежалось бы, ушло бы вглубь племенной территории», чего не происходило [Б.А.Рыбаков, «Киевская Русь и русские княжества XII-XIII веков», М., «Наука», 1982стр. 321-322, 325]. Это говорит о том, что князь обладал правом подчинять, то есть легитимностью власти, что является одной из основных черт государственности. Как пишет Данилевский, о государстве в полном смысле слова можно говорить «с того момента, когда князь прекратил ездить в полюдье», то есть когда его наместники на местах так же получили легитимность. [И.Н. Данилевский, «Древняя Русь глазами современников и потомков», М., «Аспект Пресс», 2001. стр. 166].

Аргумент с другой стороны, о происхождении как легитимности власти, что также говорит о государственности. В «Повести временных лет» читаем: «рече Олегъ Асколду и Дирови: «Вы неста князя, ни рода княжа, но азъ есмь роду княжа», и вынесоша Игоря: «А се есть сынъ Рюриков». И убиша Асколда и Дира».

ПОЧЕМУ НОРМАНИЗМ?

В заключение давайте подумаем, почему норманнская теория не заклеймена как однозначная фальсификация до сих пор.

Еще в конце пятнадцатого столетия у великих князей Московских, уже начавших титуловать себя царями, возникла чисто политическая необходимость официально возвысить свой род в глазах европейских монархов. В XV-м веке в Кремле возникает и провозглашается идея: «Москва — Третий Рим, а четвертому не бывать». Иными словами, Москва объявила себя прямой наследницей и преемницей Византии, которая была оплотом православия. Московским государям надо было чем-то обосновать свои права на такую преемственность и в то же время утвердить за собой царский титул, которого никак не желали признавать за ними другие монархи.

В соответствии с этой концепцией опальный митрополит Спиридон получил от великого князя Василия Третьего задание разработать соответствующим образом родословную Московской династии.

Спиридон это поручение выполнил. Вскоре появился его труд, озаглавленный «Посланием», в котором он взял отправной точкой всемирный потоп: от Ноя вывел родословную египетского фараона «Сеостра» (Сезостриса), а прямым потомком этого фараона сделал римского императора Августа. У Августа был родной брат Прус, получивший во владение область реки Вислы, которая по его имени с тех пор называется Прусской землей. По прямой линии от Пруса Спиридон вывел род Рюрика и в результате всех этих построений оказалось, что «государей Московских поколенство и начаток идет от Сеостра, первого царя Египту, и от Августа кесаря и царя, сей же Август пооблада вселенною. И сея от сих известна суть». Каково?

При Петре Первом и его ближайших преемниках тенденция «преимущества иноземного происхождения» в русском дворянстве еще усилилась, так что норманская теория легла на вполне благодатную почву. А уж за границей она была с отменным удовольствием принята и утверждена, давая нашим соседям «научное» основание для того, чтобы смотреть на русских свысока, как на низшую расу.

Такая позиция европейцев и русских западников, разумеется, далеко не случайна. Вся концепция западничества сводится к отрицанию в глубинных основах русского этноса мужского начала и очень хорошо коррелирует с именно отрицанием способности русских к самостоятельному социально-государственному бытию.

Очень показательно, как относятся норманисты к такому явлению в истории России, как казачество — однозначно активной, «мужской» компоненте российского этноса. Казаки, оказывается, произошли... прямиком от викингов. «В рамках русской истории мы можем думать [о викингах] как о предтечах казаков» [Г.В. Вернадский. Древняя Русь, стр. 323.] Но это еще не все: предками казаков являются... остатки хазар, недобитых Святославом [Л. Н. Гумилев. Древняя Русь и кыпчакская степь в 945-1225 гг. В кн.: Ритмы Евразии, М., «Прогресс», «Экопрос», 1993, стр. 528.]. Для особого колорита стоит пояснить, что хазары исповедовали иудаизм. Казаки-иудеи — зрелище не для слабонервных!

Однако то, что пытаются замаскировать за псевдонаучными рассуждениями норманисты и прочие «просвещенные европейцы», очень просто: русская цивилизация никогда не была маленькой, она всегда охватывала Восточную и даже Центральную Европу, а в лучшие времена — также Среднюю Азию и Сибирь; она всегда была полиэтнична, однако составлявшие ее этносы были не случайным аморфным конгломератом, но частями стройного единого целого. Не было никакого маленького народа «русь», из которого будто бы и выросла современная Россия. Русичи — это славянские племена, составляющие единое целое, а позднее — и другие народы, вассальные русским, причем в исконном смысле этого слова — младшие братья, а не этнические паразиты, что верно по отношению к некоторым этносам современности.

Русский народ изначально обладает имперским характером, что будет показано в дальнейших статьях этой серии. Сейчас же отметим лишь то, что норманская теория была только идеологическим выражением реального господства, перенесением конкретного засилья иноземцев в государственном аппарате России XVIII-XIX вв. назад по оси времени, создание мифа о легитимности идеи «русскими должна править нерусь».

...в стародавние времена нерусские заложили основы Русского государства...

...В X-XI-м веках нерусские дали русским письменность и религию...

...в XVIII веке нерусские научили русских культуре...

...в XX веке — основам либерализма, демократии и рыночной экономике...

А, может, хватит?

Может, надо не оглядываться на пришлых интеллигентов, с довольным видом разъясняющих свою пользу для «рюски мюжик», а посмотреть на собственно русских? На тот народ, который основал государство, занимающее 1/6 часть земли на планете. Который первым вышел в космос. Который крыл матом знакомых в частных записках задолго до того, как ему якобы изобрели письменность, и подписывал кухонную утварь, какой горшок для чего, за полтысячелетия до того времени, как европейские короли научились писать указы сами, а не гордиться своей неграмотностью. Тем народом, который никогда не предавал в мировой политике, несмотря на заслуживающее того поведение «союзников». Который, в конце концов, не знал такого достижения европейской цивилизации, как «блохоловка» (для дам высшего света — из драгоценных материалов), а вместо этого варварски ходил в баню...

Может, все же русским стоит отряхнуть с себя внушаемые мифы о неполноценности и вспомнить о том, кто они есть?