Автор: Егор Холмогоров

РУССКИЙ РАЗВОРОТ

Слово «русский» постепенно возвращается в лексикон не только общества, но и власти, и (что совсем удивительно) СМИ. В президентском послании звучат прекрасные слова о «русской государственной воле, силе и чести» — звучат настолько аппетитно, что просыпается робкая надежда еще при жизни увидеть эти самые волю, честь и силу. Пестрый табор политологов и политтехнологов в один голос зашумел о «русской политической культуре». Даже лозунг «Слава России!», еще недавно именовавшийся либеральной прессой «лозунгом фашистов и баркашовцев» стал официальным на таком, казалось бы, не слишком соответствующем ему празднестве, как «12 июня».

Вот это противоречие более всего и тревожит. Выдержит ли «двенадцатоиюньская олигархия» то бремя русского достоинства, которое она, похоже, решилась взвалить на свои плечи, несмотря на все вопли и протесты внештатных «борцов с русским фашизмом»? Не переломится ли? Не превратит ли в набор пустых трескучих фраз великое слово и великий политический смысл русскости — русской народности, русской самодержавности, русской православной традиции, русской веры и русской мечты, к которым неизбежно обращение, раз уж слово «русский» принято и произнесено?

Русскость, русский национализм (а политическое обращение к русскости в любом случае является русским национализмом, нравится это кому-то или нет) — не фетиш, а вполне конкретное руководство к действию, вполне конкретная программа, которую надо выполнить одновременно и творчески, и точно, и безошибочно.

Для системы, которая полтора десятилетия строила себя на не-русских и противорусских основаниях, где национальное самоотчуждение было основой основ государственной идеологии и квазигосударственной пропаганды, русский разворот — это колоссальный риск, сравнимый с полным переливанием крови и операцией едва ли не всех органов тяжело больного и неправильно развивавшегося организма.

Это отважный риск создания принципиально нового основания и обоснования современной российской (русской) государственности. Разумеется, это новое обоснование может даваться предельно серьезно. И всякий, кто говорит современной «Российской Федерации» и её власти: «ты на свете всех милее, всех румяней и белее» — это самый опасный враг государства, да и дурак к тому же… РФ как государство не имеет ни исторической, ни правовой, ни национальной легитимности, является государством с размытыми границами, размытой идентичностью и размытым суверенитетом. И это государственное и национальное размывание в любой момент может перейти критическую черту, тем более, что невнятность государственной формы и содержания приходит сегодня в конфликт с возвращающимся подлинно русским изобилием жизненных сил.

Сегодняшняя Россия — это действительно страна блистательных умов и великих идей, страна становящихся и утверждающихся общественных форм и динамичной экономики — не замечать этого в последние годы так же нелепо, как в 90-е годы было нелепо не замечать катастрофу и распад. Кризис и прорыв переплелись в некое парадоксальное и пока, увы, нерасплетаемое единство. Поднимающаяся Россия составляет колоссальную проблему для кризисной квази-государственности, она может просто прорвать её, как молодое вино прорывает старые мехи — «и вино вытекает, и мехи пропадают». Это было бы бездумным и безумным выплескиванием жизненных сил страны и дорогостоящим переформатированием русской государственности, уже третьей её тотальной «перестройкой» меньше чем за сто лет. Такого перерасхода не допускала и не допускает ни одна нация в мире.

Для того, чтобы избежать этого смертельно опасного транжирства, нам и нужен сегодня русский разворот. Необходимо, чтобы «Российская Федерация» в кратчайшие сроки сумела стать Россией, а невнятные и безымянные по сути люди, ходящие с непонятной наклейкой «россияне», получили наконец-то право и обязанность стать русскими.

ДРУГ ЖЕНИХА

Нация — это народ, осознавший свой собственный смысл и выдвинувший задачу овладеть им. Овладеть своей государственностью, своей культурой, своей историей, своим характером и своим будущим.

Другими словами, нация — это народ, который перешел от «естественного» существования дает их и определяет их. Задача государства — это задача наседки — высидеть, защитить и позволить вылупиться нации. После чего занять свое законное высокое место в числе инструментов национального действия.

Многочисленные словосочетания, сопрягающие нацию и государство, потому только и не звучат бессмысленно и оксюморонно, что нация не есть государство. Нация выше государства и должна обладать им. Нация находится за пределами политического, она выше политического, она более тотальна, нежели политическое, и именно поэтому претендует на политический контроль. Нация является более высокой и полной формой цивилизованного существования, чем государство. Соответственно, национализм как политическая техника появляется тогда и там, где ставится задача эмансипации нации от государства. Там, где этой эмансипации не происходит, нация существует только как историческая, но не как политическая реальность.

Современные русские находятся в парадоксальной ситуации, когда с одной стороны они выступают в качестве представителей одно из сохранившихся по сей день наций, а с другой — ощущают себя народом, которому только предстоит стать нацией. Такая ситуация сложилась в результате целого ряда трагических разрывов и растождествлений, в ходе которых и русское государство, и русская культура и, что самое поразительное, русское самосознание были насильственно растождествлены, расщеплены с русским этносом. Сперва имперская петровское «регулярное государство», затем советская идеократия, укрепляли державу, но, к сожалению за счет нации и эпохи определенного и ясного национального самосознания подобная эпохе Николая I или послевоенного Сталина были скорее исключением, причем исключением запаздывавшим. Государство «высиживало» нацию, но не позволяло ей вылупиться.

Без связующего звена в виде нации русский этнопсихологический базис и государственная и культурная надстройка лишились взаимоподдержки и оказались в том кризисе, в котором они находятся сейчас. Государство, не всегда безосновательно, заслужило обидное прозвание «тюрьмы народа» (причем народа русского), народ, ограниченный в своем суверенном праве нации, стал адресатом не менее обидных выпадов «русские косные, трусливые, тупые, лишенные гражданственности, равнодушные к своей собственной судьбе». Все эти мерзкие характеристики безусловно не заслужены русским народом, представляющем собой настоящий бриллиант в созвездии этносов. Говоря пушкинскими словами «есть ли и тень рабского уничижения в его поступи и речи? О его смелости и смышлености и говорить нечего. Переимчивость его известна. Проворство и ловкость удивительны». Однако русофобская демагогия оказывается, увы, горькой правдой, если прилагать ее не к народу, а к состоянию этого народа, когда его лишают права быть нацией. Лишенный совокупности национальных институтов русский народ выглядит не краше человека лишенного костей, мышц и нервов.

Любое ответственное государство, любая ответственная власть, стремящаяся к тому, чтобы бесформенная РФ стала оформленной Россией должно начать с национализации русского этноса и встречной национализации русской культуры, государства, экономической жизни и державной мощи. Это должен быть встречный ход взаимного преодоления отчуждения, взаимного обращения народа и надстроечных структур лицом друг к другу и их встречи в общем пространстве нации. Именно поэтому то политическое движение к русскости, которое должно начаться и начинается в России необходимо считать не просто «поворотом», а именно «русским разворотом», отказом от взаимного удаления.

В этом смысле задача государства, которое некогда было «первым европейцем», а теперь призвано стать «первым националистом» невообразимо трудна и тонка. Оно должно содействовать подлинному, всестороннему развитию нации, приобретению ею правильной и жизнеспособной формы. Именно в этом великое призвание и тяжкое бремя государства. Но на нем лежит еще более важное и ответственная задача — суметь вовремя подчиниться нации, уметь сказать, что нации «должно расти, а мне умаляться» и выступить, тем самым, библейским «другом жениха, стоящим и внимающим ему, радостью радующимся, слыша голос жениха».

Именно это, до сих пор, у нашего государства получалось плохо. Ревнивый «друг» раз за разом стремился перехватить «невесту-Россию» у русского народа, препяствовал рождению нации из державы. В этом, впрочем, была не только вина, но и беда государства, попавшего в своеобразную ловушку между национальным становлением русского народа, и отставанием от него других народов России.

ВХОД РУБЛЬ, ВЫХОД ВПЕРЕД НОГАМИ

Современная Россия по всем объективным характеристикам — государство мононациональное. Около 85% его граждан составляют русские — представители трех великих ветвей великороссы, малороссы и белорусы, достаточно равномерно распределенные по всей территории России и в каждом крупным регионе составляющие абсолютное большинство.

Однако в психологии элиты по прежнему сохраняется своеобразное послесвечение в виде представления о России как о «многонациональном государстве» каковым объективно были и Советский Союз и Российская Империя.

Понятно, что это послесвечение, эта апелляция к «многонациональности» исключительно удобны для того, чтобы отказывать русским в их законных правах на Россию. И именно отсюда проистекает тот печальный факт, что в отсутствие реальной многонациональности её стремятся создать искусственно с помощью поощрения не только легальной миграции, но и нелегального «варварского нашествия» лиц потерявших свою большую, и малую родину, свою нацию, свой этос и сохранивших только этнически-клдановую солидарность. Эта искусственная «многонациональность» становится главным рычагом на пути новейших попыток воспрепятствовать становлению русской нации.

В империи ее многоэтниченость и многотрадиционность были действительно объективным препятствием для государства, мешавшим ему уступить дорогу нации. Не все культуры Империи и даже Союза были настолько развиты, чтобы стать равноправными участниками русского национального становления. А режима «апартеида», когда на территории России рядом жили как нация, так и «граждане второго сорта», наша страна не знала и, будем надеяться, никогда не узнает. С теми, кто никак не хотел вписываться в единый имперский исторический организм поступали несколько иначе, попросту освобождая их от нагрузки находиться на территории России, «освобождая без земли» от этой «непосильной для них ноши.

Распад Союза создал уникальный исторический момент практически полной культурной гомогенизации России, создал возможность для действительного шага из просто-государства в нацию. И было бы обидно этот момент упустить, затормозиться в своем развитии, искусственно создав новую «разнородность». Безусловно, становление русской нации в пределах границ нынешней России может и должно быть творческим моментом на пути воссоздания русской Империи. Но это уже будет новая империя, в которой русские не будут играть роль «основного стройматериала» для действия государства, это уже будет не «этатистская», а национальная Империя, в которой русская нация займет свое достойное положение в качестве нации-лидера. Та разноуровневость и многовекторность, которая была характерна для пространства имперской «Большой России», должна быть пересобрана и сбалансирована на новой нациолнальной основе, которая будет создана русской нацией в России.

Нравится это недругам России или нет, но Россия была, есть, будет и должна быть государством единой нации, которую составляют русские и те народы, которые творчески включились в поток русской истории. Можно, конечно, из извращенной «политкорректности» оставлять эту нацию анонимной или пытаться называть её «российской», но вся логика русского разворота ведет нас к тому, что этой нации будет возвращено единственное достойное её великое имя «русской нации», которую составляют вместе русские и россияне.

По странному недоразумению слово «россиянин» у нас было превращено в обезличивающую замену и подмену для слова «русский». Хотя никаких оснований для этого не существует. Прекрасное стихотворение башкирского поэта Мустая Карима «Не русский я, но россиянин», из которого слово «россиянин» перекочевало в политический лексикон ельцинских посланий, было посвящено отнюдь не отвержению русскости, а совсем напротив, идее нерасторжимого братского единства русских с россиянами, то есть не восточнославянскими народами России.

Не русский я, но россиянин. Ныне

Я говорю, свободен и силен:

«Я рос, как дуб зеленый на вершине,

водою рек российских напоен...»

Давно Москва, мой голос дружбы слыша,

Откликнулась, исполненная сил.

И русский брат — что есть на свете выше! -

С моей судьбу свою соединил.

«Хотя я не русский а башкир, но моя судьба навсегда соединена с судьбой русских и России» — говорит Карим.

И лишь в провокационной логике русофобов эти прекрасные строки могли превратиться в «отказ быть русским» и «желание быть только россиянином».

Русский разворот, превращение РФ в Россию должно иметь форму превращения неопределенного «постсоветского пространства» на котором живут «люди без свойств» в государство русской нации, свободно и суверенно самоопределившейся на всей территории этого государства.

Это самоопределение есть не только однократно совершившийся акт, но и непрерывный процесс исторического, культурного, политического самосозидания, из него можно выпасть, в него можно включиться. Но необходимо понимать, что право «входа» и право «выхода» из этого процесса совсем не равнозначны. Национальное самоопределение это великая историческая «фабрика», постоянно перерабатывающая пространство и время, людей и вещи, слова и смыслы. Поэтому раз включившись в этот процесс выйти из него не переработанным практически невозможно. Именно поэтому в большинстве случае попытки выскочить из единой русской истории оказываются не полноценным осуществлением собственной национальности, а однобоким и близоруким сепаратизмом, разрушительные плоды которого мы наблюдаем у многих наших соседей. В этом смысле национальное самоопределение России представляет собой учреждение, в котором «вход рубль, а выход вперед ногами». Живая клетка может попасть в иной организм и встроиться в него, но, если это не убийственная раковая клетка, выйти из организма в нормальном виде она уже не может.

РУССКИЕ ПРОТИВ ФАШИЗМА

На пути русского разворота возникло странное и неожиданное препятствие в виде лжи о так называемом «русском фашизме».

Начало 2006 года было ознаменовано мощной русофобской кампанией, по некоему странному недоразумению именовавшейся «антифашистской». Кампания эта, похоже, развивалась по классическому сценарию «хотели как лучше, а получилось как на Малой Арнаутской».

Несомненно, необходимо было дать отпор фашизму как глобальной русофобской идеологии, как идее экспансии всевозможных европейских «рейхов» на Восток, для порабощения «нации рабов и варваров», которые угрожают приятному течению цивильной жизни в Баварских Альпах. Нужно было дать отпор всему тому кровавому и грязному ужасу, который обрушался на нашу страну в 1945 году, с целью уничтожить, растерзать и поработить наш народ. К сожалению, и сегодня в России находится немало Смердяковых, готовых по нехитрой команде задирать лапки вверх, радоваться Гитлеру и плевать на могилы дедов и прадедов, в тяелой антифашистской борьбе отстоявших свободу и развитие нашей страны и утвердивших её величие.

Однако по общей парадоксальности жизни в РФ проведение «антифашсисткой кампании» как-то быстро было монополизировано как раз Смердяковыми и целью их атак стал русский национализм, который не имеет и не может иметь ничего общего с фашизмом, поскольку основание идеологии европейского фашизма — это страх перед русскими, Россией и её цивилизацией и стремление их уничтожить. Это идея «крестового похода на Восток». Это расистское учение о «неполноценности» славян и прочих варваров, которые должны служить арийским господам. Это декларации о «защите Европы» от «русского варварства» и «ужасов большевизма». Это идея агрессии против нашей страны с целью расчленить, обессилить её, сделать безопасной для Европы и европейского бюргерства.

В этой идее восточного похода органически сливались две темы.

Первая — старая европейская русофобия, ненависть к тому величию и непредсказуемости самобытной русской цивилизации, которая провоцировала изготовление русофобских мифов еще в XVIII-XIX веках.

Вторая — зоологический антикоммунизм и антибольшевизм, опять же как форма русофобии. Фашисты ненавидели не только и не столько самые отвратительные проявления большевизма, сколько ту мобилизующую энергию, то начало построения новой материальной цивилизации — с заводами и ГЭС, с танками и библиотеками, которое вносил большевизм в русскую жизнь. Не случайно, с малосильной коминтерновской Россией 1920-х европейцы прекрасно уживались и без фашизма, а вот с Россией пятилеток сразу же возникло желание покончить вооруженным путем.

Большинство фашистских политических режимов не скрывало своей «санитарной» миссии по отношению к «большевистской угрозе» и своей нацеленности именно на восточный поход против нашей страны. Собственно, именно по этой причине им дали вылупиться, развиться и набрать силу, которую они, к удивлению хозяев, использовали и против них тоже. Но против природы не попрешь — именно «восточный крестовый поход» оставался главенствующей идеей и Гитлера и восточноевропейских фашистов, собственно почти всех, кроме довольно безразличных к этому фашистов Муссолини.

Для нас фашизм — это концентрированная идеология ненависти западного мира к России, русским, русской государственности и стремлению русских к развитию. Это идеология насильственного уничтожения России и русских с целью пресечения нашего развития и становления нашего величия. Фашизм — это готовность приносить в жертву русофобской ненависти страны, народы и культуры, бросать их в горнило страшной войны, уродовать их репрессиями и тотальными мобилизациями ради недостижимой цели разгрома России. В жертву этой ненависти был принесен и немецкий народ с его независимой государственностью, и другие народы, оказавшиеся с точки зрения Гитлера «недостойными» его «миссии».

ФАШИСТЫ СЕГОДНЯ

Фашисты — это те, кто выступает за прекращение существования России, за ее расчленение и уничтожение.

Фашисты — это те, кто говорит о какой-то «опасности», которую Россия и русские представляют или потенциально могут представлять миру и о необходимости «защиты» мира от этой мнимой опасности.

Фашисты — это те, кто проповедует человеконенавистнические теории о необходимости «сокращения» населения России до какого-то «оптимального» уровня и о необходимости замены его каким-то другим, более «трудоспособным» населением.

Фашисты, — это те, кто заявляет, что русским «не нужны» высокие технологии, промышленность, развитая цивилизация, что они могут «обойтись» без тех или иных земель и ресурсов.

Фашисты — это те, кто говорит, что Россия должна подчиниться в своем развитии тем или иным «учителям» — с Запада, Востока или Юга.

Фашисты — это те, кто утверждает, что Россия — это «страна рабов и свиней», не заслуживающих иной участи, кроме уничтожения и порабощения.

Фашистские прихвостни — это те, кто говорит, что Россия свернула с некоего «правильного пути» и нужна некая «внешняя интервенция», чтобы её на правильный путь вернуть.

Соответственно, никакие меры по самозащите русских от фашистской агрессии не могут объявляться «фашизмом».

Даже людям в очень нездоровом уме не придет в голову назвать «фашизмом» очень жесткие меры, принимавшиеся в СССР в период войны. Могут представляться весьма и весьма жестокими и несправедливыми действия заградотрядов и СМЕРШ-а, переселения представителей тех или иных народов, жесткая трудовая дисциплина на заводах и репрессии против политически неблагонадежных, но никто не скажет, что политика СССР в этот период была «фашистской». Интуитивно понятно представление о том, что фашизм — это не «политический режим», а геополитическая и цивилизационная идеология, имеющая на своем острие русофобию.

Сегодня именно фашисты, именно сторонники расчленения, уничтожения и вырождения России громче всех орут о своем «антифашизме» и пытаются объявить «фашистами» сторонников самозащиты России.

Такой прием мимикрии не нов. Однако мы знаем, что фашисты — это те, кто сжигал наши деревни, кто взрывал наши города и пытался захватить наши заводы. И мы знаем, что тот, кто способен с оружием или орудием труда в руках противостоять фашистской агрессии — это антифашист.

Антифашист — это тот, кто никогда не поднимет руку на Россию и не даст ее поднять никому больше.

Антифашист — это тот, кто не позволяет никому оскорблять свой народ и свою страну, и разглагольствовать об их опасности и ненужности.

Антифашист — это тот, кто словом и делом защищает русских и союзные с русскими народы и вне и внутри страны от оскорблений, морального и физического террора, от ментальной, экономической и военной агрессии.

Антифашист — это тот, кто развивает силу России и русских, укрепляет наше могущество и тем самым отбивает у агрессоров желание напасть.

Антифашист — это тот, кто разъясняет подлинное антирусское и античеловеческое лицо фашизма.

Антифашист — это тот, кто отказывается преклониться перед силами Запада, Востока и Юга и признать их право на власть над Россией.

Антифашист — это тот, кто по всему миру противодействует агрессивной русофобии и бредням о необходимости «освободить Россию» от нее самой и утилизовать ее богатства в пользу внешних сил.

Русский националист, поскольку он русский националист, в принципе не может быть фашистом. Русский народ не может не быть естественным защитником от фашизма тех народов, которые фашисты стремятся уничтожить за близость и союз с русскими, равно как и тех, кого они пытаются втянуть в свои авантюры по уничтожению русских.

Точно так же, русский националист не может не быть антифашистом, поскольку быть антифашистом означает выступать за жизнь и процветание своей страны, своего народа, против его истребленрия и уничтожения.

«Русский разворот» в России является самым антифашистским, самым нравственно ответственным, политически разумным и человечным политическим и идеологическим курсом.

Всякий, кто называет русского националиста фашистом, сам является фашистом — какой бы «антифашистской» риторикой он не пользовался, чьими бы именами не клялся и кого бы не призывал в свидетели. Борьба с русским народом – это фашизм, борьба русского народа – это антифашизм, другого значения эти слова для нас не имели, не имеют и иметь не будут.

И последнее. Русский поворот освободит русских от тех страданий, которые причиняются им фашистской политикой внешних и внутренних русофобских сил. Но и другие народы в Европе и за пределами её тоже, тем самым, будут освобождены от ущерба, наносимого им русофобией. Пока Россия слаба, её соседей пытаются стравить с нею и использовать в качестве пушечного мяса. Россия от этого истекает кровью, но соседи — те и вовсе лежат порванными «русским медведем». И это бессмысленное и беспощадное кровопролитие вокруг никак не выстраивающегося «санитарного кордона» продолжается уже не одно столетие. Напротив, сильная Россия дает возможность своим соседям развиваться свободно и не расходовать людей и ресурсы на бесперспективную борьбу с русскими.

И то же самое, кстати, относится к отношениям народов внутри России. Они могут строиться либо по фашистской модели конфликта, когда те или иные народы подталкивают к бесперспективной и самоубийственной борьбе с русскими, либо по модели совместного развития и взаимной поддержки, когда, составляя единую нацию с русскими, эти народы укрепляют свое своеобразие.

В годы войны гитлеровцы попытались вбить клин между народами России, попытавшись натравить русских на нерусских, но они жестоко просчитались — абсолютное большинство народов на эту провокацию не поддалось. Не поддадутся они и сегодня.