Автор: Андрей Борцов

К ВОПРОСУ ОБ ИМПЕРИИ

В 1721 году изменился титул российского монарха. Петр Первый объявил себя императором, а страна в целом начала называться Российской Империей. Таким образом, было оформлено то, к чему шел Петр все годы своего царствования: государство с централизованной системой управления, сильной армией и флотом, мощной экономикой, оказывающее существенное влияние на международную политику.
О реформах Петра мы еще поговорим, а сейчас хотелось бы выделить в отдельную небольшую статью вопрос об Империи.

Этот термин — один из многих, который вызывает раздражение у многих, причем, казалось бы, ничем между собой не связанных персон. Ну что общего может быть у какого-нибудь ультра-либерала-русофоба — и тех, кто заявляет себя русскими националистами, радея при этом за «Республику Русь», пусть маленькую, зато заселенную исключительно русскими, и без этих нерусских окраин (нефть и все такое, мол, всё равно принадлежит нерусским олигархам, так что терять не жалко)?

Тем не менее, общее находится с ходу: неприятие Русской Империи. Взгляды либералов тут понятны: «Империя Зла», СССР, им до сих пор снится в кошмарах. Куда интереснее позиция тех, кто называет себя русскими националистами, но при слове «Империя» делает рефлекторное выражение лица, почти такое же, как у дрессированного пса, услышавшего «Фас!». Реакция не ограничивается СССР — это хоть с трудом, но как-то понять можно, хотя позиция весьма странная: неужели в этот период не было сделано ничего хорошего ни Россией, ни русскими, ни для русских? А все наши отцы и деды — сплошные лохи, которых ловко развели «жидомасонобольшевики»?

Нет, характерное клацание зубами слышится именно на Империю вообще.

Все беды от Империи! Если бы русские в это не вляпались, все было бы хорошо! Но русские заразились азиатчиной и построили специальное угнетательное государство. А еще, расширяя его, поселили в нем инородцев, что вообще недопустимо. Сами видите, чем это кончилось!

Что ж, давайте попробуем разобраться в вопросе: «Что такое империя вообще и кому не по нраву Русская Империя»?

ЧТО ТАКОЕ ИМПЕРИЯ?

Копание в словарях по этой теме мало что дает. «Монархическое государство во главе с императором», «колониальное объединение различных территорий, на которые распространяется власть страны-метрополии» и так далее. К империям относили и Америку, и СССР. Очевидно, что подобные определения нам не подходят. Я решил прекратить поиски и заняться систематизацией.

Должно же быть что-то общее у всех империй, не правда ли?

Термин происходит от латинского imperium — «власть». Казалось бы, любое государство — это власть. Но ведь далеко не каждое называют империей!

На самом деле вопрос решается неожиданно просто: Империя — это государство, построенное в соответствии с «Волей к власти» Фридриха Ницше.

Из-за объема статьи я не могу изложить ход мыслей, которые привели к такому выводу. Примем этот тезис за постулат. А вот проверить постулат на соответствие действительности — нужно непременно. Итак, что следует из заявленного?

Во-первых, Империя в идеале представляет собой единство всего народа в осуществлении Воли к Власти. Скажем, в Римской Империи каждый римский гражданин гордился тем, что он римлянин, готов был отстаивать дело Империи даже ценой собственной жизни; стремился к развитию Рима и так далее. В СССР времен расцвета люди искренне трудились на благо всего народа. Но в XX-м веке уже не существовало деления на граждан и поданных, что значительно ухудшило ситуацию: сравните, сколько простоял Рим до начала упадка, и сколько СССР. Империя — это «один за всех, и все за одного» на уровне государства.

Во-вторых, «Власть» здесь понимается не как «правление» либо «господство», а ближе к английскому «the Power»: не просто «власть», но и «энергия», «способность», «мощь». Эта мощь направлена не столько на подавление или ущемление кого-то (хотя подавлять и ущемлять тоже бывает необходимо, и чаще, чем хотелось бы), сколько на развитие, рост, увеличение. Империя стремится не просто иметь власть над тем, что уже есть: она стремится развиваться. Как экстенсивно, так и интенсивно — что особо важно для современности. Вспомните индустриализацию в СССР или подъем экономики Рейха перед войной.

В-третьих, Империя всегда имеет свой Путь, свою Идею: нельзя продвигать Волю непонятно куда. Причем ее Идея не может сводиться к: «Сытно жрать, ничего не делать, и чтобы никто не мешал заниматься чем в голову взбредет» — на Идею с большой буквы это не тянет. Кем-то было удачно сказано: «Империя — это любое государство, у которого есть какой-то смысл существования, помимо самоподдержания». В этом определении, впрочем, упущен важный момент: например, «завоевание мирового господства» — это тоже для кого-то смысл, при этом он не является самоподдержанием. Моя точка зрения: Империи имманентно присуще развитие. В самом широком смысле. И без замены суррогатами «караоке вместо космоса».

Здесь важно отличать развитие от стремления к использованию народа ради какой-то чуждой идеи, как уже не раз бывало в русской истории. Чего мы только не строили — от «Третьего Рима» до «светлого коммунистического будущего». Но задать Окончательную Цель невозможно в принципе: вот достигли, а что дальше-то? Остановиться в развитии?

Кстати, в таком ракурсе очень наглядна ошибочность именования современной Америки империей: никакой Идеи, кроме «всем управлять», у нее нет. Термин явно использован из-за поверхностного восприятия, страха перед силой. Достаточно дутой, кстати говоря — от зеленых бумажек и до военных действий, как наглядно было видно в последнее время.

Итак, подведём итоги. Империя – это Единство, Развитие и Идея. Там, где всё это соединяется вместе, возникает империя.

Но соединяться это может только в головах людей. Поэтому поговорим немного об имперском мышлении.

ИМПЕРСКОЕ МЫШЛЕНИЕ

Прежде всего, имперское мышление амбициозно. Имперцы – это люди, осознанно стремящиеся к увеличению своей силы, мощи, власти. Это мышление, направленное на расширение, на овладение новыми территориями, ресурсами, идеями.

Да, речь идёт о тех самых «имперских амбициях», которые всегда преподносятся как нечто Ужасное, Чего Не Должно Быть.

А почему? Ответ элементарен: потому, что те, кто осуждает наши амбиции, преследуют свои собственные. И опять за меня ранее все сказали — цитирую статью Дмитрия Румянцева «Русские завоеватели»:

«Русский народ сызмальства приучают к мысли, что его сила — это его вина. Это англичане, немцы, французы, американцы и прочие могут захватывать территории и уничтожать мешающие им политические режимы. Русские — никогда. Русские должны только отстаивать свою территорию от агрессора или “освобождать народы”. Чего, пожалуй, не встретишь в истории других стран, так это тот самоотверженный маниакальный мазохизм, с которым русские патриотические публицисты описывают бесчисленные жертвы русского народа на ниве “освобождения”...

И даже в 1944 году, входя в Европу, русская армия никого не освобождала... Русские солдаты пришли в Европу в 1944 году именно как сильные, собираясь ее переустраивать так, как тогда казалось им наиболее правильным. СССР (вынуждено или инстинктивно) начал с 1943 года перерождение и дальнейший идеологический дрейф в сторону национал-социализма. Русский народ воспрянул духом и выбил со своей территории врага — немцев. Далее русский народ решил отобрать те территории, которые перед этим завоевал Третий Рейх — не освободить, а завоевать! Вот настоящая правда истории, которую упорно не хотят признавать российские интеллигенты, благодаря постоянным истошным воплям которых слово “завоеватель” приобрело такой зловещий смысл, что кажется, русскому лучше умереть, чем признать тот факт, что он может быть завоевателем.

Любой сильный и здоровый народ — завоеватель. И мы — русские, были не исключением, пока были сильны, здоровы и в наших головах не жил вирус гуманизма, навязанный нам интеллигенцией. Мы — русские, последовательно захватили: Волгу, Каспий, Сибирь, Крым, Кавказ, Среднюю Азию. Мы многократно вторгались в Европу, мы уничтожили несколько флотов суверенной Турции, мы в XIX веке навязали Китаю выгодный нам договор о территории, Иран платил нам огромную контрибуцию. В XIX веке Россия творила во всем мире то, что сегодня творят США (за что, кстати, заслужила от Маркса кличку “европейский жандарм”). Это плохо? Это не плохо и не хорошо. Для сильного народа — это нормально. Вот отсюда и лютая европейская русофобия. Но в XIX веке нам не страшна была русофобия. Она стала наваждением только тогда, когда мы сами для себя приняли тезис наших врагов: “русский не должен быть завоевателем”».

К этому добавить нечего.

Оборотной стороной амбиционзности имперского мышления является его широта.

Она проявляется в следующем. Во-первых, имперец готов принимать и ассимилировать всё новое и чужое, если оно полезно. За счёт этого культура имперской нации не стоит на месте, а развивается. Так, русская культура далеко не сводится к балалайкам и матрешкам.

Разумеется, здесь есть опасность: увлекаясь чужим, можно забыть своё, а новое понять как отрицание старого. Но это уже извращения имперского чувства, о которых поговорим отдельно.

И второе. Имперец способен возвыситься над своими мелкими интересами – ради более крупных целей.

Имперское национальное мышление стремится заимствовать лучшее из различных культур, отторгнуть худшее и дегенеративное, синтезировать гармоничную национальную модель, помогающую установлению взаимопонимания между как можно большим числом граждан государства. Поэтому мелкопоместное мышление для имперцев не враждебно, а смешно (точнее, было бы смешно, если бы не причиняло бы такие неприятности). В частности, попытки национальной мелочевки найти у себя какие-то позитивные отличия от русской нации (пусть —коверкая язык, пусть — окунаясь в трясину средневековых обычаев, пусть — вспоминая обиды вековой давности или придумывая несуществующие) не могут вызывать ничего, кроме презрения.

Правда, и тут находится и слабое место. Поступаться своими мелкими интересами ради своих же, но более значимых и масштабных – правильно. Но это довольно часто пытаются подменить служением чужим интересам.

Именно это обычно подмечают враги империи из числа русских патриотов. Они, как правило, отождествляют широту имперского сознания с рабской покорностью и готовностью служить чужакам и их мелким амбициям.

Но это не так. Чем объясняется, к примеру, тот удивительный факт, что русские, голосуя в 1991 г. на референдуме о том, быть Союзу или нет, отдавали предпочтение именно Союзу, - прекрасно понимая, что большинство союзных республик откровенно паразитировали на России и русском этносе? Вовсе не следует это воспринимать как согласие на дальнейшее паразитирование. Русские хотели не того, чтобы Кавказ или Средняя Азия и дальше ездила на их спинах – нет, русские надеялись на то, что рано или поздно эти народцы слезут с чужой спины и станут достойными людьми. В это – то есть в оцивилизовывание и очеловечивание этих народов – русские уже вложили огромные усилия и даже получили кое-какие результаты. Увы, большинство народов не выдержало исторический экзамен, но не по нашей вине…

И, наконец, имперское мышление цельно. Оно исключает так называемую «нейтральную позицию», «отсутствие определённого мнения», безразличие как удобную позу – особенно в тех вопросах, на которые направлены имперские амбиции. Поэтому имперское мышление не может быть, к примеру, «аполитичным».

На последнем стоит остановиться подробнее.

Как-то мне писали: «Нейтрал — он по определению никого не поддерживает — ни врагов, ни вас. Ему просто безразличны обе стороны… У тебя что, триггер «враг-друг»? Неужели ты не понимаешь, что враги и друзья — это малая часть всех персонажей, а большинству до твоей борьбы попросту никакого дела нет? Считай их именно за нейтралов, а не за друзей или врагов».

Давайте подумаем: собственно говоря, кто такой — это самый нейтрал? Возьмем, например классическую Швейцарию. Тех времен, когда она брала отрицательные проценты со счетов в своих банках — зато с гарантией, что никто не узнает их происхождение. Пожалуй, в те времена она могла служить образцом нейтралитета: нам все равно, чем вы занимаетесь по отношению к другим, главное — наши общие взаимовыгодные отношения. При этом в какие-либо политические и т.п. дрязги Швейцария не лезла. Именно что «нейтралы, а не друзья и не враги».

Но! Эти самые нейтралы помогают врагам. Упрощенно: тому, кто больше заплатит. То есть всякий нейтрал – это, как минимум, потенциальный враг.

И совсем уж смешно выглядит позиция, которая пытается выставить «нейтралами» обывателей. Мол, им безразлична политика, идеология и прочее, и они тем самым типа истинно нейтральны.

Как бы не так. Нейтральная позиция, как и позиции «за» либо «против» — осознанные и принципиальные. У обывателя же позиция не нейтральная, а попросту отсутствующая. Программистам должно быть понятно: «не определено» — это не «ноль».

Обывателя легко заставить «голосовать сердцем» (желудком, гениталиями, седалищем — чем угодно, кроме мозга).

Таким образом, за редким исключением действительно придерживающихся нейтральной позиции (навскидку припоминаются только мастера дзен-буддизма), якобы нейтральная толпа — это четвертая-с-половиной колонна, не дотягивающая до пятой только из-за отсутствия соответствующих мотиваций. Которые могут легко быть предоставлены — украинский «майдан» тому пример.

Итак, Амбициозность, Широта, Цельность – вот признаки имперского мышления.

Подобное мышление обычно называют «тоталитарным» и обвиняют в «отсутствии внутренней свободы». Империю же, выстроенную людьми с таким образом мысли, обвиняют в отсутствии свободы внешней.

Верно, Империя подразумевает тоталитаризм. Вот только те, которые утверждают, что тоталитаризм — это отсутствие свободы, либо необразован, либо врет.

Чтобы не заводить долгих объяснений, процитирую статью «Свобода для» Александра Дугина:

«“Свобода” в либерализме понимается совершенно не по-русски, это негативная свобода. Лучше всего сослаться на общепризнанного теоретика либерализма...английского философа Джона Стюарта Милля. ... Оказывается, по Миллю, есть две свободы, обозначаемые к тому же разными английскими словами. “Свобода” как liberty, и “свобода” как freedom. Это совсем разные вещи, уверяет нас Джон Стюарт Милль. Liberty — это то понятие, из которого возник термин “либерализм”. Но тут-то и начинаются сюрпризы: “liberty”, по Миллю, это “свобода негативная”, “свобода от”. Ее Милль считает самой главной, важной и единственной.

Милль конкретизирует: задачей либералов является освобождение от социально-политических, религиозных, сословных традиций и взаимообязательств. “Свобода от” — это свобода индивидуума от общества, от социальных связей, зависимостей, оценок. Либерализм настаивает: мерой всех вещей является “торгующий индивид”, он — смысл бытия и полюс жизни. Не мешайте ему делать, что он хочет, т.е. торговать, и мы попадем «в счастливейший из миров» ...

Но тут возникает каверзный вопрос: а для чего нужна такая свобода? “От чего” понятно, но “для чего”?

Тут Милль подбирает новое слово — freedom, понимая под ним “свободу для”. Ясность, пафос и последовательность либеральной философии Милля останавливается перед этим пределом, как курица, завороженная чертой на песке. “Свобода для” кажется ему пустым и бессодержательным понятием. Оно пугает Милля и либералов тем, что отсылает к глубинам метафизики, к основам человеческого духа, к безднам, с которыми не так легко справиться. “Свобода для”, freedom, требует более высокой цели и более фундаментального понимания человека. Она ставит трудные вопросы: в чем позитивный смысл жизни? Для чего человек трудится, живет, дышит, любит, творит?..

Джон Стюарт Милль бледнеет перед этим вопросом, он подавлен ужасающим бытийным объемом открывающейся позитивной свободы, он не знает, что с этим делать, он пасует, он прячется, он уходит от ответа…

”Свобода от” — это чаяние извечного законченного раба, свободный дух выбирает только “свободу для” — с нее он начинает и ею заканчивает… Гарантировать “свободу от” невозможно. Свободу берут сильной мужской рукой и больше не хнычут и ни от кого не ждут пощады.

Либерализм — политическая платформа уродов и пройдох, стремящихся правовым образом сохранить награбленное, уворованное, стащенное. Русскому человеку такая гадость чужда. Мы гордый славянский народ, сильный и смелый...

Почему же мы веками стоим на коленях? — спросит язвительный англосакс, поигрывая бумажкой с биржевыми котировками... Потому, что мы не можем нащупать этого тайного, трудного, кристально чистого и не терпящего ни малейшего обмана «для». Мы слишком любим истинную свободу, чтобы разменивать ее на пошлое, рабское, уродское либеральное “от”. Мы лучше постоим еще так, как стоим, соберемся с духом... А потом скажем наконец, скажем свое великое русское слово, последнее слово мировой истории. Это будет слово ультимативной свободы, позитивной и солнечной. Свободы для...»

ДОЛЖНА ЛИ ИМПЕРИЯ БЫТЬ МНОГОНАЦИОНАЛЬНОЙ?

Теперь обратимся к той проблеме, которую многие считают главной – проблеме многонациональности империи.

Прежде всего. Описанное выше имперское устройство вовсе не предполагает обязательную многонациональность. Миф о многонациональности возник по простой причине: имперская экспансия неизбежно приводила к присоединению других народов. Но это — результат развития империи, а не имманентное её свойство. Это банальная подмена причины следствием.

Более того: в любой состоявшейся Империи, сколь угодно многонациональной, всегда была имперская нация, деятельность которой и образовывала Империю.

В принципе, можно сказать, что СССР времен Сталина был попыткой создать Империю, не основанную на «стержневой нации», но последствия этого мы сейчас и расхлебываем.

Вопрос баланса национализма и империализма в состоявшейся империи существенен. Так, примат империализма над национализмом в конце концов приведет к обветшанию внутренних связей нации, кризису империи, ее обрушению и необходимости выползать из-под ее обломков, чем мы сейчас и занимаемся. Обратный перекос ведет к “перегреву” нации и неконтролируемому выбросу излишков энергии вовне или внутрь. Впечатляющий пример неконтролируемого выброса энергии вовне — Третий рейх: впрочем, самоубийственная война — не пример для подражания. Выброс энергии внутрь: Французская революция, да и у нас в Гражданскую неплохо получилось. Прим.: выброс не обязательно провоцируется именно национализмом как оформленной доктриной и т.п.

Поэтому выбирать между империализмом или национализмом нельзя. Для успешного исторического бытия русского государства необходимы и национализм, и империализм, существующие в адекватном текущему историческому моменту равновесии.

Не могу не процитировать Михаила Диунова, который сформулировал проблему в буквальном смысле по пунктам:

Империя — это форма государственно-политической реализации уже сложившегося государства, появившаяся как результат политической деятельности великой нации с целью эффективной организации управления инородческим окружением.

Империя может быть только национальной, ненациональные империи — это фальшивые империи или империи, находящиеся в стадии разложения. Каждая великая нация стремится реализовать свою империю как результат собственной великодержавности.

Национальное государство не может не быть империей или не стремиться ею стать. Как только национальное государство добровольно отказывается от империализма, оно само превращается в объект экспансии инородцев.

СЛЕДУЕТ ЛИ РУССКИМ СТРОИТЬ СВОЮ ИМПЕРИЮ?

Среди русских националистов можно встретить как «имперцев», так и «антиимперцев». Но в этом споре, строящемся по типу: «Немедленно выбрать одно из двух!» – неправы обе стороны. Неправы они в том, что почему-то не мыслят далее, чем на шаг вперед.

Империя не является самоцелью для русского народа, более того, она даже не является для него первоочередной целью. Но, очевидно, сильное национальное русское государство естественным образом будет стремиться влиять на окружающие территории, втягивать их в свою орбиту и подчинять себе — т.е. будет стремиться стать Империей.

Так же очевидно, что для создания или восстановления Империи сильное национальное государство является необходимым условием. Какова империя без него — мы уже пробовали. Не понравилось.

Требовать Империи или иных «великих проектов» немедленно, на блюдечке, и проклинать тех, кто на данный момент не видит в них ни возможности, ни необходимости — глупо. Так же глупо, как наезжать на тяжелобольного, не способного встать с постели, за то, что он не бежит прыгать с парашютом.

Но если тяжелобольной в полузабытьи, глядя в потолок, еле слышно шепчет: «Я так хотел с парашютом прыгнуть... вот выздоровею — и сразу...» — не стоит одергивать его в стиле: «Да какой еще тебе парашют, посмотри на себя, под себя ходишь, а туда же!» И убеждать его, что это бессмысленная, дурацкая, да к тому же и рискованная забава, и силы лучше тратить не на «великие проекты», а на выживание и прокорм семьи — тоже не стоит.

Лучше вернуться к этой теме потом, когда мечта о парашюте поможет ему выжить.