Автор: Наталья Холмогорова

ДЕЛО МОГИЛЕВА

Город Знаменск не виден на карте страны. Даже на карте Нижнего Поволжья отыскать его нелегко: закрытый городок, выросший вокруг знаменитого ракетного полигона Капустин Яр, скромно притулился на самой границе с со­сед­ней Волгоградской областью. Здесь обитают трид­цать шесть тысяч человек: офицеры-ра­кет­чи­ки, граж­дан­с­кая обслуга ракетодрома, ра­бот­ни­ки ин­ф­ра­струк­ту­ры, отставники-пен­си­о­не­ры, прожившие и прослужившие здесь всю жизнь.

С первого взгляда кажется, что жизнь в этом военном городке остановилась лет двадцать на­зад: улицы носят все те же советские имена, все также стоит напротив Дома офицеров Ле­нин с протянутой рукой. Люди приветливо здо­ро­ва­ют­ся на улицах — все здесь друг друга знают. Почти все магазины, как в былые вре­ме­на, зак­ры­ва­ют­ся в семь вечера и не работают по вы­ход­ным. Из развлечений — шоппинг в Доме быта, кинотеатр, дискотека, примета но­во­го времени — ком­пь­ю­тер­ный клуб, где маль­чиш­ки развлекаются «стре­лял­ка­ми». Не­сколь­ко школ, филиал Ас­т­ра­хан­с­ко­го го­су­ни­вер­си­те­та. На въез­де в город — КПП, где положено проверять про­пус­ка у въезжающих и вы­ез­жа­ю­щих; впрочем, реально их проверяют лишь из­ред­ка. А за КПП — дорога на Ахтубу: уди­ви­тель­но теплая и про­зрач­ная вода, чистый бе­лый песок, чудесная рыбалка, отлогие берега, на которых так удоб­но ставить палатки и раз­жи­гать костры для шаш­лы­ка... Летом сюда приезжают отдохнуть ту­ри­с­ты со всей России.

Сонное провинциальное местечко, где, ка­жет­ся, никогда ничего не случается и слу­чить­ся не может...

Но это только кажется.

В тот день в доме Могилевых было шумно и весело. По квартире плыл аппетитный запах бли­нов: отмечали масленицу. Лишь одно ом­ра­ча­ло праздник: сын Игорь, студент шестого курса юр­фа­ка Знаменского филиала АГУ, все не воз­вра­щал­ся домой.

Около полудня Игорю позвонили из ми­ли­ции. Попросили зайти. «Должно быть, что-то насчет стажировки, — беззаботно бросил Игорь; по по­лу­че­нии диплома он должен был по­сту­пить ста­же­ром в Знаменское ОВД. — Ско­ро буду». Кивнув родителям на прощание, мо­ло­дой человек скрыл­ся за дверью... и не вер­нул­ся.

Время шло: Игорь не появлялся и не зво­нил. Алексей Иванович и Людмила Ана­то­ль­ев­на на­ча­ли беспокоиться. Хотели уже звонить в ми­ли­цию или даже идти туда — в Знаменске нет больших расстояний, и отделение ми­ли­ции на­хо­дит­ся в нескольких минутах ходьбы от их дома. Но вот наконец — было четыре часа дня — раздался звонок в дверь.

– А вот и Игорь! — с облегчением вздох­ну­ла Людмила Анатольевна, отперла дверь... и от­шат­ну­лась.

Не здороваясь и не спрашивая разрешения войти, в квартиру ввалилось несколько че­ло­век в милицейской форме.

«В первый миг я подумала: с Игорем что-то случилось! Его убили!» — рассказывала по­том Людмила Анатольевна. Но, вглядевшись в лица работников МВД, она не увидела там ожи­да­е­мо­го сострадания.

– Ваш сын арестован, — сухо сообщил один из вошедших, следователь Знаменской про­ку­ра­ту­ры Денис Мироненко.

– Господи... за что?

– Статья 282 Уголовного кодекса, часть вто­рая, пункт а: разжигание межнациональной враж­ды с использованием насилия.

У пожилой женщины потемнело в глазах.

– Какого насилия? — прошептала она. — Наш Игорь и мухи не обидит...

Следователь, казалось, слегка замялся.

– Имеется в виду моральное насилие, — ту­ман­но пояснил он. — А сейчас мы должны про­из­ве­с­ти у вас обыск.

Позади раздался тихий стон: Алексей Ива­но­вич — полковник в отставке, тяжелый «сер­деч­ник», перенесший уже три инфаркта — по­бе­лел и медленно осел на стул.

Так началось хождение по мукам Игоря Мо­ги­ле­ва и его родных — эпопея, которую можно было бы назвать трагикомедией или фарсом, не будь она так страшна для самих ее уча­с­т­ни­ков.

Портрет «государственного преступника»

Игорь никогда не принадлежал к числу «труд­ной молодежи», из тех, кому, как го­во­рит­ся, на роду написано попасть за решетку.

Он — трезвенник, не балуется нар­ко­ти­ка­ми, даже не курит. Никаких неблаговидных дел за ним не числится. В школе и в ВУЗе его ха­рак­те­ри­зу­ют сугубо положительно: хорошо учится, ин­тел­лек­ту­ал, серьезный и от­вет­ствен­ный, с раз­но­сто­рон­ни­ми интересами. «Игорь — наша на­деж­да и опо­ра», — говорили о нем ро­ди­те­ли.

Но нашелся у этого молодого человека один «порок», в наше время, пожалуй, куда более опас­ный для юношества, чем пьянство или склон­ность к правонарушениям — активная по­ли­ти­чес­кая позиция. С 15-16 лет Игорь ин­те­ре­со­вал­ся по­ли­ти­кой, более того — стре­мил­ся активно бороться за права простых людей, меч­тал сделать все, что в его силах, чтобы хоть не­мно­го улучшить по­ло­же­ние страны и на­ро­да.

Размышления над текущей ситуацией в Рос­сии привели его к «правым» и на­ци­о­на­ли­с­ти­чес­ким убеждениям.

Город Знаменск, где никакой об­ще­ствен­ной активности отродясь не водилось, пре­до­с­тав­ля­ет мало возможностей для политической борь­бы. В соседнем Волгограде Игорь по­зна­ко­мил­ся с ре­дак­то­ром местной право-кон­сер­ва­тив­ной газеты «Колокол», обнаружив в себе спо­соб­но­с­ти жур­на­ли­с­та, написал для этого издания не­сколь­ко статей. Познакомился по Интернету с еди­но­мыш­лен­ни­ка­ми из разных концов России и вступил с ними в переписку. Но всего этого казалось мало. И тогда Игорь решил издавать свою газету.

В одиночку, своими силами, он составил и сверстал на домашнем компьютере два номера газеты под названием «Я — русский: Нижнее По­вол­жье», а также две брошюры без номеров с причудливыми заглавиями «Церберы сво­бо­ды» и «Morituri Department» (последнее заг­ла­вие впос­лед­ствии не сумели перевести при­зван­ные про­ку­ра­ту­рой «эксперты»). Каждая бро­шю­ра со­став­ля­ла четыре полосы — то есть один развернутый газетный лист. Одни из ма­те­ри­а­лов были на­пи­са­ны самим Игорем или его дру­зь­я­ми из Волгограда и из Москвы, другие взяты из Интернета.

Издания Игоря Могилева носили характер ли­те­ра­тур­но-публицистических альманахов: много поэтически-эмоциональных текстов, сти­хи, ста­тьи об «альтернативной» музыке, ин­тер­вью с ли­де­ра­ми рок-групп, обилие ил­лю­с­т­ра­ций с раз­но­го рода символическими изоб­ра­же­ни­я­ми, «кон­тр­куль­тур­ный» стиль офор­м­ле­ния, общий воз­вы­шен­но-эмоциональный и «бо­е­вой» настрой. Сам еще совсем молодой человек, Игорь писал о том, что его ин­те­ре­со­ва­ло, и пи­сал так, как ему нравилось, не со­мне­ва­ясь, что это заинтересует и других молодых.

Было ли в этих брошюрах что-то под­суд­ное?

Относительно перепечаток из Интернета — материалов респектабельных право-кон­сер­ва­тив­ных сайтов типа www.pravaya.ru, статей из­ве­с­т­ных столичных политологов, таких, как Алек­сандр Елисеев, сообщений о московских по­ли­ти­чес­ких событиях (например, о «Рус­ском Мар­ше» 4-го ноября 2005 года) — такой воп­рос даже странно задавать. Что может быть не­за­кон­но­го в том, что­бы перепечатать тек­сты, уже опубликованные в легальных и доступных из­да­ни­ях, или рассказать о вполне легальном ме­роп­ри­я­тии?

Стихи, рассказы о музыкальных стилях, ин­тер­вью с музыкантами, фольклорные ор­на­мен­ты, обрамлявшие страницы газет, и даже нео­быч­ный девиз на первой странице: «Слава Руси! Сла­ва неизбежной победе!» — кажется, тоже не со­дер­жат в себе ничего крамольного.

В своих собственных текстах Игорь опи­сы­вал тягостное положение простых людей в Рос­сии, их бесправность, беззащитность пе­ред ли­цом эт­ни­чес­кой преступности, горько упрекал власть в бездействии, призывал ро­вес­ни­ков «не быть обы­ва­те­ля­ми» и вы­ра­ба­ты­вать свою граж­дан­с­кую позицию. Со­дер­жа­лись ли в этих тек­стах «про­па­ган­да расовой не­пол­но­цен­но­с­ти», «призывы к насилию» или ка­кие-либо по­доб­ные грехи? До­с­та­точ­но ска­зать, что эксперты из Волгоградской Академии Го­су­дар­ствен­ной Службы, как ни ста­ра­лись, по­доб­ных призывов не обнаружили.

Однако мы забегаем вперед. Сверстав из­да­ния, Игорь напечатал их за свой счет в одной из волгоградских типографий и отдал на рас­про­с­т­ра­не­ние в фирму «Волга-рас(а)-печать», тор­гу­ю­щую газетами и журналами в не­сколь­ких киосках в Волгограде. Поступили ли «са­мо­паль­ные» га­зе­ты в продажу, читал ли их вообще хоть кто-ни­будь, кроме Игоря и не­сколь­ких его дру­зей — не­из­ве­с­т­но (этот воп­рос мы подробно осветим да­лее).

Могли ли Игорь и его родители ожидать, что на пятнадцатом году после падения Со­вет­с­кой власти государство вновь начнет пре­сле­до­вать студентов за «самиздат»?

Инициатива на местах

Зимой 2005-2006 гг., в противовес на­ра­с­та­ю­щим среди народа националистическим на­стро­е­ни­ям, по всей стране развернулась кам­па­ния «борь­бы с фашизмом». Печать пре­да­ва­ла ана­фе­ме «экстремистов», смеющих го­во­рить о том, что и у преступных группировок бывает на­ци­о­наль­ность. Путинские комсомольцы из организации «Наши» организовывали ан­ти­фа­ши­с­т­с­кие де­мон­ст­ра­ции, участникам коих пред­ла­га­лось красить лица в разные цвета, и про­во­ди­ли в школах «уро­ки толерантности» с де­мон­ст­ра­ци­ей не­гри­тян­с­ких плясок. Это по­вет­рие не обошло стороной и пра­во­ох­ра­ни­тель­ные орга­ны: наверное, нет в Рос­сии региона, в котором хоть один человек не был бы за пос­ле­дний год привлечен к суду «за раз­жи­га­ние меж­на­ци­о­наль­ной вражды».

Не миновала чаша сия и Астраханскую об­ласть.

Однако с «фашистами» в Астрахани туго. Ис­то­ри­чес­ки многонациональный край, где рус­ские, татары, калмыки и казахи много сто­ле­тий живут бок-о-бок, разделяя и радости, и го­ре­с­ти, не слиш­ком располагает к про­яв­ле­ни­ям на­ци­о­наль­ной вражды. Правда, в Ас­т­ра­ха­ни есть свои «скин­хе­ды» — но они пред­по­чи­та­ют, по старинной гоп­ни­чес­кой традиции, го­нять­ся за хиппи и панками, а «расово не­пол­но­цен­ны­ми», кажется, вовсе не интересуются. Преступления на почве на­ци­о­наль­ной не­при­яз­ни в Ас­т­ра­хан­с­кой области редки. Так что служителям Фе­ми­ды и защитникам гос­бе­зо­пас­но­с­ти, желающим включиться во все­рос­сий­с­кую кампанию, вы­би­рать было особенно не из чего. Игорь Могилев со своими брошюрками под­вер­нул­ся им очень вовремя.

Кто именно стал инициатором «дела Мо­ги­ле­ва»? Город или область? Прокуратура или ФСБ? Это нам доподлинно не известно, но кое-какие предположения сделать можно.

Судя по протоколам суда, все началось с того, что в феврале 2006 года некий житель Зна­мен­с­ка, офицер в отставке по фамилии Сав­чиш­кин, принес в местное отделение ФСБ все четыре эк­зем­п­ля­ра могилевского «са­миз­да­та», заявив, что эти брошюры дал ему почитать — по зна­ком­ству — сам Игорь. А он, мол, нюхом учуял в них что-то неладное и на всякий случай решил от­не­с­ти в род­ные органы — пусть они раз­бе­рут­ся! По крайней мере, так написано в об­ви­ни­тель­ном заключении.

Брошюры у гражданина Савчишкина при­ня­ли и переправили в прокуратуру. Правда, по­че­му-то не в установленном законом по­ряд­ке — не со­ста­вив протокол и вообще не от­ра­зив это событие ни в каких документах.

А на суде выяснилось, что Игорь своего «при­яте­ля» Савчишкина никогда и в глаза не видал, не говоря уж о том, чтобы снабжать его своими из­да­ни­я­ми. Сам же Савчишкин немедля после сво­е­го «гражданского подвига» покинул город и уехал, никому не оставив нового ад­ре­са — так что ра­зыс­кать его и задать ему уточ­ня­ю­щие воп­ро­сы не представляется воз­мож­ным.

Можно предположить, что гражданин Сав­чиш­кин является штатным осведомителем; а «до­нос от бдительного гражданина» — оче­вид­но, инсценировка, призванная скрыть, что дело на­ча­то по инициативе Знаменского от­де­ла ФСБ. По мнению самого Игоря, органы гос­бе­зо­пас­но­с­ти держали его «на карандаше» уже не­сколь­ко лет; возможно, образцы его из­да­тель­с­кой де­я­тель­но­с­ти они каким-то образом раздобыли заранее — «на всякий случай», а, когда по­на­до­би­лось начать в Астраханской области дело по «модной» ста­тье, пустили эти брошюры в ход.

«Историческая битва с казахами»

Так или иначе, Знаменская прокуратура на­ча­ла дело. 4 марта 2006 года — за три дня до своего двадцать третьего дня рождения — Игорь Мо­ги­лев оказался за решеткой. И здесь на­чи­на­ет­ся вто­рая странность этого дела.

Дело в том, что предварительное зак­лю­че­ние — то есть помещение в СИЗО до суда — при­ме­ня­ет­ся при обвинении в преступлении большой тяжести. Правонарушение по статье 282, со­глас­но законам Российской Фе­де­ра­ции, не относится к тяжким преступлениям и не тре­бу­ет заключения под стражу — здесь до­с­та­точ­но подписки о не­вы­ез­де. И действительно, на сегодняшний день все многочисленные об­ви­ня­е­мые по 282-й статье в самых разных ре­ги­о­нах России находятся на свободе. Такова обычная практика.

Но с Игорем все было иначе. С четвертого мар­та и до сегодняшнего дня знаменская Фе­ми­да уп­ря­мо держит его за решеткой, не гну­ша­ясь ни­ка­ки­ми средствами ради юри­ди­чес­ко­го оп­рав­да­ния этого.

Уголовное дело против Игоря было воз­буж­де­но по статье 282, часть вторая, пункт а: раз­жи­га­ние межнациональной вражды с ис­поль­зо­ва­ни­ем насилия. О том, что за насилие име­лось в виду, семья Могилевых узнала через не­сколь­ко дней, когда к ним пришел знакомый сына — во­сем­над­ца­ти­лет­ний парнишка по имени Р.

– Простите меня, — понурив голову, про­го­во­рил он. — Я там, в милиции, наговорил на Иго­ря, чего не было... но я не хотел, меня сле­до­ва­тель на это подбил!

Выяснилось, что 6 мая (Игорь уже два дня си­дел в СИЗО) следователь Мироненко вызвал Р. на допрос. Существует видеозапись этого допроса, демонстрировавшаяся в суде; прав­да, получить с нее копию, скорее всего, будет слож­но­ва­то — уж очень ярко она разоблачает нравы и методы Зна­мен­с­кой прокуратуры. На пленке двое сле­до­ва­те­лей, ведущих допрос, об­ра­ща­ют­ся к юноше — кстати сказать, пси­хи­чес­ки неуравновешенному, состоящему на учете в псих­дис­пан­се­ре — при­мер­но с такими на­во­дя­щи­ми вопросами:

– Неужели тебе, русскому, нравится, когда вокруг столько «черных»? Неужели вы с Иго­рем никогда об этом не говорили? Ага, го­во­ри­ли... И что же, только разговорами и ог­ра­ни­чи­ва­лись? Никогда не пробовали кулаки в ход пу­с­тить? Вы­хо­дит, вы с ним просто трусы, толь­ко болтать и умеете? Ну что же, неужели ни разу не было ни одной драки?

Неудивительно, что после нескольких ча­сов такой психологической обработки Р. «со­знал­ся». Нет, он не трус! Да, однажды они с Игорем и еще целой компанией молодежи хо­ди­ли в Ка­пу­с­тин Яр бить казахов!

Следователь, обрадовавшись, принялся вы­тя­ги­вать из Р. подробности. Какие-то детали па­рень сочинял на ходу; других, как ни ста­рал­ся, сочинить не смог.

В окончательном своем виде история из­би­е­ния казахов выглядела изумительно — хоть сей­час в «Очевидное — невероятное». Из об­ви­ни­тель­но­го заключения мы узнаем, что ком­па­ния в тридцать человек «русских фашистов» встре­ти­лась возле церкви в Капьяре с десятью-пят­над­ца­тью казахскими подростками. Игорь Мо­ги­лев — заводила в «банде скинхедов» — про­из­нес перед соратниками длинную пла­мен­ную речь, в ко­то­рой указывал на расовую не­пол­но­цен­ность ка­за­хов и призывал отомстить за все обиды, на­не­сен­ные русскому народу ази­а­та­ми (вот оно, раз­жи­га­ние розни с при­ме­не­ни­ем на­си­лия!). Казахи сто­яли и спокойно слу­ша­ли. Затем началась драка, в которой Игорь (не драв­ший­ся никогда, даже в детстве) якобы принял активное участие. Про­ис­хо­ди­ло все это «в пе­ри­од 2003-2004 гг.» — то есть, по-ви­ди­мо­му, бед­ных казахов лупили два года подряд.

Однако следователь Мироненко, что на­зы­ва­ет­ся, сам себя перехитрил. Поскольку пре­сло­ву­тая «драка» происходила за чертой го­ро­да, ее расследованием должна была за­ни­мать­ся дру­гая прокуратура — Ахтубинская. А к мо­мен­ту доп­ро­са в Ахтубинске Р. уже пришел в себя, осознал, что своим хвастовством под­ста­вил дру­га, и за­я­вил твердо и однозначно: ни­че­го по­доб­но­го не было, он дал ложные по­ка­за­ния, поддавшись дав­ле­нию следствия. Ни од­но­го свидетеля «мас­со­вой драки», ни одного по­тер­пев­ше­го от нее Ах­ту­бин­с­кой про­ку­ра­ту­ре также обнаружить не уда­лось. В результате на суде смехотворное «при­ме­не­ние насилия» даже не рассматривалось.

Однако обратим внимание на странные сло­ва, сказанные следователем Мироненко 4 мая ма­те­ри Игоря: «Имеется в виду моральное на­си­лие...» Ни о каких драках — ни слова. Оче­вид­но, фор­му­ли­руя статью обвинения, слу­жи­тель за­ко­на еще даже приблизительно не пред­став­лял, в каком именно «насилии» будет об­ви­нять Мо­ги­ле­ва. Зато, приписав ему «при­ме­не­ние на­си­лия», он перевел преступление в разряд более тяжких, до­пус­ка­ю­щих зак­лю­че­ние под стражу до суда — и что за беда, если это наскоро со­стря­пан­ное об­ви­не­ние рас­сы­па­лось через не­сколь­ко дней? Дело сделано — обвиняемый сидит.

Потерпев крах с «применением насилия», Мироненко изыскал новый способ удержать Иго­ря за решеткой — переформулировал об­ви­не­ние, добавив к нему статью 280: пуб­лич­ные при­зы­вы к осуществлению эк­ст­ре­ми­с­т­с­кой де­я­тель­но­с­ти. И это обвинение тоже лоп­ну­ло, не дойдя до суда — никто из друзей и знакомых Игоря Могилева, вызванных на доп­рос, не слы­шал от него подобных призывов...

Так или иначе, Могилев оказался в тюрьме. И сидит уже полгода. В одной камере с гра­би­те­лем и убийцей. Поскольку закон запрещает дер­жать человека в СИЗО более пятнадцати дней, Игоря то и дело перевозят из Зна­мен­с­ко­го СИЗО в Ас­т­ра­хан­с­кое и обратно.

Чем объяснить такое рьяное желание Зна­мен­с­кой прокуратуры отнять у родителей сына и по­тра­тить на заключенного побольше ка­зен­ных средств? Игорь — не уголовник, не член какой-нибудь банды, все свои «преступления» со­вер­шал в одиночку. Никакой общественной опас­но­с­ти он явно не представляет. Побег тоже очень маловероятен: неужто скромный, «до­маш­ний» молодой человек, всю жизнь про­жив­ший в тихом Знаменске, примется, подобно бан­ди­ту из бо­е­ви­ка, бегать от милиции, бро­сив ста­ри­ков-ро­ди­те­лей и недописанный дип­лом? И ни на каких сви­де­те­лей он повлиять не может, поскольку в ко­неч­ном счете един­ствен­ным пун­к­том обвинения против него остались пре­сло­ву­тые газеты, а един­ствен­ны­ми зна­чи­тель­ны­ми свидетелями об­ви­не­ния — вол­гог­рад­с­кие эк­с­пер­ты, о которых речь впереди.

Удивительная экспертиза

«Заключение комплексной пси­хо­ло­ги­чес­кой и психолого-лингвистической эк­с­пер­ти­зы» мо­ги­лев­с­ких брошюр — пожалуй, самая по­ра­зи­тель­ная глава этой трагикомической ис­то­рии. На этой экспертизе строится все обвинение: однако, что­бы перечислить все нарушения, с которыми она проведена, и все нелепости в ее тексте, не хватит и восьми газетных полос.

Отметим лишь некоторые, самые крас­но­ре­чи­вые моменты.

За экспертизой по делу, расследуемому в Ас­т­ра­хан­с­кой области, местные служители за­ко­на почему-то обратились в Волгоград. Не­уж­то в Ас­т­ра­ха­ни нет собственных психологов и лин­г­ви­с­тов?

Конечно, в этом еще нет ничего про­ти­во­за­кон­но­го. Как и в том, что все пятеро экспертов, по странному совпадению, трудятся пре­по­да­ва­те­ля­ми в Волгоградской Академии Го­су­дар­ствен­ной Службы — учреждении, прямо свя­зан­ном с си­с­те­мой МВД. А вот то, что зак­лю­че­ние от­пе­ча­та­но на официальном бланке Ака­де­мии Гос­служ­бы с государственным гербом и печатью — уже пря­мое нарушение закона, со­глас­но ко­то­ро­му, эк­с­перт должен пред­став­лять свои зак­лю­че­ния как частное лицо.

Далее: экспертиза подписана пятью фа­ми­ли­я­ми — четыре психолога и один лингвист. Этакий плод коллективного творчества. Где в тексте кон­ча­ет­ся психологическая экспертиза и начинается лингвистическая? Кто из эк­с­пер­тов несет от­вет­ствен­ность за каждое кон­к­рет­ное суждение? Тем­на вода во облацех.

Некоторый свет на методы написания этой экспертизы проливает телефонный разговор ад­во­ка­та Игоря, Александра Михайловича Ни­ко­но­ва, с экспертом-филологом Людмилой Гон­ча­ро­вой. После долгих усилий адвокату на­ко­нец уда­лось застать эксперта на работе и задать ей не­сколь­ко вопросов.

– Каков лично ваш вклад в эту экспертизу? — спросил он.

– Да я только запятые проверила, и все! — раздраженно отмахнулась дама-филолог.

(Проверила, заметим, плохо — в тексте зак­лю­че­ния полно грамматических и пун­к­ту­а­ци­он­ных ошибок.)

– А предупреждали ли вас об уголовной от­вет­ствен­но­с­ти за дачу ложных сведений? — не унимался адвокат.

– Никто меня ни о чем не предупреждал! — буркнула дама, явно тяготясь разговором, и бро­си­ла трубку.

Вот и еще одно вопиющее нарушение: эк­с­пер­ти­за, авторов которой не предупреждали о возможной уголовной ответственности, не мо­жет считаться действительной.

И, наконец, главное: сам Игорь Могилев уз­нал об этой экспертизе, только когда она была уже проведена. Это грубейшее на­ру­ше­ние, ли­шив­шее всю экспертизу смысла: по за­ко­ну, эк­с­пер­т­ное изучение литературно-пуб­ли­ци­с­ти­чес­ких ма­те­ри­а­лов обязательно дол­ж­но про­во­дить­ся при уча­с­тии автора, чтобы он мог сам по­яс­нить, какой смысл вкладывал в те или иные сло­ва.

Но кого и когда в нашей судебной системе интересовало мнение обвиняемого, пре­зум­п­ция невиновности и тому подобная ерунда? «Док­тор сказал, в морг — значит, в морг...» — то бишь в тюрьму.

Неудивительно, что текст этой «на коленке сляпанной» экспертизы, результат которой, по-видимому, был предопределен заранее, спо­со­бен вызвать только смех сквозь слезы.

Никаких утверждений о неполноценности ка­ких-либо народов и рас, оскорблений по на­ци­о­наль­но­му признаку, призывов к на­силь­ствен­ным действиям против кого-либо и т.д. в тек­стах Мо­ги­ле­ва, несмотря на все старания, об­на­ру­жить не удалось. Но бравых экспертов это не смутило. Достаточно оказалось того, что в сво­их изданиях Игорь заявлял себя сто­рон­ни­ком национализма и описывал это иде­о­ло­ги­чес­кое течение в по­ло­жи­тель­ных тонах («На­ци­о­на­лизм — это любовь к своей нации...»), про­ти­во­по­с­тав­ляя его «ин­тер­на­ци­о­на­лиз­му» и «безликому россиянскому “пат­ри­о­тиз­му”«. Раз на­ци­о­на­лист — значит, нацист; раз любит свою нацию — значит, ясное дело, не­на­ви­дит все остальные! Именно такова логика эк­с­пер­т­но­го заключения, львиная доля которого по­свя­ще­на именно ука­за­ни­ям на то, что Игорь выражал в письменном виде свои симпатии к на­ци­о­на­лиз­му.

Доказывая это, эксперты ломятся в от­кры­тые ворота. Да, политические убеждения Мо­ги­ле­ва именно таковы. Он никогда их не скры­вал — бо­лее того, считал нужным рас­про­с­т­ра­нять. Хо­ро­шо известно и то, что в последние годы с подачи высоких инстанций само по­ня­тие на­ци­о­на­лиз­ма — во всем остальном мире вполне рес­пек­та­бель­но­го политического те­че­ния — в России пре­вра­ти­лось в жупел. Но с каких пор исповедание нео­доб­ря­е­мых вла­с­тя­ми по­ли­ти­чес­ких взглядов сде­ла­лось у нас пре­ступ­ле­ни­ем? Выходит, «де­мок­ра­ти­чес­кая» Рос­сия дош­ла до уголовных пре­сле­до­ва­ний и тю­рем­ных сроков за инакомыслие?

Эксперты, по-видимому, сами понимали, что одного указания на национализм Могилева не­до­ста­точ­но. Любовь к своей нации и го­тов­ность за­щи­щать ее интересы — возможно, и пре­ступ­ле­ние с точки зрения россиянских вла­с­тей; но в УК такой статьи пока не существует. Велено найти «разжигание межнациональной розни» — зна­чит, требуется именно раз­жи­га­ние. И вот нам пред­ста­ет такое чудо эк­с­пер­т­ной мысли:

«Под призывом не обязательно по­ни­ма­ют­ся конкретные лозунги. Призывом к воз­буж­де­нию национальной и расовой вражды и розни можно считать: определение национальной или расовой группы в качестве враждебной, объяс­не­ние со­ци­альных и экономических бед де­я­тель­но­с­тью ка­кой-либо национальной или ра­со­вой группы, ука­за­ние на историческую враж­деб­ность между на­ци­о­нальны­ми и расовыми груп­па­ми...»

Легкое движение пера — и целые разделы истории, социологии, этнологии подпадают под уголовную статью! Теперь, стоит написать что-нибудь вроде: «Армяне и азербайджанцы не­до­люб­ли­ва­ют друг друга», или: «В 1941-1945 гг. русские воевали с немцами», или: «Ис­пан­с­кое вла­ды­че­ство принесло много бед жителям Ни­дер­лан­дов» — мигом окажешься на скамье под­су­ди­мых!

Но, товарищи дорогие, как же так можно? Ведь и ребенку очевидно, что народы и нации не всегда живут дружно — случаются между ними и раз­до­ры. Бывает, что одна на­ци­о­нальная группа ста­но­вит­ся во враждебное от­но­ше­ние к другой; бы­ва­ет, что одна на­ци­о­нальная группа причиняет дру­гой разные беды. Это об­ще­из­ве­с­т­ные, широко рас­про­с­т­ра­нен­ные явления, древ­ние, как само че­ло­ве­че­ство. Из страха перед «воз­буж­де­ни­ем враж­ды» объяв­лять их не­су­ще­ству­ю­щи­ми и зап­ре­щать о них говорить — не зна­чит ли впадать в дво­е­мыс­лие гораздо худшее, чем практиковалось при пресловутом «то­та­ли­тар­ном режиме»?

Оттого, что кошку запретят называть кош­кой, она не превратится в безобидного мы­шон­ка. На сегодняшний день национальный воп­рос стоит в России весьма остро — это ясно по­ка­зы­ва­ют хотя бы последние события в Кон­до­по­ге. Замалчивать эту проблему, затыкать рот тем, кто смеет ука­зы­вать на рост меж­на­ци­о­наль­но­го напряжения — не только без­рас­суд­но, но и пре­ступ­но.

Национальная проблема не обошла сто­ро­ной и Знаменск. Несмотря на «закрытый» ста­тус го­ро­да, за последние два-три года в нем чрез­вы­чай­но увеличилось число приезжих с Кав­ка­за: эти люди с удивительной легкостью про­ни­ка­ют на закрытую территорию, про­пи­сы­ва­ют­ся здесь, обзаводятся своим бизнесом — и имен­но с их появлением городская молва связывает все более широкое рас­про­с­т­ра­не­ние в городе наркотиков и «паленой» водки. Вот чем стоило бы заняться Знаменской про­ку­ра­ту­ре! Про­ве­рить те факты, о которых говорят жители го­ро­да и о которых, в частности, упо­ми­нал в своих газетах Игорь Мо­ги­лев...

Впрочем, довольно прекраснодушных рас­суж­де­ний — толку от них не будет. Едва ли зак­лю­че­ние волгоградских экспертов обус­лов­ле­но ма­ло­уми­ем или непониманием ситуации. Ско­рее всего, эти люди прекрасно понимали, что делают и чего от них хотят. Не случайно сейчас они, по сути, скрываются от суда — не яв­ля­ют­ся на заседания, несмотря на повестки. Видимо, догадываются, что адвокат Игоря го­тов задать им немало «не­удоб­ных» вопросов — о том, ка­ко­вы их связи со Зна­мен­с­кой про­ку­ра­ту­рой, как формулировалась просьба об экспертизе и был ли предопределен ее ре­зуль­тат.

Враги и друзья Игоря Могилева

Суд над Игорем Могилевым начался 19 июня 2006 года. Дело движется очень неторопливо — примерно по два заседания в месяц. На все хо­да­тай­ства адвоката об освобождении под­су­ди­мо­го из-под стражи (если заключение еще могло быть чем-то оправдано во время след­ствия, то сейчас оно совершенно бес­смыс­лен­но) судья Александр Шалаев отвечает отказом. Не трогают его ни горе родителей Игоря, ни ука­за­ния на его тяжелое се­мей­ное положение (тя­же­ло­боль­ной отец, брат-инвалид, за ко­то­рым нужен постоянный уход). Зимние морозы дав­но сменились весенней про­хла­дой, про­хла­да — изнуряющей жарой. Теперь на смену жаре при­дут дожди — и их Игорь тоже встретит за ре­шет­кой...

Но не все так безысходно. В войне го­су­дар­ствен­ной репрессивной машины против оди­но­ко­го студента у Игоря нашлись союзники.

После неудачи с двумя знаменскими ад­во­ка­та­ми, очевидно работавшими «заодно» с про­ку­ра­ту­рой, Могилевы отправились в Вол­гог­рад, к редактору газеты «Колокол» Ста­нис­ла­ву Вик­то­ро­ви­чу Терентьеву, которого знали через Иго­ря — попросить у него помощи и со­ве­та.

Станислав Викторович охотно взялся за дело. Он нашел Игорю нового адвоката — вол­гог­рад­ца Александра Михайловича Никонова, человека че­с­т­но­го, упорного и хорошо зна­ю­ще­го свое дело. А поскольку Могилевы сильно потратились на предыдущих адвокатов, и вып­ла­ты еще одного гонорара скромный се­мей­ный бюджет мог не выдержать, Терентьев рас­ска­зал о «деле Мо­ги­ле­ва» на страницах своей газеты и объявил все­на­род­ный сбор средств в помощь Игорю. Благодаря многим читателям газеты из Волгограда и об­ла­с­ти необходимая сумма была собрана быстро и без труда.

Опубликовав в своем издании подробный ма­те­ри­ал о судилище над Игорем, Терентьев на­пе­ча­тал дополнительный тираж газеты и с по­мо­щью нескольких добровольных по­мощ­ни­ков рас­про­с­т­ра­нил его в Знаменске. Прав­ди­вый рас­сказ о том, что происходит в городе, поступил бук­валь­но в каждый подъезд, в каж­дый по­что­вый ящик. Это оказалось до­с­та­точ­но эф­фек­тив­но. Трудно было ожидать, что жители городка, при­вык­шие к военной дис­цип­ли­не, осмелятся на от­кры­тое выражение не­до­воль­ства — этого и не случилось; но, по край­ней мере, на Алексея Ива­но­ви­ча и Людмилу Анатольевну в городе пе­ре­ста­ли коситься как на «родителей фашиста». Страх и неприязнь сменились сочувствием — и по­ни­ма­ни­ем, что такое могло случиться с каж­дым, кто ос­ме­ли­ва­ет­ся иметь свое мнение и его выс­ка­зы­вать.

Нашлись у Игоря друзья и в Москве. Вни­ма­ние к его судьбе проявил депутат Го­су­дар­ствен­ной Думы от ЛДПР Николай Вла­ди­ми­ро­вич Ку­рь­я­но­вич, известный своим не­рав­но­ду­ши­ем к про­бле­мам национального уг­не­те­ния и при­тес­не­ния рус­ских. Он подал зап­рос о «деле Мо­ги­ле­ва» в Ге­не­раль­ную про­ку­ра­ту­ру; как про­фес­си­о­наль­ный юрист, пред­ста­вил суду кон­суль­та­тив­ное зак­лю­че­ние по делу Иго­ря, в пух и прах раз­би­ва­ю­щее дан­ные пре­сло­ву­той «эк­с­пер­ти­зы»; на­ко­нец, по­мог ад­во­ка­ту Никонову свя­зать­ся с не­сколь­ки­ми спе­ци­а­ли­с­та­ми — фи­ло­ло­га­ми, пси­хо­ло­га­ми, по­ли­то­ло­га­ми, юри­с­та­ми, пред­ста­вив­ши­ми свои экспертизы текстов Мо­ги­ле­ва.

Нетрудно догадаться, что заключения этих четырех или пяти неангажированных эк­с­пер­тиз разительно отличались от творения Вол­гог­рад­с­кой Академии Госслужбы. И столь же легко до­га­дать­ся, что ни одна из них не была при­об­ще­на судом к делу.

И что в этом удивительного, если до­под­лин­но известно, что каждое заседание по делу Мо­ги­ле­ва сопровождается про­дол­жи­тель­ны­ми те­ле­фон­ны­ми переговорами судьи с Ас­т­ра­ха­нью? Интересно, какие инструкции и от кого он по­лу­ча­ет во время этих разговоров?

Звонки судьи в Астрахань не случайны. Зна­мен­с­кие служители Фемиды, как видно, не ожи­да­ли, что у Игоря найдутся заступники, что еди­но­мыш­лен­ни­ки будут бороться за него. Те­перь они, судя по всему, пребывают в ра­с­те­рян­но­с­ти и уже жалеют о том, что начали это хло­пот­ли­вое и неудобное дело.

А впереди у них еще много проблем. На пос­ле­днем заседании, 28 августа, суд оказался в ту­пи­ке: адвокат настаивает на допросе эк­с­пер­тов — а эксперты на суд не являются. По за­ко­ну, в такой ситуации необходимо либо при­вле­кать экспертов к даче показаний силой, с по­мо­щью судебного привода, либо на­зна­чать по­втор­ную экспертизу; ни то, ни другое судью явно не устраивает.

К тому же на последнем заседании вскры­лись новые любопытные обстоятельства. Как из­ве­с­т­но, 282-я статья предполагает пуб­лич­ное рас­про­с­т­ра­не­ние зловредных призывов; не было пуб­лич­но­с­ти (например, статья не выш­ла в печать) — не может быть и дела. Так вот: ад­во­кат Ни­ко­нов, проведя соб­ствен­ное рас­сле­до­ва­ние, об­на­ру­жил, что через си­с­те­му ки­ос­ков «Волга-рас(а)-печать» ма­те­ри­а­лы Мо­ги­ле­ва не продавались! Оказывается, ди­рек­тор фирмы, к которому они по­сту­пи­ли, сму­щен­ный «не­фор­мат­ным видом» га­зе­ты и действуя из со­об­ра­же­ний «как бы чего не выш­ло», по­про­с­ту унич­то­жил весь ти­раж!

Если стороне обвинения не удастся оп­ро­вер­г­нуть эту информацию, то дело должно про­сто рассыпаться. О какой «публичности» мож­но го­во­рить, если пресловутых «раз­жи­га­тель­ных» тек­стов не видел никто, кроме са­мо­го Иго­ря, не­сколь­ких его друзей и работников гос­бе­зо­пас­но­с­ти?

Если бы прокурор и судья ру­ко­вод­ство­ва­лись в своих действиях только законом, Игорю больше нечего было бы опасаться. Однако слиш­ком мно­гое указывает на то, что на по­зи­цию судьи Ша­ла­е­ва «давят» некие более мо­гу­ще­ствен­ные силы. Очень вероятно, что он про­сто пропустит эту «бом­бу» мимо ушей — так же, как до сих пор пропускал мимо ушей все сви­де­тель­с­кие по­ка­за­ния в пользу под­су­ди­мо­го.

А значит, Игорю не стоит надеяться только на свою правоту. Без нашей помощи — он об­ре­чен.

Следующее заседание суда назначено на де­ся­тое октября. За этот срок может произойти многое.