Автор: Егор Холмогоров

СЕВАСТОПОЛЬ КАК ИДЕЯ

21 февраля выступая в Севастополе мэр Москвы Юрий Лужков сказал о том, что «Севастополь – особый город. В душе, сердцах и памяти россиян Севастополь – это город вечной российской славы» и пообещал жителям Севастополя финансовую и экономическую поддержку Москвы. Разумеется, Лужков подверг критике и тех, кто пытается выдворить из Севастополя Черноморский флот, тем самым расчистив Украине путь в НАТО. Он с горечью вспомнил о тех «проблемах, которые оторвали Севастополь от России, оторвали Крым от России».

Как бы кто ни относился к Лужкову как к политику, но его последовательные, в течение уже более чем десятилетия, выступления в поддержку русского Севастополя не могут не вызывать уважения. Тем интересней разнузданная, совершенно истерическая реакция на его слова «оранжевых» властителей сегодняшней Украины. Украинский МИД устроил Лужкову скандал, заявив, что московский мэр ставит под сомнение территориальную целостность Украины. Еще дальше зашла одиозная Служба безопасности Украины, которая обвинила московского мэра в подстрекательстве к антинатовским демонстрациям в Крыму и пригрозила перестать впускать его на Украину, а в случае попытки проехать — вызвать на допрос по поводу опасности которую он представляет для украинского «суверенитета».

Российский МИД в своем заявлении от 15 марта ответил оранжевым весьма достойно, обратив внимание на недопустимость вмешательства спецслужб Украины во внешнеполитические отношения двух народов и государств. А сам Лужков сказал: «Что ж, вызовут на допрос — приду и еще раз повторю сказанное». Большинство русских считали, считают и будут считать развал СССР — трагедией, которая, в частности, оторвала от России и один из прекраснейших ее городов.

Не просто город — город символ, город идею. Ибо Севастополь это не только и не столько город и военно-морская база, сколько символ и один из важнейших ориентиров русской цивилизации. Один из тех тиглей, в которых выплавлялось чистое золото русской души. Невозможно быть русским, не имея в своей душе Севастополя.

КЛЯТВА

Современный Севастополь стоит на месте древнего Херсонеса, одной из самых северных греческой колоний на Черном море. Сюда, в казавшийся грекам суровым климат, они уезжали в поисках плодородной почвы, которой столь скудна была Греция, сюда они приносили свою культуру, свои гражданские идеи и искреннее чувство патриотизма. И все это они передавали окрестным народам, с которыми жили то в мире, то в войне — в том числе и скифам, бывшими в той или иной степени (только о степени и спорят сегодня ученые), предшественниками и предками русского народа.

От этого древнего Херсонеса сохранились не только развалины стен и башен, которые можно увидеть и сегодня, окунувшись в Херсонесском музее в неповторимую атмосферу античного города, в котором был даже свой театр (спектакли в нем ставятся и по сей день). От херсонесцев сохранилась гражданская присяга — замечательный памятник греческой политической культуры, наследие которой значимо для нас, русских, и сегодня: «Клянусь Зевсом, Геей, Гелиосом, Девою, Богами и богинями олимпийскими, Героями, владеющими городом, территорией и укрепленными пунктами херсонесцев. Я буду единомышлен о спасении и свободе государства и граждан, и не предам Херсонеса Керкинитиды, Прекрасной Гавани и прочих укрепленных пунктов и из остальной территории, которой херсонесцы управляют или управляли, ничего никому, ни эллину, ни варвару, но буду сберегать все это для херсонесского народа… Я буду врагом замышляющему и предающему или отторгающему Херсонес, или Керкинитиду, или прекрасную гавань, или укрепленные пункты, и территорию херсонесцев. Я буду служить народу и советовать ему наилучшее и наиболее справедливое для государства и граждан. И не буду разглашать ничего сокровенного ни эллину, ни варвару, что должно принести вред государству. Я не буду давать или принимать дара во вред государству и гражданам. Я не буду составлять заговора ни против херсонесской общины, ни против кого либо из граждан, кто не объявлен врагом народа. Если я узнаю о каком нибудь заговоре, существующем или зарождающемся, я доведу об этом до сведения должностных лиц. Зевс, Гея, Гелиос, Дева, божества олимпийские! Пребывающему во всем этом да будет благо мне самому и потомству, и тому, что мне принадлежит. Не пребывающему же да будет злое и мне самому, и потомству, и тому, что мне принадлежит, и пусть ни земля, ни море не приносят мне плода…».

Если бы мы, если бы все эти Горбачевы, Ельцины и Кравчуки принесли бы некогда такую же клятву своему Отечеству и соблюли бы ее — не предали, не отторгли, не допустили бы заговора, то сегодня не было бы и спора о том, русский Севастополь — или украинский.

БЛАГОСЛОВЕНИЕ

В I веке Христианской эры Херсонес-Корсунь был уже римским городом — важнейшим форпостом Империи на северной ее окраине, в Черноморском регионе, бывшем испокон веков важнейшей житницей Средиземноморья. И нет ничего удивительного в том, что Провидение привело в него апостола Андрея, первого из учеников Христа. Когда Господь, вознесшись на Небо, повелел своим ученикам: «Идите и научите все народы», то они бросили между собой жребий — кому идти в какую сторону, кому научить какой народ.

Заметим, кстати, что вопреки либеральной псевдохристианской демагогии, Церковь с самого начала уважала национальное разнообразие людей, апостолы шли к каждому народу в отдельности, проповедовали ему на своем языке и готовили каждому свою судьбу.

И вот, первому из учеников Христовых выпал жребий идти в те земли, которые в империи именовались землями Скифов и которые к тому моменту уже были населены славянами и таили в себе до времени великий и грозный народ Русов. Вспомним предание «Повести Временных Лет»: «Когда Андрей учил в Синопе и прибыл в Корсунь, узнал он, что недалеко от Корсуня устье Днепра, и захотел отправиться в Рим, и проплыл в устье днепровское, и оттуда отправился вверх по Днепру. И случилось так, что он пришел и стал под горами на берегу. И утром встал и сказал бывшим с ним ученикам: «Видите ли горы эти? На этих горах воссияет благодать Божия, будет город великий, и воздвигнет Бог много церквей». И взойдя на горы эти, благословил их, и поставил крест, и помолился Богу, и сошел с горы этой, где впоследствии будет Киев, и пошел вверх по Днепру».

Благословение, тем более апостольское — это не просто слова, не просто формальность. Это та действительная и чудесная сила, про которую Николай Гумилев писал «солнце останавливали словом, словом разрушали города». И созидали тоже. Благословение апостола, пришедшего из Корсуня, стало той мистической реальностью, которая создала, поставила на ноги Киев, а вместе с ним и всю Русь. Обратила раннее государство русского народа в одну из великих держав средневековья и привела величайшего из государей этой державы — князя Владимира вновь под Корсунские стены.

ТРИУМФ ВЕРЫ

Владимир пришел осаждать Корсунь в 988 году в самом расцвете своей власти и славы. Он — наследник мудрой Ольги и великого воина Святослава, своим мечом сотрясшего всю восточную Европу, решил заставить надменных византийцев признать выдающееся место Руси в системе причерноморских международных отношений. Несмотря на то, что присланные Владимиром дружины фактически спасли власть императоров, разбив сильных мятежников, Базилевсы -Василий и Константин, попытались уклониться от данного ими ранее обещание выдать за правителя Руси свою сестру, породнить русский и греческий правящие дома. Ответом Владимира на попытку обмана и стало взятие Корсуня.

Город, расположенный на удобном мысу и окруженный величественными стенами, считался практически неприступным. Но здесь произошло настоящее чудо — корсунский священник Анастасий нарушил древнюю клятву херсонеситов, передал город Владимиру, в тайном послании сообщив, что город можно взять, отрезав от него воду. Было ли это просто предательство? Вряд ли, поскольку предателей всегда презирают, а Владимир приблизил к себе Анастасия. Корсунский священник действовал не иначе как по воле Божией, более чем кто либо содействовал крещению Владимира и его дружины. Вспомним летопись: «некий муж корсунянин, именем Анастас, пустил стрелу, написав на ней: «Перекопай и перейми воду, идет она по трубам из колодцев, которые за тобою с востока». Владимир же, услышав об этом, посмотрел на небо и сказал: «Если сбудется это, — сам крещусь!».

Владимир крестился — принял Христианство публично, на глазах у корсунян и вместе с дружиной. Принял не как ученик и вассал греческих императоров, а напротив, — как их победитель, как тот, кто мог угрожать Константинополю: «Вот взял уже ваш город славный; слышал же, что имеете сестру девицу; если не отдадите ее за меня, то сделаю столице вашей то же, что и этому городу». Владимир был победителем и Христос был тем Богом, который даровал русскому князю Победу.

Когда Владимир возвращался из Корсуня в Киев, сопровождаемый порфирородной женой из рода византийских императоров, священниками и монахами, чудотворными мощами христианских святых, прежде пребывавшими в Корсуни, церковными сосудами, иконами, медными статуями коней и древних божеств, — киевляне стали свидетелями великого триумфа своего князя. На Руси, в Киеве, вера, которую принял князь, была верой победителя, была свидетельством того, что на Русь уже сошла от прежде благословившего её Христа, благодать новой жизни.

В самом деле, завоевавшая свою Веру в Корсуни, Русь никогда не была простой ученицей и подражательницей Византии. Наше Православие, наша историческая жизнь, являлись и являются совершенно новым и уникальным явлением в истории. С XV века Православие перестало уже быть греческой по преимуществу религией, став религией Русской и это чудо совершилось именно на том месте, где сегодня стоит Севастополь.

НА ПОЛЕ КУЛИКОВОМ

В XIV веке Херсонес практически прекратил свое существование. Бывший почти два тысячелетия форпостом греческой и византийской цивилизации город был погублен союзом татар и лукавых латинян — генуэзцев, поставивших своей задачей монополизировать черноморскую торговлю. Однако дело Херсонеса продолжило греческое княжество Феодоро, столица которого находилась в Мангупе, а одна из важнейших крепостей — Каламита, на Инкермане, фактически в современном Севастополе.

Исторические предания указывают на выдающуюся роль в Куликовской битве, ставшей знаком рождения из Московского княжества молодой и великой России, выходцев из греческого княжества. «Задонщина» упоминает в числе свидетелей и участников Куликовской битвы «гостей сурожан» (то есть причерноморский купцов) и Косьму Коврю. Но, «Ковря» — это русское написание фамилии «Гаврас», фамилии владетельных князей Феодоро, один из представителей которых принимал участие в Куликовской битве.

Современные исследователи высказывают предположение, что роль греков «феодоритов» в организации куликовского сражения могла быть не менее значительной, чем роль их врагов генуэзцев в организации похода Мамая на Русь. Сегодня уже не вызывает никаких сомнений то, что Мамая контролировали и вдохновляли именно «гости» с Запада.

Но и сопротивлявшаяся из последних сил давлению турок и тех же генуэзцев Византия, и крымские князья знали, что есть только одна сила способная подхватить византийскую миссию Православного Царства — Московское княжество на Руси. Греки усиленно трудились над укреплением самосознания Руси, поддерживали в деле усиления Москвы таких деятелей как преподобный Сергий Радонежский и св. митрополит Алексей. Важным посредствующим звеном на этому пути были «сурожане». Именно из Крыма, как из священного источника, вновь шли на Русь и помощь, и вдохновение в становлении великой державы.

ЮЖНЫЙ ПАРАДИЗ

Возвращение России в Крым после долгой и черной ночи правления там крымских ханов, угонявших русских людей в рабство тысячами и десятками тысяч в ходе ежегодных набегов, началось в конце XVIII века. В 1783 году по распоряжению Екатерины II Потемкин и Суворов присоединили Крымское ханство к России. Оно немедленно стало заселяться русскими людьми (кстати, в основном, выходцами из Великороссии). В нем начали создаваться новые города, верфи, сады и мануфактуры.

Это была не просто хозяйственная или военная необходимость. Это был образ Рая, который, как казалось Екатерине, а вместе с нею и всему русскому обществу, обрела на Юге Россия. «Царством млеко и мед точащим» именовался Крым в тогдашних русских одах. Потемкин верил, что он осуществит для России то, чего так и не смог осуществить Петр Великий — основать столицу России на юге. По его мнению, Петр вынужден был построить Петербург на Севере лишь силой обстоятельств. «Петербург, поставленный у Балтики, — северная столица России, — пишет Потемкин Екатерине сразу после присоединения Крыма, — средняя — Москва, а Херсон Ахтиярский да будет столица полуденная моей Государыни. Пусть посмотрят, который Государь сделал лучший выбор».

Херсон Ахтиярский — это не Херсон на Днепре, основанный в 1778 году, а древний Херсонес и будущий Севастополь, основанный в Ахтиярской бухте, про которую тогдашние моряки говорили, что «лутчей в мире не сыскать». Здесь, на месте древнего Херсонеса, Потемкин мечтал увидеть свой Петербург, который он назвал «Севастополь», то есть «владычествующий, августейший город».

Как знать, быть может проживи Потемкин и Екатерина подольше, имей они других наследников, одушевленных идеей возвращения России южных земель, и биография России в XIX веке была бы во многом иной, а геополитическая ось значительно сдвинулась бы к югу. Во всяком случае, в национальной нашей психологии совершенно очевидно, что мы испытываем голод по солнцу, его недостаток. Что русским и в самом деле нужно больше и земель и населения южнее, чем мы на самом деле живем и то, что после 1991 года Крым, идеальный «Юг» России, оказался от нее отрезан, еще и с этой стороны вызывает почти физическую боль. Боль от недостатка «ультрафиолета», боль от потери русского Рая.

А пока та скорость, с которой развивался новоприсоединенный к России край и те энергичные меры, которые предпринимал для его развития князь Таврический Григорий Александрович Потемкин вызывали зависть у врагов России. Именно отсюда и взялся черный миф про «потемкинские деревни», выдуманный иностранцами по поводу поездки Екатерины в Тавриду в 1787 году. Не в силах скрыть злобу по поводу быстрого укрепления России в Крыму иностранцы не нашли ничего лучше, чем выдумывать клевету за клеветой, а также наущать Турцию нанести новый удар России. Сразу по завершении путешествия Екатерины Турция наносит, по наущению Франции, очередной удар России и начинается четырехлетняя русско-турецкая война. В ней Севастополь с первых лет своей жизни становится городом славы, городом легендарных Адмиралов.

ГОРОД АДМИРАЛОВ

Великие и славные дела совершал основанный Петром Великим флот на Балтике. Но видимо столь велика была внутренняя энергия Херсонеса-Корсуня Севастополя, что именно этот город, база Черноморского флота, стал местом, где один за другим выдвигались и достигали славы величайшие адмиралы русского флота. Основание этой традиции положил Федор Федорович Ушаков, прославленный Церковью как святой воин Феодор. Великий стратег и тактик, не потерявший в своих битвах ни единого корабля, был одним из отцов основателей Севастополя и Черноморского флота. Главным отцом-основателем — тем, кто привил флоту вкус к великим победам, к тому, что слова Петра Великого «небываемое бывает» являются для русского флота нормой и правилом.

Победы Ушакова у Фидониси, Тендры, Калиакрии, затем взятие Корфу, поставили Ушакова по праву на первое место среди адмиралов тогдашней эпохи. Чтобы перебить его славу западным интерпретаторам истории приходится прибегать к откровенной лжи. Для них Ушаков — «ученик Нельсона», хотя к моменту первой победы Ушакова у Филониси, показавшей его тактику во всем блеске, Нельсон еще был командиром фрегата, а первое крупное дело Нельсона относилось лишь к 1797 году. Если и сравнивать достижения двух великих адмиралов, то очевидно, что те высоты, которые брал Ушаков, — например, взятие крепости Корфу с моря, Нельсону, два года осаждавшему Мальту, оказались попросту недоступны.

Беда и Ушакова, и русского флота, и Севастополя была в другом. В том трагическом непонимании и невнимании к флоту, которое с завидной регулярностью проявляло всероссийское начальство, включая самих императоров. Павел I переименовал Севастополь назад в татарский Ахтияр (имя вернулось городу лишь в 1826 году). Александр I, правивший Россией в основном через посредство английских шпионов, иногда сменявшихся французскими или польскими, цинично не скрывал, что понимает во флоте не больше, чем «слепой в красках». В александровское царствование Ушакова отставили от флота и отправили за Можай. Та же участь постигла соратника и соперника Ушакова — Дмитрия Николаевича Сенявина, защитника Ионических островов и победителя в Афонском сражении. Сами Ионические острова были отданы Наполеону, а когда после его разгрома появилась возможность средиземноморские владения вернуть, вместо этого Александр взял Польшу и выдал ей оскорбившую всех русских Конституцию. Командование флотом назначалось точно для наибольшего над ним издевательства. Сперва — адмирал Чичагов, считавший, что флот России не нужен. Затем — французский эмигрант маркиз де Траверсе, не бывший особенно уверенным и в том, нужна ли сама Россия. В результате флот к концу царствования Александра был приведен в то самое «мнимое существование», из которого Александр хвастливо обещал его вывести…

И вновь ангелами-хранителями флота были адмиралы и офицеры-энтузиасты, такие, как соратник Сенявина в борьбе за Ионические острова адмирал Грейг. Он оживил деятельность черноморских портов, построил морские батареи, казармы. Состарившегося и «ко всему сделавшегося равнодушным» Грейга в 1832 году сменил Михаил Петрович Лазарев, настоящий создатель Севастополя, каким мы его знаем, — выдающийся исследователь, один из открывателей Антарктиды, герой Наваринского сражения.

Неутомимой деятельности Лазарева Севастополь обязан был своей славой. Лазарев готовил флот к победоносному занятию Босфора в случае войны с турками. Его флот сыграл огромную роль в успешном покорении русскими Кавказа, высаживая десанты на важнейших направлениях войны с горцами. Совершенствовалось оружие, корабли, создавались первые пароходы. Город отстраивался — и как город, и как морская база: доки, батареи, укрепления, казармы, госпиталя, водопровод, офицерская библиотека. То, что город оказался способен выдержать многомесячную осаду в ходе Крымской войны, во многом объясняется именно совершенством созданной Лазаревым инфраструктуры. Единственное, чего он не мог предугадать, так это того, что благодаря бездарности сухопутного командования, Севастополь окажется в осаде с суши, а не с моря.

Но главный подвиг Лазарева — это создание особой породы адмиралов, офицеров и матросов, таких, для которых на свете не было ничего превыше морской службы, таких, для которых Севастополь был не просто базой, а родиной и святыней. Нахимов, Корнилов, Истомин, Бутаков десятки и сотни их соратников были птенцами «лазаревской» школы. Суровый моряк Лазарев, тем не менее, никогда не допускал на флоте даже мысли о возможности «палочной» дисциплины, муштры, основанной на унижении матроса. «Лахаревские» матросы на защите Севастополя поражали сухопутных солдат и офицеров удивительным сочетанием «вольности обхождения» и исключительной стойкости, жертвенности и инициативы, были воплощением лучших качеств русского человека.

РУССКАЯ ТРОЯ

Не вина, как мы уже сказали, адмирала Лазарева и его учеников, что Севастополь в 1854 году, с началом Крымской войны, стал не базой для победоносных действий на Босфоре и решения вековых задач России на южном направлении, а полем главной битвы, «русской Троей», как называли его англичане. Крымскую войну часто представляют как некое свидетельство беспомощности Российской Империи, как «позорное поражение царизма», память о котором скрашивает только героическая оборона Севастополя.

На самом деле, если Крымская война и была ошибкой, то исключительно дипломатической. Дипломатии Николая I не удалось предотвратить формирование европейской коалиции, в которую вошли Англия, Франция, Сардиния и трусливо предательствая Австрия, и которая поставила своей целью сокрушить гегемонию России в Европе.

Возможно ли было вообще такой коалиции не допустить? Может быть и нет, поскольку ненависть всей «прогрессивной» Европы к России была исключительно велика. Но, оказавшись один на один с Европой, Россия, ее армия и флот продемонстрировали удивительные боевые качества. Ни на Балтике, ни у Петропавловска Камчатского коалиция не смогла нанести удара. На Кавказе русские войска били турок и вся борьба сосредоточилась вокруг Севастополя.

Город не был готов к тому, что бездарный главнокомандующий Меньшиков проиграет первое же сражение на суше и Севастополь окажется беззащитен. Однако то, что произошло дальше, иначе как чудом не назовешь. За сентябрь 1854 года Севастополь был окружен линией укреплений, остававшихся неприступными почти целый год. Мужество матросов, солдат и простых горожан, инженерный гений Тотлебена, организаторский талант адмирала Корнилова, вдохновляющее влияние Нахимова — все вместе собрались, чтобы сделать Севастополь неприступным.

Дальше «жизнь кончилась, началось житие» — как писал Лесков. Закончилась обычная война и началась легенда о людях, которые совершали невозможное, находясь в осаде, в меньшинстве, под непрерывным обстрелом, в самом эпицентре «травматической эпидемии», как называл войну спасавший раненых в Севастополе великий хирург Пирогов. При первой же бомбардировке Севастополя погиб адмирал Корнилов, спасший город от внезапного взятия. Его последними словами были: «Так отстаивайте же Севастополь».

Англичане и французы не раз и не два отчаивались взять город. Только исправный шпионаж и поддержка «либеральных» кругов России позволяли им знать о том, что после смерти императора Николая I в феврале 1855, правящие круги России не намерены продолжать войну, ищут пути к достижению мира и компромисса с Европой.

Развернись история иначе, не будь в рядах самого русского сухопутного командования откровенных трусов и изменников (вроде поляка генерала Жабокритского, в решающий день штурма ослабившего оборону Малахова кургана), Севастополь навсегда остался бы неприступным. Но, в любом случае, он остался непобежденным.

Символом этой непобежденности был адмирал Нахимов. Ученик Лазарева, блестящий победитель в Синопском сражении, он с первого дня обороны Севастополя не скрывал, что никогда не уйдет из города живым.

Он был душой великой обороны, ее знаменем, и с того момента, когда участь города, к сожалению, от него не зависевшая, все же была предрешена, искал только смерти. «Видали вы подлость? Готовят мост через бухту! Ни живым, ни мертвым отсюда я не выйду!». Он единственный из высших чинов демонстративно носил эполеты, хорошо заметные англо-французским снайперам и в итоге погиб именно от снайперской пули.

С этого времени, с этих одиннадцати месяцев осады, Севастополь утратил для русских звание просто города. Он превратился в настоящую икону — икону русского мужества, русского героизма, русской стойкости и русского ума. Всего того лучшего, что только есть в русском человеке. Он стал иконой русской судьбы в ее всесветном и всеисторическом измерении.

Без всякого сомнения судьба нашего народа такова — стоять до Конца Времен, до последней черты Истории. Стоять, — зная о том, что всеми пророчествами торжество врага предречено, — и все таки, стоять до последнего. И этой стойкостью, и этой отвагой, как последним оружием, победить — победить тогда, когда история перейдет за свою заветную черту и станет вечностью. Все герои русской истории все для неё — Нахимовы, Корниловы, Истомины, Тотлебены, Васильчиковы, Хрущовы, Хрулевы, матросы Кошки, Даши Севастопольские и Пироговы.

В Севастопольской обороне, как в зеркале, Россия увидела свой национальный миф, увидела саму себя.

ПОВТОРЕНИЕ МИФА

Казалось бы история не повторяется, а если и повторяется, то как фарс. Но с русским городом-мифом случилось иначе. Немногим менее чем через век после своего подвига он совершил новый, аналогичный. Героическая оборона Севастополя имела и второе издание. Снова город сердце Черноморского флота, восстановленного в 1930 е после той, практически полной, гибели, которую принесли ему революция и гражданская война, оказался в осаде. Можно сказать, он снова стал тем орешком, который оказался врагу не по зубам, несмотря на превосходство в силах.

Теперь Севастополь был в еще более сложном положении, чем в XIX веке — рядом с ним не было снабжавшей его сухопутной армии. В силу того, что осажденный город находился в глубоком немецком тылу, снабжение возможно было осуществлять лишь по морю. Тем не менее, безуспешная для немцев осада продолжалась долгие 250 дней. Кто знает, может быть, она продлилась бы дольше, не увенчавшись успехом никогда, если бы не горькое поражение операции в Керчи, сделавшее с определенного момента полноценную защиту города невозможной.

Многие тогда высказывали клеветнические сомнения и высказывают до сих пор: не умерла ли Россия в советскую эпоху, та ли же это страна, тот ли же это народ? Но новая оборона Севастополя, новый подвиг на том же месте, — подвиг фантастический, немыслимый по своему масштабу, по своей трудности и проявленному героизму — ещё раз подтвердил чудо исторической преемственности,

В годы Великой Отечественной войны подвигом трудно было удивить. Подвигом были и защита блокадного Ленинграда, и оборона Москвы, и оборона Сталинграда. Но именно из за мистического значения этого города для всех русских, у Севастополя было особое место в этом ряду.

Если бы город пал быстро, если бы не повторил чуда великой героической обороны — то совсем иными глазами смотрели бы на войну все русские люди. Но страшное, трагическое поражение Севастополя в июне 1942 года (впрочем, о всех масштабах трагедии тогда никто ничего еще не знал, — в полной мере это знание о последних страшных часах его защитников стало доступно лишь сейчас) было поражением уже после моральной победы. Севастополь протянул руку Сталинграду.

В мае 1944 г., — меньше чем через два года, — русские вернулись в Севастополь. Нацисты воображали, что повторят многомесячную оборону, что и для нас город будет неприступен. Они просчитались, — это была русская земля, русские были на ней хозяевами и Сапун-Гора, которую нацисты намеревались превратить в свой неприступный бастион, стала горой Русской славы, а не русской смерти.

Второй раз разрушенный Севастополь был восстановлен из руин, возрожден как один из прекраснейших русских городов, залитый солнцем, теплом, пронизанный той удивительной райской радостью, которую русские всегда стремились обрести в Крыму.

КРАЖА

Однако городу суждено было еще одно испытание — плен. Уже не у иноземных захватчиков окупантов, — а у исторических обстоятельств, разрушивших нашу единую Родину и разлучивших один из прекраснейших русских городов со всей Россией.

Казалось, Сталин сделал всё для того, чтобы не оставалось никаких сомнений в русском статусе Севастополя и Крыма: крымская область находилась в составе РСФСР, татарская автономия была ликвидирована, а наиболее антирусская часть татарского населения (вопреки распространенной легенде, всех татар никогда из Крыма не выселяли), запятнавшая себя сотрудничеством с нацистами, была выселена. Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 29 октября 1948 г., никогда, впоследствии, не отменявшимся, Севастополь был включен в число городов республиканского подчинения, не входивших даже в состав Крымской области. Военная база Черноморского флота была закрытым городом имевшим практически полную хозяйственную автономию.

Однако, «десталинизация», как это не удивительно, началась прежде всего с попыток деруссификации Крыма. В 1954 году, волей Хрущева и с полнейшим пренебрежением ко всем советским законам и конституциям, Крым перекочевал в состав Украинской СССР.

Никаких специальных решений по Севастополю принято не было. В начале 1960 х только скандалом с матерной руганью членам Президиума ЦК КПСС Брежневу и Воронову удалось остановить попытку Хрущева восстановить в Крыму татарскую автономию. Так или иначе, но наступление Украинской партийной бюрократии на Крым было уже не остановить. С конца 1960 х во всех советских справочниках и энциклопедиях можно было прочесть, что «Севастополь — город республиканского подчинения в Украинской СССР», хотя из своего республиканского подчинения РСФСР его никогда не передавала. Впрочем, кого это тогда могло беспокоить, в, казалось бы, едином и навечно великом и могучем Советском Союзе.

Зато, когда произошел распад, судьба Севастополя и Крыма архитекторов этого, без сомнения, исторического преступления, не интересовала. Даже украинские националисты, осуществлявшие отсоединение Украины от СССР, и уверенные в том, что Россия не признает «самостийных» прав не Севастополь, готовы были отдать Крым, намереваясь действовать обманом.

«То, что Украина не имеет на Крым никаких законных оснований владения — явствует из речи Чорновила на закрытой сессии Совета Безопасности Украины, где он сказал: «мы должны все силы направить на то, чтобы Россия взяла Крым в аренду. Этим самым мы добьемся решения двух задач. Первое, Россия таким образом признает Крым за Украиной, а, передав Севастополь в аренду, она завязнет в этой аренде, и мы можем выдвигать любые условия, которые она вынуждена будет выполнять. И мы будем это делать. Мы будем заказывать меню, а накрывать нам стол будет Россия» — рассказывал бывший командующий Черноморским флотом адмирал Эдуард Балтин. — «Когда я пытался выйти на президента России, доложить ему все это, несмотря на его приказание, заверение, что звони мне в любое время суток, все, никаких проблем не будет, — пять помощников перезвонил, и последний, Ильюшин, объявил мне, что он едет в машине вместе с президентом и не хочет его волновать. И до этой Украины ему лично нет никакого дела. И президенту тоже».

Разворовавшему великую страну жулью, конечно, ни до Севастополя, ни до Крыма, ни до Украины, ни до России не было никакого дела, — им вообще не было дела ни до чего, кроме своего брюха и кармана. В результате, сегодня уже и в Севастополе, и Россия, и Черноморский флот находятся на «птичьих правах». Хотя Севастополь и флот неразделимы, и друг без друга немыслимы.

Сегодня уже предпринимаются попытки заставить наш флот убрать со своих объектов российские флаги. К слову сказать, — нигде российский трехцветный флаг не вызывает таких теплых чувств как в Севастополе, там он, — не символ демократической «измены», а напротив, — островок России среди настраиваемого оранжевыми против неё, постепенно становящегося все более чужеродным, мира.

Но Севастополь, как уже было сказано — не просто город. Это город-идея, город символ, город- миф. Нравится это кому то или нет, — он останется русским городом навсегда. Это город вечной, небесной России, которая однажды восстановит своё единство.