Автор: Егор Холмогоров

КАЗУС ДИОМИДА

В конце февраля в прессе, которую трудно было раньше заподозрить в сочувствии к Православной Церкви и, тем более, к ревнителям строгого православия, было неожиданно опубликовано и широко распространено обращение епископа Анадырского и Чукотского Диомида, а также священников его епархии. В обращении прозвучала резкая критика в адрес Русской Православной Церкви и её священноначалия. Их обвинили, не больше не меньше, как в «отступлении от Православия». Это письмо всколыхнуло и православную, и не очень православную общественность.

Как бы то ни было, мы предоставляем читателям «Спецназа» возможность ознакомиться как с самим обращением епископа Диомида, так и с критическим разбором его, который сделал один из постоянных наших авторов — известный историк, политический и церковный публицист Егор Холмогоров.

Те вопросы, которые владыка Диомид поднял, — не новые, — они обсуждаются у нас в Церкви в течение многих лет, и нельзя сказать, что по поднятым им темам сейчас ситуация самая худшая из тех, что у нас были. Как раз наоборот — почти все проблемы, которые в обращении подняты, либо преодолены, либо почти преодолены. Скажем, когда в первой половине 90 х у нас буйствовали радикальные экуменисты, когда почти вся тогдашняя церковная интеллигенция состояла из латинофилов, когда нашим иерархам приходилось с почтением общаться с представителями «демократической» казнокрадократии и Ельциным, почему то таким обращениям внимание в прессе не уделялось и попыток мутить народ на эту тему не делалось. Никто не устраивал массовых движений и не позволял себе выпадов против Святейшего Патриарха и священноначалия. Сейчас, когда положительная динамика выздоровления нашего церковного организма очевидна, почему то пошли какие то, митинги, агитация в совершенно дотоле антицерковной прессе. Причем, зачем то в эту кампанию включились вполне уважаемые в Церкви люди.

Логика этой кампании вполне очевидна: в современной России Церковь стала, на взгляд некоторых, слишком влиятельным, слишком активным, слишком способным проводить свою линию общественным фактором. С нами, с православными, приходится считаться гораздо больше, чем некоторым хотелось бы. И вот начинается выдвижение проектов как церковь обуздать. Сперва попробовали одну линию: «ваша Церковь вся сплошь состоит из фашистов и надо проводить зачистки епископата, чтобы очистить ее от противников так называемой толерантности». Попробовали. В «Известиях» появилась статья публицистов Балытникова и Иванова, в которой тех священников, кто «отрицает современную кинематографическую и особенно телевизионную культуру» предлагалось «подвергать санкциям: штрафам, лишению права исповедовать или проповедовать, а, в самых крайних случаях, запрещению в священнослужении». Но не пошло. Ответ Церкви был спокойным и твердым — подобные либеральные бредни по перестраиванию Церкви являются нечестием и ересью.

Тогда зашли с противоположного фланга, так сказать вывернули первую позицию наизнанку, — наша Церковь, оказывается, слишком либеральна и отступает от Православия. Тут пошло, к сожалению, несколько веселее. Но логика и в том, и в другом случае одна — посеять взаимное недоверие, уронить авторитет Церкви, получить возможность сказать и Патриарху, и митрополиту Кириллу, и другим иерархам: «Вот вы выступаете от имени Церкви, а вас самих в ней не все признают и вы сами под сомнением, так что и слушать вас не желаем».

Есть тут и еще один пласт. Некоторым околоцерковным силам все неймется устроить и в Церкви гонку «преемников» Святейшего Патриарха. Мы, конечно, знаем, что, как и всякий человек, Святейший Алексий не вечен, но желаем ему долгих лет здравия и полнокровного служения Церкви. Но кое кто хотел бы, чтобы новый Патриарх появился бы у нас как можно скорее. Эти силы, в частности, выбрали своей мишенью митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла, который отвечая за внешние связи Церкви, естественно является значительной общественной фигурой. У некоторых превратилось в идею фикс «не допустить Кирилла до патриаршества», и, если мы прочтем обращение Диомида «церковно-политологическими» глазами, то очевидно, что и оно бьет именно в ту же сторону, является прежде всего нападками на дипломатическую и общественную активность нашей Церкви. Между тем, именно митрополит Кирилл сделал как никто много для того, чтобы наша Церковь приобрела огромное влияние на общественные процессы в современной России. Его авторитет будет высоким вне зависимости от того, какую должность он занимает и наносимые по нему удары, пусть и со стороны «ревнителей», фактически играют на руку тем, кто хотел бы вытеснить Церковь на обочину общественной жизни.

Кстати, не случайно, в обращении Диомида не сказано ни слова о важнейших вопросах церковно-общественной жизни, интересующих нас сегодня.

Ни о борьбе православных за введение в школах преподавания «Основ Православной Культуры», за то, чтобы дети приобретали первые знания о святой истине Православия, а современная русская молодежь приобщалась к традициям своих предков. (Кстати мне до сих пор не попадалась информация, сам владыка Диомид — за введение ОПК в чукотских школах или эта позиция ему безразлична?).

Ничего не говорится и о необходимости увеличения влияния Церкви на государственную власть, на выборные и невыборные ее ветви. Вместо этого предлагается их попросту «обличать», только осложняя осуществление церковных целей. Точно так же и в отношениях, например, с мусульманами не предлагается ничего, кроме конфликтной неприязни. Между тем, главная задача православных сегодня: объяснить российским мусульманам, что они живут в православной стране, где уважаются их обычаи, но и они должны уважать веру большинства.

Другими словами, вместо взятия городов и крепостей безбожного противника, в обращении Диомида предлагается поднять белый флаг и уйти партизанить в леса.

Но, может быть, составленное без учета церковно-общественных проблем, обращение Диомида безупречно и справедливо как чисто церковное, как выражение наиболее строгой, наиболее жесткой и близкой к святоотеческому Православию, позиции? Увы, и этого сказать тоже нельзя. Давайте рассмотрим по пунктам.

Первый: «постоянно набирает силу еретическое учение экуменизма». Экуменизм — безусловно ересь и опасное предательство Православия. Но, разве правда, что он «набирает силу»? Пишется это в тех условиях, когда реально и учение экуменизма, и уважение к нему среди клириков и мирян трещат по швам. Ничего похожего на экуменические радения рубежа 1980 90 х, когда нынешний раскольник Филарет на какой то там всемирной молитве молился рядом с Далай-Ламой, не происходит. Никакого латинофильства в нашей церкви, ведущей постоянную и жесткую борьбу с католиками, например, на Украине, нет и в помине. Никакого «нарастания экуменизма» нет и в помине, — есть его жалкие остатки, которые будут в ближайшие годы выдавлены, если в жизнь Церкви не вмешается некая могущественная внешняя сила, а пути для этого вмешательства открываются как раз подрывам довериям православных к священноначалию.

Второй пункт: «Развитие духовного соглашательства (неосергианство), подчиняющего церковную власть мирской». Я бы, конечно, вообще запретил употреблять обзывалку «сергианство», поскольку те, кто его употребляют, на самом деле не верят ни в силу молитвы, ни в силу церковного благословения, а только в силу публицистики и политических речей. Патриарх Сергий обличительных речей не произносил.

Он, своей властью архипастыря, благословил Советский Союз как гражданскую Родину, и… это благословение стало производить даже в кровавом богоборческом режиме такие перемены, что СССР 1927 года, когда была обнародована декларация, и СССР, допустим, 1947 года — это две совершенно разные страны и по отношению к Церкви, и по отношению к нравственной жизни, и по внешней державной силе, той геополитической силе русского народа, которая входит в часть Божьего замысла о нас.

Так что, «сергианство» как идеология — это не какой то грех, а напротив, — духовная основа жизни нашей Церкви. Вера в то, что молитва и благословение, духовная сила сильнее безбожной ненависти, и, что та власть в России, за которую Церковь истинно и искренне молится, будет под воздействием силы Божией меняться в сторону большего уважения к православию, большего соответствия Русской Идее.

Да, и во многом остальном, сказанное в обращении, — неправда. Разве не от имени Церкви регулярно звучит критика тех безбожных тенденций, которые существуют в современном российском обществе? Разве не Патриарх первым, едва ли не раньше коммунистической оппозиции, подверг критике преступную «монетизацию льгот», как только стали ясны первые же ее разрушительные последствия? Или наши архипастыри должны втянуться в развязанную политическую демагогию?

Есть один хороший пример того, к чему это может привести. Я помню, как в середине 1990 х многие благонамеренные граждане визжали: «Почему Патриарх не осуждает кровавую преступную войну в Чечне, почему не потребует заключить мир». Хороша была бы наша Церковь, если бы послушалась тогда этих требований и фактически встала бы на сторону бандитов и против русских солдат.

Точно также и сейчас, — когда требуют от Церкви «критики богоборческой власти», то часто под этим имеется в виду требование соучаствовать в подрывной антигосударственной демагогии.

Это я уже перешел к третьему пункту, где говорится про необходимость «обличения антинародной политики существующей власти». Интересно, что более всего «обличают» эту политику сейчас люди, которые и не скрывают, что их цель — установление в России прямой американской оккупации, которая якобы «лучше власти Кремля», то есть, попросту говоря, — шпионы. Они требуют от наших иерархов не критиковать ту или иную конкретную неправду, не поддерживать всеми мерами ту или иную конкретную правду или правильное решение, не предлагать эти решения, а именно «обличать антинародную политику». Это было бы похоже на то, как святой митрополит Филипп вместо того, чтобы обличать Ивана Грозного за те неправды, которые царь допускал, стал бы зачитывать с амвона послания изменника Курбского, а потом еще и перебежал бы в Литву.

Четвертый пункт. Вопрос об ИНН, — тоже неправда, что Церковь чуть ли не навязывает этот ИНН силой. В обязательном порядке и под угрозой неприятностей ИНН требуют сегодня в основном от материально-ответственных лиц, но никак не от всех. Если человек хочет жить, не зная своего ИНН, как живу, например, я, то он обычно так и живёт. (При этом надо помнить, что у каждого из нас этот ИНН все равно есть и вопрос лишь в том, знать его или нет, использовать или не использовать).

Опять же, вопрос этот не решается на уровне примитивной политической агитации. В обращении есть странная оговорка, что кого то якобы притесняют за паспорта старого образца…. Я, конечно, человек, относящийся к советской державе с большим почтением, но, все таки, это абсурд, — когда признаком православного благочестивого человека считается наличие паспорта с серпом молотом и звездой, вместо паспорта с крестом, — и нет ли парадокса в том, что в свое время катакомбники так же решительно бегали от советского паспорта, как от печати антихриста. Они отказывались от того самого паспорта, который теперь считается признаком «борца с антихристом».

Тут прослеживается одна большая и более общая проблема.

Всем нам понятно, что антихрист придет во всеоружии сверхсовременных технологий — технологий связи, манипуляции сознанием, военной и экономической силы. Однако значит ли это, что сопротивлением антихристу является сопротивление развитию этих современных технологий? Напротив, — такое сопротивление является помощью антихристу, приведет лишь к тому, что православная Русь, которая, если верить пророчествам многих старцев, сумеет противопоставить себя антихристу, окажется менее сильной, менее способной к сопротивлению. Я уже приводил пример с ядерным оружием, что если бы его не создали в конце 1940 х в Сарове, то сейчас мы бы с вами были протестантами. Поэтому наше сопротивление глобализму должно быть в главном, — в работе по укреплению русской державы, которая этому глобализму противостоит, в укреплении геополитической роли русского народа, о которой мы говорили.

Пятое. «Одобрение демократии». И снова — измышления. В основах социальной концепции РПЦ четко прописано особое уважение Церкви к монархическому порядку и это богословски и нравственно обоснованно. Там показана связь между нравственным и духовным порядком, и порядком политическим: «При судействе — общественном строе, описанном в Книге Судей, — власть действовала не через принуждение, а силой авторитета, причем авторитет этот сообщался Божественной санкцией. Чтобы такая власть действенно осуществлялась, вера в обществе должна быть весьма сильной. При монархии власть остается богоданной, но для своей реализации использует уже не столько духовный авторитет, сколько принуждение. Переход от судейства к монархии свидетельствовал об ослаблении веры, отчего и возникла потребность заменить Царя Незримого царем видимым. Современные демократии, в том числе монархические по форме, не ищут божественной санкции власти. Они представляют из себя форму власти в секулярном обществе, предполагающую право каждого дееспособного гражданина на волеизъявление посредством выборов» (Осн. Соц. Концепц. РПЦ. III. 7).

Церковь не одобряет демократию, а считается с нею как с реальностью нашего сегодняшнего дня. Не может Патриарх сказать Президенту: «я тебя не признаю, поскольку ты демократически избран большинством народа». Это прозвучит как явный и очевидный абсурд. В Основах социальной концепции есть замечательный тезис, что если мы хотим восстановления монархии, то мы должны способствовать поднятию этого нравственного состояния, укреплению позиций Церкви в обществе, а не ослаблению её, к каковому несомненно приведут политические провокации.

Как только русское общество поднимется с колен, оно поставит демократию на надлежащее ей место — место самоуправления, а для верховной власти подыщет более соответствующую ей форму. Ну, а что касается соборной клятвы 1613 года, то тут гораздо больше претензий к Священному Синоду, который заведовал в эти самые дни 90 лет назад, смирившемуся с противозаконным свержением Государя. Многие из членов того Синода смыли свой грех страданием и мученической кровью и зачем переваливать их грех на нынешних возглавителей Церкви — непонятно.

Шестое. «Межрелигиозный саммит» и обращение к «большой восьмерке», которая почему то названа «мировым масонским правительством». Я вполне готов допустить, что таковое правительство в той или иной форме есть. Скорее всего, их даже несколько конкурирующих друг с другом. Но, причем тут «большая восьмерка»?

Это клуб лидеров восьми наиболее развитых и влиятельных западных стран, в который затесалась и Россия. Нужно ли нам там состоять? Для определенных дипломатических целей, наверное, нужно. Но, если мы не хотим участвовать в строительстве глобального американоидного мира, то — нет.

Все таки «восьмерка» — международная конференция избранных своими нациями лидеров, а не какой то тайный масонский орган. Путать одно с другим, — это значит путать зеленое с мягким.

Верный по сути тезис о том, что нам не следует участвовать в строительстве американского политического глобализма, подан в не самой удачной и убедительной форме.

Седьмое. Упрек в том, что на межрелигиозном саммите в его документах была высказана вера в некоего «общего Всевышнего» с мусульманами и иудеями. Межрелигиозная дипломатия это вообще тонкий и деликатный вопрос. Поскольку любая религиозность имеет претензию на всеобщую истинность, а любая дипломатия требует готовности к компромиссу. Как тут быть? Истиной жертвовать нельзя. Но как тогда найти общий язык? Обычно выход находится в том, что каждый под одними и теми же словами понимает свое. Как например со словами о Всевышнем. Для православных, очевидно, что Всевышний — это Святая Троица, и она действительно — общий Бог — и для мусульман, и для иудеев, поскольку Бог один. Но иудеи и мусульмане этого Бога не почитают, а почитают кого то вместо Него. Но от этого Истинный Бог не престает быть и их владыкой.

Как и предыдущий, восьмой пункт — по поводу заявлений о единстве нравственных ценностей между православными, католиками, иудеями, мусульманами. Тут, пожалуй, — единственный пункт, с которым я согласен практически полностью, поскольку никакого релятивизма в нравственных основах допускать нельзя. Потому что даже Православие и католицизм в отношении нравственных требований к человеку различаются очень сильно.

Но разве нашими иерархами когда либо в последнее время делались всерьез такие заявления, разве кто то навязывает что то подобное в качестве нашего вероучения? Разумеется, — нет. Соответствующие разговоры не идут дальше разговоров «и у нас десять заповедей и у вас десять заповедей». Может быть и это недопустимо?

Но давайте вспомним, как жили православные на Востоке и в Греции в течение многих столетий мусульманского завоевания. Мусульмане, как известно, отличали христиан и иудеев от язычников как «людей книги», предоставляя им определенные привилегии. В то время как язычников попросту уничтожали. Следуя логике авторов этого письма святой Софроний Иерусалимский, встречая халифа Омара, захватившего Иерусалим, или святой Геннадий Схоларий, встречая в Константинополе Мехмеда Завоевателя в 1453 году, должны были сказать: «никакой общей книги у нас нет, ничего общего у нас нет — мы с вами друг другу как язычники». «Ну хорошо. Нет так нет», — ответили бы Омар и Мехмед, и повелели бы вырезать или насильственно обрезать всех христиан.

Другое дело, что не надо забывать — русские и православные в России составляют большинство и силу, — это не мы должны подлаживаться под иноверцев, а они под нас. Среди тех же мусульманских мулл есть такие как, например, Талгат Таджуддин, которые хорошо это понимают и открыто говорят, что национальная идея наша звучит просто «Слава России! Слава Святой Руси!».

Но, есть и такие, как Нафигулла Аширов, которые: то — против Основ православной культуры, то — против крестов на государственном гербе, то еще против чего нибудь. Вот таким то нужно объяснять, что это счастье для Ислама, а не для Православия, что между нашими религиями есть кое что общее и давние традиции мирного сожительства в России. Нельзя отступать перед агрессивным исламизмом и позволять переворачивать эту пирамиду.

Наконец последний, девятый пункт обращения, где говорится о «попрании принципа соборности в связи с длительным несозывом поместного собора». При общей консервативной и ревнительской линии этого обращения, подобное неожиданное вкрапление церковного либерализма столетней давности не может не удивлять. Прежде всего, никакого принципа «соборности» в смысле «власти собора» в Церкви не существует. Это выдумка. Славянское слово «соборность» является в символе веры переводом греческого слова «кафоличность», то есть всеобщесть, всемирность, универсальность — охват Церковью всего мира, всех людей во всех временах. Принцип соборности проявляется в том, что православные и в России, и в Японии, что наши предки и мы, и преподобный Сергий Радонежский, и отдаленные православные потомки принадлежим к одной православной и кафолической Церкви.

А вот административная, вероучительная и духовная власть в Церкви по канонам принадлежит епископам, преемникам святых апостолов, имеющим духовную власть вязать и решить, — и никому более. Ни мирянину, ни пресвитеру такая власть принадлежать не может. Архиерейский собор в Русской Церкви является единственным подлинным поместным собором, — то есть инстанцией, которая может принимать ответственные и дарованные Духом Святым решения.

Любой другой собор — с участием клириков и мирян, может быть митингом, дискуссионной площадкой, чем угодно, но не более того. Именно то, что в наших современных уставах РПЦ прописана какая то власть поместного собора — есть некоторое отступление от древней канонической строгости и является уступкой митинговым настроениям.

Конечно, в нашей русской традиции, — когда, наряду с епископами, в избрании первых патриархов выдающуюся роль играли, например, архимандриты крупнейших монастырей. Но такое участие от пресловутой «церковной демократии» очень и очень далеко, и когда ее кто то требует, то это значит, что ему нужны церковные нестроения. Не очень понятно, — как эта демократическая агитация в пункте 9 м увязана с отрицанием демократии в пункте 5 м..?

У нас в Церкви есть подлинная система церковной демократии — это мнение народное. Нет, наверное, ни одной структуры в современном русском обществе, которая была бы до такой степени открыта к дискуссиям и готова к ним как наша Церковь. Нигде общее мнение не решает так много, как в наших церковных делах. Именно общими усилиями и этой открытостью нам удалось сохранить церковь от расколов, вытеснить всевозможных провокаторов со всевозможных флангов, начать врачевать многие раны и нестроения. Поэтому не следует эту открытую и свободную дискуссию подменять лукавой политической борьбой с помощью антицерковных газет и сайтов, с помощью провокаций и разжигания еще больших нестроений.

Сегодня наша Церковь находится в самом центре общества. Как бы не бесновались враги Христовы, Она всегда являлась и является основной и наиболее мощной общественной силой и нам предстоит большая работа по подъему русского народа и всей России. Очень важно быть достойными этой возложенной на нас великой миссии.