Автор: Егор Холмогоров

ВКУС К РОДИНЕ

Печально знаменитый Марат Гельман, давно уже специализирующийся на «художественных акциях», призванных объяснить нам, русским, что мы — «свиньи» и место наше в стойле, где над нами будут потешаться и куражиться «свободные художники» из числа гельмановских выкормышей, провел новую акцию. Она вновь проходит в «Сахаровском центре» и на сей раз называется «Запрещенным искусством». Через дырку в простыне (видимо, ту самую, через которую, если верит сплетням, ортодоксальные иудеи производят детей) можно увидеть оклад иконы, из которого вместо лика сочится черная икра, распятие с Орденом Ленина вместо главы Христа, тот же Христос, на фоне рекламы Бигмака с Кока-Колой заявляет — «это кровь моя». Ни воинствующим безбожникам 1920 х годов, ни глумившимся над русскими святынями гитлеровцам такие издевательства над тем, что свято было для наших предков и свято для нас не сходили с рук.

Логика тех, кого русский народ метко прозвал «чёртомазами», понятна. Им недостаточно просто поглумиться над русскими, просто наплевать под Пасху в лицо всем православным. Им нужен скандал. Выставка «Осторожно религия» закончилась разгромом, после чего «правозащитники» не один год бегали по всевозможным Советам Европы с рассказами о том, как «в гебистско-путинской России мракобесы и церковники кованым сапогом давят свободу слова». А когда вместо представителей «прямого действия» за тот же Сахаровский центр и его директора взялись квалифицированные юристы, доказавшие, что налицо и разжигание межнациональной розни, и оскорбление религиозных чувств, то «правозащитники» откровенно обиделись. Неужели не очевидно, что «разжигание» — это специальная статья для преследования русских патриотов и больше никого по ней привлекать нельзя? И неужели не понятно, что в современном толерантном, мультикультурном обществе нельзя оскорблять ничьих религиозных чувств, кроме, разумеется, религиозных чувств православных.

И какой бы ни была русская реакция на выходки этой тли — удар по физиономии, или подача заявления в прокуратуру — тля будет кричать о том, что темные силы злобно гнетут свободное самовыражение художников, препятствуют создаванию искусства. И будут правы в одном. Национальные силы России, увлекшись политикой, философией и «пиаром», совершенно забыли и о литературе, и об искусстве, оставив эту площадку гельманам или начав к ней приспосабливаться, перестраивать наши собственные эстетические категории и формы художественного выражения к навязанным этой публике стандартам. Сплошь и рядом приходится видеть искренне национально мыслящих, искренне православных людей, имеющих, тем не менее, совершенно «трэшевые» художественные вкусы. Приходится читать «классиков» патриотической литературы, строчащих по роману в год, и выдающих в этих романах кульбиты, немыслимые и для специалистов по абсурдистской авангардной прозе. В эстетическом отношении наша национальная политическая волна выражает себя средствами, заимствованными (точнее подкинутыми) мэтрами «актуального искусства» и видит себя не иначе, как в этом кривом и полуразбитом зеркале.

Враги русского возрождения проиграли битву идеологическую. В сфере идеологии никаких живых альтернативных позиций, кроме разных версий русского национализма сегодня уже нет. Выбор стоит только между конкретными его версиями. В сфере политической победы тоже, так или иначе, достанется русским или не достанется никому. Но вот украсть победу у самих себя, попросту проституировав, опошлив её, превратив русские национальные силы в пародию на либеральных постмодернистов — такая опасность существует и нет ничего проще. В основе постмодернистского духа современности постоянная несерьезность, постоянное глумление, постоянное «стебное» презрение ко всему — и к чужим, и к своим, и к тому, что отвратительно, и к тому, что свято. Ты можешь иметь любые убеждения — от пропаганды педерастии и педофилии до расизма и нацизма в духе доктора Менгеле, но если, на взгляд тусовки, ты относишься к своим собственным убеждениям «с юмором», то ты для этой тусовки свой.

Она готова простить любой национализм, любой, с ее точки зрения, «фашизм», любую ненависть и презрение даже к ней самой, лишь бы они уравновешивались стебной несерьезностью и склонностью разговаривать на их языке. Например, взамен на стеб над нашими святынями, правильный ответ, с их точки зрения, состоит в том, чтобы мы поглумились над их святынями (забыв, что никаких святынь у них нет). Нет ничего более приятного для этой публики, если все смешается в диком танце…

И нет ничего более убийственного, более ненавистного для нее, чем разборчивость, определенность, чувство собственного достоинства и чувство вкуса. Именно этого вкуса так не хватает русским патриотам сегодня и именно он нам нужен как никогда, является сегодня первостепенным нашим оружием. Поскольку патриотизм, как это не покажется странным, в первую очередь не рациональное, не политическое и даже не моральное, а эстетическое чувство. В эстетике красота определяется как высшая целесообразность, не зависящая от «практической» полезности той или иной вещи. Мы смотрим на что либо прекрасное — цветок, картину, человека и понимаем, что цель этой красоты в том, чтобы она просто была. И такой же характер носит и чувство Родины. Мы любим ее не «потому, что» и не «для того, чтобы». Мы любим Родину просто потому, что она у нас есть.

Но, при этом, в эстетическом переживании (или, точнее сказать, в эстетическом познании) огромную роль играет вкус. А для вкуса, как замечал живший в городе Калининграде известный философ И. Кант, характерно сочетание субъективности с притязанием на всеобщность. Наша радость от переживания Родины не является нашим субъективным капризом, личным удовольствием, но касается и других, имеет всеобщий и объективный характер. Мы любим Родину не потому, что нам это «нравится», а потому, что она действительно прекрасна и мы готовы и с пером, и со шпагой в руках защищать эту оценку от всех, кто думает о России иначе.

Патриот — это тот, кто имеет вкус к Родине, способен ее переживать и сделать свой вкус действительно вкусом, не оставляя его на ступени каприза. Нация — это большая группа людей, объединенная переживанием своей Родины как прекрасного и возвышенного, и обработавшая в себе это переживание до уровня высокого и развитого вкуса. Напротив, антипатриот, при этом условии, — это не столько дурак или негодяй, сколько пошляк, вкуса лишенный, разбрызгивающий вокруг грязь и издающий зловонный запах. Русофоб вульгарен. Настолько вульгарен, что сводит свою деятельность к тому, чтобы оскорблять собой взор людей благопристойных и обладающих вкусом. Он это очень хорошо понимает, поскольку стихия антипатриотизма — это глумление, это хулиганство — насмешки, оскорбления, дурно пахнущие выходки, типичные для поведения зоила.

Вопреки общераспространенному мнению, вкусовые разногласия не самые легко примиримые, а напротив — самые неустранимые из всех. Человеку, который не согласен с тобой в познании, можно нечто доказать. Человека, который не согласен с тобой в нравственных вопросах можно перевоспитать словом и примером. Человека, который испытывает иное удовольствие от видения целесообразности, чем ты, с которым настоящее глубокое несогласие во вкусе, возможно только убить. Если не физически, то социально, то есть отстранившись от него, поместив себя и его в разные социальные вселенные.

Сегодня первостепенная задача русских патриотов, их основная идеологическая и эстетическая задача — вырваться из гельмановской вселенной, из мира глума, сдвига и извращений. Не жить в ней и не повторять ее. Жить не пародированием чужих вкусов, а своим вкусом. Широким, привольным вкусом к России. Воссоздавать и переоткрывать ее живопись, две главных темы которой — русская история и русская природа, русское пространство и русское время, данные в красках. Любить свободный, магический и передающий все оттенки смысла русский стих. Вылечить русскую прозу от выверта абсурдистской самоиронии, возвратить ей историческую и нравственную монументальность Достоевского и трех Толстых. Реставрировать русскую музыку Глинки, Бородина, Римского-Корсакова и Прокофьева с ее безупречным сочетанием народности, насыщенного историзма и удивительной прозрачной мелодичности. Не надо непременно разрушать все те новые, созданные последним столетием эстетические формы — национальный вкус не равен одному лишь классицизму. Все проще — каждая эстетичеческая форма, каждый художественный метод, должны быть проверены на то, возможны ли они без «стеба», возможно ли с их помощью серьезно и глубоко выразить национальное содержание.

А главное — надо изгнать и из жизни и из души русофобский дух глумления и саморазрушения, какими бы забавными не казались его гримасы. Тогда ни одному арт-щенку и не придет в голову задрать лапку на русские святыни. И тогда ко всем добрым русским людям вернется вместо чувства горечи и тины подлинный вкус — вкус к Родине.