Автор: Павел Евдокимов

ЖЕСТОКИЙ ПРИГОВОР

К длительным срокам заключения и выплатам миллионных компенсаций приговорил вчера Московский областной суд Владимира Власова и Михаила Клевачева, обвинявшихся в подрыве пассажирского поезда «Грозный – Москва» 12 июня 2005 года. Это скандальное решение явилось итогом второго по счету рассмотрения дела в суде.

Первые слушания закончились форменным позором: в ноябре 2006 года коллегию присяжных, которая большинством голосов вынесла оправдательное решение, разогнали. «Девять человек проголосовали за невиновность подсудимых, а трое — за виновность», — рассказала по горячим следам одна из заседателей Александра Саламатина. Однако вердикт не успели огласить по техническим причинам, а судья — с подачи прокурора — тут же разогнала присяжных под явно надуманным предлогом.

Было сделано все, чтобы не допустить оправдательного решения. Так, на заседании 30 ноября присяжные представили судье вердикт, однако та, «вчитавшись», обнаружила в документе «серьезные ошибки» и вернула его для исправления. Заседатели через некоторое положили на стол выправленный вариант, но он снова не удовлетворил судью, которая… предложила перенести оглашение на следующий день — пятницу, 1 декабря.

Какие именно ошибки обнаружились в итоговом заключении коллегии присяжных, ничего не сообщается. Судья объявила перерыв до пятницы, сославшись на то, что в связи с поздним временем двух обвиняемых необходимо, мол, незамедлительно доставить в следственный изолятор. После этого все итоги заседания 30 ноября были автоматически аннулированы.

Тогда же суд согласился с доводами прокурора, что члены коллегии якобы общались с адвокатами обвиняемых, а также потерпевших, в связи с чем, дескать, присяжные «не могли вынести объективный вердикт». Ну, а новый состав, как мы видим, десятью голосованием против двух, признал подсудимых виновными по всем пунктам, впаяв соответственно 18 и 19 лет колонии строгого режима. Максимальным наказанием, которое предусмотрено соответствующими статьями Уголовного кодекса, является пожизненное заключение.

Примечательно, что процесс проходил в закрытом режиме. Судья не пустила журналистов даже на последнее слово обвиняемых. Отчего, спрашивается, такая секретность? Разве в зале суда по ходу дела раскрывались какие либо страшные государственные тайны? Нет, конечно.

Зато представители прессы, находись они там, имели бы возможность по достоинству оценить доводы стороны обвинения — и, стало быть, могли сделать соответствующие выводы и донести их до широкой общественности. Помимо прочего, это наглядно иллюстрирует, от кого закрыты «закрытые» процессы. От СМИ и общества, но никак не от тех, кто может получить в ходе слушания дела какие либо сведения.

ПОДРЫВНОЙ МОМЕНТ

Место совершения террористического акта — Павелецкое направление, 153 й километр от града Москвы. Перегон Узуново Богатищево. 12 июня 2005 года — день так называемой «независимости». Праздник, одним словом. В 7 часов 10 минут утра рвануло под колесами пассажирского поезд № 382 «Грозный — Москва». С рельсов сошли четыре вагона. Как позже выяснили эксперты ФСБ, под полотно неизвестными было заложено самодельное безоболочное взрывное устройство мощностью около трех кило в тротиловом эквиваленте.

В результате акции девять пассажиров получили различные травмы, пятеро из них, в том числе ребенок, попали в больницу. Всего за медицинской помощью тогда обратились 42 человека. От большего числа пострадавших, по оценке следствия, спасло экстренное торможение поезда машинистом.

На месте ЧП оперативно следственная группа обнаружила воронку диаметром около метра и глубиной полметра, а также провода, ведущие к правому рельсу по ходу поезда, и следы лежки преступника или преступников. Сам взрыв произошел под фартуком электровоза.

Тем временем одна «сенсация» следовала за другой. Бомба, которая использовалась для подрыва поезда, сходна с той, которая была использована при покушении на главу РАО «ЕЭС России» Анатолия Чубайса. Так по горячим следам заявили информационному агентству «Интерфакс» эксперты, участвовавшие в расследовании этого дела. Что то потом об этой «схожести» никто и ничего не говорил.

Одна из рассматривавшихся версий — отвлекающий маневр перед совершением крупного акта террора. Захвату московского Театрального центра на Дубровке предшествовал взрыв у «Макдоналдса», а взрывам самолетов — взрыв на остановке общественного транспорта.

Согласно другой гипотезе, — к взрыву в Подмосковье могли быть причастны ветераны «чеченских» кампаний или представители левацких молодежных организаций. В качестве версий также рассматривался теракт, совершенный представителями карачаевского «джамаата» Идриса Глоова, устроивших в 2004 2005 годах серию кровавых акций в московском метро, в электричках Кавказских Минеральных Вод, а также на остановках общественного транспорта в Краснодаре и Воронеже.

Однако почерк подрывников опровергал эти версии. «Адское устройство» было очень простым и не очень надежным, а кроме того — взрыв прогремел в неподходящий момент, так что ударную волну принял на себя тяжелый тепловоз. В результате последствия взрыва были незначительными. По оценке взрывотехников, СВУ было собрано очень непрофессионально. Как выразился один из экспертов, «создается ощущение, что один из террористов читал распечатку из интернета из Поваренной книги террориста, а другой по этим чертежам собирал бомбу».

На скамье подсудимых оказались двое: 49 летний предприниматель Владимир Власов, бывший инженер Всероссийского научно-исследовательского института неорганических материалов имени академика Бовчара, и его приятель 47 летний Михаил Клевачев, мастер ГУП «Гормост». Обоих задержали спустя две недели после террористического акта. Областная прокуратура вменила им совершение преступления по мотиву национальной розни, покушение на убийство общественно опасным способом, а также изготовление и хранение взрывчатых веществ.

Как поспешили сообщить журналистам в пресс службе прокуратуры Московской области, арестованные — члены радикальной националистической организации «Русское национальное единство». И попали пальцем в небо. Оказалось, что они никогда не состояли в РНЕ. Ошибочка вышла.

Следствие длилось почти год, за это время было проведено около сотни экспертиз. Исследовали даже обнаруженные на месте преступления собачьи волосы на предмет их принадлежности четвероногим питомцам одного из подсудимых. Власову и Клевачеву, за время следствия совершившему три попытки самоубийства, провели стационарные судебно-психиатрические экспертизы и по их результатам признали вменяемыми.

26 января 2007 года Московский областной суд отобрал новую коллегию. На принятие вердикта ей потребовалось всего три часа. За обвинительное решение проголосовали десять из двенадцати присяжных заседателей. Тем не менее присяжные сочли, что Власов и Клевачев заслуживают снисхождения в части двух самых тяжких обвинений — терроризме и покушении на убийство. Как же так? Нелогично как то. Если преступники, то получите свое, если нет — выходите на свободу.

ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО

«Я, конечно, понимаю, что последнее слово — это чистая формальность, — сказал Власов, — и знаю, что приговор давно отпечатан и даже подписан. 2 апреля, когда я услышал, что мне придется умереть за колючей проволокой за чью то глупую шутку, я лишний раз убедился, что сатанинский материальный мир, конечно, силен, но сила его небезгранична. Не все в жизни решают президенты и их генеральные прокуроры, а тем более мелкие «шестерки» этой системы, возомнившие себя вершителями судеб».

«МВД, состоящее из кучи управлений и департаментов, пошло по самому простому пути — распечатки звонков почему то только одной сотовой компании. И если посмотреть эту распечатку на первых страницах тома № 4 в то злополучное утро, видно, что многие номера вообще не зарегистрированы, а многие зарегистрированы на подставных лиц. А взяли меня и Клевачева как более или менее подходящих честно зарегистрированных абонентов».

Причиной своего задержания Владимир Власов, занимавшийся в тот злополучный июньский день перевозкой домашнего скарба и холодильника из Москвы на дачу, считает «политинформацию Клевачева, которую он проводил со своими не очень адекватными подружками о боевиках и партизанских отрядах». «Но если нормальный человек послушал бы это, то все стало бы ясно — разговаривают какие то нездоровые люди», — логично пояснил Власов.

От себя добавлю: Михаила Клевачева (кличка «Горыныч») я знаю с начала 90 х годов, когда он публиковался на страницах газеты «Коммандос» и популярного тогда журнала «Солдаты удачи». Побывав в зоне боевых действий в составе добровольческого отряда, воевавшего на стороне сербов, он все последующее время не мог выйти из этого героического образа — крутого парня, военного журналиста — и эксплуатировал его, изредка давая интервью зарубежным изданиям.

Общался я с ним и по казачьей линии, — Михаил некоторое время состоял членом Московской заставы городовых казаков имени атамана Смолина. Помню, мы даже заявились к нему домой после Рождественской службы, проходившей в храме Успения Божьей Матери в Казачьей слободе. Квартира на улице Житной — рядом, в двух шагах, как не воспользоваться!

Достаю из своего архива его учетную карточку под № 388. Родился он 30 марта 1958 года. Срочную службу в Советской армии проходил в 1978 1980 годах, рядовой. Образование высшее, окончил Станкоинструментальный институт. Место работы на момент заполнения анкеты — детский музыкальный театр, инженер. Семейное положение: женат, дети — сын.

18 июня 1996 года Клевачеву был установлен годичный кандидатский срок (»… готов служить за Веру и Отечество»), а 25 ноября 1997 го приказом начальника штаба заставы № 44 он был отчислен.

Я лично имел возможность наблюдать за Михаилом на протяжении ряда лет и в разных жизненных ситуациях. Человек этот с некоторыми странностями в поведении (что, кстати, отмечалось многими), но, на мой взгляд, на совершение террористического акта он не способен, хотя, конечно, всякое бывает. Тем более, не виделись мы лет пять, и за это время «башню» иногда сносит капитально. И все же.

Иное дело — Власов, человек вроде бы иного склада, имеющий свой устойчивый бизнес. Ему уж совсем не с руки было подрывать поезд.

«Пока мой адвокат Прилепский добивался со мной встречи, следователи говорили мне, что в поезде сотни трупов, — рассказывал он в своем последнем слове, — чеченцы жаждут кровной мести и уже охотятся за моими родственниками и поэтому я должен признаться в преступлении, иначе они не смогут меня защитить. Мне ежедневно повторяли, что оправдать даже невиновных людей, оказавшихся в таком положении, невозможно — ты, парень, отсюда уже не выйдешь».

В заключение Власов сказал: «Наше уголовное дело — это 24 тома совершенно не связанных между собой фактов, из которых никак не вытекает, что мы с Клевачевым изготовили эту взрывчатку и подорвали поезд. Даже проведенные экспертизы этого не утверждают».

Вынося приговор, судья Наталья Валикова оказалась сурова и непреклонна. Через 35 минут после ухода в совещательную комнату она, вернувшись в зал, огласила свое решение. Срок оказался несколько меньше того, который запросил государственный обвинитель, просивший назначить Владимиру Власову 20 лет лишения свободы, а Михаилу Клевачеву — 22 года.

Впрочем, невелика разница! Срок громадный. Оба фигуранта скандального дела признаны виновными в преступлении, но… как исполнители. Организаторов же террористического акта (читай — настоящих преступников) установить не удалось. Также неизвестно, по утверждению прокуратуры и суда, имелись ли посредники между заказчиками и исполнителями.

Дополнительно суд постановил взыскать с подсудимых 3,8 миллиона рублей в пользу страховой компании, которая представляла интересы РЖД, а также удовлетворил иски потерпевших о возмещении морального и материального ущерба.

При выходе из зала защитник одного из подсудимых Валерий Прилепский озвучил свою позицию: «Мы не согласны ни с приговором, ни с вердиктом коллегии и, безусловно, будем обжаловать приговор в Верховном суде России».

Примечательно, что комментарии со стороны прокуратуры прессе услышать не удалось — ее представитель на оглашение приговора не явился. Зачем? Видимо, ему и так все было ясно заранее.

ПИСЬМО ОТТУДА

Сегодня мы решили опубликовать письмо, которое в августе 2005 года переслал своим родным один из обвиняемых — Владимир Власов. Читайте и делайте выводы. Учитесь на чужих ошибках. Этот юридический ликбез имеет высокую себестоимость — восемнадцать лет колонии строго режима. Впрочем, впереди еще рассмотрение кассации в Верховном суде РФ.

«Здравствуйте, мои дорогие барышни! С утра до вечера лежу и читаю книжку, а сейчас глаза устали, и решил вам написать. Просто не представляю, как вы без меня обходитесь, что делаете, не ругаетесь ли? Вроде бы я рядом, на ст. м. «Авиамоторная», а на самом деле до вас не добраться.

Сегодня уже 50 дней, как я нахожусь под стражей. Уже обо всем передумал — в том числе и о том, как страшно простому человеку, как я, попасть в эту «систему». По газетам и телесериалам этого не понять — все кажется нереальным. Для «системы» (людей в погонах из правоохранительных органов) я уже 50 дней как не человек, а загнанная дичь, к которой нужно побольше добавить «приправы» (статей УК и т. д.), чтобы вкусней было съесть. Люди нашего круга и мироощущения до сих пор думают, что «моя милиция меня бережет», а на самом деле для любых «органов» люди — это просто предмет труда, и труда не очень чистого…

30 июня утром нам еще повезло, что в квартире нашли какой то мусор, похожий на «следы террористической деятельности», как то: хвостики от петард, мои реактивы, детскую поджигу, «националистическую литературу» (книги Лимонова и по истории Германии), иначе появились бы патроны, детонаторы или трот. шашка.

Обыск и мой арест проводился исключительно по факту того, что 12 го числа я пару раз набрал на трубке номер в районе станции, где то около 7 утра. Звонит в это время народу мало: деревня, раннее утро, выходной день. Мой телефон зарегистрирован в Москве, а более никаких улик против меня не было.

Впервые я узнал об этой упавшей чеченской электричке, только приехав в Москву — на даче и в машине у меня приемников нет. У меня все таки было нехорошее предчувствие — я даже сходил на Валаамское подворье и поставил свечку св. благоверному князю Александру Невскому в нижнем приходе (помнишь, ты спрашивала, где я столько ходил!).

Все было бы нормально, если бы мы знали хоть чуть чуть свои права. Согласно 51 [статье] Конституции РФ, мы могли отказаться от дачи показаний против себя и своих родственников!!! Всегда казалось ерундой, когда в америк. фильмах копы при задержании говорят: вы можете хранить молчание, ваши слова будут использованы против вас.

Они же начали потрошить всех — тебя, Татьяну, родителей, не предупредив о наших правах. Если бы мы отказались от дачи показаний, то они остались бы с моим звонком со станции, китайской пиротехникой и детским пистолетом. Дяди из «органов» даже не знали, есть ли у нас дача и где она находится, не то что об офисе и моих складах с продукцией. От найденного у меня товара у них просто поехала «крыша»: мне стали даже показывать фотографии бородатых людей восточного типа, у которых обнаружен мой телефон и которых я снабжаю взрывчаткой. Хочу добавить, что информацию сразу же слили в прессу — наказание за это минимальное, и никто обычно ничего не делает.

С 30 го числа я уже ночевал на Петровке, где в общей сложности я провел 35 дней. Первую ночь я не спал, да и привезли меня после часа ночи. Оба дня продолжалась одна и та же канитель — меня таскали по разным кабинетам прокуратуры, начиная с маленьких, где сидели «опера», и кончая большими, где обитают другие звездочки на погонах. «Опера», — пехота наших органов, — валили все в кучу, не стесняясь в выражениях: «Ну что, допрыгался? Сегодня в пресс камере тебе ребра переломают, будешь лежать под лавкой с тараканами».

Непонятно, зачем приплетали то, что в офисе у меня нашли ртуть и что у меня сплошные финансовые нарушения… полный бред, а по делу у них 0. В кабинетах повыше говорили вежливо и без непечатной лексики. Беседовали об «изъянах в национальной политике страны» и о том, как правильно давить «черных». Во всех помещениях мне подсовывали чистый лист бумаги с ручкой и просили писать. Когда спрашивал «что»? — то говорили: «ПРАВДУ» — где взял, как закладывал… Кому звонил, а также не казак ли я и когда в последний раз виделся с Лимоновым.

По закону меня можно было продержать 48 часов, поэтому на второй день давить стали сильнее. Честно скажу, что меня не били — время другое, хотя соседи по камере говорили, что это явление чисто московское, где нибудь в Тамбове или Саранске я бы дал любые показания через 10 минут, а здесь все таки рядом Генпрокуратура.

Перед поездкой в суд, где должны были избрать меру пресечения, меня агитировали 3 полковника УБОП (на 5 минут забегал генерал) — их задача была внести в протокол допроса нужные фразы — те, что подтверждают действия «преступной группы» (срока возрастают от 12 и выше). Изъяснялись они по полной программе — цитаты из их монологов:

— В стране все продано — и прокуратура, и Кремль;

— Про тебя и родственников давно знают чечены — кровная месть! Ты уже не жилец — за твою голову уже заплачено.

— Вокруг твоего дома уже толпы «черных».

— Если не наши силовые подразделения, то судьба твоих милых дочек никому не известна будет.

Сильный стресс, бессонная ночь, отсутствие лекарств и общение с этими «интеллектуалами» привели меня к эпикризу — я очень боялся, что будет приступ, и я два дня потом буду никакой, а получилось хуже: я плохо соображал, и они кое что изменили в показаниях (я частично не понимал речь и нес какую то чушь — это иногда со мной бывает — вроде бы все нормально, но сознание сбито). Хорошо, что по стилю эти дополнения сильно отличаются от текста моих показаний и об этом можно будет сказать на суде. Перед тем, как голова «поплыла», я просил врача… Когда исправляли протокол — адвокат где то болтался и пришел только… (дальше неразборчивое слово, но по смыслу — чтобы расписаться. — П. Е.).

Дальше меня повезли в суд на Каланчевку для избрания меры пресечения. Тут особо следует отметить работу «ментовского адвоката». Н. Д. А. (фамилия в редакции имеется. — П. Е.), который к вам приезжал и тоже пугал всякими страшилками. По закону меня могут заключить под стражу в случае: 1. Если застали на месте преступления. 2. По показанию свидетелей. 3. В жилище обнаружены явные следы преступления.

Тогда я этого не знал, а адвокат Н. сделал вид, что дремлет. Когда же меня спросили — согласен ли я с решением суда? — я невнятно (еще плохо чувствовал) стал говорить, что живу в Москве, имею на содержании несовершеннолетнюю дочь, хронически болен… адвокат только вяло кивнул. За все дни, пока меня трясли, он всего один раз сказал «Протестую» — наша правоохранительная система едина и неделима.

Вся публика в «системе» — психологи средние, но «развести» простого человека для них — плевое дело. Обещают много — вплоть до того, что обвинения снимут и отпустят как свидетеля, но верить этому нельзя. Я согласился сотрудничать с органами дознания, мне нечего было скрывать — я ни в чем не виноват — рассказал, какая химия может использоваться в подобных ситуациях. Что и где можно в Москве купить свободно и т. д. (по химии ВВ они знают только тротил, пластид, гексоген и реагируют на слово толуол в названных веществах). В результате за мои «лекции» мне повесили 3 лишние статьи и устроили «шмон» по всем фирмам из рабочей записной книжки.

Уже поздно. Заканчиваю свои записки — покажите их кому нибудь, связанному с прессой [… ] Люди должны знать, как себя вести, когда за звонок в нужном месте в нужное время тебя арестовывают по «беспределу». Если бы я все это знал…

Люблю, целую, обнимаю. Ваш Папик. 20 августа 2005».

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Я специально сохранил орфографию оригинала за исключением некоторых моментов, связанных с пунктуацией, абзацами, а также зашифровал или опустил вовсе упомянутые в письме фамилии, включая официального адвоката. Ни к чему это.

Вообще вся эта история вызывает целый ряд вопросов, на которые должен дать ответ Верховный суд РФ. Особое недоумение и неприятие вызывает то, как поступили с прежней коллегией присяжных, фактически оправдавшей обоих подсудимых. Выходит, против лома нет приема?