Автор: Константин Крылов

ПОТЕРЯ ЛИЦА

В прошлом месяце завершился один из самых отвратительных судебных фарсов, когда либо устраивавшихся в России. Северо Кавказский окружной военный суд вынес приговор — если это слово здесь уместно — «группе Ульмана». То есть воевавшим в Чечне солдатам и офицерам, обвиняемым в «убийстве мирных жителей». Несмотря на то, что суд присяжных дважды оправдывал русских солдат, власти во что бы то ни стало хотели засудить военных. С третьей попытки это, наконец, удалось. Капитан Ульман был приговорен к 14 годам лишения свободы в колонии строго режима, лейтенант Калаганский — к 11 годам, прапорщик Воеводин — к 12 годам и майор Перелевский — к 9 годам. Впрочем, свой срок получит только майор: все остальные участники группы в начале апреля не явились на очередное заседание суда и с тех пор их больше никто не видел. По официальной версии, обвиняемые бежали, чтобы избежать ответственности. По наиболее распространённой, хотя и неофициальной, версии, русские военные были похищены и убиты.

Есть такой анекдот про Вовочку, у которого мама спросила — а что сказал папа, когда упал с лестницы? Сын деловито поинтересовался — «мат не повторять? — тогда ничего». Собственно, если не повторять мат и банальности, по оценке «решения» «суда» (тут нужны трехпудовые кавычки) сказать нечего.

Не будем также обсуждать и само дело. Во-первых, мы это уже делали — смотри передовицу четвёртого номера нашей газеты. История 513 й разведгруппы под командованием капитана Ульмана там изложена достаточно подробно. Для желающих знать интересные детали — в номере, который вы держите в руках, опубликована статья Фролова «Герои и разбойнки», читайте её.

Мы же сейчас обратимся к иной теме. А именно — к чему привело «дело Ульмана» и к чему оно ещё приведёт.

ЛИШЬ БЫ НЕ БЫЛО ВОЙНЫ

После девяноста первого года с нашей страной и нашим народом произошло очень многое, по большей части плохое. Миллионы людей были убиты или умерли от невыносимых условий жизни, все обнищали. Экономика, промышленность, здравоохранение, культура, национальная гордость — всё было пущено под нож или с молотка. И тем не менее главным событием ельцинской эпохи стало начало первой чеченской компании, а главным событием путинской — завершение второй.

Стоит сказать несколько слов о войне как таковой. После сорок пятого года в умении русских побеждать не сомневался никто в мире. Зато последующие поколения советских людей воспитывались в страхе — «лишь бы не было войны». По сути, пацифизм стал государственной идеологией. И когда понадобилось воевать сколько нибудь всерьёз — это случилось в Афганистане — выяснилось, что общественное мнение не готово принять эту войну как свою.

Это понимали и советские руководители, обозначившие военную операцию как «ввод ограниченного контингента советских войск на территорию Афганистана», причём подчёркивалось — «по просьбе законного правительства этой страны». Одно это унизительное выражение — «ограниченный контингент» — показывало, насколько советское руководство боится назвать войну войной. В результате, когда полоумный «академик Сахаров» рассказывал с трибуны депутатского съезда, как советские войска расстреливают своих же раненых, вместо того, чтобы их спасать, все поверили: ну ведь и в самом деле начальство занялось плохим делом и что то скрывает, а значит, академик прав. В результате советские войска, не потерпевшие военного поражения, были выведены из страны под улюлюканье международной общественности. Теперь там стоят американские войска. Что ж, неудивительно…

Сейчас мало кто помнит, что чеченская война начиналась и велась по «афганской» схеме.

Дело было даже не в том, что Российская Федерация и Чечня — после 1 ноября 1991 года фактически независимая, хотя и никем не признанная, кроме, что характерно, талибского Афганистана — соотносились примерно как Советский Союз и ДРА. А в том, что первая попытка ввода войск 26 ноября 1994 года был произведён «по просьбе законного правительства Чечни», а именно — «Временного совета» во главе с Умаром Автурхановым из Надтеречного района, под прикрытием легенды об «оппозиции».

Почему поступили именно так? Причина была банальна: либеральная — точнее, отчаянно пытающаяся выглядеть либеральной — Россия не могла воевать «с частью своей территории», это было бы неприлично, да и Запад наказал бы. Можно было бы устроить внутрикавказскую войну, благо чеченцев не любили нигде, но на это не хватило духу. Ставка была сделана на «чеченизацию» конфликта. То есть на попытку представить дело так, что существует какая то «чеченская оппозиция», которая и отобрала власть у Дудаева.

Увы, картина маслом оказалась безнадёжно испорченной уже первыми мазками. Войска «чеченской оппозиции» — 5000 бойцов, 170 танков — были разгромлены. Выяснилось, что в танках сидели российские военные. Прочеченские радио- и телеканалы охотно транслировали интервью: трясущиеся от страха солдатики лепетали что то о том, как хорошо встретили их чеченские воины. «Они нас приняли как гостей» — лепетал парень в камуфляже под камерой НТВ. Зрелище позорное и страшное: такой российская армия не была никогда.

Но отступать было уже поздно. 1 декабря 1994 был издан указ президента РФ «О некоторых мерах по укреплению правопорядка на Северном Кавказе», которым предписывалось всем лицам, незаконно владеющим оружием, добровольно сдать его к 15 декабря российским органам правопорядка. Разумеется, суверенная и независимая Ичкерия не стала даже делать вид, что этот указ писан для неё. Надо было отвечать, и Россия ответила.

Официальный ввод российских войск на чеченскую территорию произошёл 11 декабря 1994 года. Для сравнения: 9 12 декабря 1979 года в Афган вошёл первый «мусульманский батальон».

На этот раз «интернациональная помощь» называлась «мерами по поддержанию конституционного порядка». Но с самых первых дней происходящее стали называть именно войной.

Итак, война началась. Что было дальше?

ПИРРОВО ПОРАЖЕНИЕ

Существует такое нехорошее словосочетание — «пиррова победа». То есть победа, доставшаяся слишком дорогой ценой. Происхождением это выражение обязано битве при Аускуле в 279 г. до нашей эры, во времена строительства Римской империи. Тогда армия эпирского царя Пирра в течение двух дней вела наступление на войска римлян и в конце концов сломила их сопротивление, но потери были столь велики, что Пирр сказал какому то дураку, ликовавшему по поводу победы над римскими легионами: «Ещё одна такая победа, и я останусь без войска!».

Понятно, что штурм Грозного во время первой чеченской был типичной пирровой победой. Во-первых, шокирующие потери «в живой силе и технике» — общие потери федеральной группировки в ходе новогоднего штурма составили более полутора тысяч погибших и пропавших без вести. Сгоревшие танки и БМП считали на сотни, а пленных никто толком и не считал.

Теперь интересный вопрос. Сказал бы царь Пирр, если бы ему довелось жить и воевать в наше время, такую фразу — особенно перед корреспондентами какого нибудь телеканала? Нет, не сказал бы. Потому что в наше время так называемые имиджевые потери важны даже на войне. Более того, они иногда важнее, чем потери реальные. Так что удачная фраза была бы подхвачена журналистами и сделалась бы символом глупости, неудачливости и всесветного позора.

Увы. Самым настоящим поражением российской армии было новогоднее шоу, устроенное на НТВ с участием Сергея Адамовича Ковалёва и прочих чечнофилов, которые восхваляли победу «свободного чеченского народа», издевались над российской армией и требовали расправ над российскими военными, посмевшими выполнить приказ тогдашнего Президента страны и «вторгнуться на территорию независимой Ичкерии». Именно тогда впервые прозвучали речи о том, что выполнение приказа является преступлением, если оно не одобрено уважаемыми людьми (тогда в таковых ходили правозащитники и журналисты либерального направления).

И это подействовало. Президент Ельцин прятался от журналистов и выглядел нашкодившим котом, которого вот-вот возьмут за шкирку и шмякнут об стенку. Такой же растерянный и жалкий вид был и у военных, которых в ту пору стали презрительно называть «федералами».

Именно это событие — имиджевое, «пиарное» — задало тональность происходящему. С этих самых пор никакие победы российской армии, даже вполне реальные, не воспринимались как победы. Они воспринимались как преступления, поскольку не были одобрены «уважаемыми». А сами победители ужасно боялись, что их зачморят и закошмарят по телевизору. Дурилка стеклянная — она то и оказалась сильнее пушек. Все победы, помноженные на зомбиящик, оказывались пирровыми.

Интересно отметить, что понятие «преступления» никогда не прилагалось к действиям другой стороны. Зверства чеченцев описывались знаменитой фразой Андрея Бабицкого: «чеченцы перерезают горло солдатам не потому, что они садисты и испытывают склонность к какому то особо жестокому отношению к солдатам, но просто таким образом они пытаются сделать войну более выпуклой, зримой, яркой, достучаться до общественного мнения». О геноциде русского населения в «независимой Ичкерии» вообще никто никогда ничего не говорил — даже не потому, что это замалчивалось, а потому, что не считалось «преступлением».

Дальнейшие события шли по предсказуемой схеме, вплоть до операции «Джихад», предательства на самом верху и позорных Хасавюртских соглашений 1996 года, сильно напоминающих не менее позорные Женевские соглашения по Афганистану. Российские войска, ценой огромных жертв отстоявшие территориальную целостность Федерации, были с позором выведены с территории «суверенной Ичкерии», независимость которой тогда все считали свершившимся фактом, несмотря на формально отложенное рассмотрение вопроса о статусе до 2001 года.

Прежде чем кидать камни в подписантов, вспомним, как на эти соглашения отреагировало общественное мнение. Общее настроение того времени можно было охарактеризовать как смесь стыда и облегчения, причём облегчения было больше. В самом деле — если победить невозможно, нужно, наконец, проиграть. Подписать бумаги, признать чужую победу. И как то жить дальше. Заняться чем то более перспективным, а не быть прикованными, как каторжник на цепи, к безнадёжному делу… Генерал Лебедь, подписавший договорённости, вдруг оказался национальным героем.

Увы, поражение тоже оказалось пирровым. То есть — оно не достигло целей, которые ставили перед собой

В то время никто и не думал о том, что Россия когда либо снова решится воевать с чеченцами. Либеральные и окололиберальные медиа, правда, время от времени сливали информацию о том, что это возможно. Например, в одном из номеров «Комсомольской правды» за 1998 год была «сенсация» — оказывается, войска не отведены от границ «суверенной республики Ичкерия», и что то такое там на этих границах готовится… Читатели не внимали.

ПОВТОРЕНИЕ

Ситуация изменилась в 1999 году, когда чеченцы, следуя своему плану расширения «территории Аллаха», напали на Дагестан. Нападению предшествовали приграничные провокации, нужные в основном для обозначения намерений — «это теперь наше». Чтобы всё стало окончательно ясно, была произведена попытка теракта в Москве — в главном здании МВД. Взрыв предотвратили, но все понимали, что это был, как говорится, толстый намёк. «Хотели бы — взорвали».

Дальше всё шло по обычному сценарию: действия чеченцев — заявления российского руководства. Заявления были жёсткими, но к этой самой жёсткости все уже давно привыкли и ничего практического не ждали. Ну, сказал Рушайло что то про «превентивный удар». Всё равно его никто никогда не посмеет нанести.

Поэтому, когда 13 августа 1999 года председатель правительства РФ Владимир Путин — уже высокопоставленный, но ещё малопопулярный — заявил, что в ответ на агрессию будут наноситься удары по базам боевиков «в том числе и на территории Чечни», на это никто не отреагировал. Все ждали очередных переговоров и соглашений. Масхадов, правда, объявил мобилизацию — но этого ждали вне зависимости от кремлёвских заявлений. Поход чеченцев на Северный Кавказ казался неизбежным. И когда 26 августа российские самолёты отбомбились по Веденскому ущелью, это было шоком. Ответственность за происходящее взял на себя Путин.

Дальнейшее все более-менее помнят. Взрывы жилых домов в Москве, Буйнакске и Волгодонске в начале сентября, бомбардировки Грозного, путинские слова о «тщательном анализе Хасавюртовских соглашений», наконец, ввод бронетанковых подразделений на территорию Чечни. Наконец, новогодняя осада Грозного, на сей раз успешная.

Важно было и изменение морально-психологического климата. Представление о непобедимости чеченского воинства растаяло за несколько месяцев. Выяснилось, что врага можно бить — причём не такими уж невероятными средствами.

Были и поражения. Уход басаевских боевиков из осаждённого Грозного. Масхадов, Хаттаб и Басаев, ушедшие из Шатоя. Героическая гибель шестой парашютно десантной роты 104 полка Псковской дивизии ВДВ — и ошибка, приведшая к гибели сергиевопосадских омоновцев. Потери в битве за Комсомольское. Успешные теракты. Но всё это воспринималось уже не как позор и не как трагедия. Война есть война, на войне бывают поражения. Но общий ход событий был ясен.

Важно было ещё и то, что войну выигрывали и на информационном фронте. НТВ, главное оружие чеченцев, было нейтрализовано в течении года. В 13 июня 2000 года основателю НТВ Гусинскому предъявили обвинения в мошенничестве, а 14 апреля 2001 года новый владелец телеканала, Газпром, в лице пресловутого Альфреда Коха разогнал «уникальный творческий коллектив», в течении многих лет озвучивавший чеченскую пропаганду. Часть журналистов согласились на новые условия работы, включавшие в себя требование укоротить язык на предмет чеченского вопроса. Непримиримых чеченолюбов принялись гонять — с НТВ на ТВ-6, с ТВ-6 на ТВС. В апреле 2003 года ТВС прекратили финансировать, частоту занял спортивный канал. И многие сторонники свободы слова смотрели на это с нескрываемым злорадством — причём совершенно заслуженным. Ибо свобода слова имеет такое же отношение к вражескому агитпропу, что и канал к канализации.

Чувство было такое, что судьба наконец то повернулась к России лицом. И это было лицо Владимира Путина.

ДВОЙНЫЕ КЛЕЩИ

Официально вторая чеченская компания — именуемая на сей раз «антитеррористической операцией» — была завершена в 2001 году. На самом деле боевые действия не прекратились, да и не могли прекратиться. Но военным, да и Кремлю очень хотелось как можно скорее закончить дело миром, пусть даже худым. Желание вполне объяснимое. Война на своей территории — это более чем уязвимое место для любого современного государства, в эту точку можно бить и бить, постоянно поднимать тему «на международном уровне» и так далее. Россия начала двухтысячных была в высшей степени уязвима. «Закрыть тему» нужно было хотя бы формально.

Разумеется, все понимали, что это именно формальность. После разгрома основных сил «Ичкерии» предстояла долгая, очень долгая партизанская война, в которой следовало использовать все средства. По-хорошему, территорию нужно было зачистить целиком и полностью — и не только территорию самой Чечни.

Проблема состояла в том, что формальное обстоятельство — прекращение боевых действий — было использовано противником по полной. Чеченцы, поддерживаемые Западом, заняли непрошибаемую позицию. Ах, война завершилась? В таком случае давайте скрупулёзно соблюдать законы мирного времени. Например, строго соблюдать политес по отношению к себе. Все жители мирной территории считаются мирными гражданами, обратное нужно долго и нудно доказывать. Любое насилие по отношению к ним недопустимо. За каждый выстрел в мирного декханина солдат должен отвечать перед начальством — в том числе местным начальством — головой. И так далее.

При этом чеченская сторона принялась тщательно отслеживать удобные для себя случаи «нарушения прав чеченского народа на чеченской земле». И осуществлять систематическое давление на российские власти.

Теперь военные с горечью говорят: «Нам давали воевать нормально только в двухтысячном». За это время чеченское сопротивление было практически подавлено. Но потом началась игра в «мир» — и добитая было гадина воспряла, осуществив успешное наступление на правовом фронте.

Но ещё более важным было наступление на фронте политическом. Потому что в те же самые годы наметилось то, что до сей поры казалось невозможным. А именно — союз Кремля и Грозного. Союз, направленный против «внутреннего врага» — который впервые примерещился Кремлю в декабре 2004 года. Я имею в виду так называемые «оранжевые революции» — на Украине, в Грузии, в Киргизии. То есть компании гражданского неповиновения, поддержанные Западом и приведшие к смене правящих кланов соответствующих государств.

Не будем сейчас рассуждать о том, ко благу или к худу привели эти революции. Важно, что новая, «путинская» российская элита поверила в то, что подобное может произойти и в России. И если что то такое начнётся, то никакая армия и никакой ОМОН не спасёт положение: не спасли же киевские военные Кучму и Януковича? А киргизский опыт показал, что «оранжад» не всегда проходит мирно. Так или иначе, власти стали всерьёз рассматривать перспективу массовых беспорядков в России. А также искать силу, которая будет их подавлять. Силу, которая уж точно не перейдёт на сторону возмущающегося населения.

Неудивительно, что с 2004 года стало расти политическое влияние Рамзана Кадырова. Влияние, которое сейчас стало беспрецедентным: Кадырова называют «вторым по величине федеральным политиком». Величина влияния которого обеспечивается, в частности, батальоном «Восток», возглавляемый Героем России Сулимом Ямадаевым, бывшим бригадным генералом «Ичкерии», убийцей русских солдат. И укомплектованный в том числе и вчерашними боевиками, воспользовавшимися кстати предоставленной амнистией. Которые «отработают», в случае чего, по любой территории. Что они уже и не раз доказывали — например, в станице Бороздиновская.

Нынешняя российская власть попала в двойные клещи: с одной стороны, правовые основания для продолжения чеченской компании «в нормальном режиме» отсутствуют, с другой — бывшие враги всё больше рассматриваются как союзники на случай нарастания социальной напряжённости. В таких обстоятельствах приходится проявлять гибкость…

А теперь вспомним, кто именно настаивал на обвинительном приговоре Ульману и его группе. Кто приезжал в Ростов на-Дону, чтобы оказать давление на суд (о визите Рамзана и его людей в этот славный город известно достаточно). Кто, наконец, не скрывал своей радости по поводу «исполнения воли чеченского народа».

Разумеется, доказать тут ничего нельзя. Но догадаться, кто чего сделал и кто кого покрыл — не так уж трудно.

ПОДВОДЯ ИТОГИ

Легитимность путинского режима базировалась на победе в Чечне. Все остальное было накручено на это. Теперь же вдруг выясняется, что эту победу нужно ещё выкупить у побеждённых, как будто её взяли взаймы у гордого чеченского народа под большие проценты. Сейчас эти проценты выплачиваются. Всесилие чеченцев, их невообразимые права, денежные выплаты рекой, потоком, селем. Город сказка Грозный, на который ушли миллиарды русских денег. Улица Кадырова в Москве, на которой сейчас поставят мечеть имени Кадырова. Наконец, еще и выкуп кровью — публичная и позорная выдача чеченским головорезам русских воинов, которые воевали с ними всерьез, не зная, что война эта заемная.

Еще недавно все это казалось преувеличением. Но «дело Ульмана» окончательно расставило все точки над «Ё». Всем наглядно продемонстрировали: у нас нет правосудия, когда дело касается чеченцев. Они стоят над законом, над волей присяжных, над всем. Что они хотят, то наша власть и будет делать. Очень сильно попросят — и в центре Красной Площади мечеть поставят, а саму площадь переименуют в Яндарбиевскую или даже Басаевскую. В порядке гармонизации межнациональных отношений.

Что теперь? А теперь каждый солдат, милиционер, любой сотрудник любых «органов» знает: Ульману за выполнение приказа начальства официально впаяли четырнадцать лет тюрьмы, а что с ним сделали неофициально, никто не знает. Это — за выполнение приказа. Стоило ли в таком случае его выполнять? Стоит ли вообще выполнять приказы?

Именно с таких вопросов начался распад Союза.