Автор: Егор Холмогоров

ЗАЧЕМ РОССИИ НУЖЕН ФЛОТ: ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ

Изложенная в начале июля главкомом ВМФ Владимиром Масориным программа строительства Россией к 2027 году большого надводного флота, включающего шесть авианосных ударных группировок, базирующихся на Тихом океане и Северном море, вызвала в обществе и значительный интерес, и достаточно бурные обсуждения, в которых столкнулись старые как русский флот позиции.
Вновь нам пришлось выслушивать аргументы о том, что России как сухопутной державе флот не нужен, а если нужен, то лишь прибрежный и оборонительный, а если и не оборонительный, то уж точно не авианосный.
Поэтому, в предлагаемой вниманию заинтересованного читателя серии статей, мы постараемся последовательно ответить на три вопроса. Зачем России нужен флот? Зачем России нужен океанский флот? Зачем России нужен авианосный океанский флот?

Спор о флоте — это «старинный спор славян между собою». Тем более парадоксальный, что зачастую ведут его не сторонники и противники величия России, как в других случаях, — «флотофобия» присуща многим искренне патриотичным и великодержавным людям, которым строительство флота представляется иллюзией, ложным путем в созидании русского великодержавия. Порой кажется, что эти люди еще не отрешились от старомосковского недоверия к «затее Петра». А защитники флота волей-неволей чувствуют себя наследниками знаменитого Феофана Прокоповича, проповедовавшего:

«Для чего Бог создал столь обширные водные пространства? Для пития ли? Но для этого достаточно рек и источников, и вовсе нет надобности в таком обилии вод, которые объемлют большую часть земного круга… Но, как невозможно людям иметь сухопутные сообщения от одного конца земли до другого, то Бог и пролиял между селениями человеческими водное естество… Отсюда видим, какая и коликая нужда флота; видим также, что каждый, не любящий флота, не любит добра своего и за Божий о добре нашем промысел неблагодарен. Наше отечество своими границами прилежит к морям южным и северным. Как же столь славной и сильной державе не иметь флота, когда у каждой деревни, стоящей при реке или озере, есть лодки».

Этот спор, идущий уже не первое столетие, принимает в какие то моменты характер спора почти религиозного. Причем, гонимой стороной в нем оказывается именно сторона флотская. Как это было, например, в середине 1950 х, когда в СССР, под давлением Генштаба во главе с маршалом Соколовским, фактически была запрещена «морская стратегия», — причем и как дисциплина, и как термин. Попытка создать военно-морскую науку разбилась о демагогические заявления о необходимости единой военной науки и единой военной стратегии.

К тому моменту, когда стараниями адмирала Горшкова ко второй половине 1970 х военно-морская идея в СССР была воссоздана в прежнем величии и даже никогда прежде не виданном Россией блеске, судьба отвела стране уже слишком мало времени, чтобы насладиться преимуществами наличия океанского флота.

В эпохи великих потрясений, подобных Крымской Войне и Великой Реформе, Революции и Гражданской Войне, Смуте 1990 х, флот становился их первым заложником и оказывался первой жертвой. Несколько раз морское могущество России уничтожалось нами же самими буквально на корню. В этом русские корабли не раз и не два повторяли судьбу первого русского корабля «Орел», захваченного и сожженного бунтовщиками Стеньки Разина.

Удивительно то, что противники строительства флота раз за разом используют этот факт как аргумент, причем аргумент совершенно «мистический» — мол, нет России удачи во флотском деле и нет на него Божьего благословения. Даже катастрофа «Курска» в 2000 году — и то пошла в эту флотофобскую копилку.

Эта «мистика» является самым обычным суеверием, к тому же — не вполне добросовестным. Поддержание морского флота, достойного великой державы, всегда дело очень дорогостоящее и требующее систематического напряжения и усилий государства. В случае возникновения малейших сбоев в функционировании государства флот гибнет первым. Это не какая то специфически русская черта.

Такие же точно потрясения — революции, крупные военные поражения, приводили к катастрофе флотов и других государств — Германии, Франции, Италии, Японии. Причем многие из них свою морскую мощь так и не восстановили, а вместе с нею утратили и великодержавную мощь.

Великобритания и США, на которые обычно указывают как на морские державы с устойчивой флотской традицией, — это государства, которые не испытывали в последние столетия крупных социальных потрясений, иностранных вторжений и т. д. (Гражданская война в США шла в фактически дофлотский период, военно-морские силы имели в ней лишь ограниченное, хотя и чрезвычайно раздуваемое, значение).

Спору нет, флоту, как и всякому другому делу, удобней развиваться в тепличных условиях. Имейся они в России, наш флот, без сомнения, достиг бы гораздо большего. Только в этом случае в России лучше вовсе не жить, поскольку тепличных условий у нас нет, да и вряд ли когда нибудь будут. Создать же в настолько экстремальных условиях, как у нас и три столетия поддерживать в боевом состоянии один из сильнейших флотов мира, каковым является русский флот, — само по себе уже подвиг.

Между тем, сравнительно с историей таких блестящих флотов как германский или японский, история нашего флота и значительно продолжительней, и, в целом, гораздо более успешна. Мы, по прежнему, имеем и волю, и намерение, и возможности восстановить полноценный российский флот.

Так что, утверждения, что России «не везет с флотом» — это сознательная галлюцинация, нежелание видеть реальность на удивление удачной, а в отдельные периоды и доблестной, истории русского флота, которая была бы еще более блестящей, если бы мы не отворачивались от моря в некоторые моменты нашей исторической жизни.

ДОКТРИНА ФЛОТОФОБИИ

Наряду с предъявлением черной кошки противники флота используют целый спектр не устаревающих уже много столетий рациональных аргументов, которые могут быть сведены к трем основным.

Геополитический — Россия является сухопутной державой, а потому флот является для России излишней и дорогостоящей роскошью, которую приходится поддерживать искусственно, а не за счет органических сил нации.

Стратегический — история России в последние столетия доказала, что ее судьба ни разу и нигде не решалась на море, в морских сражениях. Войны, которые вела Россия, были сухопутными, и флот в них ничего решить бы не мог.

Экономический — Россия не настолько богата, чтобы позволять себе явные излишества в виде мощного военно-морского флота, требующего постоянных затрат и обновления. Значительно разумней израсходовать те же деньги на хозяйство или на сухопутную армию, но не на корабли.

Совокупность геополитического, стратегического и экономического аргументов, исправно приправляемая антиморской «мистикой», и составляет стройную и, к сожалению, много раз побеждавшую в истории России доктрину флотофобии. Попробуем теперь, аргумент за аргументом, разобрать логику этой доктрины, которая во многих случаях покоится на ложных постулатах, ошибках, противоречиях и недопонимании.

ГЕОПОЛИТИКА ЧРЕЗМАТЕРИКОВОЙ ДЕРЖАВЫ

Геополитический аргумент против флота является типичным случаем, когда мы, по выражению Максимилиана Волошина, «грезим русский сон под чуждыми нам именами». Геополитическая доктрина противопоставления сухопутной и морской держав выработана была не в России и не для России, а в Великобритании для осмысления ее собственного геополитического положения. При этом англичане, создававшие эту доктрину, мыслили оппонирующую им сухопутную державу как некую функциональную позицию, которую в начале XIX века занимал Наполеон; в начале XX века, когда Хэлфорд Маккиндер формулировал свою идею «географической оси истории», занимала Россия, угрожавшая британской Индии, а потом на это место заступила Германия. На американской почве доктрина «сухопутной державы», оппозиционной державе морской, была проекцией противостояния с СССР в холодной войне. Будь Россия и в самом деле расположена на острове, западным геополитикам пришлось бы придумать что нибудь другое.

Рецепция англосаксонской геополитической доктрины на Континенте осуществлялась не столько русскими геополитиками, сколько германскими. Причем, как это часто случается с немцами, по принципу — «назло мамке отморожу уши». Германия в лице ее геополитических мыслителей начала отождествлять себя с сушей, континентом, «Бегемотом», Спартой и т. д., в то время как Англия, понятное дело, это «владычица морей», «Левиафан», Афины. При этом немцы, впрочем, исправно старались создать сильный морской флот и дважды им это почти удалось.

Русская геополитика, когда она развивалась достаточно своеобразно, без уклона в ситуативную геостратегию, подчиненную идее «Большой игры» с Британией, была попросту чужда оппозиции «Суши» и «Моря». Она исходила из особенностей геополитического строения русского пространства и геополитического положения России.

Это положение выдающийся географ и геополитик В. П. Семенов Тян-Шанский определил как чрезматериковое, или как геополитическую систему «от моря до моря». Альтернативными формами великодержавного геополитического устроения русский геополитик считал кольцеобразную, созданную вокруг того или иного «средиземного» моря, наподобие средиземноморской Римской Империи, или клочкообразную, подобную атлантическим Испанской или Британской империям Нового Времени.

Понятно, что и система, устроенная вокруг внутреннего моря и имеющая его своей коммуникацией, и система, в которой Океан соединяет множество разбросанных по миру клочков, требует раннего и во многом чрезмерного развития и даже переразвития флота. Создания «морской державы» в ее гипертрофированном виде, как это сделала Англия (и по какому пути пошла в начале ХХ века к своей скорой катастрофе кайзеровская Германия).

Чрезматериковая геополитическая система, тянущаяся от моря до моря и от Океана до Океана такого скорого и гипертрофированного развития флота, конечно, не требует. Для нее первостепенное значение имеют внутренние коммуникации, практически неуязвимые для внешнего и, тем более, — заморского врага.

Геополитика чрезматериковой державы не столько решает вопрос, как стянуть с помощью моря разнородные части в единое целое, сколько другой — как связать внутренней коммуникацией обширное и протяженное пространство, на котором имеется неравномерность в распределении человеческих ресурсов и капитала. В XIX и начале ХХ века эту проблему решали две великих чрезматериковых державы, которым и принадлежало будущее в ХХ и XXI веках — Россия и США. Американцы свою проблему решили, воспользовавшись на суше более теплым климатом и значительно меньшим пространством, позволившим беспрепятственно создать «полицентрическую» систему расселения, в которой и Западное и Восточное побережья имеют сегодня почти одинаковое значение. На Океане американцы удачно воспользовались наличием между Атлантикой и Тихим Океаном узкого Панамского перешейка, превращенного в канал. Таким образом, обладая всеми преимуществами чрезматериковой державы, американцы смогли разыграть этот козырь быстро и успешно.

Россия, также имеющая чрезматериковое геополитическое строение, не имела, однако, тех «быстрых» преимуществ, которыми располагали США. В России холодно, большая часть Сибири является зоной вечной мерзлоты, построить через нее сеть железных или автомобильных дорог оказалось невозможно, перебросить население таким образом, чтобы в западной и в восточной части страны оно уравнялось — также оказалось не по силам.

Наконец, вместо Панамского перешейка, позволявшего гонять линкоры и авианосцы из Океана в Океан, у нас есть лишь Севморпуть, и то — по сей день толком не освоенный. Это предопределило значительно более медленное разворачивание геополитических преимуществ России, значительно большую трудоемкость понятия её ресурсов. Державой-акселератом Россия, конечно же, не является, наш путь к величию долог, труден, полон срывов и возвратного хода. Но зато ведь и дело прочно. И удивительно уже то, что большую часть ХХ века Россия шла с США почти наравне, а кое в чем и опережая, а после страшного удара конца ХХ века довольно быстро приходит в себя. Связано это, в частности, с тем, что при беге на большие дистанции наши недостатки (чрезмерная протяженность территории, труднодоступность ресурсов) превращаются в преимущества, не «расстрелянные» ранним расходованием.

Таким образом, в той геополитической логике, которая создана в России, которая является для России собственной, а не ворованной у англосаксов, Россия и США не «противостоят» друг другу как «сухопутная» и «морская» держава, а являются практически идентичными по геополитическому строению участниками «соревнования», имеющими сходные предпосылки, сходные геополитические данные, однако реализующими их в разные сроки и по разному. Именно чрезматериковая геополитическая модель строения великой державы оказалась в современном мире наиболее работоспособной. По ней построены и Россия и США, к ней будет стремиться Китай, геополитической задачей которого явно станет поиск выхода к Индийскому Океану.

«Клочкообразная» морская держава Великобритания из соревнования давно уже выбыла. А логикой чрезматериковых держав является развитие от упорядочения и интеграции внутреннего пространства (поразительно как недавняя популярная песня, помещавшая Россию «от Волги до Енисея» здесь близка к геополитическим прозрениям Семенова-Тян-Шанского о необходимости создания в этой зоне «Русской Евразии» как центрового региона страны) к созданию избыточного напряжения «на краях», на приморских окраинах держав, причем, по возможности, равномерно, без выраженного преимущества первоначального колонизационного ядра. Для решения последней задачи, конечно же, и Америке, и России, и любой другой чрезматериковой державе в одинаковой степени необходим флот.

Зачем он нужен такой державе, если вся ее сила, казалось бы, покоится на материке и её пространство организовано по внутренним коммуникационным линиям? Прежде всего, — для сохранения и упрочнения её чрезматерикового характера. Семенов Тян-Шанский отмечает:

«При столкновении с соседями, «чрезматериковое» государство легче всего подвергается блокаде со стороны соприкасающихся с ним морей и хотя бы временным захватам со стороны их побережий; последнее же обстоятельство уничтожает всю суть системы «от моря до моря» и обессиливает страну».

Всё превосходство чрезматерикового положения державы состоит в том, что она связывает море и сушу, интегрирует различные географические среды в единое целое. Значит, самый удобный для противника способ её обессилить — разорвать связь моря и суши, попытаться загнать вглубь материка, сделать её просто материковой, континентальной. Никакого другого средства сохранить выгоду своего положения, кроме создания мощного флота, попросту не существует. Чрезматериковая держава попросту обречена быть сильной морской державой или не быть вовсе.

Другая причина, вынуждающая её создавать мощный флот, коренится в том, что сила геополитического движения, создающая эту державу, начинаясь с движения по суше, в конечном счете, встретившись с морем, выплескивается в движение по воде, превращается в морскую экспансию. Эта экспансия носит, однако, не беспорядочный и случайный характер экспансии «клочкообразной» державы, а планомерно движется в сторону морских целей, которые могут быть становящейся державой освоены и интегрированы. Чрезматериковая держава создает не только «свою» сушу, но и «своё» море. Однако без сильного флота обеспечить экспансию на это море попросту невозможно.

Другое дело, что и здесь географическое и геополитическое положение России предопределило несколько замедленный темп развития по сравнению с США. В XVIII веке русская экспансия на Дальнем Востоке выплеснулась аж на американский континент, однако США удалось вытеснить Россию обратно в Евразию, а с помощью Японии Россия была существенно ограничена и в экспансии на ближние к ней моря. Великое наследие Российско-Американской компании было почти утрачено и если бы не решительные действия в 1945 году, позволившие возвратить хотя бы Сахалин и Курилы, было бы утрачено полностью.

Тем временем США спокойно расширялись и на Кубу, и на Карибские острова, и на Гавайи, и на Тихоокеанские острова, создавая систему «своих морей». Попытка Японии выйти из отведенной ей геополитической роли «замка» на русских океанских дверях, закончилась плачевно, прежде всего, для самой Японии.

Однако будет ли так продолжаться вечно? России придется обустраивать систему «своих морей», или же мы начнем терять свои берега, прежде всего, — на Дальнем Востоке и в Восточной Сибири, тем самым изменяя геополитический характер России. И вновь для этих целей нужен флот, который может стать ключом к величию, а его отсутствие — залогом несчастий.

Тот путь, который прошли США во второй половине XIX и первой половине ХХ века, России предстоит пройти в XXI. Причем, скорее всего, не обойдется без той или иной формы «гражданской войны», правда в нашем случае это будет война (будем надеяться что чисто экономическая и дипломатическая, без пролития братской крови) против международно признанной сепаратистской «Конфедерации» — Украины.

Во второй половине XXI века Россия должна выйти на тот же уровень реализации возможностей своего чрезматерикового положения, на который вышла Америка к середине ХХ столетия. Если мыслить этот процесс как «естественный» и не прерываемый никакими катаклизмами (чего в истории России никогда не бывает), то этот расцвет обещает быть значительно более мощным, чем расцвет Америки в ХХ веке.

РОССИЯ МОРЕЙ

Таково основополагающее возражение против геополитического обоснования флотофобии. Никакой «сухопутной» державой Россия не является, как и США не являются никакой «морской» державой. И та и другая державы чрезматериковые, однако, реализующие это геополитическое положение с разной скоростью. О каком «сухопутном» характере России может идти речь, если учесть, что Россия обладает самой протяженной в мире морской границей. Уже в свете этого говорить о «сухопутном» характере нашей державы по меньшей мере нелогично. Как отмечал адмирал С. Г. Горшков:

«Враждебная пропаганда неустанно твердила, что Россия — страна не морская, а только континентальная и по¬этому флот ей нужен только для решения скромных задач обороны побережья. Ищите информацию о креме instantly ageless ссылка поможет узнать больше! Россия, владевшая шестой частью всей суши земного шара, безусловно, являлась самой крупной континенталь¬ной державой мира. Но одновременно она всегда была и великой морской державой. Морские границы России по своей протяженности превышали почти в два раза бере¬говую черту Соединенных Штатов и почти в 15 раз береговую черту Франции. Доля морских границ России, США и Франции примерно одинакова: около двух третей их го¬сударственных границ приходится на побережье морей и океанов. Морские границы Германии (до второй мировой войны) составляли всего лишь одну треть всех ее границ. Но, несмотря на это, никто не упрекал Германию за то, что, будучи страной континентальной, она стремилась иметь могучий флот».

Кроме того, даже в своем континентальном качестве, Россия не является сухопутной страной вообще. Увлеченные геополитической мифологией «евразийства» мы привычно воспринимаем Россию как «синтез Леса и Степи», причем при решающей роли степи и обитающей в ней всевозможных интересных кочевых народов. Россия предполагается геополитическим наследником азиатских кочевых империй. Евразийский характер России видится в том, что мы осуществляем чуть ли не некий «панмонголизм». Отсюда, конечно, вполне понятны утверждения о сухопутном характере России, которой на море не место и для которой море органически чуждо.

Между тем, основополагающей характеристикой Евразии как русского месторазвития является совсем не сочетание леса и степи, а уникальная система взаимосвязанных речных бассейнов, протянувшаяся от Невы, Немана и Прута до Амура. «Сверху взгляд на Россию брось — рассинелась речками» совершенно справедливо выделял Владимир Маяковский наиболее приметное свойство русского пространства. А В. О. Ключевский, характеризуя влияние реки на русскую историю, отмечал:

«Лес и, особенно, степь действовали на русского человека двусмысленно. Зато никакой двусмысленности, никаких недоразумений не бывало у него с русской рекой. На реке он оживал и жил с ней душа в душу. Он любил свою реку, никакой другой стихии своей страны не говорил в песне таких ласковых слов — и было за что. При переселениях река указывала ему путь, при поселении она — его неизменная соседка: он жался к ней, на её непоёмном берегу ставил своё жильё, село или деревню. В продолжение значительной постной части года она и кормила его. Для торговца она — готовая летняя и даже зимняя ледяная дорога, не грозила ни бурями, ни подводными камнями: только вовремя поворачивай руль при постоянных капризных извилинах реки да помни мели, перекаты.

Река является даже своего рода воспитательницей чувства порядка и общественного духа в народе. Она и сама любит порядок, закономерность. Её великолепные половодья, совершаясь правильно, в урочное время, не имеют ничего себе подобного в западноевропейской гидрографии. Указывая, где не следует селиться, они превращают на время скромные речки в настоящие сплавные потоки и приносят неисчислимую пользу судоходству, торговле, луговодству, огородничеству. Редкие паводки при малом падении русской реки не могут идти ни в какое сравнение с неожиданными и разрушительными наводнениями западноевропейских горных рек. Русская река приучала своих прибрежных обитателей к общежитию и общительности.

В Древней Руси расселение шло по рекам, и жилые места особенно сгущались по берегам бойких судоходных рек, оставляя в междуречьях пустые лесные или болотистые пространства. Если бы можно было взглянуть сверху на среднюю Россию, например, XV в., она представилась бы зрителю сложной канвой с причудливыми узорами из тонких полосок вдоль водных линий и со значительными темными промежутками. Река воспитывала дух предприимчивости, привычку к совместному, артельному действию, заставляла размышлять и изловчаться, сближала разбросанные части населения, приучала чувствовать себя членом общества, обращаться с чужими людьми, наблюдать их нравы и интересы, меняться товаром и опытом, знать обхождение».

Русская цивилизация в своей основе является акватической цивилизацией, опирающейся в своей основе на реки, озера и любые другие пресноводные бассейны, а также на моря, как на продолжение речных устьев. Северная Евразия, русская Евразия представляет собой грандиозный взаимсвязанный речной бассейн, где великие полноводные реки разделяют незначительные и удобные для создания волоков водоразделы.

Геополитическая экспансия русских шла именно по этим рекам, русские были народом, обладавшим мощным речным флотом и умением опираться на реки в своем колонизационном движении (чем мы существенно отличаемся от американцев, которые пересекая континент двигались, прежде всего, по суше). Чрезматериковый характер России был создан именно этим речным движением, движением «малых флотов», которым кочевым обитателям Сибири просто нечего было противопоставить. Если мы вспомним знаменитую картину Сурикова «Покорение Сибири Ермаком», то она довольно четко дает понять — именно русские мыслятся здесь приплывшими, пришедшими по воде, в то время как сибирские татары — типичные обитатели суши.

Выдавать великую акватическую цивилизацию, всё существование которой связано с водой, за цивилизацию «сухопутную» — по меньшей мере, странно. Второстепенность морских задач в истории России была долгое время связана с тем, что двигаться вглубь по речной системе Евразии было и легче и до какого то момента выгодней, чем упорно драться за выходы к устьям рек. Поэтому в XV XVII веках русские шли, прежде всего, вглубь Евразии. И лишь тогда, когда прошли её «на встреч солнца», от моря до моря, от океана до океана и даже через Ледовитый океан, русские взялись за обеспечение выхода к устьям своих рек. Причем добились всего этого за одно неполное XVIII столетие, ставшее золотым веком русского флота. Ни о какой «неестественности» флота нет тут речи и в помине.

Далее, необходимо помнить, что Россия имеет выход к трем из четырех мировых океанов. А в современную океанскую эпоху развития мореплавания именно выход к океанам, а не выход во внутренние моря типа Балтийского или Средиземного, имеет существенное значение. Конечно, в каждом из этих случаев, этот выход является до некоторой степени ограниченным (что особенно заметно на атлантическом направлении, к которому развернут нынешний государственный центр России — здесь даже Северный выход к Атлантике фактически перекрыт Шпицбергеном), а Северный Ледовитый океан является местом с, мягко говоря, своеобразным климатическим режимом. В этом смысле Россия не может похвастаться столь же удобными выходами к Океану, как США.

Но времена меняются, меняются народы, геополитические и технологически эпохи, изменяется климат. Не исключено, что через какое то время, в случае продолжения процессов изменения климата, северные моря России станут значительно более удобным и выигрышным геополитическим фактором, нежели сейчас, а Севморпуть из предмета национальной героики превратится в удобную в хозяйственном отношении обыденность.

Не случайно, что предметом панического страха английской геополитики и геостратегии, частично передавшимся и американцам, стал страх перед выходом России к Индийскому океану через Персию или как то еще. Дело в том, что в этом случае Россия заняла бы уникальное геополитическое положение трансокеанской державы, имеющей доступ ко всем четырем океанам и, при этом, недоступной ни с одного из них.

Для любого из наших геополитических соперников такая ситуация — это и в самом деле геополитический кошмар, которого стараются избежать всеми возможными способами, включая уговоры к России: «ты сухопутная страна, зачем тебе море». Критики морской идеи России как то не замечают того факта, что у явных врагов и конкурентов России идея русского флота вызывает явственный страх и беспокойство. Одно это должно бы заставить задуматься. Если речь идет о «пустой затее» и ненужном расходе средств, то чего беспокоиться тем же американцам или раньше англичанам? Казалось бы, стоило поддерживать и подстегивать Россию в этой безумной растрате. Но нет, наши конкуренты стараются всеми методами подавить саму идею русского флота, само желание иметь и развивать его.

Ни о какой чуждости русскому национальному сознанию морской идеи говорить не приходится. Важной составной частью этого сознания является великодержавие, идея величия России. А одним из важнейших компонентов великодержавия является идея владычества России на море, обеспечения за собой свободного выхода к морям и освоения Мирового океана. Никакого неприятия флота, подозрения к нему, отвращения к морской стихии у русских не было никогда. Существуют целые русские субэтносы, например — поморы, для которых море было вторым домом. Русские — народ, который в наименьшей, наверное, степени подвержен морской болезни. Учитывая акватический характер русской цивилизации это вполне естественно.

Профессия моряка была и остается у нас на одном из первых мест в списке престижных и традиционных для русских профессий. Образы великих адмиралов — Ушакова, Сенявина, Лазарева, Нахимова, Макарова стали важной частью русского военного и военно-патриотического сознания, а такие битвы как Гангут, Чесма, штурм Корфу, Афонское сражение, Наварин, Синоп входят в золотой фонд морских битв, как бы русофобски настроенным англосаксонским исследователям морского военного искусства не хотелось обратного.

Не менее впечатляющим является и список русских морских исследователей: Хабаров, Поярков, Дежнев, Крузенштерн, Лиснянский, Невельской, Беллинсгаузен, Лазарев, Головнин, Литке, Врангель, Седов, Колчак, Папанин. Имена выдающихся русских исследователей, связанных с морем и океаном трудно даже перечислить, а в ХХ веке такая работа еще и становится коллективной и анонимной. Но мало кто будет отрицать огромный, а порой и решающий вклад наших моряков в исследование Северного Ледовитого океана, Антарктиды, островов Тихого океана, изучение океанского дна. Российская океанология является одним из лидеров в этой области науки.

После всего этого говорить о том, что Россия — «сухопутная держава», для которой море, океан и флот являются чем то чуждым и несвойственным — по меньшей мере, странно и недобросовестно. Напротив, попытки отказа от морской идеи немедленно спровоцируют мощнейший кризис русского национального сознания, ощущение потерянности и депривации. Отказаться от Океана и как реальности, и как мечты — вот это будет подлинное национальное самоубийство.

Россия — это чрезматериковая держава, имеющая одинаково значительные интересы и на море, и на суше и нуждающаяся во флоте и, в частности, в очень сильном военном флоте, чтобы сохранять превосходство своего геополитического положения. Причем, как мы покажем в дальнейшем, утверждение, что флот не играл и не играет решающей роли в российской военной истории — это такая же ошибка и ложь, как и геополитическое обоснование «сухопутности» России.

Продолжение следует