Автор: Егор Холмогоров

НИ ШАГУ НАЗАД!

В дискуссиях вокруг кавказского вопроса, возникающих в обществе с завидной регулярностью (разумеется, прежде всего, на неофициальном уровне, поскольку на официальном у нас царят тишь, гладь и благорастворение воздухов), постоянно приходится сталкиваться с постановкой вопроса, выглядящей сколь убедительно, столь и опасно. Вопрос звучит так: «Нужен ли России Кавказ?». Не лучше ли вовсе от него «отделиться», построить бетонную стену, лишить гражданства и выслать из страны всех выходцев из кавказских республик и зажить спокойно, не заботясь о том, что происходит южнее определенной, проведенной нами линии.

Постановка вопроса, конечно, выглядит абсолютно провокационно и с идеей единства России, являющейся, слава Богу, последние 8 лет догматом нашего политического существования, совершенно несовместима. Поэтому официальная полемика с этой страшной политической «ересью», оказывается невозможной. Приходится только возмущенно повышать голос. Но идея «отделиться от Кавказа» от этого «затыкания» популярности не теряет.

Скорее напротив, — многие искренние патриоты, видя то, какую цену приходится платить России и русским за поддержание единства с некоторыми кавказскими регионами, на какую ложь, унижения, предательство по отношению к своим, выплаты фактической «дани» приходится идти, начинают разуверяться в том — точно ли необходимо сохранять единство России такой ценой.

Все чаще говорится о том, что ценой демографического коллапса русских и превращения нас в людей второго сорта уже не только на Кавказе, но и по всей России, единство страны нам не нужно. Лучше, мол, меньше, да крепче.

Напрашивается, правда, вопрос: точно ли «меньше» — это крепче? Казалось бы, нам уже пришлось наглядно убедиться, что это не так. Территория большой России, где русские составляли чуть более 50 % «съёжилась» до территории «малой России» — РФ, где русские стали составлять 85 %. Привело ли это к улучшению положения русских? Отнюдь.

Напротив, уже территория малой России начала разжижаться и разрежаться миграционными потоками. Частично — трудовыми. Частично, будем честны, чисто криминальными. Современная Россия является более нерусской, чем РФ 1991 года, а попытки напомнить о правах русских как большинства, неизменно натыкаются на закатистую истерику со стороны защитников «толерантности». Территориальное сжатие отнюдь не дало той вожделенной многими «национальной чистоты», на которую рассчитывали люди, приветствовавшие «отделение России от СССР».

Кто гарантирует, что в случае реализации плана по «отделению Кавказа» будет иначе? Никто. Защитникам этой идеи почему‑то рисуется в воображении стена в высоту с три человеческих роста, прожектора, КСП, колючая проволока под высоким напряжением, вышки с пулеметами, массовые депортации «иностранцев» с территории остаточной России и прочие требования масштабной сегрегации. Однако имеет ли Россия возможность осуществить подобный план, даже если бы мы вдруг завтра этого очень захотели? Очевидно, что нет.

Прежде всего, лишить гражданства миллионы людей, осуществить массовые депортации и прочие жесткие силовые меры нам не позволит никакое «международное сообщество». Оно ведь только к резне тутси-хуту относится спокойно и без напряжения, а вот любой чих в России отзывается массовой истерикой в мире.

На отделившихся территориях американцы тут же не преминут, конечно, разместить свои войска, однако депортировать туда их жителей не дадут, об этом «отделенцы» могут даже и не мечтать. Соответственно, главная проблема, ради которой и сочиняется сложный план с «великой кавказской стеной», является попросту неразрешимой.

Далее. Если представить себе такое усиление военно-политической мощи России, которое позволит без проблем реализовать план отделенцев, то, в этом случае, в его реализации… попросту не возникнет необходимости.

Власть, сумевшая построить стену поперек Кавказа, тем более будет в состоянии сделать так, что она просто не понадобится. Способная депортировать миллионы людей, внезапно объявленных иностранцами, тем более будет способна заставить вести себя адекватно и жить на местах всё те же миллионы. Другими словами, необходимое условие для решения вопроса о «великой кавказской стене» является условием, делающим подобное сооружение ненужным.

В чем же тогда логика и своеобразная «правда» отделенцев? Почему в обывательских разговорах их точка зрения время от времени пользуется значительной поддержкой?

Правда состоит в том, что на Кавказе современной Россией проводится недопустимо слабая политика, русские покидают регион, бегут из «национальных республик» и внутренний сепаратизм многих земель на Кавказе развивается вполне успешно.

При этом за сохранение формальной лояльности местных элит федеральный центр вынужден платить недопустимо высокую цену — попросту закрывать глаза на многие тамошние безобразия и терпеть беспредел выходцев из южных республик на территории всей России. Откол Кавказа, его потеря Россией начинает казаться объективной угрозой.

В таких условиях рассуждения отделенцев направлены не столько на то, чтобы осуществить нечто, сколько на то, чтобы не противодействовать неким «объективным процессам» и попытаться извлечь из них выгоду, какой она видится части русских националистов. То есть создать «моноэтническую Россию» (как, правда, предлагается решать те же вопросы на других направлениях, — поволжском, сибирском, — не очень понятно). Нас призывают, попросту говоря, «не противодействовать» выдавливанию русских с Кавказа, а занимать следующую линию обороны, на которой «быть может, удержимся».

При всей мнимой логичности этой пораженческой позиции она, тем не менее, основана на нескольких непроговариваемых постулатах, к которым, на самом деле, и апеллируют отделенцы и которые заслоняют от них возможность какого‑либо другого решения.

Главный из этих постулатов состоит в следующем: Кавказ воспринимается как «земля кавказцев» (то есть горских народов), на которой русские являются пришлыми элементами, которые как появились, так и должны уйти. Мол, «оставим им их землю, пока они не отняли нашу» (обычно этот аргумент именно так и звучит).

На самом деле, рассматривать российский Кавказ как «нерусскую землю» совершенно бессмысленно и абсурдно. Напомню, что на Кавказе русские появились одновременно с присоединением Казани и Астрахани и на два десятилетия раньше завоевания Сибири. В 1557 году под покровительство России вступило Кабардо. В 1561 году кахетский царь Леван установил дипломатические отношения с Иваном Грозным. Вскоре в Кабардо прибыл русский отряд из 500 воинов, часть которых вошла в Арагвское ущелье. Иван Грозный начал строить крепости на реке Терек.

В последующие столетия Россия достаточно активно осваивала и заселяла Кавказ: строила крепости, помещала служилых людей, принимала в подданство, как и всюду, некоторые народы. Великая Кавказская война 1816‑1864 гг. была не «завоеванием» Кавказа, а ликвидацией очагов грабительских набегов из горных районов. Грабительских набегов в тыл русских войск и поселений, поскольку Закавказье уже давно было присоединено к России.

В ходе этой войны русские защищали свою землю, свои дома, своих женщин и детей от набегов воинственных иноплеменников, опиравшихся либо на Черкесию, либо на горную Чечню и Дагестан. В ходе этой войны русских за своё Отечество и за безопасность русского населения, длившейся полстолетия, были пролиты реки русской крови, выдвинулись выдающиеся военачальники, такие как Вельяминов, Бакланов, Бебутов, Андронников, Лорис-Меликов, были совершены славные подвиги, такие как подвиг рядового Тенгинского полка Архипа Осипова:

Как черкесы к нам ходили

Лет уж будет с пятьдесят.

Меж собой они решили

Резать наших жен-ребят.

Подошли черкесы грозно,

Тысяч, кажется, с пяток,

С шумом, с гиком скачут грозно,

Мчатся с гор как злой поток…

«Крепче, братцы, не сдаваться!

Здесь положим мы живот!

Равны мы теперь сражаться -

Русских много славных рот.

Пусть врагам известно будет,

Что за Русская земля!

Враг нас сдаться не принудит,

Ляжем все здесь за Царя!» -

Так по долгу по святому

Архип Осипов сказал.

К погребу пороховому

С фитилем у входа встал.

Все враги вдруг побледнели -

Страшен был он с фитилем!

Вместе с погребом взлетели

И погибли все огнем.

В перекличке по уставу

Вызывается Архип.

Отвечают, что за Веру,

За Отечество погиб!

Напоминанием этой песни, обращением к памяти этих и многих других эпизодов великой русской войны за Кавказ (эпизодами которой были и боевые действия в 1942‑43 гг., и операции 1994‑96 гг. и 1999‑2005 годов), я хотел бы напомнить простую истину: Кавказ является русской землей, за защиту которой от горских набегов и от нападений внешних врагов в течение долгих столетий дрались и проливали кровь героические русские люди. В каком‑то смысле — Кавказ это наше Косово.

Лишь преступной, недальновидной и откровенно враждебной русским политикой первых большевистских правительств была создана та идеологическая и политическая ситуация, когда русские были объявлены на Кавказе чужими и завоевателями-империалистами, а права горских народов были распространены даже на те области, в которых они никогда исторически не проживали.

Политика «кавказизации» Кавказа проводилась при помощи массовых депортаций русского населения с территории новообразованных «АССР». Депортации начались с 1918 года, несмотря на первоначальные сомнения отдельных большевистских деятелей, например Г. К. Орджоникидзе, говорившего: «переселением казачьих станиц мы добьемся не пролетарского решения вопроса. Тот, кто требует уничтожения чересполосицы (то есть выселения казаков), тот, несомненно, имеет какую‑то заднюю мысль». Однако, несмотря на это, террор против казачества, развернутый по инициативе Свердлова, продолжался и усиливался. На ответные восстания казаков советы реагировали беспощадно, сделав ставку на горцев. «Перестроившийся» Орджоникидзе в 1920‑м уже раздавал лихие указания: «выселить всю станицу и передать их горцам… каждую восставшую станицу выселить».

Заглянем в Приказ № 01721 / оп командующего Кавказской Трудовой Армии А. Медведева:

«Член РВС Кавфронта приказал: 1. станицу Калиновскую сжечь, станицы Ермоловская, Закан-Юртовская, Самашкинская, Михайловская — отдать беднейшему безземельному населению и в первую очередь всем бывшим преданными советской власти нагорным чеченцам: для чего всё мужское население вышеозначенных станиц от 18 до 50 лет погрузить в эшелоны и под конвоем направить на Север для тяжелых принудительных работ, стариков, женщин и детей выселить из станиц, разрешив им переселиться в хутора и станицы на Север…».

(Цит. по. Бугай Н. Ф., Гонов А. М. Кавказ: народы в эшелонах (20‑60‑е годы). М., «Инсан». 1998. с. 86).

Председатель Смешанной комиссии по установлению границ Горской Республики Муромцев в конце октября 1921 года в своем докладе в центр сообщал, что после назначения его Сталиным представителем ВЦИК и председателем Смешанной комиссии ему пришлось участвовать в расселении 15 тысяч казаков, выселенных из станиц Сунженской линии. Сталин, надо сказать, в то время был активным сторонником политики депортации и решения с ее помощью «русского вопроса». «Недавнее восстание казаков дало подходящий повод и облегчило выселение, — отчитывался он Ленину, — земля поступила в распоряжение чеченцев».

На протяжении всех 1920‑х годов в ходе «территориального размежевания» большевистскими руководителями проводилась политика ущемления интересов русских, то есть, прежде всего, казачества, в пользу новоформирующихся автономий. В Калмыкии в 1924 году сквозь пальцы смотрели на выселение русских предшественниками нынешних этнократов. В 1926 г. потакали требованиям ногайцев выселить русских. В Северной Осетии соглашались с возражениями местного руководства против выделения на Кавказе особого Казачьего округа. «Для казаков национальный вопрос в горских областях решен» объяснял русским делегатам партконференции 1924 года Микоян. «Решен» — значит окончательно закреплено бесправие русских.

К чему это приводило видно из отчетов ОГПУ по автономной Ингушетии: «Администрация крахмального завода предоставляет всевозможные преимущества рабочим-националам. На этой почве между русскими и националами отмечаются враждебные отношения». В 1928 году население Владикавказа и Грозного было охвачено паникой из‑за планировавшегося (и действительно произошедшего) перевода городов из федерального подчинения в областное, поскольку это означало неминуемое выбрасывание на улицу русского населения.

Политика захвата «националами» русских территорий осуществлялась целенаправленно и систематически — например Северная Осетия добилась включения в свой состав Моздокского района, в котором проживало 75 % русских и лишь 11 % осетин. В той же Осетии у жителей станицы Архонской в феврале 1924 было отобрано свыше 5 тыс. десятин земли.

Новым кругом русоцида на Кавказе стали 1929‑30 годы, когда репрессивная политика осуществлялась уже под знаменами борьбы с кулачеством. Только к апрелю 1930 года по «квоте» ОГПУ с Северного Кавказа было выселено 23 тысячи человек.

К чему русоцид 1920‑х привел в 1942‑43 гг. достаточно хорошо известно. Сталин бросился исправлять эту «оплошность» расстрелянных им представителей ленинской гвардии, да и свою собственную. Но избранные им для этого средства тотальной депортации горцев, попытка принудительно изменить этнополитическую ситуацию на Северном Кавказе больно аукнулись после «десталинизации».

Возвращенные Хрущевым народы приобрели вполне объяснимый комплекс обиды и желание отомстить. Заселенные на их место в 1940‑х русские оказались фактическими жертвами этой мести. Процесс врастания горцев в русско‑советскую цивилизацию, шедший со времен капитуляции Шамиля, был прерван на десятилетие и эти народы были отброшены в психологическое и социальное одичание, усугубленное утратой естественной среды проживания. Другими словами, изобретенное Сталиным лекарство было «горше самой болезни».

Если депортация черкесов, осуществленная князем Барятинским в 1864 г., при всей жестокости, была политически результативной, то организация Сталиным внутреннего «ГУЛАГа» для чеченцев, ингушей и других «репрессированных народов» оказалась и неэффективной, и недолговечной, и достаточно жестокой, на «возвратном» хрущевском ходе породив нынешнюю ситуацию.

Лозунг «Кавказ — кавказцам» не дополняет лозунг «Россия для русских», а, напротив, совершенно исключает его. Кавказ является Россией, был ею в течение многих столетий и должен быть впредь. Ради защиты русского Кавказа наши предки отважились вести полувековую кровопролитную войну и непонятно, почему мы должны «сдрейфить» спустя 15 лет, если нам такую войну навяжут.

Конечно, современная ситуация в русско‑кавказских отношениях существенно отличается от ситуации XIX века тем, что тогда в русских городах не было кавказских диаспор, не существовало политики выживания русских с наших же собственных территорий агрессивными элементами. Однако эта разница не столь принципиальна, как кажется. По сути, мы имеем дело с модифицированным вариантом все той же классической горской набеговой экономики, которая и привела их к столкновению с Россией в XVIII‑XIX вв.

«Кавказская война своим происхождением обязана, прежде всего, тем однотипным общественным организмам («вольные» общества Дагестана, тейпы Чечни, «демократические» племена Черкесии), которые локализовались в горных районах Кавказа. Слабость экономической базы привела к гипертрофии набеговой системы — известного почти у всех народов в определенном «возрасте» социально-хозяйственного института, призванного возместить внутренний материальный недостаток внешней военной экспансией. За счет добычи (скот, рабы, другие ценности)… происходило не только «доращивание» скудного общественного продукта до жизненно необходимого минимума, но и первоначальное накопление собственности… Не одним поколением отлаженная «техника» набега, имевшаяся, благодаря высокогорью, защита от возмездия обеспечивали походам за добычей высокую эффективность…

Расширявшееся военное присутствие России на Северном Кавказе, с одной стороны, создавало препятствия на традиционных набеговых маршрутах, с другой — порождало новые соблазны в виде зажиточных казачьих станиц и укреплений по Кубани и Тереку, в результате чего постепенно возобладало северное направление в промысловых рейдах горцев. Столкновение противоположных интересов России и участников набегов вылилось в перманентное состояние войны…

На знамени участников набегов одна «агрессивная» формула сменялась другой, энергично звавшей их к вооруженным набегам. По свидетельству У. Лаудаева, «именно в эти времена вошли в поговорку возгласы, ныне повторяющиеся только на пирушках, но тогда бывшие во всеобщем употреблении: «Мир наш! Кто кроме нас на свете (Дуне вайн деци!)». Подобным возгласом, широко бытовавшим в Чечне, выражалось переживаемое чеченцами состояние, когда «поступкам их нет ответа, преступлениям — возмездия». (Блиев М. М., Дегоев В. В. Кавказская война. М., Росет, 1994. с. 583, с. 124).

Сегодня, по сути, речь идет об адаптации некоторых северокавказских обществ к ситуации пролонгированного набега. Это социальное явление имеет место и в других сферах социальных конфликтов, где горячие формы прямых боевых столкновений сменяются «холодными» формами конфликтов низкой интенсивности: холодной войной, холодной гражданской войной, холодным этническим конфликтом. Криминализованные кавказские диаспоры, наводящие ужас на многие российские города и есть не что иное, как набеговые отряды в условиях пролонгированного набега. Они организованы и заточены соответствующим образом. Как соответствующим образом заточены и отряды боевиков на самом Кавказе. Мало кто обращает внимание на такой факт, как неизменное присутствие мотива ограбления в большинстве недавних преступлений в Ингушетии. Это ограбление не является прикрытием — добыча и в самом деле интересует налетчиков в первую очередь.

Русские в современной России должны быть готовы к длительному существованию в условиях такого «холодного набега» и принимать соответствующие нашей этнокультурной и политической традиции меры. Бессмысленно, по указанным выше причинам, пытаться отгородиться стеной и предпринимать прочие столь же абсурдные меры. Бессмысленно, да и подло. Северный Кавказ — это русская земля и нам стыдно будет на том свете взглянуть в глаза своих предков, отстоявших эту землю в XVIII‑XIX веках.

Из признания Северного Кавказа неотъемлемой частью единой России, территорией государственного самоопределения русского народа следует исходить как из аксиомы. Оборона этих земель от любых нападений и мятежей должна быть для России столь же естественной, как оборона Смоленска, Тулы или Оренбурга. Если каким‑то силам и каким‑то народам на Кавказе вдруг придет в голову безумная идея объявить себя «несовместимыми» с русскими и считать Кавказ только своей землей, то тем хуже не для русских, а для этих безумцев, решивших «прати против рожна».

В политике по отношению к северокавказским регионам необходимо четко и однозначно придерживаться принципа предоставления максимально широкой автономии районам компактного проживания русских в составе существующих национальных автономий, жесткой защиты их прав от продолжающегося ползучего «русоцида». Столь же существенной представляется и необходимость восстановления казачьих станиц как опорных точек русского влияния в регионе.

Необходимо прекратить политику приручения северокавказских элит с помощью уступок их сепаратистскому шантажу. Во-первых, сепаратизм этих регионов многих в России уже не пугает. «Отделенческие» настроения стремительно распространяются среди самих русских и из их среды гораздо чаще звучит: «отделяйтесь, нам не страшно».

Проблема сегодня именно здесь, а не в том, что та или иная территория попытается отделиться, предварительно выжив всех русских. Такие сепаратистские поползновения гораздо более опасны для самой этой территории. Вместо бонусов наиболее сепаратистским регионам следует подумать о бонусах тем, кто сможет обеспечить реальный межнациональный мир и устраивающие русских условия проживания, кто будет уважительно относиться и к русскому историческому наследию, и к русскому населению, кто, наоборот, будет подавлять сепаратистские тенденции.

Другими словами, и де-факто, и, по возможности, де-юре политике России следует, прежде всего, иметь дело с теми народами, которые готовы не на словах, а на деле сохранять верность России. Готовы реально выражать эту верность России в уважительном отношении к русским.

Вместо устаревшего принципа советской национальной политики «народ=территория» современной национальной политике России на Кавказе следует научиться думать народами и этническими общинами. Именно этническая общность должна восприниматься как субъект национальной политики, в то время как территории нынешних автономий должны быть максимально этнически нейтрализованы.

Практику создания «титульных народов» в составах автономий следует упразднить. Тем более на Кавказе, где большинство «титульных» автономий являются многосоставными (Дагестан, Кабардино-Балкария, Карачаево‑Черкесия).

Субъектом политического процесса должны быть, в данном случае, именно общины. Их элиты, соответственно, рассматриваться как элиты общин и только в таком именно качестве и приниматься на государственную службу в федеральные органы (вместо фактического крышевания своих общин, как это имеет место сейчас, должна сформироваться система ответственности госслужащих за свои общины).

Наконец, необходимо осознать сложившуюся на территории практически всей России ситуацию «холодного набега», не имеющую ничего общего с нормальным перемещением населения и трудовых ресурсов в соответствии с действительными потребностями экономики.

Вместо попыток лицемерной «деэтнизации» преступности, вызванных нынешним страхом перед сепаратистскими угрозами республиканских элит, следует, напротив, предельно жестко составлять рейтинги действительного положения с этническим криминалом в тех или иных регионах России. Общины, оказавшиеся по количеству преступлений в «первой тройке», должны подвергаться на территории региона достаточно жестким санкциям и ставиться под особый надзор. Легальное пребывание этих общин на территории региона, где отмечена их повышенная криминальная активность, должно быть максимально затруднено.

Преступления с «этнической компонентой» должны рассматриваться как особо тяжкие, а в состав наказания обязательно должны включаться значительный штраф и конфискация имущества осужденного, каковые и следует исполнять неукоснительно.

Совершенно не следует измысливать какие‑то специфические и немыслимые ограничения в правах для уроженцев Кавказа на территории России. Достаточно не позволять некоторым народам «быть равнее, чем другие» и вскоре все станет на свои места.

Ведь конечная политика России на Кавказе ставит своей целью не геноцид или ассимиляцию проживающих там этнических групп, не ущемление их прав, а усвоение ими общероссийского цивилизационного стандарта, сформированного на основе стандарта русского. Это не то же самое, что этническая дерусификация. В ХХ веке усвоение этого стандарта шло неровно и с явными отступлениями назад. В конце XX века в России фактически сложилась ситуация, когда в результате стремительного «одичания» многих регионов наряду с цивилизационным стандартом русских фактически образовался «варварский» цивилизационный стандарт, носителями которого стали нахлынувшие «новые кавказцы».

Сосуществование этих двух несовместимых стандартов в условиях «холодного набега» является, по сути, главным источником этнической и социальной напряженности в современной России. В 2000‑ные годы этот конфликт вытеснил собою социальный конфликт 90‑х, угрожая фактически взорвать Россию, легитимизируя сценарии её распада, вроде пресловутого отделенчества.

Из сказанного следует: либо со всей ясностью будет принято, что Кавказ — равноправная часть русской России, а цивилизационный стандарт в России только один; либо совместные усилия разномастных этносепаратистов неминуемо разорвут нашу страну.

Битва за Кавказ длилась долгие десятилетия позапрошлого века и принесла русским победу. И сегодня, когда некоторых (в том числе и из тех, кто считает себя русскими националистами), охватывает паника и трусость, уместно напомнить: Кавказ — это часть единой России, это русская земля, политая кровью наших предков. Ни шагу назад!