Автор: Павел Евдокимов

СПАСИТЕЛЬ КРАКОВА

(Начало)

В 1970‑е годы в городке Илжа на востоке Польши появился памятный знак с русским именем Алеша. «Я думал, его снесли, а он стоит!» — не скрывает радости Алексей Николаевич. На знаке размещена бронзовая табличка с надписью: «Отсюда в ночь с 14 на 15 мая 1944 года вышли в бой с немецко-фашистскими оккупантами отряды Армии Людовой и разведывательно-диверсионная группа лейтенанта А. Ботяна — Алёши».

Встреча с Кузнецовым

— В дальнейшем была команда перейти на территорию Польши. Западная Украина — оттуда в Ровенскую область. Там 7 ноября 1943 года мы встречались с Медведевым (один из руководителей партизанского движения во время Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза — Авт.). Его отряд бомбили, мы недалеко находились — помогали немного ему в обороне. Дня через два мы оттуда отошли километров на тридцать, и пришел к Медведеву Кузнецов.

— Вы его видели?

— Я его видел. Один раз. Медведев в тот момент находился в одной деревне, мы — в другой. У нас была хорошо организована хозяйственная группа. Куда бы мы не перемещались, наши товарищи обязательно организовывали баню. Без бани завшиветь можно было, тифом заболеть.

— И не только завшиветь. Наверное, когда идешь мимо немцев — «дух партизанский» так и прет.

— И это тоже, — смеется — Алексей Николаевич. — А у Медведева бани не было. Решили пригласить его с Кузнецовым к нам. Но Кузнецов очень засекречен был, о нем, как о разведчике, знало всего несколько человек из штаба отряда. Его обязательно переодевали в гражданскую одежду и только в таком виде сопровождали под Ровно, на партизанскую базу.

— Каким Вы его запомнили?

— Видел вот как вас сейчас. Сидели после бани, застолье. На столе самогон — из спиртного другого ничего не было. Кузнецов рассказывал, я внимательно слушал. Хотел подражать его действиям. Но я не владел настолько немецким языком, как Кузнецов.

— Зато с польским языком у Вас не было проблем.

— Это так. Место рождения — Западная Белоруссия, польская школа… Когда мы перешли на территорию Западной Белоруссии, где было много поляков, мне было очень легко работать с ними, находить контакт. Все полученные сведения я направлял через поляков по большей части.

Колеяж

— На Западной Украине между поляками и украинцами шла сильная борьба. Они вырезали деревни друг друга.

— Вашему отряду не приходилось сталкиваться с бендеровцами?

— А как же! Вот когда мы перешли на Западную Украину — Ровенская, Волынская и Тернопольская областей, у нас были столкновения. И если, скажем, на территории Киевской или Житомирской области мы ходили группами по пять‑семь человек, то тут численностью не меньше тридцати-пятидесяти человек мы не выходили, и потери у нас были гораздо больше от бендеровцев, чем от немцев.

— А когда поступила команда переходить собственно в Польшу?

— В начале 1944 года, в феврале, по‑моему, Красная Армия освободила Ровно, — и нам приказали переходить на территорию Польши. 4 февраля наш командир Карасев и комиссар Филоненко разработали операцию по организации масштабной диверсии на железнодорожной узловой станции, находившейся от Ровно и дальше, к территории Польши. Там гарнизоном стояли венгры. С ним была предварительная договоренность, что они сдадутся, а они сообщили немцам. Мы, правда, городишко взяли, станцию разбили, но сами понесли очень большие потери. Так не годится.

— Вы принимали участие в этой операции?

— Перед операцией Карасев говорит мне: «Знаешь, Алексей (а он меня Алексеем или Колеяжем звал, потому что я в железнодорожной форме ходил), прикрывать будешь». Немцы, как я уже сказал, знали о наших планах, мадьяры не сдались. Ну взорвали мы кое‑что… Все бежали, смотрю — никого: ни Карасева, ни комиссара. Черт, в чем же дело? Нужно искать. Вскочил на лошадь и в городишко, а там немцы, четверо, хотели меня захватить. Ночь по сути уже на дворе, февраль месяц. Один наш паренек дал по ним очередь из автомата. Короче, отбились.

…Луна светит. Немцы из бронемашин стреляют по нашим. Такая паника была… Спрятались мы с этим пареньком в овраге и по нему выбрались дальше. В том бою был тяжело ранен комиссар Филоненко. Кричал он, боль сумасшедшая! Карасев дал команду отвезти его за линию фронта. Я взял группу и, перейдя фронт, 5 февраля сдал его в Сарны. Сам приехал в Ровно, город уже был освобожден. Вскоре подошел Карасев с отрядом. Вооружились уже иначе, часть личного состава осталась дома, а кто хотел продолжать воевать, около четырехсот человек, перешли через Буг в Польшу.

— Каков был статус подразделения? Воинское или партизанское формирование?

— По сути, войсковая часть. Мы относились к разряду тех специальных подразделений, которые организовало 4‑е управление НКВД по главе с Павлом Судоплатовым. Воинская дисциплина, никакой «демократии». Роты, батальоны.

— А форма — армейская?

— Нет, кто в чем. А в одном из боев с немцами, севернее Ровно, в организованную нами засаду угодил карательный отряд, большая группа. Шли они без разведки и охранения. Мы их опередили, заметили раньше. Диспозиция такая. Редкий лес, кустарник. Насыпная дорога, за нами поселок. Мы выставили два ручных пулемета. Конники отошли в тыл. Когда немцы подошли близко, как ударили по ним! Перебили почти всех, два или три человека, которые живыми остались, сдались. Наши потери — двое убитых. После того боя почти все мы переоделись в немецкую форму.

— Добротная амуниция?

— Хорошая, ясное дело — немецкая. Шинели, сапоги. Что не взяли, повозки, к примеру, то отдали местным жителям.

Переправа через Буг

— Перешли Буг, однако перешли не с первого раза. Часть отряда переправилась, а другая не успела.

— А какая ширина Буга в том месте?

— Метров пятьдесят, а то и больше. Даже метров семьдесят, я полагаю. У нас лодки были, паром сделали. Карасевым первым направил меня на тот берег вместе с командиром отделения по фамилии Осадчук. Хороший парень, смелый. Старше меня на год. А на той стороне, это недалеко от городишка Дубенки, располагалась украинская дивизия СС «Галичина». С их стороны — интенсивный огонь, но нам удалось переправиться и подавить огневые точки. С рассветом налетели фашистские самолеты, кто не успел перейти — остался на том берегу, а мы двинулись дальше.

— Большая часть сумела переправиться?

— Да, большая.

— Я так понимаю, что в отряд входили люди самых разных национальностей?

— Совершенно верно. С Карасевым были два брата-поляка по фамилии Вронские. Смелые ребята. Один из них впоследствии даже входил в правительство при Беруте (глава Польши в 70‑х годах — Авт.). До нас они сражались на Украине в отряде Федорова.

…Я оставался на берегу, наблюдая за переправой, и только убедившись, что больше никого не будет, собрался и со своей группой догнал Карасева.

— Тяжело пришлось после переправы?

— Бои были страшные, нас сильно бомбили. Каждый день. Много раненых. Люди стали роптать, проявлять недовольство: «Зачем нам эта Польшу нужна? Вернемся назад». Были такие настроения, и одна группа даже откололась, чтобы вернуться назад, за Буг. «Догнать и расстрелять к чертовой матери командира», — распорядился Карасев. Через пару дней мы вошли в Люблинские леса. Нужно было перейти железную дорогу. Разведка легла на меня и братьев‑поляков. Часто обращался к священникам.

— Католическим?

— К ним, к ксендзам.

— А Вы представлялись… как кто?

— Как советский партизан. Никогда не скрывал. В дальнейшем, когда подходили ближе к городу Кракову, тут иное дело: просто говорили — партизаны, без уточнений, так как отношение к советским было враждебное.

— Извините, еще раз спрошу: а как реагировали на Вас польские священники?

— Я приходил к ним, кланялся. Говорил по‑польски: «Слава Иисусу Христу». — «Навеки веков. Амен». После этого я объяснял ситуацию, говорил: «Зная, что польский народ оккупирован и ведет борьбу, мы пришли на выручку. У нас есть тяжелораненые бойцы. Мы просим оказать им медицинскую помощь и спрятать от немцев». Я не знаю случаев, чтобы наших товарищей выдали фашистам.

— На территории Польши отряд пополнялся за счет местных поляков?

— Нет, мы их не брали. Хватало наших из числа освобожденных нами военнопленных. Был даже один бывший солдат Вермахта. Он являлся охранником в одном из лагерей и потом согласился «идти в партизаны». А всего в нашем отряде воевало несколько немцев.

«Лейтенант Алеша»

— Когда Вы ушли в «самостоятельное плавание»?

— 1 мая Карасев получил задание из Центра: направить в район Кракова небольшую группу. Я подобрал 28 человек, в том числе двух радистов. Однажды наткнулись на «аковцев» — отряд Армии Крайовой, которая подчинялась лондонскому правительству Станислава Миколайчика. Очень недружелюбно нас приняли. Их командир, поручик, услышав из моих уст польскую речь, все не верил, что я белорус. «Вы нам не нужны, — повторял он. — Без вас освободимся от немцев». Потом смягчился. «Аковцы» даже хлебом поделились, папиросами.

— Хорошо что мирно разошлись — без выстрелов.

— Основу сопротивления в Польше составляли отряда Армии Крайовы. Немцы не трогали их, а они не трогали нас. Что касается Армии Людовой, то их было очень мало. Они больше воевали между собой, то есть с «аковцами».

…Когда мы уже находились под Краковым, офицер Армии Крайовой под кличкой «капитан Галя», бывший штабс‑капитан царской армии Мусилович, предупредил меня: «аковцы» предложат нам совместную операцию, а сами подставят нас под пули фашистов. Благодаря этой информации, мы на провокацию не поддались.

— А как относились к советским отрядам, проникавшим в Польшу, Батальоны Хлопские?

— Эти были из польских крестьян, они относились к нам куда как лояльнее. Не говоря уже о бойцах руководимой коммунистами Армии Людовой. Так что с одними мы вступали в союз, других терпели или даже боролись. И все это по ходу решения одной из главных задач — уничтожение Франка.

— Перед Краковом была операция в городке Илжи. Скажите, а сколько в том районе действовало партизан из Армии Людовой?

— Около трехсот партизанило. В городке располагался немецкий гарнизон. Люди из Армии Людовой попросили нас помочь освободить сидевших в местной тюрьме подпольщиков: «Вы же советские партизаны. Мы ждем вас как спасителей. Помогите нам! Да и люди поверят, что Сопротивление существует!», — убеждали они нас. Я сомневался: перед группой ведь стояла очень ответственная задача: выйти к Кракову без потерь.

— Можно представить Ваши сомнения…

— «Вдруг провалимся? С меня же шкуру снимут!», — размышлял я. И все‑таки мы с товарищами решили задержаться. По данным нашей разведки ближайший немецкий гарнизон стоял в 15 километрах от города. В Илже была расквартирована лишь местная полиция.

— Действовали ночью?

— С наступлением темноты. Спустились с гор, обрезали немцам телефонную связь. Окружили казарму. Пулеметным огнем мои ребята заперли гитлеровцев в здании, фрицы даже не высунули голов из окон. В это время польские подпольщики вытаскивали из тюрьмы своих «хлопцев», громили немецкие склады, взяли банк, почту. Целую ночь городок был в наших руках. Наутро пришлось уйти. По дороге заглянули в немецкую аптеку: запаслись медикаментами для раненых. Потом двинулись дальше — на Ченстохова. В 20‑х числах мая группа переправилась через Вислу.

Ягеллонский замок

10 января 1945 года наши разведчики взорвали штабную немецкую машину. В портфеле сидевшего в ней обер-лейтенанта обнаружили секретный документ о минировании ряда краковских культурных памятников, мостов, двух плотин и близлежащего городка Новы‑Сонч. План был таков: когда армия Конева займет город, его предполагалось взорвать и затопить.

Советские диверсионные группы действовали изолированно друг от друга. Ботяну повезло: его группе удалось захватить инженера‑картографа. Тот рассказал, что всю взрывчатку для минирования немцы держат в Ягеллонском замке. Было принято решение взорвать этот арсенал. Ботяну через агентуру удалось внедрить в обслугу замка поляка Млынца.

— Конечно, каждый из нас внес свою лепту в освобождение Кракова, — говорит Алексей Николаевич. — Впереди Красной Армии шло несколько советских разведгрупп: разминировали мосты, проводили диверсии в тылу врага — нападали на немецкие базы, взрывали поезда. И сами поляки помогали. Но реальная угроза Кракову исходила из Нового Сонча, где размещался громаднейший склад с боеприпасами, снабжавший весь фронт. Если бы мы Ягеллонский замок не подняли на воздух, то немцы, намеревавшиеся взорвать две плотины, находившиеся выше, — и город бы затопили, и наступление Красной Армии остановили.

Нам очень повезло, что удалось через поляков внедрить в замок, превращенный в склад, свою агентуру, — и после этой успешно проведенной 18 января диверсии я был свидетелем того, как бежали немцы, для которых взрыв явился полной неожиданностью. Вместе с сотнями тонн взрывчатки на воздух взлетели более четырехсот фашистов. Немцам не удалось быстро восстановить запасы тротила — плотины, мосты остались целы.

По дороге к Кракову отряд Ботяна соединился с диверсионной группой Ивана Золотаря. Главной целью оставалась ликвидация генерал-губернатора Франка. Удалось завербовать личного камердинера Франка поляка Юзефа Путо. Путо, у которого на всякий случай спрятали семью, должен был установить английскую мину в резиденции шефа. Но не успел, настолько стремительно наступали советские войска. Франк дал тягу и избежал участи гауляйтера Белоруссии Кубе.

Долгое время считалось, что прототипом «майора Вихря» из одноименного сериала является Евгений Березняк. Сам он никогда не считал себя единоличным прототипом популярного героя киноэкрана. Более того, в своей книге воспоминаний он констатирует: «Возможно, мы кое‑кого разочаруем, но наша группа в день освобождения Кракова находилась далеко от города, продвигаясь по приказу командования дальше на Запад. Мы не знали, да и не могли знать, сколько групп, подобных нашей, действовали в районе Кракова и причастны к его спасению».

Автор выражает благодарность ветерану Группы «А» полковнику Голову Сергею Александровичу за организацию интервью.