Автор: Павел Евдокимов

ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

27 октября Легендарному командиру «Альфы» исполнилось бы шестьдесят лет
Он скончался в ночь на 24 марта 2003 года в вагоне поезда Минск-Москва от обширного инфаркта. Было ему всего пятьдесят пять. В субботу, 22‑го марта, Карпухин прибыл в столицу Белоруссии на юбилейные торжества Союза ветеранов войны в Афганистане. Участвовал в митинге памяти на Острове слез, где установлена мемориальная доска погибшим. На чествовании в Доме офицеров выступил с приветственным словом... Герой Советского Союза, с него началась легендарная история подразделения «А». Русский офицер, герой штурма дворца Амина, боевой генерал — для него нравственные идеалы не являлись пустым звуком. Мы предлагаем читателям исследование биографии героя, легенды спецназа. Мы представляем уникальный исторический документ, свидетельство эпохи и человеческой драмы.

Накануне «Лебединого озера»

 

Чтобы рассказывать о генерале Карпухине, нужно понимать, чем являлся в Советском Союзе Комитет государственный безопасности. Это был уникальный инструмент, позволявший решать сложнейшие задачи, однако — и это главное! — этим инструментом нужно было уметь пользоваться. Подобно тому, как высокоточное оружие в руках непрофессионала всего лишь железо, так и КГБ могло обеспечить положительный результат только в опытных, грамотных и волевых руках. Руки же ГКЧП предательски дрожали.

 

Вообще советскую эпоху еще не оценили по достоинству, пройдут годы, прежде чем такая оценка состоится, — и эта эпоха на наших глазах уходит. В том числе с людьми, которые были ее олицетворением. Карпухин из их числа. Он пережил Союз на одиннадцать лет, однако его отставка в августе 1991‑го совпала с крушением страны и системы, оставив на сердце глубокий, так и не заживший рубец.

 

Одним из тех людей, с кем откровенно общался в те дни отставленный от должности командир «Альфы», открывая душу, оказался журналист «Литературной газеты» Дмитрий Беловецкий (ныне — главный редактор еженедельной газеты «Россiя»). Карпухин знал его отца — начальника кафедры физподготовки Московского пограничного училища имени Моссовета.

 

Дмитрий Беловецкий прошел школу войск КГБ и ему предлагали стать одним из бойцов «Альфы». Мастер спорта по самбо и дзюдо. Чемпион КГБ по самбо. На этом они и сошлись. («Мои друзья, с которым я боролся в спорте, служили под началом Виктора Фёдоровича».) И когда случился август 1991‑го, просто встретились. Одному из первых Карпухин дал Беловецкому интервью. Он откровенно рассказывал, что тогда произошло. О том, как он не хотел кровопролития. О том, как должен был, будучи офицером, выполнять приказ. Как Бакатин его не принял, продержав в приемной.

 

— Карпухин дал мне копию объяснительной записки на имя Степашина, датированной 3 сентября, сказав: «Дима, храни ее, это нужно будет. Здесь все объяснено». Встретились после путча, засиделись за разговорами, выпили. А утром он звонит: «Как дела?» — «Плохо… Голова болит» — «У меня теперь уже ничего не болит», — ответил Виктор Фёдорович.

 

Итак, вот он, этот неизвестный исторический документ. Размашистым, стремительным почерком Карпухина зафиксирован адресат: «Председателю Государственной комиссии по расследованию деятельности органов КГБ в связи с государственным переворотом». По ходу дела я буду часто ссылаться на это уникальное свидетельство.

 

Кстати, первым с кем встретился Степашин, был именно командир Группы «А», который его поразил: невысокий и коренастый, с жестким волевым взглядом, глаз не отводил, не оправдывался и не прятался за строку устава. «Он, наверно, пришел увидеть врага, — рассказывал Степашин, — но я, похоже, огорошил его уже первыми фразами. «У меня нет к вам вопросов, Виктор Фёдорович. Наверно, будет один вопрос, не для протокола: а что не штурманули? Вы бы нас за пять минут разметали».

 

…17 августа начальник 7‑го управления КГБ генерал-лейтенант Е.М. Расщепов, в подчинении которого находилась Группа «А», вызвал Виктора Фёдоровича и поинтересовался количеством сотрудников и степенью их готовности. Ранее Карпухин предупредил, что собирается за город, согласовав этот вопрос. Однако Расщепов попросил находиться постоянно на связи. Днём раньше в Закавказье имел место захват заложников, и спецназ могли задействовать для их освобождения. Такой вывод сделал Карпухин, не подозревая о предстоящих событиях.

 

Расщепов спросил, знает ли он расположение зданий и помещений военного аэродрома «Чкаловский», находящегося недалеко от Москвы. Виктор Фёдорович ответил утвердительно, ибо по роду службы неоднократно бывал на этом объекте. После этого Расщепов отправил командира «Альфы» в Министерство обороны, чтобы согласовать систему безопасности во время возможного конфиденциального общения президента Ельцина с руководителями Союза.

 

«Встреча должна была произойти в аэропорту «Чкаловский» в депутатском зале административного помещения», — уточняет Виктор Фёдорович в своей объяснительной записке. В Министерстве обороны перед ним была поставлена задача: подготовить группу в 25‑30 человек для обеспечения охраны этого мероприятия — «в случае возникновения осложнения оперативной обстановки». По этому поводу Карпухин пишет: «Это меня не удивило, т.к. аналогичные задания ставились перед группой, дислоцированной в г. Алма-Ате (старший — полковник Зорькин) для охраны президента России во время его пребывания в Казахстане».

 

Допускалось, что переговоры могут состояться в другом месте. Например, во Внуково или на территории элитного комплекса «Архангельское». В зависимости от обстоятельств. При этом имена и должности тех, кто будет встречаться с российским президентом, не назывались.

 

Очевидно, Карпухина потом неоднократно «пытали» относительного того, как же он, опытный человек, ничего не почувствовал? Вот почему абзацем ниже Виктор Фёдорович еще раз возвращается к этой болезненной для него теме. «Подобными охранными мероприятиями, по поручению руководства КГБ, группа в течение ряда лет занималась неоднократно». И далее приводит примеры: обеспечение личной безопасности Горбачёва внутри страны и за ее пределами, работа во время визита президента США в Москву. Через запятую упомянуты охранные мероприятия, связанные с поездками «Патриарха всея Руси по Союзу и за рубеж». «Поэтому беспокойства это поручение у меня не вызвало. Планы таких мероприятий у нас проработаны, и я это принял к сведению и исполнению», — объясняет Виктор Фёдорович.

 

Ближе к вечеру Карпухин отправился за город, к отцу. На следующий день, в воскресенье, вернулся в Москву. К 10 часам был на работе. Проверил готовность группы. Насторожило то, что практически все руководство КГБ находилось на своих рабочих местах (об этом сообщил дежурный по управлению). День прошел спокойно. Два отделения Группы «А» были готовы вылететь в Закавказье для «освобождения солдат-заложников». Карпухин решил на всякий случай заночевать на базе. Чутье не обмануло. В два часа ночи его вместе с Расщеповым вызвал первый заместитель Председателя КГБ Виктор Фёдорович Грушко, который подтвердил поставленную задачу относительно «переговоров».

 

— Я просидел в своем кабинете весь вечер и всю ночь с 18‑го на 19‑е августа, — вспоминает Герой Советского Союза Геннадий Николаевич Зайцев, являвшийся на тот момент заместителем начальника 7‑го управления КГБ. — Никаких распоряжений в мой адрес не поступало. Всю ночь я чувствовал какое‑то движение внутри здания. Е.М. Расщепов с В.Ф. Карпухиным… куда‑то уходили и откуда‑то возвращались. Чувствовалось напряжение. И только утром, когда по центральному телевидению стали транслировать «Лебединое озеро», все стало ясно.

 

На исходе ночи Карпухину поступила команда выдвигаться в сторону дачного комплекса «Архангельское‑2», где в тот момент находился Борис Ельцин с семьей и его доверенные лица. Она поступила около 4 часов утра от Председателя КГБ В.А. Крючкова. Существуют две версии относительно поставленной задачи. Согласно первой, сотрудникам Группы «А» предстояло «усилить охрану объекта». По второй — арестовать российского президента.

 

В интервью «Литературной газете» от 28 августа 1991 года Карпухин говорил: «Я был вызван к руководству КГБ и лично от Крючкова получил приказ силами своего подразделения арестовать Ельцина и доставить в одну из специально оборудованных точек в Завидово [… ] Мы незамедлительно прибыли на место. Тут же были расставлены наблюдатели. Мне был известен каждый шаг Ельцина, любое его движение я фиксировал. Арестовать его мы могли в любую минуту…»

 

Итак, получив приказ, Карпухин сформировал отряд из шестидесяти бойцов и отбыл на место. Сотрудники Группы «А» остановились приблизительно в трех километрах от поселка и, находясь в автобусах, ждали дальнейших указаний, но таковых не поступало. «В 6 часов по радио услышали, — пишет Карпухин, — что в стране в связи с болезнью президента СССР т. Горбачёва М.С. создан ГКЧП и временно исполнять обязанности президента будет вице-президент т. Янаев».

 

В отшумевшей книге «Борис Ельцин: от рассвета до заката» Александр Коржаков сообщает, что «Альфа» должна была арестовать Ельцина и в случае перестрелки – ликвидировать, убить на месте. Но офицеры элитного подразделения якобы не послушали своего командира и молча пропустили кортеж в Москву, дав возможность Ельцину действовать.

 

Если верить Коржакову, то он, опасаясь штурма дачи, пошел на оперативную хитрость: установив, что неподалеку в засаде находится «Альфа», приказал налить голодным мужикам горячего супчику — и те, дескать, потеряли бдительность.

 

— Такого не было, — качает головой президент Ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа» Сергей Алексеевич Гончаров. — Мы провели вокруг «Архангельского» всю ночь, переговариваясь с охраной дачи. Мы же все друг друга знали! Никакого штурма не потребовалось бы.

 

— Там, на даче, где находился Ельцин, его охрана, когда увидела нас, сразу же «сдулась», — свидетельствует ветеран «Альфы» Александр Валентинович Ларин.

 

Так что Карпухин (по версии Коржакова) в бессильной ярости не кричал по рации — «Почему не арестовали Ельцина?», поскольку не было такого приказа. Руководители ГКЧП не решились на крайние меры. О чем говорить, если даже факс на государственной даче Ельцина в «Архангельском» работал, как ни в чем не бывало, вместе со всей остальной телефонной сетью.

 

Вернемся к карпухинской записке: «Около 8 часов президент РСФСР т. Ельцин Б.Н. попросил усилить охрану дачного комплекса в связи с создавшейся обстановкой. Учитывая, что охранные мероприятия оговаривались в МО СССР, эти обстоятельства стали нам известны и мой заместитель т. Зайцев В.Н. вступил в контакт с начальником охраны президента РСФСР. С ним было определено, что сотрудники группы усилили внешние посты охраны, а внутренние останутся за охраной президента РСФСР.

 

Примерно в 9.50 с территории дачного комплекса выехали машины с пассажирами и проследовали в направлении г. Москвы. Было принято решение оставить 15 человек во главе с т. Гончаровым (на тот момент заместитель начальника Группы «А» — П. Е.), остальные были отправлены на место постоянной дислокации.

 

В 11.00 я прибыл на совещание к начальнику управления, где он собрал весь руководящий состав. На совещании была обрисована сложившаяся в стране к этому времени обстановка. Было принято решение продолжать работу в усиленном режиме. Провели боевой расчет по усиленному варианту несения службы».

 

«Приказ правительства»

 

Ночь Карпухин провел дома. Прибыв утром 20‑го на работу, провел инструктаж личного состава. К 11 часам командира «Альфы» затребовал к себе Расщепов, и вместе они отбыли к заместителю Председателя КГБ генералу Г.Е. Агееву. На этой встрече присутствовали представители многих управлений. Здесь‑то впервые открытым текстом и прозвучала команда о захвате Белого дома, однако приказ был отдан в устной форме.

 

В записке Карпухина по этому поводу сказано так: «Была поставлена конкретная задача. С приданными частями Советской Армии осуществить штурм Белого дома и интернировать правительство России. Задавались вопросы по нашей вооруженности и каждому, из присутствующих, ставились конкретные задачи».

 

Только… было уже поздно. Психологическая атака не удалась, танки перед Белым домом были остановлены, время — безвозвратно упущено. ГКЧП запаздывал на сутки. Но эти сутки решили все, кардинальным образом изменив расклад сил.

 

«С этой минуты, — сухим языком констатирует Виктор Фёдорович, — для меня стало ясно, что это политическая авантюра, могущая привести к большим человеческим жертвам и непредсказуемым последствиям», — и далее, давая вдруг прорваться эмоциям, он пишет уже в ином ключе: «Свои душевные сомнения мне сложно переложить на бумаге, но в этом отношении я четко для себя сделал вывод, что сделаю все, чтобы этого не допустить».

 

Следующий сбор состоялся в 14 часов в Министерстве обороны — в кабинете генерала Владислава Ачалова, заместителя главы оборонного ведомства по экстремальным ситуациям. Об этом совещании написано много. Но вот свидетельство командующего ВДВ Павла Грачёва относительно Карпухина, оно сохранилось на пожелтевших страницах газеты «Известия». Корреспондент интересуется: «Как вел себя во время совещания командир «Альфы» генерал Карпухин?» — «Активности с его стороны не было. На мой взгляд, он был даже пассивен и подавлен».

 

После всех, кто присутствовал на совещании в Министерстве обороны, принял Агеев, продолжив обсуждение силовой акции по Белому дому. Главная роль отводилась спецназу КГБ. Был заслушан заместитель командующего ВДВ генерал Александр Лебедь, который дал оценку силам, способным оказать сопротивление.

 

Для решения поставленной задачи в распоряжение командира «Альфы» передавались специальные подразделения (включая «Вымпел») трех управлений КГБ и силы МВД — дивизия имени Ф.Э. Дзержинского, столичный ОМОН. Всего 15 тысяч человек. Задачи ставились конкретно каждому подразделению. Начало операции — три часа ночи. Час волка.

 

Первым в дело должен был вступить спецназ МВД. Ему предстояло «прорубить» в рядах защитников с помощью специальной техники и водометов проходы к Белому дому. Затем, согласно плану, в дело вступает спецназ КГБ. Бойцы «Альфы» гранатометами вышибают входные двери, пробиваются на пятый этаж (или в бункер) и захватывают Бориса Ельцина.

 

На совещании уточнялись и детализировались задания, поставленные перед конкретными подразделениями. Одни подавляют очаги сопротивления в Белом доме, другие, разбившись на «десятки», осуществляют фильтрацию тех, кто будет обнаружен внутри. Третьи блокируют все выходы из здания. Карпухину, как командиру объединенного «кулака», предлагалось использовать армейские силы — танки и самолеты (впрочем, исключительно для психологического воздействия). В его записке читаем: «Понимая всю ответственность положения, в котором я оказался, от приданных средств я отказался, тем самым оставив право решать судьбу Белого дома за собой».

 

Имелись данные, что в здании находятся вооруженные стрелковым оружием люди, около пятисот человек. Без больших человеческих жертв среди гражданского населения взять «цитадель российской демократии» было невозможно. Осознание этого факта явилось главной причиной отказа Группы «А» участвовать в штурме, а отнюдь не страх за свои жизни, как это пыталась представить радикальная пресса того времени.

 

— До нас, конечно, доходила информация о силах защитников, — пояснял впоследствии Виктор Фёдорович, — но противостоять профессионалам они не могли. Если говорить прямо, то в течение получаса поставленная перед «Альфой» задача была бы выполнена. Правда, с очень многочисленными жертвами. Мы знали, где находится Ельцин, другие руководители, имели поэтажный план. Каждый боец «Альфы» обеспечен индивидуальной связью и может действовать автономно.

 

Вместе с заместителем начальника УКГБ по Москве и Московской области генерал-майором А. Б. Корсаком командир «Альфы» выезжал на рекогносцировку. Еще на подходе к Белому дому им стало понятно, что проведение какой‑либо операции — безумие. В 18 часов 30 минут Карпухин прибыл на базу. Тут же собрал своих заместителей и командиров отделений, озвучил поставленную перед подразделением боевую задачу. На уточняющий вопрос — «Чей приказ?», ответил четко и лаконично: «Приказ правительства». Повторил это дважды.

 

Сергей Гончаров и Михаил Головатов — два заместителя командира Группы «А»; они сидели за столом рядом, напряженно слушая своего командира.

 

— Я толкнул его, он — меня, — вспоминал Гончаров, — и говорю: «Я не пойду». Он отвечает: «Я тоже». Карпухин покинул подразделение, а мы собрали начальников отделений. Старшим офицерам был задан вопрос: «Давайте послушаем каждого. Кто какое для себя принял решение?» Все ответили, что приказ ГКЧП противоречит конституции.

 

Сотрудники Группы «А» больше не хотели быть «последним доводом» власти, которая по полной программе использовала их для решения конфликтов на этнической почве по всей территории Советского Союза.

 

Когда в ночь на 13 января 1991 года при штурме вильнюсской телебашни выстрелом в спину был убит лейтенант Виктор Шатских, из руководителей КГБ никто не приехал в аэропорт, чтобы встретить гроб с телом сотрудника «Альфы».Такое не забывается.А Горбачёв, по своему обыкновению, ушел в кусты.

 

Карпухин, знавший Виктора с детства, старался поначалу оставлять его «на хозяйстве»: «Посиди пока здесь, в Москве». Однажды, когда предстояла очередная командировка в горячую точку, командир зачитал список. Виктор услышал, что все ребята из его отделения летят, а он нет. Тогда он сказал «дяде Вите»: «Я пришел сюда служить, а не отсиживаться», — и вылетел вместе со всеми.

 

«Виктор, не ввязывайся в это дело…»

 

Вернувшийся Карпухин по спецсвязи доложил Крючкову о настроениях в подразделении. Его тут же вызвали к руководству, приказали разоружить сотрудников и оставить их в расположении подразделения. Наверняка у руководителей «путча» чесались руки, чтобы отстранить Карпухина (ведь он, по сути, не обеспечил подчинения подразделения ГКЧП) и поставить на его место другого человека. Но времени для такого решения у Крючкова уже не оставалось.

 

Вот свидетельство Карпухина, датированное концом августа 1991‑го: «Все руководство КГБ понимало, что отдать приказ, минуя меня, они не смогут [… ] Отстраняя меня, они сразу «заваливали» переворот. А мы — единственная сила, на которую можно было опереться».

 

Что и говорить, руководители ГКЧП являлись выдвиженцами Горбачёва. Его кадрами. Они не имели ни воли, ни сил противиться разрушительной политике «Горби» и его единомышленников, а когда пришло время, оказались не в состоянии ввести в стране режим ЧП. Видеть в них людей, которые могли остановить развал страны, значит утратить чувство реальности, — то чувство, которое было у «головорезов Крючкова».

 

С командиром «Альфы» связался глава российского КГБ Виктора Иваненко: «Виктор, не ввязывайся в это дело…» Знал Карпухин и позицию начальника ПГУ Леонида Владимировича Шебаршина, придержавшего личный состав Отдельного учебного центра КГБ СССР (официальное название разведывательно-диверсионного отряда «Вымпел», командир — полковник Бесков Борис Петрович) от участия в операции.

 

— В самый напряженный момент, — вспоминал Карпухин, — мне кто‑то из Белого дома позвонил и спросил, где мы находимся. Я сказал, что в десяти минутах от них. Там у всех шок. Истолковали: мол, «Альфа» уже выдвинулась. Они и не знали, что на этом самом месте «в десяти минутах» мы базируемся уже десять лет, маскируясь под базу ДОСААФ.

 

В 19 часов все командиры подчиненных Карпухину на время операции частей и подразделений собрались на конспиративной квартире. Информация, услышанная ими от командиров «Альфы» и «Вымпела», поразила: спецназ КГБ отказался выполнить приказ. Обсудив положение, решено было последовать их примеру. Карпухин собирался проинформировать Крючкова, но тот переадресовал его к Агееву.

 

«В кабинете т. Агеева, — читаем в записке, — мы, каждый из нас, сознательно и аргументировано доложили нашу позицию, что таким способом достигнуть политических решений невозможно, что будут большие человеческие жертвы, и настоятельно просим отменить это решение. Наши соображения он обещал доложить Председателю».

 

А по городу, тем временем, ползли тревожные слухи, что «Альфа» вот-вот начнет штурм Белого дома. Об этом сообщила радиостанция «Эхо Москвы». Вокруг здания оставались самые стойкие, около десяти тысяч человек. Было очень много молодежи. Разбившись на десятки и взявшись за руки, люди опоясали собой Белый дом. Любители анархической вольницы расположились в некотором отдалении — на «пьяных баррикадах».

 

Вернувшись на базу (на часах — 23.00), Карпухин, как он пишет, «с облегчением отправил личный состав отдыхать, для себя решив, что самое страшное уже позади». До утра он находился на охраняемой конспиративной квартире.

 

В ночь перед предполагавшимся штурмом состоялся разговор с Павлом Грачёвым: «Звоню своему начальству, но никто не отвечает». — «Где находишься?» — «В двух километрах от здания парламента России. Оценил обстановку и принял решение», — Карпухин взял паузу, а Грачёв его не торопил. — «Участвовать в штурме не буду». — «Спасибо, моих тоже нет на территории Москвы, и я больше шагу не сделаю…»

 

Этот звонок Карпухина, судя по воспоминаниям генерала Лебедя, состоялся в начале первого ночи. Готов ли он был выполнить приказ? При известных обстоятельствах, да. И лукавить тут не к чему. Но после решения офицерского собрания вопрос с повестки ГКЧП был снят. Командир понимал и то, что руководители «путча» управлять государством не смогут по определению. «В этой восьмерке, — отзывался о них Карпухин на исходе первой недели августа 1991‑го, — нет сильных личностей. Поодиночке они ни на что не способны, только «кучей» они отважились на этот шаг. Поэтому я делал все, чтобы ничего не делать».

 

Наблюдая очевидную слабость ГКЧП, его нерешительность и безволие, аналогично Карпухину в те раздерганные дни поступали многие люди в погонах. Самолеты с десантниками отчего‑то сбивались с графика, шли в разнобой и садились не на те аэродромы. Подразделения полков смешивались, управление оказалось частично нарушено. Шла имитация действий, военные тянули время.

 

«Считаю, что в данной ситуации, — пишет в заключении Карпухин, — мной было сделано все возможное для решения этой проблемы мирным путем. Последовательные действия тт. Корсака, Ионова (генерал-майор В.Я. Ионов, заместитель начальник 15‑го Главного управления КГБ — П. Е.), Бескова, командиров Группы «А», привели к единственно правильному решению и остановили побоище.

 

Готов за свои действия нести ответственность. Считаю, что специальные подразделения, войска должны быть законодательно избавлены от выполнения таких авантюрных решений.

 

В настоящее время я от командования группой отстранен. Прошу Вас оказать содействие в решении моей судьбы — либо уволить из органов КГБ, либо предоставить работу на другом участке, где я смогу приносить пользу».

 

После смерти ГКЧП (для маршала С.Ф. Ахромеева и министра внутренних дел СССР Б.К. Пуго она наступила в прямом смысле) Виктора Фёдоровича вызвал в Кремль временщик Бакатин — новый руководитель, пришедший на Лубянку, чтобы «исполнить волю президента» по уничтожению КГБ.

 

— Об этих событиях, — с горечью вспоминал Карпухин, — меня заслушивал Степашин, возглавивший в КГБ соответствующую комиссию. Довольно долго я отчитывался, часов восемь, наверное. Мои действия никакой политической подоплеки не носили. В смутные времена всегда что‑то подобное происходит. На следующий день мне позвонили из секретариата Бакатина и сказали, что я приглашен в Кремль. Я пришел в приемную. Прождал минут сорок. Потом из бакатинского кабинета вышел Шебаршин и «успокоил»: «До выяснения обстоятельств тебя отстранили от должности командира «Альфы». Но ты не расстраивайся — меня тоже сняли». А Бакатин меня даже не принял. Не посчитал нужным даже разговаривать со мной, несмотря на то, что я все‑таки генерал, Герой Советского Союза, и награды свои заработал не в кабинете…

 

В архиве сохранился любопытный документ под названием «Заключение по материалам расследования роли и участии должностных лиц КГБ СССР в событиях 19‑21 августа 1991 года». Он был подписан Бакатиным в сентябре 1991 года. О Викторе Фёдоровиче в нем сказано следующее: «По распоряжениям Крючкова В.А. и Грушко В.Ф., Агеева и Расщепова 17 и 18 августа привел в боеготовность личный состав группы, осуществлял подготовку спецмероприятий в отношении Президента РСФСР, проводил рекогносцировку в аэропорту «Чкаловский», в дачных комплексах «Сосенки» и «Архангельское».

 

По его команде группа «А» в количестве 60 человек выдвигалась 19 августа в район «Архангельского».

 

По указанию Агеева осуществлял подготовку штурма Группой «А» совместно с подразделениями Советской Армии и МВД СССР здания ВС РСФСР. С учетом сложившейся обстановки вокруг здания ВС РСФСР, отрицательного отношения личного состава группы и приданных подразделений, доложил Агееву о нецелесообразности проведения операции».

 

Как видим, никакого криминала. Но это мало кого интересовало. Решение по Карпухину было принято. Точка.

 

— Я вернулся в группу, зашел к себе в кабинет. Состояние, конечно, было несколько подавленное. Взял в кабинете какие‑то личные вещи, опрокинул стакан водки и уехал к отцу на дачу. Меня вывели за штат, в резерв управления кадров. Был в резерве довольно долгое время, какие‑то смехотворные должности предлагали. Однажды какой‑то капитан, мне совершенно неизвестный, начал меня учить, как жить. Я сказал, что в его советах не нуждаюсь, и написал рапорт: «В связи с сокращением кадров и выслугой лет прошу уволить в запас». Рапорт удовлетворили за 24 часа и потом еще полгода не могли решить, какую же мне пенсию платить. Ничего не платили…

 

По боевому уставу пехоты

 

О том, что захват дворца Амина был авантюрой, — говорить как‑то не принято. Однако провал операции «Шторм-333» мог привести к тяжким для Кремля международным последствиям. Чтобы понять весь драматизм ситуации и ту роль, которую сыграл Карпухин в штурме Тадж-Бека, нужно начинать с вечера, предшествовавшего командировке в Афганистан, со слов Роберта Петровича Ивона, являвшегося на тот момент заместителем командира Группы «А».

 

— Перед вылетом я проинструктировал Романова, Емышева и Карпухина, — рассказывал Ивон, которого руководство оставило в Москве. — Мишке я говорил: «Ты получишь на месте конкретную задачу. Хотя ты и не командовал, но первым делом должен будешь уяснить задачу, оценить обстановку. (Объяснил ему, что это такое: свои силы, силы противника, местность, вооружение.) Затем следует провести рекогносцировку, выяснить ситуацию путем расспросов, визуального наблюдения и изучения местности, и так далее. А уже потом, — сказал я ему, — ты должен будешь принять решение в своей голове. Расставить людей и описать каждому его задачу во время проведения операции.

 

Вдумаемся: этот инструктаж командира штурмовой группы «Гром» на уровне азов происходит накануне вылета, а ведь через несколько дней — бой, да еще какой бой!

 

— Романов всего этого не знал? — спросил я Роберта Петровича.

 

— Откуда? Его этому не учили. Он же не армейский офицер! Затем я отдельно инструктировал Валерку Емышева. «Ты — секретарь партийной организации, едешь туда. Ты книги читал, роль, ответственность и свое место знаешь?» — «Не надо объяснять, я не подведу». А потом вызвал Карпухина: «Витя, ты — боевой командир, окончил военное училище. Мишка Романов такого образования не имеет. Поэтому все аспекты работы командира ты знаешь. Если с Мишкой что‑нибудь случится, имей в виду: командовать будешь ты. — «Я понял» — «И ты должен будешь весь объем работы командира перед началом операции произвести по боевому уставу пехоты. Понял?» — «Понял, Роберт Петрович». Так, собственно, и получилось. У Мишки камни из почек пошли, его «никакого» оттуда привезли. Валерка свой долг выполнил, потеряв руку. А Витька фактически возглавил штурм. И выполнил эту задачу.

 

Совсем недавно мне удалось разговорить Николая Васильевича Берлева, из первого состава «Альфы», который находился с Карпухиным в одной боевой машине. В группе его звали «дед Берлев». Зовут так и теперь. Кому позволено.

 

— Накануне штурма Виктор говорит: «У нас не хватит боеприпасов. Пошли со мной!» — «Ну, пошли». Подходим к десантникам. Командир 9‑й роты 345‑го отдельного полка старший лейтенант Востротин (будущий Герой Советского Союза, первый заместитель директора МЧС, а ныне депутат Государственной Думы — П. Е.). С усами, невысокого росточка, худенький, елки-палки. Витька, а он такой: может у цыгана цыганку выпросить, — Берлев говорит в настоящем времени, словно бы Карпухин где‑то рядом, а не умер. — Взяли у Востротина магазинов к автоматам, гранат он нам дал. Короче, доукомплектовались. А еще Валера Востротин подарил нам небольшой приемник с магнитофоном. Позже, находясь в БМП, Карпухин включил его на запись, — она сохранилась. Это историческая запись, единственная в своем роде.

 

…Карпухинская БМП, преодолев крутой серпантин дороги вокруг холма, на котором был выстроен дворец Амина, первой прорвалась к Тадж-Беку, где в тот день шел прием по случаю помолвки одной из дочерей диктатора с начальником президентской гвардии майором Джандадом. Тем самым, который предал своего шефа, Тараки, а затем руководил расправой над ним: свергнутого лидера задушили подушкой в подвале старой резиденции.

 

— Я заставил механика-водителя подъехать поближе к дворцу, — вспоминал Виктор Фёдорович. — Под таким плотным огнем не то что десантироваться, а высунуться — и то было просто безрассудно. Стрельба была такая, что на БМП разнесло все триплексы, а фальшборт выглядел как дуршлаг. Механик-водитель испугался, пришлось взбодрить его крепким русским словом. Он подогнал БМП почти к главному входу. Благодаря этому в моем экипаже ранило только двоих, ребята из боя не вышли. Все остальные подгруппы пострадали гораздо серьезнее…

 

Все участники того штурма сходятся в оценке роли, которую сыграл в общем успехе Карпухин. По словам Берлева, у него был характер бойца. Железный характер.

 

— Окажись я на его месте, как бы повел себя? Сообразил бы, как Виктор? Не знаю. А он руководил машиной и довел ее до мертвой зоны возле парадного подъезда Тадж-Бека. Одна только БМП дошла, все остальные остановились, оказавшись в поле видимости защитников дворца, и были поражены огнем противника.

 

Вот как описывал тот бой сам Карпухин:

 

— Я спешился первым, рядом со мной оказался Саша Плюснин. Открыли прицельный огонь по афганцам, чьи силуэты хорошо виднелись в оконных проемах. Тем самым дали возможность остальным бойцам нашей подгруппы десантироваться. Они сумели быстро проскочить под стены и прорваться на первый этаж.

 

Успех атаки и всей операции висел на волоске. Нет, все‑таки под счастливой звездой родилась она, эта Группа «Альфа», если даже малым числом удавалось одерживать победы в исключительно сложных и тяжелых ситуациях.

 

— Подъезжаем, а при входе лежит Валерий Петрович Емышев с измочаленной кистью руки, — морщится Берлев. — Я быстро наложил ему жгут, и Володя Гришин остался с ним. Сергей Коломеец говорит: «Дед», мне что‑то обожгло грудь» — «Ты ранен», — отвечаю, и прислонил его в уголок. Вокруг был шквал огня. Все горит, как будто электросварка! И тут Карпухин приказывает: «Вперед!». Как встали, так и побежали: первым — Саша Плюснин, за ним Витя и третьим я.

 

Окончание в следующем номере.