Автор: Егор Холмогоров

ДОСТОЯНИЕ НАЦИИ

ЧУВСТВО ГОЛОДА

4 октября 2006 года во Владивостоке из травматического пистолета «Оса» был убит 50 летний житель города Сергей Смоляков. Причиной убийства послужило резкое замечание, которое он сделал нарушителю— выехавшему на встречную полосу автодороги Немат Раджаб-оглы Гамидову, уроженцу Азербайджана. Осужденный на семь лет колонии строгого режима убийца был вытащен из тюрьмы местной диаспорой, под давлением которой правосудие прогнулось— убийство было перквалифицировано на «состояние аффекта» и обнаглевший джигит получил… три года условно и освобожден в зале суда.

Владивостокское дело всколыхнуло в России многих, поскольку даже для привыкших к судебному беспределу граждан России подобное циничное оправдание убийцы— все таки слишком. Не согласна с решением суда и прокуратура, с которой в данном случае солидарны и владивостокцы, и москвичи, которые проведут свои акции с требованием пересмотреть приговор убийце и привлечь к ответственности судью, столь вопиющим образом поправшего и закон и справедливость.

В этом деле как в точке сошлись многие ключевые проблемы современной России. Проблемы, которые мешают нашей стране развиваться и двигаться в будущее, оттаскивая нас в каменный век. Это и коррумпированность судебной системы и вообще системы защиты закона и порядка, это и наглость этнических диаспор как целого и особенно некоторых их «выдающихся» представителей, игнорирующих элементарные нормы общежития, это, наконец, то чудовищное чувство стресса, которые вызывают первые два фактора у большинства русских людей.

И это чувство стресса порождает самое страшное противоречие современной жизни России— противоречие между государственным инстинктом русских и неадекватностью состояния современного государства, особенно на местах. Мы— государственники по природе. У русских людей государственный инстинкт вшит в спинной мозг и мы воспринимаем государство как естественную среду обитания, как, практически, физическое продолжение своего тела. Именно здесь ответ на вопрос, задаваемый некоторыми публицистами: куда девались националисты на прошедших выборах, почему бывший столь мощным фактором последних двух лет русский национализм на выборах себя не проявил?

Проще всего сказать, что дело в том, что ни одна из националистических партий допущена к выборам не была, если не считать карикатурных «Патриотов России». Но могли проголосовать хоть за них, из принципа, могли как то еще выразить свою особость. Но ни мягко, ни жестко националистический русский избиратель не захотел «выпендриваться». Во-первых, поскольку националистические силы, в значительной своей части, как раз в год перед выборами перешли за флажки и скатились к антигосударственной интеллигентской демагогии, а тем самым потеряли значительную часть своего мандата. Во-вторых, власть именно в последние годы обозначила поворот к тем программным требованиям и тем проблемам, которые в течение многих лет поднимала патриотически настроенная часть общества, а потому— получила активную или пассивную поддержку.

Но те проблемы, которые мучат русских, от этой поддержки никуда не исчезают и сегодня, и завтра, и послезавтра их придется решать. Нам придется создавать государство, которое будет, говоря компьютерным языком, «user friendly», что значит для нас «Russian friendly», поскольку альтернативой может быть только чудовищное «зависание» русской национально государственной системы.

Наивны те, кто рассчитывает на «русский бунт» и мечтает на нем покататься. Бунта не будет, но будет нечто гораздо более страшное и гораздо более эффективное— русский голод. Это явление хорошо известно по ХХ веку. Дважды, после «военного коммунизма» и после «коллективизации», а перед тем еще раньше,— в начале Смуты, в годы Бориса Годунова, у русских попросту пропадало желание заниматься теми привычными делами на которых основано общество и государство— сеять и убирать хлеб, работать «на дядю», точнее на государство, которое подчеркивало свое нежелание считаться с интересами народа.

Такое вполне возможно и сейчас, столкнувшись с набегом диаспоральной саранчи, с тотальным нежеланием считаться с народными интересами на самом примитивном, бытовом уровне, русское подсознание вполне может ответить на это чиновничье презрение полным торможением активности, которое в несколько месяцев может разрушить все, что делалось последние несколько лет, даст чудовищный демографический провал и подорвет экономику. Достаточно легкого социального или экологического толчка и мы впадем в ту же апатию, что поволжские крестьяне 1921 года, не только не боровшиеся с засухой, но и тупо смотревшие на несобранный урожай, который все равно заберут продотряды. Надо понимать, что «гамидовы» выезжающие на встречную полосу и палящие из пистолетов воспринимаются сегодня именно так же. И русские рефлексы реагируют на них безошибочно.

Потом конечно, задним числом, можно будет принять «мудрые решения», как принял их Ленин, введший НЭП, как принял их Сталин, начавший вслед за коллективизацией «русский разворот» во внутренней политике. Но только нужна ли нам третья катастрофа за сто лет? Катастрофа, которая грозит случиться без всякой «революции» и в которой не будет даже намека на оранжевый оттенок? Нам она не нужна. Даже зарвавшимся чиновникам она не нужна. Нужна она только внешним противникам России, которые ждут не дождутся возможности «освободиться» от путинской «энергетической диктатуры».

А потому, пока не поздно, пока возмущение не перешло в отупение, пока есть благоприятный повод в виде «обновления власти», создающего возможность широко спектра новых решений, необходим двойной удар— по продажности чиновничества, продающего и предающего русские интересы, и по наглости тех, кто выступает главным массовым «заказчиком» коррупции на местах. Удар свободный от пошлой брутальности национальной вражды— выполненный в традициях высокой политической интриги, которую научились плести в Кремле, но от того ничуть не менее эффективный.

Потому как если этот удар запоздает, то расплачиваться придется яйцами. В 1921, чтобы накормить голодающих, разграбляли церковные ценности. В 1932— продавали полотна из Эрмитажа. Сейчас же, если прозеваем момент, придется вновь продавать столь любимые нашей элитой «яйца Фаберже».

6 ДЕКАБРЯ.

ПРЕМЬЕРНЫЙ АНТИСЕМИТИЗМ

Весьма необычный подарок преподнес российским евреям премьер-министр Израиля Эхуд Ольмерт. Пока в Москве высокие лица Российского государства зажигали с лидерами иудейской общины ханукальные свечи и с обоих сторон говорилось немало слов о конструктивном сотрудничестве, о необходимости борьбы с проявлениями антисемитизма и ксенофобии, израильский лидер подложил российским евреям если и не свинью, то уж точно какое то животное у которого копыта не раздвоены.

5 декабря в Иерусалиме состоялась праздничная церемония, посвященная 40 летию начала борьбы за репатриацию евреев из СССР в Израиль, сообщает The Jerusalem Post. В мероприятии принял участие Эхуд Ольмерт, чьи родители в свое время тоже эмигрировали из советского государства. Выступая перед ветеранами движения и бывшими «отказниками», Ольмерт заявил, что репатрианты, добившиеся права на выезд, внесли значимый вклад в развал СССР. Ольмерт сослался на советского диссидента и израильского экс-министра Натана Щаранского, сказавшего, что победа, одержанная советскими евреями в борьбе за право на выезд, «существенно подтолкнула Советский Союз к распаду и, тем самым, изменила мировой порядок».

Вот так вот, не больше и не меньше. Крупные деятели современного Израиля считают достижением эмигрировавших евреев не падение коммунистического режима, в оценке которого в России еще есть определенные разночтения, а именно распад СССР, официально, на высшем уровне, признанный у нас «крупнейшей геополитической катастрофой XX века». То, что принесло неисчислимые страдания 300 миллионам человек на одной шестой части суши— вооруженные конфликты, геноцид, депортации, нищета, голод, разделенные семьи, разорванные культурные связи, нарастание межнациональной ненависти— всё это, оказывается, для кого то радостное событие.

Причем смыслом всех этих страданий была возможность нескольким тысячам «отщепенцев» (как любила выражаться советская пропаганда) покинуть пределы нашей страны. Трудно было бы сделать этой пропаганде более вкусный подарок, будь она жива. Ведь Ольмерт своими словами подтвердил все то, что десятилетиями писали советские авторы обличители— смысл еврейской эмиграции из СССР не в осуществлении евреями права на историческую родину, а в нанесении прямого ущерба СССР, а эмигранты и отказники— изменники Родине, заслуживающие лишь суровых репрессий. В 1990 е годы нас почти удалось убедить в том, что ничего подобного, что антисемитское сталинское и послесталинское руководство мешало евреям уехать исключительно по амалекитянской злобе своей. И вдруг— такое признание, причем не от кого нибудь, а от самого лидера Израиля.

На самом деле, скандальное заявление Ольмерта ставит очень важный и болезненный вопрос о причинах возникновения антисемитизма. Эти причины не сводятся к дикости, непросвещенности и разным низким умонастроениям. Напротив, антисемитизм очень часто бывает связан с конфликтом двух высоких настроений— любви евреев к своей Родине и нации и любви к Родине и нации живущих рядом с евреями народов. Любовь к своей Родине, стремление поставить её интересы выше любых других, естественное свойство развитого, цивилизованного человека. Именно патриотизм является формой того организующего начала, которое превращает нас из животных в людей. И когда в определенном сообществе обнаруживаются люди или группа людей для которых наша Родина не на первом месте, а в лучшем случае на втором и для которых на первом месте стоит некая другая Родина, то возникновение к этой группе негативных чувств вполне логично, хотя и деградирует очень быстро в чудовищные, низкие и позорные формы.

Именно такое объяснение природы антисемитизма дает выдающийся отечественный ученый-историк Соломон Яковлевич Лурье в работе «Антисемитизм в древнем мире»:

«Постоянной причиной, вызывавшей антисемитизм, по нашему мнению, была та особенность еврейского народа, вследствие которой он, не имея ни своей территории, ни своего языка, и будучи разбросанным по всему миру, тем не менее (принимая живейшее участие в жизни новой родины и отнюдь ни от кого не обособляясь) оставался национально-государственным организмом.

В этом отношении показательно следующее. Во время европейской войны, когда, с одной стороны, расцветали махровым цветом возникшие уже в средние века легенды о еврейском шпионаже, сжигании евреями хлеба на корню, собирании золота в гробы для отправки неприятелю и т.д., а с другой стороны, еврейская пресса («Восход») из кожи вон лезла, чтобы доказать несуществующий патриотизм евреев и печатала портреты евреев— георгиевских кавалеров— в еврейской массе был особенно популярен трогательный рассказ. Во время панического бегства австрийцев в Карпатах какой то еврей— унтер-офицер, грубый и малограмотный человек, но неоднократно отличившийся и имевший георгиевские кресты,— бросился в атаку одним из первых и, настигнув ближайшего австрийского солдата пронзил его штыком. Несчастный успел только воскликнуть: «Шма, Исраэль!» (еврейская повседневная молитва) и упал мертвым. С злополучным же героем произошла резкая перемена. Он забился в угол, целых три дня ничего не ел и на четвертый день зарезался бритвой. Если мы вдумаемся в этот рассказ, то увидим, что психологические переживания унтер-офицера до и после убийства соплеменника вполне однородны, разница лишь в том, что до убийства объектом его национально-государственного чувства была Россия, а после убийства обнаружилось, что это чувство было поверхностным, наносным, и что в душе унтер-офицера гораздо глубже сидело другое национально-государственное чувство, объектом которого был еврейский народ».

И Эхуд Ольмерт блестяще подтвердил справедливость этого вывода. Неясность, двусмысленность лояльности евреев вне пределов своего государства всегда будет порождать опасение, что «получится как с СССР», а это в свою очередь будет провоцировать антисемитизм, который очень быстро принимает дикие и грязные формы гитлеровского расизма и тому подобного. Причем лидеры Израиля и вожди сионистского движения отчасти провоцировали это явление вполне сознательно, подчас даже преувеличивая нелояльность евреев странам, в которых они живут.

И выступление Ольмерта, прозвучавшее в столь резком диссонансе с ханукальными объятиями официальных лиц и лидеров еврейской общины России, возможно и имело эту провокационную цель. Российские евреи в общем и целом склонны к достаточно высокому уровню абсорбции и втягиванию в интересы нашей страны как государства и как империи и объективно способны выступать в качестве ценных агентов российского влияния по всему миру. И политика разумной интеграции и диалога направлена в данном случае именно на такое развитие событий в интересах российской внешней политики.

Но подобная двойная лояльность российских евреев в Израиле не нравится очень и очень многим. Руководство этой страны предпочло бы, чтобы они составляли однозначно ориентированное израильское лобби в России, и преследовали по всему миру именно израильские интересы. А для этого, подчас, бывают хороши и такие сомнительные средства, как провокационное выступление Ольмерта, которое вызовет в России понятный резонанс и упадет еще одной капелькой на весы антисемитской пропаганды.

Впрочем, Ольмерту в этом смысле далеко и до многих российских «антифашистов», и до американской студентки-еврейки Сары Маршак, совершившей едва ли не самое необычное hate-crime в истории США. Она сама наносила краской свастики и расистские надписи на стены своей двери в общежитии Университета Джорджа Вашингтона и сама же их разоблачала, пока не была поймана за руку после того, как полиция установила в общежитии камеры видеонаблюдения.

Высказывания Ольмерта ставят перед евреями в России и тем более перед русскими в России непростую проблему. Жить в условиях, когда живущие с тобой в одном доме неровен час сыграют решающую роль в его обрушении весьма тяжело. Неприятно думать, что лет через двадцать какой нибудь новый Ольмерт будет благодарить нынешних российских евреев за их роль в распаде России. И перед рсосийской политикой рано или поздно встанет вопрос либо о нахождении средств, которые исключили бы или существенно ограничили фактор двойной лояльности в жизни российских евреев, либо о форме фиксации лояльности к Израилю, как основной для еврейских жителей России, в форме предоставления им гражданства государства Израиль, что устранило бы массу неясностей.

Парадоксально, но именно эту развилку обнаружил в своих политических размышлениях еще два столетия назад один из самых оригинальных политических умов России П.И. Пестель в своей «Русской Правде». Наметил тогда, когда сосуществованию в России русских и евреев было еще не двести, а от силы двадцать-тридцать лет:

«Для приведения сего порядка Вещей в надлежащее Состояние открываются два Способа.

Первый состоит в совершенном изменении сего порядка. Изменение сие должно относиться до Всех тех предметов, которые в теперешнем их положении и Устройстве вредны и Злоупотребительны. Паче же всего надлежит иметь целью устранение вреднаго для Християн влияния тесной связи Евреями между собою содержимой ими противу Християн направляемой и от всех прочих граждан их совершенно отделяющей. Для сего может Временное Верховное Правление ученейших рабинов и умнейших евреев созвать, выслушать их представления и потом меропринятия распорядить дабы вышеизьясненное зло прекращено было и таким порядком заменено который бы соответствовал в полной мере общим Коренным правилам имеющим служить основанием политическому зданию Российскаго Государства. Ежели Россия не выгоняет Евреев, то тем более не должны они ставить себя в неприязненное отношение к Християнам. Российское Правительство хотя и оказывает всякому человеку защиту и Милость но однакоже прежде всего помышлять обязано о том чтобы никто не мог противиться Государственному Порядку, частному и общественному Благоденствию.

Второй Способ зависит от особенных обстоятельств и особеннаго хода Внешних Дел и состоит в содействии Евреям к Учреждению особеннаго отдельнаго Государства, в какой либо части Малой Азии. Для сего нужно назначить Сборный пункт для Еврейскаго Народа и дать несколько войска им в подкрепление. Ежели все русские и Польские Евреи соберутся на одно место то их будет свыше двух миллионов. Таковому числу Людей ищущих отечество не трудно будет преодолеть все Препоны какия Турки могут им Противупоставить и пройдя всю Европейскую Турцию перейти в Азиятскую и там заняв достаточныя места и Земли устроить особенное Еврейское Государство. Но так как сие исполинское предприятие требует особенных обстоятельств и истинно-генияльной предприимчивости то и не может быть оно поставлено в непременную обязанность Временному Верьховному Правлению и здесь упоминается только для того об нем чтобы намеку представить на все то что можно бы было сделать».

Впрочем, у России всегда остается еще один способ, к которому вполне можно прибегнуть если постараться,— сменить в Израиле премьера.

12 ДЕКАБРЯ.

НАШИ АВИАНОСЦЫ

Этим летом, когда главнокомандующий ВМФ России объявил о перспективах создания нашей страной мощного авианосного флота, автор этих строк опубликовал серию статей, посвященных военно-морской идее России и необходимости для нас иметь сильный, океанский, авианосный флот. Теперь, на фоне впечатляющей демонстрации «Адмирала Кузнецова» рядом с норвежскими нефтяными платформами (а демонстрация эта явно связана и с обеспечением безопасности перехода власти в России, и с Косовским кризисом), самое время вернуться к разговору о необходимости авианосного флота для России и об уместности расходовать на него значительные государственные средства. Основным аргументом против последнего является аргумент экономический.

Как отмечал исследователь русского флота и морской идеи России в допетровскую эпоху Е.Н. Квашнин Самарин:

«Иные русские люди хотя и промыслили, что флот более верное средство для защиты их интересов, что при защите этих интересов сухопутною армией прольется гораздо больше народной крови, чем при защите немноголюдными морскими кораблями, но, считая, что эти интересы может защитить и армия, и ставя на весы трату людей и трату накопленного ими труда (капитала), они склоняются к кажущемуся более выгодным в денежном смысле решению отказаться от флота, успокаивая свою совесть доводом о несвойственности русскому народу мореходства, или признанием необходимости только прибрежного флота, который кажется им более дешевым, или, наконец, ссылкой на хаотическое состояние военно-морской отрасли государственного управления…».

Сегодня стратегия «демографической мобилизации» еще более губительная для России, чем столетие назад, когда писались эти строки. Пора забыть о том, что «мамки новых нарожают», и перейти к совсем другой логике:«потратим — еще наторгуем». Именно человеческий капитал становится сегодня для России более важным, чем вещественный, именно его возобновление, и количественное и качественное, является гораздо более проблематичным, чем увеличение денежной массы и материальных объектов. А потому военно-морская стратегия обороны и внешнеполитического действия, как капиталозатратная, зато экономная в смысле человеческих ресурсов конечно сегодня для нас предпочтительней сухопутной. Сухопутная стратегия должна оставаться в качестве ultima ratio, а никак не разменной карты.

Не поспоришь,— авианосец— очень дорогая и сложная вещь, наиболее совершенное оружие доатомной эры и его создание требует огромных вложений. Хотя и эффект для научно-технической мысли, для совершенствования технологий, будет огромным. Чтобы оценить этот факт читатель может прочесть замечательную книгу Валерия Бабича «Наши авианосцы». Проектирование и строительство столь высокотехнологичных кораблей как авианосцы— это колоссальных размеров школа для нашей военной и морской инженерной мысли, один из способов противостоять ее неминуемой деградации, в случае продолжения тенденций 1990 х.

Современный авианосец отличается от авианосца времен Второй Мировой, бывшего гораздо более дешевым кораблем, нежели линкор. Однако ошибкой было бы думать, что во Вторую Мировую линкоры уступили место авианосцам из за дешевизны. Такие дилетантские мнения, конечно, иногда встречаются, но с действительностью они ничего общего не имеют. Линкор с его артиллерийским вооружением оказался попросту недостаточно дальнобойным и гибким инструментом войны на море, имеющим ограниченную пригодность и для борьбы корабль-корабль, и для борьбы корабль-берег и уж совсем непригодным для борьбы корабль-воздух. Авианосец же, обладающий гибкими и автономными средствами борьбы— палубной авиацией по прежнему остается идеальным средством борьбы для всех форм войны, кроме, разве что, стратегической атомной атаки.

Однако и здесь не всё так просто,— авианосец является, по сути, стратегическим оружием, поскольку его вступление в игру очень быстро подводит противостояние к ядерному порогу, а тем самым, зачастую, и снимает его. Для исторической ситуации последних 60 лет характерна именно такая схема эскалации конфликта— продвижение к ядерному порогу, торможение конфликта и перенос его в дипломатическую плоскость. И для такого развития событий авианосец столь же ценен, как и ядерное оружие, поскольку современная военно-морская теория исходит из того, что адекватным способом борьбы с АУГ является только атомный удар.

В нашей военно-морской науке по меньшей мере с 1956 года господствует точка зрения адмирала В.Ф. Трибуца, полагавшего, что авианосное соединение противника может быть уничтожено сочетанием ракетного удара, ослабляющего его ПВО и атомного удара непосредственно по кораблям. Использование тактического ядерного оружия против кораблей с высокой степенью живучести рассматривается на сегодняшний момент как практически единственный вариант развития полномасштабного военного конфликта на море.

Что это значит? Значит ли это, что строя авианосцы мы подставляемся под ядерный удар? Отнюдь, неприменение ядерного оружия без исключительной необходимости, а на практике— полное его неприменение, является аксимой современной мировой политики. Любой конфликт между странами обладающим ядерным оружием или же грозящий вовлечь такие страны решается путем косвенных военно-политических методов. Ядерный аргумент способен парализовать любое масштабное насилие в любой точке мира.

Но, разумеется, у этого правила игры есть ряд ограничений. Прежде всего— угрожать стратегически ядерным ударом с применением МБР в ответ на ту или иную локальную ситуацию не принято. Так еще мог поступать Советский Союз в 1960 е годы на Ближнем Востоке, но современная Россия подобного позволить себе не может. Для того, чтобы создавать угрозу ядерной эскалации нужны более скромные, точные, зато убедительные орудия. И авианосцы относятся именно к ним. Если авианосец вступит в конфликт, то справиться с ним без ядерного удара будет сложновато, а это значит что придется не допустить его вступления в конфликт.

Сейчас у России нет возможности бросить на весы «ядерный» аргумент практически ни в одном конфликте, которые развиваются сколько нибудь далеко от границ нашей Родины. А это значит, что как внешнеполитический субъект наша страна оказывается неполноценной, особенно по сравнению с теми же США, которые, в виду отсутствия встречной силы, могут использовать авианосцы не только как политическое орудие, но и по прямому назначению, против слабых. Наличие в Мировом Океане российских авианосцев, которые смогут войти в зону конфликта свяжет США руки очень и очень серьезно. И при грамотной игре на этом инструменте Россия сможет добиться и внешнеполитических уступок Вашингтона, а при игре виртуозной— и внешнеполитического поражения США, если те по прежнему будут позиционировать себя как наши геополитические противники.

Из этого не следует, конечно, что авианосный флот— это чисто политическая игрушка. Чтобы быть такой он должен обладать реальными боевыми качествами. Лишь тогда он может выступить и эффективным инструментом сдерживания и инструментом военно-политической экспансии. Поэтому недостаточно будет снабдить флот шестью плавающими коробками на которых стоят самолеты.

Во-первых, авианосным ударным группировкам необходимы нормальные базы. Еще в советские времена выяснилось, что строительство ТАКР не сопровождалось перестройкой материальной базы флотов под их обслуживание. Не было даже нормальных стоянок для столь больших и специфичных кораблей. «Командующие жаловались, что они пожирают львиную долю материальных ресурсов, поэтому оттягивали время ухода «Новороссийска» с Черного моря»— отмечает В.Бабич. ТАКР «Новороссийск», в итоге, постигла трагическая судьба— не имея нормальной собственной базы, не востребованный в виду изменения концепции палубной авиации (отказ от самолетов вертикального взлета и посадки) он простоял на рейде Владивостока до тех пор, пока совершенно не износился и не был списан.

Второй серьезной проблемой является недоразвитость нашей палубной авиации —главной ударной силы авианосцев, без которой они являются огромными консервными банками и не более того. Так вот— и подготовка, и обеспеченность нашего флота палубной авиацией явно недостаточно. У нас есть только один наземный комплекс по подготовке палубной авиации— «Нитка», расположенный в Саках, в Крыму, то есть… на территории оранжевой Украины, агрессивно настроенной по отношению к Черноморскому Флоту. Но и на этом комплексе учебная отработка ведется лишь один раз в год. Количество летчиков, подготовленных к работе на авианосцах, не превышает дюжины, при том, что даже имеющийся у нас сегодня «Кузнецов» может нести 50 самолетов. Таким образом традиция палубной авиации может попросту потеряться.

Такой подход к строительству авианосцев, при котором они не обеспечиваются ни базированием, ни кадрами летчиков, и в самом деле не нужен и является преступным разбазариванием средств. Необходимы не плавучие модели боевых кораблей в масштабе «1:1», а элементы действующего и боеспособного флота. Только при этом условии Россия окажется способна вступить в борьбу за преобладание в Мировом Океане.

А эта борьба, уже сейчас можно сказать с уверенностью, будет основной геополитической борьбой XXI века.

13 ДЕКАБРЯ.

ЦАРЕУБИЙЦЫ

Прогноз американского политолога Эндрю Качинса (бывшего главы Фонда Карнеги в Москве, то есть, если так можно выразиться, «почетного шпиона»), включеный в доклад «Альтернативные сценарии будущего России», подготовленный американским Центром стратегических исследований вызвал настоящий шок, особенно в России. И дело тут совсем не в его содержании, который представляет собой ахинею и набор совершенно бредовых версий.

Россия и мир будут потрясены убийством Владимира Путина на выходе из храма Христа Спасителя после полуночной мессы 7 января 2008 года. Россию сразу же охватит хаос, в результате которого произойдет обвал биржевого рынка, начнутся массовые забастовки и демонстрации, которые приведут к введению в стране чрезвычайного положения 20 января 2008 года. «Убийство Владимира Путина нарушит планы спокойной передачи президентской власти Сергею Нарышкину и премьерской— Дмитрию Медведеву». После введения в стране чрезвычайного положения «президентом РФ станет президент РЖД Владимир Якунин, по приказу которого будут не только расстреляны бастующие нефтяники в Сургуте, но и приговорены к смерти за хищение миллиардов долларов губернатор Санкт-Петербурга Валентина Матвиенко и мэр Москвы Юрий Лужков». Эти трагические события будут сопровождаться значительным ростом национализма в России. Однако после серии политических и экономических потрясений в 2016 году наступит хеппи-энд: с помощью и на средства выпущенного на свободу экс-главы Михаила Ходорковского президентом России станет член политсовета СПС Борис Немцов и его демократическая команда.

Интересна не эта ахинея, пополам с довольно наивной попыткой «развести» представителей российской элиты на взаимный конфликт по сценарию «ложки нашлись, а осадок остался». Характерен тот вполне определенный язык в коммуникации с Россией и её лидером, к которому перешел Запад в своей обычной манере— не напрямую, а устами авторитетных «независимых институтов».

После того как другие средства повлиять в необходимом русле на политику лидера России были исчерпаны и к заметному успеху Запада не привели, Владимиру Путину была передана угроза физического устранении. Видимо, в качестве ultima ratio. Причем, заметим, что это уже второй случай— первая угроза появилась уже перед поездкой Путина в Иран, была последним бессильным укусом, мелкой местью за то, что именно твердая позиция России была одним из важнейших факторов, парализовавших американскую агрессию на этом направлении. Теперь российская позиция тормозит беспредел США в Европе, в отношении Сербии, мы видим как Россия отыгрывает позиции в Польше. Внешнеполитическое влияние России растет даже опережающими темпами по сравнению даже с нашими собственными ожиданиями и возможностями. И, похоже, оппонентам приходится переходить от давления к запугиванию, поскольку остальной спектр средств воздействия исчерпан.

Конечно, кто то поспешит назвать Качинса «маразматиком», но все, что мы знаем об этом политологе, говорит против этой версии. И вряд ли он захотел просто позабавиться постмодернистской игрой. Либо речь идет о внутриполитической провокации, направленной на попытку стравить между собой разные группы российской элиты, изолировать друг от друга президента и представителей силовиков (причем по логике автора стравливание должно дробить её на мелкие и изолированные фракции, прибегающие к жестким методам воздействия друг на друга), либо речь идет о неприкрытой внешней угрозе. А скорее всего— две логики, как в хорошей провокации, совмещены в одной.

И угрозы убийством нельзя недооценивать. Военно-политическая этика нашего мира на наших глазах непоправимо меняется. Ядерное оружие все более обесценивает средства прямого военного давления одних стран на другие, зато повышается роль различных инструментов косвенного противостояния— от экономического килерства и черного пиара до проделок спецслужб и террористов. Фактически, большинство методов противостояния внешнеполитических сил все больше сближается с методами «мятежевойны»— засады, тайные удары, террор, политически и психологические провокации, саботаж и диверсии. Даже американцы, со всей своей имперской мощью пытающиеся вести классические войны сталкиваются с тем, что ответом другой стороны является не война, а мятеж. Противостоящие друг другу субъекты все более размываются, превращаясь из наций в своеобразные сетевые сообщества, скрепленные идеей и лидерством.

А эта смена парадигмы ведения войн и любого интенсивного политического противостояния означает, что меняется и статус военных и политических лидеров. Из неприкосновенных по этикету войны руководителей суверенных наций устранение которых ничего не изменит, они превращаются в объект охоты, поскольку удар по центру сети неминуемо приведет к ее разрыву или деформации. Если во время Второй мировой войны лидеры воюющих сторон почти не пытались устранить друг друга (за исключением изолированных экспериментов Скорцени, но нацисты и были уже во многом представителями пост-европейской политической парадигмы), а несколько столетий перед этим убийство лидеров воюющих сторон вообще было исключено из средств внешнеполитического и военного воздействия, то в последние десятилетия угроза лидерам нарастает.

Причем для России она является достаточно критической. Современная Россия— это страна социальные, организационные и психологические интересы которой во многом завязаны именно на Путина и на как актуального лидера и как на психологический образ. Фактически сегодня Россия— это огромное сетевое сообщество собранное именно вокруг Путина. Русские хотят быть нацией. Но, нравиться ли нам это или нет, быть нацией в постнациональном мире значит быть большим сетевым сообществом «эмулирующим» классическую нацию. Остановить «демонтаж» русского народа можно только восстановив его функционирование на основе новых, характерных для нынешней эпохи, социальных механизмов. И чем скорее такая «пересборка» функций произойдет, тем лучше.

Но необходимо понимать и то, что устроены внешне похожие функции могут быть только совершенно по другому и внутренняя сторона их работы также будет непохожей. И альтернативой для нас нации как сообществу, собранному вокруг лидера может быть не «нация-винтиков и шестеренок», а только не-нация вообще. Соответственно требования к реальной физической защищенности лидера современной России очень серьезно возрастают, как и возрастает уровень санкций, который потребуется в случае даже попытки посягательства на его жизнь, здоровье и свободу.

Для России это тем более важно, если учесть, что Западом в отношении нас выработана была целая традиция устранения неугодных политических лидеров России из которых самым громким и трагичным по последствиям было убийство британской агентурой царя страстотерпца Павла Петровича (почитавшегося, кстати, простым народом Санкт-Петербурга как местночтимый святой). Тогда это убийство остановило создание блока континентальных стран, направленного против «Владычицы морей»— Британии и в итоге привело к утрате Россией позиций в Средиземном море— прав на Мальту и на Ионические острова.

Но этим «физическим» уровнем дело, конечно, не ограничивается. России необходима и серьезная защита от прогнозирования её кризисов. Такое прогнозирование само по себе является серьезной угрозой, запуская исключительно сложные и нелинейные процессы конструирования реальности при котором предсказанное или даже помысленное получает очень серьезный шанс сбыться, причем совсем не в логике «потому что в кузнице не было гвоздя», а скорее в соответствии с «эффектом наблюдателя».

Сегодня Россия не обладает не только раскрученными на мировой или хотя бы внутренней арене «брендами-прогнозами» будущего, но и интеллектуальным аппаратом и сообществом, которое могло бы блокировать негативное конструирование нашего будущего и предпринимать попытки конструирования как нашего будущего, так и будущего мира в интересующем нас ключе.

Русские проекты будущего оказываются пока почти незамеченными, о чем напоминает хотя бы трагическая судьба «Русской Доктрины», созданной в 2005 году, но вышедшей массовым тиражом лишь в 2007, да и многих других проектов, воспринимаемых лишь явно ограниченно. Все, по большому счету, держится на отдельных энтузиастах, которые в какой то момент попросту сдаются, задохнувшись без поддержки и минимального социального признания. И хорошо если замолкают— периодически и вовсе переходят на сторону врага. Между тем, пока мы не займемся самым серьезным образом этой темой мы так и будем находиться в поле чужого проектного прогнозирования.