Автор: Матвей Сотников

РУССКИЙ LEMNOS

(Начало)

В обоих лагерях открылись мастерские. Казаки делали из дерева и камня различные предметы, необходимые в быту и имевшие хороший спрос у местного населения. Большой популярностью пользовались постановки двух самодеятельных театров, проходившие под открытым небом. Мирон Афиногенович Горчуков, педагог и общественный деятель, состоявший депутатом Донского Войскового Круга всех его созывов, организовал гимназию для взрослых.

Распорядок дня, как и дома на сборах: подъём в 5 часов, гимнастические упражнения, строевая подготовка. Работали офицерские курсы, устраивались парады,— и трудно, как вспоминали потом очевидцы, было поверить, глядя на проходившие стройные ряды казаков, что идут израненные, измученные морально и физически изгнанники, влачащие полуголодное существование на голом и унылом острове. Главное, все они жили надеждой: скоро— сегодня, завтра, через месяц— Антанта, объявив поход против безбожного Третьего интернационала, вернёт казакам оружие и пошлёт отвоёвывать у красных столь милые сердцам станичников, но осквернённые Кубань и Батюшку Тихий Дон.

Как мы знаем, отношения с православными греками складывались на дружеской, сердечной основе, хотя, конечно, не обходилось и без досадных эксцессов. Особенно они участились к концу «сидения», когда некоторые интернированные, доведённые до отчаяния голодом, болезнями и неустроенностью быта, «проев» последние вещи, уходили «в самоволку» в греческие деревни.

Иное дело— французы, прежде всего часть господ-офицеров; эти относились к «cosakue russe» с плохо скрываемым презрением. Кроме того, атмосфера накалялась и из за того, что командование вынуждено было, нередка даже вопреки своим взглядам, выполнять указания из Парижа, направленные на расшатывание единства в казачьем стане.

В беспрерывной войне, кошмарных эвакуациях и переездах казачья одежда и обувь истрепались, а новую французы, захватившие русские вещевые склады, не выдавали. Каков был суточный рацион, судите сами: полкило хлеба на человека, 300 граммов картофеля, 200 граммов консервов, растительный жир 20 граммов, бульон в кубиках 25 грамм, соль 20 грамм, 30 граммов сахара и 4 грамма чая.

Как уже отмечалось, на «лысом» острове со скудной растительностью дров отчаянно не хватало не то что для бани, но даже для простого кипячения воды, что не могло не привести к болезням. Но эпидемии начались не сразу, а только когда ослабла дисциплина. По гигиеническим соображениям в одном из лагерей вырыли отхожие места на пологом склоне метрах в ста ниже палаток. Казаки ругались, но ходили туда. Потом, правда, многие плюнули на приличия и стали бегать «по нужде» вверх по склону. А потом пошли дожди, всё чаще и чаще, затем выпал снег, резче становился ветер…

Общая для всех лагерей картина нам уже известна: от постоянной сырости дно палаток превращалось буквально в грязную трясину, которая засасывала постели из соломы. Досаждали вши. Из-за нехватки дров бани почти не работали. Не спасали положения и камеры по дезинфекции. Не хватало одежды. Но всё меркло по сравнению с хроническим недоеданием. Хорунжий Иван Сагацкий вспоминал: «Всё же главные заботы— как утолить голод. Из интендантства довольно часто приходил совсем заплесневевший хлеб. Люди отощали и ослабли от питания, погоды и вшей. Озлоблены и молчаливы. [Но] сердце говорило: «оставаться на Лемносе и если нужно— помирать вместе».

Здесь, на «острове смерти», встретил свою будущую жену, Милицу Михайловну Поночевную, прославленный воин— генерал-майор Гетманов Михаил Демьянович. Этот уникальный человек поражал всех, кто его знал, исключительной силой духа, редким мужеством и недюжинной физической выносливостью. Он прошёл всю германскую, получил четыре тяжёлых ранения, потерял руку, но остался в строю. Несмотря на увечье, Михаил Демьянович лично водил свою сотню в конные атаки! А уздечку либо держал в зубах, либо подворачивал её на седло под одну из ног.

Во время Гражданской войны, командуя полком и бригадой, он получил ещё несколько тяжёлых ранений, но каждый раз, оправившись от ран, возвращался к своим казакам. Вот только один «эпизод», позволяющий составить впечатление об этом незаурядном человеке. В бою с красными 28 го Августа 1918 года Гетманов получил слепое ранение осколками разорвавшегося снаряда в бедро правой ноги и подбородок, а также был сильно контужен. В тот же день, по окончании перевязки, он возвратился в свой полк и опять повёл его в конную атаку! И— новое ранение, на этот раз в грудь.

По дороге на перевязочный пункт Михаил Демьянович получил третье ранение за день— на этот раз пулей в спину. В лазарете, при вскрытии грудной полости хирург установил, что пуля остановилась в сердечной сумке над входным клапаном и результатом её удаления наступила бы немедленная смерть. Доктор оставил кусок железа и зашил ранение. Эту пулю Михаил Демьянович проносил в сердце всю жизнь. Это о таких людях Наполеон сказал в пылу сражения: «Дайте мне всего лишь двадцать тысяч казаков, и я завоюю весь мир».

Его избранница, Милица Поночевная, прошла всю Гражданскую войну, принимала участие в Ледяном походе, в качестве сестры милосердия при гаубичной генерала Маркова батарее, но в 1 й Кубанский поход своего будущего мужа не повстречала. Затем их пути пересеклись под Каховкой, где при поддержке все той же батареи Маркова полк Гетманова со своей бригадой в пух и прах разбил одну из конных дивизий Жлобы. Но встреча будущих супругов опять не состоялась.

Позже в составе своей батареи Милица Михайловна побывала и в Феодосии, и в Керчи, где тоже могла бы встретить своего суженого. Но этого не произошло, лично они познакомились уже на чужбине, на Лемносе. Там Поночевная служила медсестрой в инфекционном госпитале. В сентябре 1921 года в походной лагерной церкви в лагере Калоераки состоялось венчание.

Да, жизнь и смерть брали на Лемносе своё: при полевом госпитале функционировало родильное отделение, а в отдалении, но здесь же, на острове, росло кладбище. Первые казачьи могилы появилась в Калоераки 27 го ноября 1920 года, в ней похоронен вахмистр Карп Борзенко из станицы Спокойной и 10 го числа того же месяца— есаула Якова Сатарского; последняя— 4 го Декабря 1921 года, в ней нашёл свой последний земной приют подхорунжий Никита Косач, 1900 года рождения, из Кубанского артиллерийского дивизиона.

Среди умерших— уроженцы свыше сорока кубанских и донских станиц. Больше всего из Гривенской и Спокойной. Здесь лежат офицеры и рядовые, чиновники, врачи, священники: протоирей Петр Андреевич Фролов, 65 лет, протоиерей Михаил Зубилин, 47 лет, священник Василий Царенко, 37 лет. Двадцать две могилы— женские. Всего же в Калоераки похоронены 294 человека, имена почти всех уже известны.

Холод, голод, болезни— и полная оторванность от мира. Люди чувствовали себя словно в тюрьме. Легально попасть в город можно было, о чём уже говорилось, только по особым пропускам. Греческую церковь разрешалось посещать группами, причём французы внимательно следили, чтобы интернированные не разбредались по городу. «Настроение казаков ото дня становились всё более и более отчаянное,— писал эмигрантский журнал «Часовой».— Высоко приподнятое, чуть ли не до бурных восторгов, после приезда Петра Николаевича Врангеля, оно также резко и упало, когда стало ясно, что вопрос о дальнейшем продолжении войны откладывается на долгое время».

«БЕРИТЕ ПРИМЕР С ЮНКЕРОВ»

Никто из казаков не знал о судьбе остальных частей армии Врангеля, ни одна русская газета не доставлялась на Лемнос. И тогда у бывшего редактора популярной в Таврии газеты «Сполох» Николая Васильевича Куницына родилась идея переводить статьи из французских газет и самые интересные сообщения печатать в особых бюллетенях. Так появился «Вестник Донского лагеря на острове Лемнос». В распоряжении редактора был один лишь писарь, самое ограниченное число бумаги, и поэтому листок выходил в десяти экземплярах, которые и расклеивались на досках по лагерю. Всего с ноября 1920 года по ноябрь 1921 го вышло пятьдесят два номеров. Надо ли говорить, с каким восторгом встретили его появление станичники. Читали— и тут же живо обменивались впечатлениями.

На Лемносе юнкерами-донцами изготавливались рукописные журналы «Атаманец» (вышло восемнадцать номеров) и «Сын изгнания» (шесть номеров), «Дон»— группой офицеров бригады полковника Арканцева (1921 год, вышло девять номеров). Побратимы из Кубанского военного училища изготавливали журналы «Барабан» (1920 1921 годы) и «Кубанец» (1921 год, появилось двенадцать номеров).

С ноября 1920 го по ноябрь1921 года на Лемносе издавался «Информационный бюллетень Штаба Кубанского казачьего корпуса», с декабря 1920 го по февраль 1922 года, вышло пятьдесят шесть. Рукописный журнал «Вольная Кубань» выпускал в свет Даниил Ермолаевич Скобцов, бывший член Кубанского правительства в ранге министра земледелия.

…Одним из массовых развлечений стал футбол. Юнкера Атаманского и Алексеевского военных училищ, которых любовно назвали «васильки» и «маки», организовали команды, постоянно игравшие между собой. Временам даже удавалось проводить международные матчи против французов и англичан. Однако футбольные баталии многих казаков не увлекали. Как вспоминал один из офицеров, станичники так и не смогли понять, в чем же, собственно, заключается смысл этой «басурманской игры».

«Приходили от скуки и французские солдаты,— рассказывал через несколько лет один офицер казак,— и часто можно было увидеть среди казаков группы чернокожих сенегальцев, оживлённо разговаривающих при помощи жестов, мимики и обрывков фраз, понятных любому солдату. Мы не питали к ним злобы и часто в таких случаях говорили: «Небось дома то жена и дети осталась. Эх, служба…»

В условия падения дисциплины и нарастания упаднических настроений командиры делали всё, чтобы хоть как то приободрить людей. На многих офицеров отрезвляюще подействовали слова генерала Ф. Ф. Абрамова: «Помните, господа, что историю полков творят их офицеры. Берите пример с юнкеров».

Именно о них, юнкерах, рассказывал через несколько лет на страницах журнала «Часовой» один из казаков: «Это был настоящий муравейник, который делился на две равные половины— алую, от бескозырок и погон алексеевцев, и голубую, от цвета атаманцев. «Будущая Россия, молодая, пока цветущая, не опоганенная, не заплёванная и не искалеченная большевиками,— восторженно сказал тогда кто то».

В ЕВРОПУ

Французы, как уже отмечалось, всячески стремились избавиться от русских казаков. Они предприняли попытки уговорить их вернуться домой, давая гарантии, что их не поставят к стенке как «злейших врагов трудового народа». Нечего, мол, опасаться: гражданская война завершена, большевики соблюдают законность. Со своей стороны штаб генерала Врангеля издал Указ № 9, в котором особо подчеркивалось: никаких переговоров с Третьим Интернационалом не было и не будет,— каждый, кто поддастся на увещевания французов, станет действовать исключительно на свой страх и риск. В конце указа говорилось: «Борьба с большевизмом не закончена, и армия ещё сделает своё дело».

Тем не менее, желающие служить в легионе находились. От безысходности. В основном это были молодые люди. Последнее обстоятельство особо встревожило генерала Врангеля. Он даже был вынужден просить французов о временном приостановлении записи, что они сделали, но— чисто формально.

С весны 1921 года французские военные власти приступили к «разгрузке» лагерей в обход Врангеля, тайно агитируя против него в частях и отправляя чинов армии и беженцев крупными партиями в Советскую Россию и страны Латинской Америки. В результате целенаправленных усилий эмиссаров и под воздействием тяжких условий в Иностранный легион записалось около тысячи донцов, в Советскую Россию вернулось 8582 человека, включая 1460 гражданских лиц. Практически все они были репрессированы: кто сразу, по приезде, кто на протяжении последующих лет.

Один из офицеров, уехавший с Лемноса, написал своему товарищу из Советской России: «Жизнь неплохая, хлеба хватает до нового урожая, а там опять с хлебом да и «зеленый лук растёт». Последняя фраза, поставленная в кавычки, была у них условным знаком, что нужно читать не только по строкам, но и между ними.

Вечером на огне были проявлены скрытые для простого глаза строчки, а в них оказалось следующее: «Жить нельзя, голод и восстание. Не знаешь, куда присоединиться. Если присоединиться к коммунистам, то убьют восставшие, если пристать к восставшим, то не будет помилования от коммунистов. Не верьте политическим ораторам и партиям. Держитесь своей военной организации. Только она и спасёт Россию».

На работу в Бразилию завербовалось 1029 казаков. Однако все остальные, а это более 15 тысяч, сохранили строй и покинули остров только после письменного приказа Верховного главнокомандующего генерала Врангеля, которому в итоге удалось договориться с правительствами Болгарии и Королевства сербов, хорватов и словенцев.

С июня 1921 года началась переброска казачьих частей и беженцев на Балканы. Первыми уехали в Болгарию ещё 22 мая 1921 года ученики и персонал Кубанской детской школы— всего 152 человека. Последняя строевая часть донцов покинули остров 3 сентября, а кубанцев— в октябре. До декабря 1921 го на Лемносе оставалась лишь усиленная сотня, занятая ликвидацией лагеря Калоераки.

Николай Туроверов писал в стихотворении «Лемнос»:

В полдневный час у пристани, когда

Струился зной от камня и железа,

Грузили мы баржу под взглядом сенгалеза

И отражала нас стеклянная вода.

Мы смутно помним прошлые года,

Неся по сходням соль, в чувалах хлеб и мыло.

В один недавний сон слилося всё, что было

И всё, что не было, быть может, никогда.

По прибытии из Лемноса в портовые города Бургас и Варну казаки были перевезены, большей частью по железной дороге, в назначенные населённые пункты, где имелись пустующие казармы и другие помещения болгарской армии, которая согласно Нейискому мирному договору 1919 года была сокращена до 6,5 тысяч человек.

Небольшое число казаков перебралось в Турцию. По словам владыки Михаила, епископа Женевского и Западно-Европейского РПЦЗ: «Мой отец Василий Семенович Донсков (1898 1986 гг.) всю гражданскую войну был в Донской армии. Вместе с частями под командованием генерала Врангеля эвакуировался в Константинополь, где в те годы, как известно, было больше русских, чем турок, и таким образом стал эмигрантом. Потом он прошёл ад скитаний на безлюдном острове Лемнос, где защитники Отечества гибли от голода, стужи и болезней. Как рассказывал отец, с Лемноса небольшая группа казаков вернулась в Турцию. Там, а затем в Греции мой отец жил в условиях очень примитивных. Кроме одежды, которая была на нём, в которой он воевал, не было абсолютно ничего. Жили кое как. Но сохранялись своим сознанием».

Вместе с черноморцами на Лемносе находилось Жалованная грамота императрицы Екатерины II о даровании вольности казакам Кубанского войска. Отсюда её вывезут в США, где она будет храниться в музее казачества в штате Нью-Джерси. Только 18 апреля 2007 года эта реликвия вернётся на родную Кубань.

Покидая остров в октябре 1921 го, генерал-лейтенант Ф. Ф. Абрамов от имени казаков благодарил греческое население и власти острова за радушие, гостеприимство и доброе отношение. Он просил духовенство и губернатора принять под свою охрану два русских кладбища. До Второй мировой русские погосты ещё как то поддерживались греками, а затем ушло поколение— современников событий. Оставшиеся в живых казаки в своём большинстве перебрались за океан. Для советских людей Лемнос как стратегическая военная база НАТО был наглухо закрыт. Да и без этих запретов вряд ли кто тогда в Советском Союзе решился бы посетить далёкий остров в поисках «белогвардейских могил».

На момент установки Поклонного креста в США проживал единственный последний из участников Лемносского сидения— 97 летний кубанский казак Николай Леонтьевич Рой. В ноябре 2006 года ему исполнилось сто лет. В начале 2007 года он мирно отошёл ко Господу.

ПОКЛОННЫЙ КРЕСТ

Итак, вернёмся на современный Лемнос.

27 сентября 2004 года. Кульминация Форума российско-греческой дружбы. В почётном карауле застыли русские матросы и греческие солдаты. Гремят залпы салюта. Звучат церковные песнопения, архиепископ Орехово Зуевский Алексий в сослужении с митрополитом островов Лемнос и Агиос Эфстратиос Иерофеем освящает Поклонный крест. Щемит сердце, многие не могут сдержать слез…

В этот день сюда приехали сотрудники российской дипломатической миссии во главе с послом Андреем Вдовиным, вице-консул нашего посольства в Афинах Сергей Торицин, члены правительства Греции и представители местных властей, чины высшего командования греческих ВМС. Россию также представляли заместитель председателя Государственной Думы Сергей Бабурин, атаман Кубанского казачьего войска Владимир Громов и делегация предпринимателей из Москвы.

—Отсюда началось изгнание и жизнь казаков на чужбине. Судьба уготовила им нелёгкие испытания. Здесь был и мой дед, который впоследствии эмигрировал сначала в Сербию, а потом в Соединенные Штаты,— с волнением говорил атаман Громов.— Эти люди уходили с надеждой, что уходят ненадолго, и с верой, что Россия воспрянет.

Близ Лемноса бросили якорь гвардейский ракетный крейсер «Москва», флагман Черноморского флота, и сторожевой корабль «Сметливый». Участие во всех мероприятиях форума командующего Черноморским флотом адмирала Владимира Масорина, командира соединения надводных кораблей ЧФ контр-адмирала Владимира Васюкова, других российских военных моряков высокого ранга произвело на греков очень сильное впечатление.

Греческие военные, участвовавшие в Форуме дружбы, рассказали, что воздушное пространство их страны, в том числе над Лемносом, практически ежедневно нарушается самолетами турецких ВВС. Но в те дни, когда здесь стояли «Москва» и «Сметливый», по словам греческих друзей, самолеты «союзников» оставались на своих аэродромах.

Незадолго до освящения Поклонного креста выяснилось, что Ольга Николаевна Куликовская-Романова, живущая ныне в Торонто, имеет прямое отношение к событиям на Лемносе. «Как дочь есаула Кубанского казачьего войска Николая Николаевича Пупынина,— писала вдова Великого князя Тихона Николаевича, племянника Николая II,— первопроходника и участника Ледового похода, прошедшего эвакуацию через Лемнос и Галлиполи, осевшего в Королевстве сербов, хорватов и словенцев (Югославия), приветствую идею и прошу о сохранении последнего земного приюта на лемносском кладбище русских воинов, отдавших жизнь за други своя и Отечество».

В 2008 году исполняется четыре года борьбы за Русскiй Лемнос, за то, чтобы вырвать из небытия могилы наших соотечественников. Огромный фронт работ, проделанный самыми разными людьми, которых объединила верность исторической памяти своей страны и то, что в прошлом веке называли высоким штилем «любовью к отечественным гробам». И пять лет борьбы за собственные сердца. Вот как описывает пребывание на Лемносе летом 2006 года Елена Решетникова:

—В последний день работы погода на острове внезапно изменилась. Небо затянуло тучами, море штормило, а порывы ветра прямо таки сбивали с ног. Ни о какой работе не могло быть и речи (даже инструменты собрали с трудом), поэтому мы только отслужили заупокойную литию. Завывания ветра заглушали голос о. Петра, и я подумала, что ведь это даже не зима, а русские «лемносские сидельцы» пережили в палатках и зиму.

На литии к нам присоединился о. Нектарий, греческий батюшка из церкви в близлежащей деревне Портиану. Там, кстати, на церковных службах в 1920 1921 гг. пел казачий хор Жарова. Отец Нектарий— чудесный человек с добрыми, лучистыми глазами и мягкой улыбкой— просто поразил нас всех. Вспоминается самый тяжёлый рабочий день на кладбище. Нет ни ветерка, плюс 37, море— тусклое неподвижное зеркало, ничто кругом ни шелохнётся, всё замерло. И вот, среди всего этого палящего ужаса, вдруг на горизонте появляется пылящий клубочек, затем из клубочка— машина, а из неё— о. Нектарий, словно наш ангел-хранитель. Достаёт три холодных арбуза, ледяной воды, оливки и потрясающе вкусный овечий сыр— гордость Лемноса. Мы, конечно, бросаем всё и бежим угощаться. Вот оно, счастье! А о. Нектарий нам в это время рассказывает, что у казаков была походная церковь в самой большой палатке, и надо бы непременно найти её место. Тогда греки из Портиану поставят там часовню.

Ураган бушевал над островом два дня, но потом всё потихоньку наладилось. Вновь засияло солнце, и на прояснившемся горизонте стала видна Святая Гора Афон с неподвижным облачком на вершине.

Эти дни не могут повторяться –

Юность не вернётся никогда.

И туманнее, и реже снятся

Нам чудесные, жестокие года.

С каждым годом меньше очевидцев

Этих страшных, легендарных дней.

—Наше сердце приучилось биться

И спокойнее, и глуше, и ровней.

Что теперь мы можем и что смеем?

Полюбив спокойную страну,

Незаметно, медленно стареем

В европейском ласковом плену.

И растёт, и ждёт ли наша смена,

Чтобы вновь, в февральскую пургу,

Дети шли в сугробах по колено

Умирать на розовом снегу.

И над одинокими на свете,

С песнями идущими на смерть,

Веял тот же сумасшедший ветер,

И темнела сумрачная твердь.

Автор стихотворения— наш знакомый, Николай Туроверов, на всю жизнь, как и все его товарищи по Белому делу, контуженный, отравленный той войной— и после участия в кровопролитной бойне очищенный страданиями на Лемносе. В эмиграции его называли «любимым и… последним выразителем духа мятежной ветви русского народа— казачества».

В начале ноября 2007 года на остров прибыла делегация Попечительского совета Новоспасского монастыря, которую возглавил заместитель директора Третьего европейского департамента МИДа Алексей Попов, и Союза казачьих войск России и зарубежья (того самого) для освящения надгробий на небольшом участке англо-французского кладбища в Мудросе.

В Родительскую субботу, день особого поминовения усопших за веру и Отечество, иеромонах Петр совершил панихиды в двух местах погребения русских людей.

—Установить имена похороненных здесь русских солдат удалось благодаря самоотверженной работе православного отряда «Лемнос», которым руководит Александр Бурмистров, в Ленинской библиотеке и других московских архивах,— отдал должное Алексей Анатольевич Попов.— Весной 2007 года были обнаружены эмигрантские публикации тех лет с приложениями и схемами, они дали возможность не только узнать данные о тех, кто нашёл тут последний приют, но и показали точное расположение всех захоронений. Не менее сложной задачей было получение разрешения на установление надгробий от Комиссии Британского содружества по военным захоронениям, которая ведает всеми английскими военными кладбищами за рубежом.

Огромную работу в архивах проделали Александр Бурмистров, Олег Сидельников, он в итоге и нашёл список, Арина Шкода и Татьяна Сосновская. Как удалось установить, первыми легли в эту землю Павел Дьяков, умерший 26 го января 1921 года в возрасте 21 года, и старший урядник Михаил Топилин из 3 й Донской конной батареи, 27 летний уроженец станицы Петровской, скончавшийся 1 го февраля того же года. Последними из русских казаков здесь погребён 31 го мая 1921 года Вениамин Ерыженский, 1898 года рождения, из станицы Раздоровской. Всего, согласно поднятым архивным данным, на кладбище под Мудросом имеется двадцать девять русских могил— 23 донца, один кубанец, три астраханца и супруга полковника Карякина Мария из Ростова-на-Дону. Большинству из погребённых не было и тридцати лет.

На фоне ухоженных могил союзников пустынный угол кладбища с сиротливой надписью на английском языке и ошибочными данными на протяжении десятилетий являл собой образец если не презрения, то равнодушия России к своим соотечественникам, которые скончались на чужбине. «Здесь похоронены 28 солдат и одна женщина, погибшие во время эвакуации из Новороссийска в 1921 году»,— гласил текст на прежней табличке. Покривили душой англичане: не во время эвакуации, а после. Вдобавок ошиблись: Красная Армия заняла Новороссийск в начале 1920 года, тогда же оттуда и отплыли части генерала Деникина.

Как всегда, делатели из России возложили цветы к монументу борцам за свободу и независимость Греции и к памятнику казнённых турками святых мучеников митрополита Иеронима и учителя Козьмы. Не забыли и моряков эскадр двух прославленных русских флотоводцев, которые во время русско-турецких войн 1768 1774 и 1806 1812 годов бросили возле Лемноса свои якоря и помогли восставшим эллинам. В их честь на набережной Мирины в 2004 году был открыт белокаменный монумент в виде паруса, разрезанного крестом, с медными табличками. На них по русски и по гречески выгравировано: «В память о русских моряках эскадр графа Орлова и вице-адмирала Дмитрия Сенявина, внёсших вклад в освобождение Греции».

Официальным мероприятиям предшествовала трудовая вахта летом 2007 года. В который раз на острове ударно поработали члены отряда «Лемнос», шестнадцать парней и дивчин, под духовным руководством иеромонаха Петра. Они отмыли беломраморный крест, скосили траву, вырывали колючки; сорок могил из 294 были обозначены крестами, выложенными камнями на земле. По вечерам, после молитвенного правила, Новоспасский иеромонах собирал группу, и начинались беседы о вере. Иногда эти встречи заканчивались далеко за полночь— никто не хотел расходиться.

В столице острова городе Мирине митрополит Иерофей и «лемносцы» отслужили две совместные литургии в кафедральном храме, причём ребята из отряда пели, как хор, русские молитвы, а эллины— греческие. Храм, вмещающий до двухсот человек, был заполнен до отказа. И люди просили потом, чтобы в каждый приезд устраивались подобные совместные богослужения. В конце поездки растроганный митрополит Иерофей благословил россиян и подарил им икону святого Иоанна Русского.

Александр Бурмисторов, Сергей Калиненко, Олег Сидельников, Елена Решетникова, Дмитрий Ивонин, Станислав Русановский, Алексей Забелин, Арина Шкода, Сузанна Саркисян, Татьяна Сосновская, Анна Валяева, Михаил Малиновский, Анна Сушко, Александр Черепанов, Роман Руссу— вот неполный перечень бойцов отряда «Лемнос», работавших на бывшем «острове смерти».

Что ж, имена русских мучеников, навсегда оставшихся в этой земле, теперь не будут стёрты временем. После обращения российского посольства муниципалитет выкупил землю, на которой было восстановлено кладбище. Попечительский совет Новоспасского монастыря планирует в 2008 году продолжить работы на русских кладбищах на Лемносе.

Элладская Православная Церковь выделила священника, который служит молебны и по мере сил убирает участок. А участок огромный для одного человека, но отец Нектарий с большим энтузиазмом ухаживает за ним, два раза в месяц приезжает туда с прихожанами и служит молебен у креста. В настоящее время идут переговоры о возведении на погосте небольшой церкви Вознесения Христова, и предполагается, что на стенах храма будут высечены имена всех скончавшихся на Русском Лемносе.

В находящемся в трёх километрах от кладбища краеведческом музее, что в местечке Портиану, усилиями Попечительского совета Новоспасского монастыря и отряда «Лемнос» создан казачий уголок. В нём помещены подаренные в 2005 году российской делегацией копии старинных фотографий 20 х годов из эмигрантских архивов. В 2006 году кубанские казаки передали форму— черкеску, подобную тем, что их предки носили на Лемносе.

—Многое зависит от того, как граждане России, деловое сообщество будут реагировать на усилия по восстановлению памяти о наших соотечественниках, вынужденных покинуть свою Родину и закончить земной путь на далёком греческом острове,— говорит Леонид Решетников.— Без серьёзной финансовой помощи это благородное дело будет продвигаться очень медленно. Пока отклик носит довольно скромный, в том числе среди казачества, особенно донского, характер. На Лемносе два прекрасно ухоженных англо-французских кладбища времён Первой мировой войны. Они являются своего рода укором нам, русским людям, во многом разучившимся хранить историческую память.

УРОЖЕНЕЦ ЛЕМНОСА

Очерк написан. Чем завершить его? Ответ пришёл неожиданно от того же Леонида Петровича Решетникова, предоставившего список русских эмигрантов на Лемносе, ставших затем священниками. Жизнь одного из них, Михаила Дмитриевича Толмачёва, в буквальном смысле началась на «острове смерти», где он появился на свет 3 сентября 1920 года. В сентябре родители вывезли младенца в Сербию.

В 1941 году Толмачёв становится дьяконом, в 1943 году его рукополагают в священники, и до 1950 года он окормляет сельский приход. После разрыва отношений между Сталиным и Тито — высылается в Венгрию, с матушкой, двумя старшими детьми и новорождённым сыном. Там на протяжении двадцати с лишним лет является настоятелем русской церкви преподобного Сергия Радонежского в Будапеште. В 1973 году отца Михаила переводят в Австрию, помощником настоятеля венского храма.

С 1977 года иерей Михаил переезжает к дочери в Австралию и переходит под омофор Сербской Православной Церкви, получив место в приход Святой Троицы в Брансвике. В 1986-1988 он заменяет заболевшего, а потом скончавшегося после операции настоятеля церкви Покрова Пресвятой Богородицы (Константинопольского Патриархата) в Мельбурне.

Среди его духовных детей всегда были люди разных национальностей. Поэтому неслучайно, что именно к нему обратилась небольшая группа австралийцев с просьбой о принятии их в Русскую Православную Церковь и об открытии англоязычного прихода Московского Патриархата в Мельбурне. Так он стал духовным основателем Свято-Троицкого прихода. Скончался протоиерей Михаил, уроженец Лемноса, 5 июля 2004 года, не дожив до преодоления раскола Русской Церкви всего три года.

Как-то один из преподавателей русской гимназия в Белграде, где учился Миша Толмачёв, пожилой профессор из Петербурга, подвёл его к столику, на котором лежал томик А. С. Пушкина, и сказал: «Если ты полюбишь эти стихи, ты навсегда полюбишь Россию». Любовь к стране своих предков отец Михаил сохранил на всю жизнь. Как и память об островной колыбели своего рождения. В Россию он приезжал дважды, но впечатления об этих поездках питали его сердце до последних дней его земного пути.