Автор: Кирилл Рыжов, Сергей Иванов

РУССКИЕ ОТВЕТЫ: ВЕЛИКОЕ ПРИМИРЕНИЕ

(Окончание)

Суть проблемы: объявишь себя жестоко православным— пойдут за тобой только самые отмороженные да бабульки с иконами, а народ будет плеваться. Не будешь жестоко православным— обвинят в жидомасонстве и сионизме.

Интересная, между прочим, формулировка вопроса. «Жестоко православный»— уже звучит сильно само по себе. Тем не менее, постараемся разобрать этот вопрос по возможности более непредвзято. Благо, один из авторов как раз является православным, а второй— нет. Так что вместо всякой пропаганды и тому подобного ограничимся тем, с чем согласны, как говорится, обе стороны.

Всякая настоящая Традиция, будь то аутентичное Православие или же подлинное Родноверие, никогда не будет навязывать себя силой. Применение силы возможно только в качестве ответной меры (как это было в Новгороде— перечитайте повнимательнее) или же в том случае, если мы имеем место с искажением Традиции, с ересью.

Тем более для православного христианина предосудительно «объявлять себя жестоко православным» и особенно требовать того же от других. В языческом обществе православные жили так, что обращали язычников в свою веру не столько «рассказом», сколько «показом». Вот один пример.

Некий знатный римлянин, будучи язычником, нанял к себе в услужение христианина. Разуверившись в том, что какая либо из религий, которых держатся люди, истинна, он взял со своего слуги слово, что тот будет служить ему в течение одного года, ни слова ни говоря о христианской вере. Он же, хозяин, будет судить о христианстве не по словам, а по делам. Так они и решили. Но не прошло года, как хозяин бросился своему слуге в ноги и воскликнул: «Научи меня, как быть христианином!».

Постсоветская же эпоха для русского Православия, увы, стала эпохой не только духовного возрождения, но и тяжелого неадеквата в виде «жестоко православных». Сознательные провокаторы и соблазнённые ими люди советской закваски стали относиться к православному благочестию как к чему то внешнему, что можно и должно навязывать окружающим силой и обвинять их в «неблагочестивом» поведении, жидомасонстве, сионизме и т. д. Само собой разумеется, что к настоящему Православию это не имеет никакого отношения.

Тем не менее, как то называть таких «православнутых» всё таки надо. Поэтому чуть больше года назад для этого было предложен термин «фофудья» и сформулировано соответствующее ему определение, дан подходящий пример:

«Под «фофудьёй» следует понимать задвинутость на «духовных ценностях», «русском пути», «православной цивилизации», и агрессивные требования ко всем немедленно присягнуть и поклониться всему этому— в сочетании с полным незнакомством с указанными «ценностями». Например, я слышал от одного такого товарища речи на тему того, что «сначала нужно говорить о православии, а потом уже о русских, ибо Россия без Православия скверна и Богу не нужна», а через некоторое время: «крест— сомнительный какой то символ, он похож на свастику, нас могут в фашизме обвинить». Это, конечно, клиника, но такой клиники «богато”».

Здесь равно важны обе части определения— и «задвинутость» (а не подлинная приверженность), и «полное незнакомство». Поэтому для того, чтобы определить принадлежность или непринадлежность того или иного православного человека к «фофудье», достаточно выяснить, соответствуют ли его слова его делам. Проще всего, конечно, это сделать в том случае, когда декларируемые им убеждения прямо противоречат православному учению (один небезызвестный «православнутый» товарищ, помнится, начинал с «христианско демократического» (!) движения, а закончил «отмазыванием» от тюрьмы мусульманина-педофила— что вполне логично, именно учитывая то, с чего он начал и как себя там зарекомендовал). Поэтому приведём несколько простых правил, позволяющих более или менее чётко и быстро выявить «фофудью» и вывести её на чистую воду:

1) Отношение к Белому движению, Советской власти и монархизму. Православный взгляд на эти вещи изложен в трудах Ивана Ильина. Различные виды «фофудьи»: «православный сталинизм» типа О. Платонова, поливание грязью всех героев Белого движения как «предателей и февралистов» (это при том, что среди них были несомненные, убеждённые монархисты— Марков, Дроздовский, Каппель и другие), наконец, псевдо-«монархизм» современных «лоялистов», считающих, что всякая «единоличная» власть уже освящена Богом;

2) Отношение к существующей власти. Тут, как и практически во всём остальном, есть две недопустимые для православного человека крайности. Об этом замечательно выразился Андрей Савельев в своём выступлении на конференции по итогам Русского Марша-2006: «Беда скорее в том, что образовались, наметились две колоны, которые идут расходящимися путями, и главное расхождение в этих колонах вовсе не отношение к вере или к русскому народу, а, как оказывается, отношение к власти. С Путиным, или без Путина. Мы Путину во всём верим или мы Путину не верим ни в чём. Есть промежуточные звенья: мы кое в чем верим или мы готовы сотрудничать с властью по определенной тематике, мы готовы искать во власти тех, кто разделяет наши убеждения— это промежуточная группа. Но это промежуточная группа, она начинает рассеиваться, расходиться к двум полюсам, к двум непримиримым полюсам. Либо мы вообще отрицаем власть, какой либо диалог с ней, либо мы полностью следуем за властью, только во власти видим перспективу для России. Идем вслед за Путиным, кто бы вокруг него ни стоял, вся эта группировка— Греф, Зурабов, Кудрин… или, скажем, Сурков, который продался ходорковским-березовским. Это не исключается. То есть, промежуточная группировка «мы к власти относимся в зависимости от её поступков» начинает рассеиваться. Мы либо радикально против, либо радикально за. Это, мне кажется, опасно, и смириться с этим невозможно».

Подводим итог. Равно неприемлемы обе крайности: лоялизм (так как существующая российская администрация нелегитимна, это будет «соучастием в делах тьмы», которое осуждается Богом) и «оранжизм» (главным «вечным оппозиционером», которому никогда не угодишь, является дьявол).

3) Отношение к РПЦ, РПЦЗ и каноническому Православию. Для этого типа «фофудьи» характерно антицерковное вредительство. Пока существовал раскол между РПЦ и РПЦЗ, такие «фофудьеносцы» могли критиковать РПЦ (или, как вариант, РПЦЗ) более или менее наукообразно. После воссоединения двух частей русской Церкви они потеряли всякую каноническую почву, отойдя «во тьму внешнюю», то есть во всякие ИПЦ и тому подобные маргинальные структуры, лишённые всяческой каноничности, а, значит, и апостольского преемства.

Следовательно, две равно неприемлемые для православного человека крайности— безоглядное «сергианство», доходящее до именования РПЦЗ безблагодатным «карловацким расколом» и столь же безоглядная борьба с этим самым «сергианством», доходящая до признания РПЦ безблагодатной и не имеющей апостольского преемства. Настоящие святые мученики, прекратившие общение с митр. Сергием из за его соглашательства с Советской властью (напр., митр. Кирилл Казанский), постоянно подчёркивали, что «сергианство» не делает безблагодатными Таинства, совершаемые теми священниками и епископами, которые продолжают поминать Сергия.

Так что о православной политике и о «жестоко православных» провокаторах сейчас уже можно вынести более или менее однозначное суждение. Никакой по настоящему православный политик не будет во всеуслышание заявлять о своей вере (если спросят, конечно, скажет— тут скрывать нечего) и, тем более, не будет ультимативно требовать приверженности православным ценностям от всех остальных.

12. ОТНОШЕНИЕ К НЕРУССКИМ

Суть проблемы: считать русскими самоидентифицирующихся— будет толпа чурбанья. Считать только жестоких арийцев— половину придёццо повыкидывать, Яроврата и Бобровольца точно.

Не переходя на личности, возьмём за образец самый что ни на есть мягкий стандарт национальной принадлежности, которым только могут воспользоваться этнонационалисты. То есть— будем считать русским всякого человека, принадлежащего к белой европейской расе, с русскими языком, культурой, ценностями и самоидентификацией. Список европейских народов и субрас белой европейской расы, как говорится, прилагается— читайте книги по расологии, встраивайте в глаза краниометрический прицел, одним словом, тренируйтесь.

Если объяснять «на пальцах»— есть четыре базовых субрасы, в совокупности описывающих белую европейскую расу: нордическая, балтийская, средиземноморская и фальская. Есть промежуточные субрасы и расовые типы, которые тоже входят в европейскую расу: динарская, понтидская и т. д. Всякий человек, который по внешним признакам принадлежит к одной из базовых или переходных европейских субрас либо к их смеси, считается белым европейцем. «Всё чётко», по науке. И никакой «толпы чурбанья» при таком подходе не будет, да и быть не может по определению.

Есть и ещё один нюанс, по причине которого упомянутой «толпы» особенно бояться пока не стоит. В Россиянии, как известно, быть нерусским почти всегда выгоднее, чем быть русским. Поэтому для «чурбанья», главным отличительным признаком которого, как известно, является именно идейное шкурничество, куда как целесообразнее записаться в нерусские и наслаждаться всеми благами своего положения… пока у них ещё есть эта возможность. Потом, когда быть русским станет выгоднее, соответствующие базы данных должны быть русскими националистами уже созданы, а краниометрический прицел— должен быть уже досконально выверен и не давать промахов.

И последнее. Разумеется, у русского народа среди представителей прочих народов, населяющих Россию и экс СССР, есть как враги, так и союзники. Но если тот или иной человек действительно является союзником русского народа— он никогда не будет стремиться «записаться в русские». Ибо русский народ сейчас подвергается такому же обезличиванию и этническому демонтажу, как и большинство тех народов, которые связали с ним свою судьбу. Не желай другим, как говорится, того, чего не пожелаешь себе.

Поэтому то те из нерусских людей, которые зарекомендовали себя как союзники и друзья русского народа, дорожат своей идентичностью и ни за что на свете не променяют её на чечевичную похлёбку «условной русскости». Более того, зачастую такие нерусские люди являются национальной гордостью и ценным достоянием того народа, к которому они принадлежат, сохраняя и развивая его культуру и самобытность. Например, осуждённый по 282 статье УК РФ Юрий Екишев— практически единственный на сегодня крупный писатель на языке коми.

Мораль: с одной стороны, не надо доверять тем, кто демонстративно (и фальшиво) записывает себя в русские, с другой— не надо отталкивать тех, кто, будучи нерусским, хочет помочь русским именно исходя из интересов собственного народа.

13. ОТНОШЕНИЕ К МОНАРХИИ

Суть проблемы: ты за монархию— ты мутант и реакционер, иди нахрен. Ты против монархии— ты против православия и традиций, иди нахрен.

Насколько верно, в общем, поставлена вторая часть вопроса, настолько же лживо и надуманно сформулирована первая. Вот почему.

«Мутант»— это тот, кого раньше не было, кто является извращением естественного органического строя и развития жизни. «Реакционер»— это тот, кто идёт против воли народа, независимо от того, в чём эта воля состоит. Настоящий же монархист не может быть ни тем, ни другим.

Действительно, традиционным строем практически всех народов была именно монархия. При этом принцип единовластия замечательно и органично сочетался с «национал демократией»— то есть с широким местным самоуправлением, с настоящим и эффективным народным представительством в центральной власти и т. д. К сожалению, впоследствии на Руси стали бросаться в крайности— либо шарахаться в сторону восточной деспотии, как это было при Иване Грозном, Петре I и т. д., либо, напротив, в сторону либерального безвластия и дряблости, как это было в 1917 и 1991 годах.

Антимонархические же структуры, то есть «республики» всех видов, действительно заслуживают звания реакционных, именно потому, что они плевать хотели на волю народа и пытаются всяческими способами свести значение народного волеизъявления к нулю. Выборы по партийным спискам, показная борьба фракций в парламентах, постепенное стирание действительных различий между партиями при строгом предвыборном «фейс-контроле»— всё это позволяет не считаться с волей народа. Более того, жёстко подавлять её силой при малейших признаках активного неприятия, как это было во Франции в 1793 году и в России в 1993 году.

Теперь перейдём к практической апологии монархизма. То есть рассмотрим аргументы против монархизма, которые чаще всего высказываются его противниками, а затем сформулируем аргументы в пользу монархизма, которые очевидны всякому образованному человеку, независимо от его вероисповедания (да, это важно, раз уж увязали авторы вопроса монархизм с Православием).

Итак, аргументы «против»: «превратности рождения», «дороговизна Царя и двора», «придворные интриги», «деспотия и произвол».

«Превратности рождения». Начнём с того, что в большинстве эффективных монархий существует механизм, позволяющий как то это компенсировать. «Лобовой» вариант заключается в ограничении полномочий монарха, как это сделали англичане в Великой хартии вольностей. Начали, правда, с «вольностей», а закончили мусульманскими кварталами по всей стране и неграми в Палате лордов. Так что англичане нам не указ.

Вместо этого лучше постараться свести влияние «превратностей рождения» к минимуму. В России, собственно, так и было— будущего Царя с младенчества готовили к его работе. Он получал первоклассное образование, изучал страну, её народ, её быт и проблемы. В крайнем случае, если монарх оказывался совсем уж неподходящим, он мог отречься в пользу кого либо из родственников. С Николаем II, собственно, и случились обе трагические накладки одновременно— из за внезапной и ранней смерти своего отца, Императора Александра III, он так и не успел по настоящему подготовиться к государственным делам, а его родственники, в чью пользу он мог бы отречься, оказались либо несовершеннолетними и больными (царевич Алексей), либо безвольными и легкомысленными (великий князь Михаил Александрович). Поэтому тысячелетняя монархия рухнула, и на будущее это обязательно надо учесть.

«Дороговизна», «интриги». Помнится, Ельцин начал свою публичную карьеру (и наварил на этом пункте немало очков) именно с «борьбы против привилегий». Потом, придя к власти, он и его окружение установили себе такие неслыханные привилегии, что на их фоне те функционеры КПСС, против которых он некогда боролся, оказались суровыми нищими аскетами. То же самое и с «интригами»— сейчас их не меньше, а много больше, чем было даже при последнем Царе. Об этом надо помнить и держать в уме.

Хотя, безусловно, грядущему Царю и его сторонникам надлежит быть скромными там, где это действительно необходимо. Возможно, оптимальным решением станет отказ всех государственных служащих от личной собственности и установление им минимально необходимых для несения службы привилегий. Престиж государственной службы при Царе должен быть идейный, но никак не материальный.

«Деспотия и произвол». Как уже было указано выше, деспотия и произвол являются не естественным состоянием русской монархии, а отклонением от её природного пути. Настоящая русская монархия включает в себя широчайшее самоуправление, работающее народное представительство при Царе, короче говоря— оставляет во власти Царя только то, что действительно необходимо: военное дело, стратегические отрасли промышленности и так далее. Идеология «среднего пути» и «возвращения к истокам» была замечательно озвучена в своё время А. К. Толстым в поэме «Поток-богатырь».

Добавим, что царские жандармы не устраивали тогдашним «несогласным» пытку типа «слоник» и не разгоняли с кровопролитием разрешённые публичные мероприятия. Кстати, приснопамятное «кровавое воскресенье» было именно попыткой «оранжевой революции»— вожаки манифестантов имели наглость выдвигать Царю ультиматумы (!), требуя выйти к народу и угрожая в противном случае всяческими карами. На этом тему «деспотизма и произвола», наверное, тоже можно закрывать.

Аргументы же в пользу монархии куда более основательны, чем против неё. Перечислим основные из них: иммунитет от возобладавшей за последние десятилетия идейной беспринципности и безнравственности власти, консолидирующая роль монарха как объединителя всех сословий и классов в единую нацию, его значение как посредника и миротворца, стоящего над схваткой, особенно важное в кризисные моменты общественно-политической жизни, наконец, возможность достичь подлинной стабильности и преемственности власти без мучительных перетрясок, передержек и подтасовок каждые четыре года.

Ценность и значимость первого аргумента вообще трудно переоценить. Лучше всего проиллюстрировать этот аргумент словами барона Будберга, которые он посвятил разгону Учредительного собрания и поразительной слепоте эсеровских вождей, настаивавших на неприменении террора по отношению к «демократическим оппонентам», то есть к большевикам. При том, что в отношении царской власти эсеры были первыми сторонниками террористической борьбы:

«… Эсеровские вожди должны были давно уже прозреть, кто такой их противник, на чем он базируется и в чем его сила; тогда они обязаны были подумать, чтобы ко времени решительного столкновения противопоставить силу— силе, а не ораторские надрывы Чернова и Ко латышскому штыку и матросскому кулаку.

Эсеровские вожди обязаны были понять, что перед ними стоит враг, несравненно более решительный, чем былой Царский режим, а кроме того несравненно более беспринципный, жестокий и способный на все. При Царях, наравне со многими, рожденными придворным болотом недостатками, стояло благородство аристократической расы, сострадание, подчас величие души и всегда те сдерживающие стимулы, которые отличают цивилизованного человека от гориллы и звероподобного дикаря. Ныне же все попало под власть больной, патологической и звериной похоти и прихоти изуверов маниаков, подкрепленных бандами негодяев, преступников и хулиганов, случайно выбившихся наверх и напролом идущих к намеченной цели».

Консолидирующая роль монарха и его важность в предотвращении раскола нации по классовому признаку сейчас, чаще всего, не понимается и недооценивается. Между тем ещё в эпоху складывания европейских наций, в XVII XIX веках, это было всем очевидно. Итак, нация персонализируется в лице монарха, что выгодно отличает такой конкретный национализм от безличного «национализма множества». Или, как сформулировал в XVI веке принцип национальной консолидации вокруг монарха известнейший французский юрист Ги Кокиль, «Король— это глава, и народ трех сословий— это члены, а все вместе— это политическое и мистическое тело».

Значение фигуры монарха как посредника и миротворца в наши дни можно оценить именно потому, что ныне у нас такого человека нет и не предвидится. Во время политического противостояния 1993 года даже морального авторитета Патриарха оказалось недостаточно для предотвращения кровопролития. Между тем Царь, будучи по своему духовному призванию не менее благородной фигурой, чем Патриарх, мог бы пресечь всяческие беспорядки и нестроения одним своим указом. Благодаря тому, что у монархов несомненный духовный авторитет подкреплён ещё и весомой вооружённой силой, которая, однако, является не ржавым колуном, а тонким и острым хирургическим скальпелем, используемым только для удаления из тела нации инородных клеток, могущих погубить весь национальный организм, как это было в 1905 1907 годах.

Наконец, рассмотрим вопрос о стабильности и преемственности власти. В т. н. «демократических» президентских республиках этот вопрос стоит особенно остро, так как теоретическая возможность для любого гражданина прийти к верховной власти в стране очень болезненно отзывается на политической и экономической устойчивости. Поэтому роль выборов в таких странах сведена к минимуму— всё решают закулисные силы, которые просто-напросто не допускают к выборам опасных для себя игроков или же обеспечивают себе нужный результат посредством «чёрного пиара», грязных политтехнологий, подтасовок при подсчёте голосов и т. д.

В США выборы уже давно стали ничего не решающим остросюжетным политическим шоу и не более того. Россию, по установившейся дурной традиции «держать и не пущать», лишили и этого, введя совершенно абсурдное в демократической системе ценностей понятие «преемника» и превратив «фасадную демократию» в антирусскую и безбожную олигархическую деспотию. Ибо поверить в то, что Бог может быть в сердце у человека, который, называя себя «православным», ходит в синагогу столь же спокойно, как и в церковь, просто невозможно.

Монархия же, если только она настоящая, а не «конституционная», не «абсолютная» и т. д.— стопроцентно исключает существование олигархии, поскольку и монархия, и олигархия претендуют на то, чтобы быть единственным центром силы в стране. Иначе говоря, самодержавный монарх значит смерть для олигархии— не столько физическую, сколько политическую. Потому что олигарх, лишённый «закулисного» политического влияния— уже не олигарх, а обыкновенный крупный бизнесмен, вынужденный играть по тем же правилам, что и все остальные.

И ещё один момент.

Всякий «монархист», который настаивает на немедленном восстановлении монархии «здесь и сейчас», игнорируя вопрос состояния духовно-нравственного здоровья русского народа, является провокатором и предателем идеи монархизма— предателем много большим, нежели те «монархисты», которые в марте 1917 года принуждали Николая II к отречению. Потому что тогдашние «монархисты» всего лишь шли на поводу у толпы, чьим лозунгом было «Долой самодержавие!», а нынешние «монархисты» такого рода навсегда дискредитируют саму идею православной монархии. Впрочем, Иван Ильин писал об этом куда лучше— «настоящего Царя нам ещё надо заслужить»…

14. ОТНОШЕНИЕ К ДОХРИСТИАНСКОЙ РУСИ

Суть проблемы: тебе нравится дохристианская Русь— ты мракобес и поганый язычник. Тебе не нравится дохристианская Русь— ты против предков, их веры и Святослава Игоревича.

Проблема искусственно поддерживается и раздувается антиправославными вредителями и провокаторами. Настоящий православный христианин обязан почитать всех своих предков и уважать все их убеждения и дела, которые достойны уважения.

Роль князя Святослава в русской истории с православной точки зрения лучше всего охарактеризовал известный православный националист начала XX века М. О. Меньшиков в статье «Хазарская идея»:

«… Сокрушителем почти тысячелетнего еврейского царства в России был первый монарх русской крови, сын великой Ольги. Он разгромил и навсегда разрушил еврейское гнездо на Волге, что было вовсе не легко, ибо армия хазар была многочисленна и состояла, кроме ополчения, из регулярных войск. Нужен был «орлиный полет и львиная дерзость» Святослава, чтобы сбросить с исторической дороги русского народа это непреодолимое до той эпохи препятствие. Именно с того времени зачалась «святая слава» славянства— Русь державная, которой суждено было вырасти в Империю Всероссийскую. Этот подвиг Святослава не оценен у нас, как не оценены безмерно великие заслуги его героической матери, святой Ольги. Вспоенный от богатырской груди этой женщины, как бы львиным молоком ее, воспитанный в ее государственных внушениях и в ее заветах, Святослав продолжал дело Ольги: она принесла духовную грозу хазарскому иудейству— христианский крест, Святослав воздвиг свой державный меч».

Так же должен всякий православный относиться и к язычеству вообще— признавать в нём то, что хорошо, и не признавать то, что плохо. В житии святой равноапостольной княгини Ольги, матери князя Святослава Игоревича, прямо сказано следующее:

«Языческое имя Ольги соответствует мужскому Олег (Хельги), что означает «святой». Хотя языческое понимание святости отличается от христианского, но и оно предполагает в человеке особый духовный настрой, целомудрие и трезвение, ум и прозорливость. Раскрывая духовное значение этого имени, народ Олега назвал Вещим, а Ольгу— Мудрой».

И о том, что всякому православному надлежит радоваться о победах своих сородичей, пусть и язычников, читаем дальше в житии святой княгини Ольги: «Она кротко переносила скорби и огорчения, старалась помогать сыну в государственных и военных заботах, руководить им в героических замыслах. Победы русского войска были для нее утешением, особенно разгром давнего врага Русского государства— Хазарского каганата. Дважды, в 965 и в 969 году, прошли войска Святослава по землям «неразумных хазаров», навсегда сокрушив могущество иудейских властителей Приазовья и Нижнего Поволжья».

В качестве заключения ещё раз процитируем М. О. Меньшикова, который, полемизируя с апологетом талмудизма и неоязычества (далеко не случайное совпадение!) В. В. Розановым, писал:

«Неужели я отрицаю весь эллинизм целиком? Неужели я отрицаю греческих ученых, вроде Эвклида и Архимеда, или великую династию мыслителей от Анаксагора до Аристотеля? Неужели я в состоянии был бы отрицать тот высокий дух, который дышит у пифагорейцев или в учении Платона, в чистом стоицизме и чистом эпикурействе? Напротив, вместе со св. Иустином я готов признать, что «все язычники, жившие сообразно с разумом, были христиане, хотя они и слыли за безбожников, как Сократ, Гераклит и им подобные». Так как «человеческая душа рождается христианкою», то и в язычестве было много потенциального христианства, и каким образом я мог бы отрицать его сплошь?..

…Когда я говорю о христианском идеале, я вовсе не стою за все историческое христианство, с папами, инквизициями, иезуитством, безбожием и изуверством то там, то здесь. Я стою только за дух Христов и думаю, что в нем окончательная истина. Если я с отвращением гляжу на неоязычников, пытающихся поднять из могил сатиров и менад и смешаться с тварью,— я отрицаю не все язычество сплошь, а только именно эту мерзость, как и сопутствующие ей другие страсти. То, что в язычестве жизненно и свято, то все вошло в христианство; будем только всеми мерами добиваться, чтобы сюда не проникло и нечто смердевшее уже для самих язычников».

Вывод: те из «православных», кто говорит, что у предков язычников не было ничего хорошего, а одни мерзости, что этих предков не надо ни уважать, ни почитать— псевдоправославные провокаторы, нарушающие пятую заповедь: «Почитай отца и мать». Не сказано «Почитай хороших отца и мать» или «Почитай православных отца и мать», а сказано— «любых». А если почитаешь отца и мать, значит, должен почитать и их родителей, должен почитать весь свой род.

Православные не согласны лишь с тем в язычестве, что прямо противоречит Православию— учение о вечности мира, о множестве богов, об отсутствии Творца, человеческие жертвоприношения (у славянских язычников они описаны ибн Фадланом в 102 115 главах его «Книги о путешествии на Волгу») и тому подобное.

И то, что в наши дни вновь находятся люди, готовые всему этому следовать— виноваты, прежде всего, сами православные, позволившие говорить от своего имени «фофудье» и прочим провокаторам такого рода, хорошим и разным.

Увы, так было. Это надо признать.

Но, с Божьей помощью, этого больше не будет.

Настало время великого примирения.