Автор: Егор Холмогоров

ВИЗАНТИЙСКИЙ УРОК

Давно не припомню я столь дружной истерики образованцев всех мастей, как та, которая началась после выхода на экран фильма о. Тихона (Шевкунова) «Гибель империи: византийский урок». Чуть ли не со времен, когда интеллигенция собиралась полумиллионными толпами на Манежной площади и орала: «Долой КПСС!».
Причем смешались в кучу кони, люди, правые, левые, либералы, националисты, космополиты, русофобы и советофилы… Громче всего в этом хоре звучал голос некоего «историка», пробавляющегося книгами о том, что все русские и византийские святые юродивые на самом деле были придурками и хулиганами, и не щадящего сил на высмеивание и унижение Православия. Видать за что то чувствительное задел отец архимандрит своим фильмом.

Поняв, что никто её, в общем то, не слушает и писульки её не читает, интеллигенция занялась делом для нее более привычным, а именно доносами и репрессиями. Из Института Всеобщей Истории РАН были уволены или получили «строгача» исторические консультанты фильма во главе с кандидатом исторических наук Павлом Кузенковым. Мол «участие в профанации исторического знания».

Эта репрессия смотрелась тем интересней, что через месяц разразился другой громкий скандал — сотрудница Института Всеобщей Истории Наталья Лебедева приняла участие в антиисторической фальшивке «Soviet story» — клеветническом русофобском фильме, показанном членом Европарламента прибалтийскими фашистами…. Дабы убедить оный Европарламент помочь прибалтофашистам в получении с России «компенсации». Никакого наказания псевдоисторики — участники русофобской выходки, насколько известно, не понесли. Все решили поверить, что их обманули.

Уже из одного этого примера довольно хорошо видно подлинное лицо критикующей «Византийский урок» разношерстной компании. Мне это больше всего напоминает поведение собак на улицах византийского города Фессалоники, когда город в 1185 году захватили западноевропейские варвары. Святитель Евстафий Солунский, бывший тогда архиепископом Фессалоник, писал, что в оккупированном городе даже собаки лаяли на несчастных, униженных греков и с трусливым повизгиванием жались к сапогам западных завоевателей. Если бы христианам положено было верить в переселение душ, то следовало бы допустить, что солунские собаки за заслуги перед Шамбалой реинкарнировались в московских и питерских интеллигентов.

Почему вся эта антирусская публика так задергалась? Конечно, с теми или иными оценками и интерпретациями о. Тихона можно и нужно спорить, — это нормальное отношение к истории — дискуссия и обсуждение спорных вопросов. Но именно дискуссия, а не озлобленная травля. Травля то почему?

Всё дело в том, что отец Тихон нанес страшный и, будем надеяться, смертельный удар в ахиллесову пяту нашего «западничества». Удар по канонической западоцентричной версии мировой истории и русской истории в частности.

Согласно этой версии в течение столетий и тысячелетий во всем мире кроме Европы существовали дикие примитивные деспотии, в которых обожествленные цари угнетали народ, заставляли их строить великие стены и пирамиды, а взамен морили голодом. Только лишь в Европе сначала существовала прекрасная древняя Греция с её творческим духом, затем Александр Македонский принес греческую культуру на Восток, потом древние римляне соединили эллинский дух с собственным твердым военным и правовым порядкам. А затем, хотя варвары и разрушили Римскую империю, но на ее руинах возросла еще более прекрасная Европа, которая от католичества перешла к протестантизму, от протестантизма к атеизму, а от атеизма к либерализму и к религиозному пофигизму.

Европа всегда шла впереди планеты всей, пока её не сменила Америка, несла свет просвещения всем диким народам, начиная от африканских негров и американских индейцев (последних, попутно, почти полностью истребив) и заканчивая варварскими русскими, для которых понадобился жестокий царь Петр, чтобы научить их брить бороды и пить кофей.

Эту версию мировой истории мы слышали десятки тысяч раз. Она была, хоть и в несколько смягченном виде, прописана в советских учебниках истории, где главными событиями неизменно были Великая Французская Революция и Парижская Коммуна, перекочевала она и к нам.

Мысль, что русские — это исторические провинциалы, вытаскивается всякий раз, когда мы, хотя бы в чем то, отказываемся следовать указивкам «вашингтонского обкома». На сцену в этом случае неизменно выпускают какого нибудь сатирика-юмориста, который начинает в тысячу первый раз рассказывать нам про немытые туалеты, «не то, что в Америке».

Именно по всей этой западнической мифологии, начинающейся древними греками, а заканчивающейся американскими сортирами и нанес удар фильм о Византии. Оказывается, мировая история была устроена совсем не так. Греция и Рим не были уничтожены европейскими варварами, а сохранились в качестве великой византийской империи, в которой высокая культура античности сочеталась с истиной православной христианской веры.

В течение многих столетий именно Византия была центром всего цивилизованного мира и всей Европы. Ей принадлежали величайшие творческие и научные достижения, её историческая жизнь была насыщена и увлекательна. Несмотря на бесчисленные нашествия с Запада и с Востока империя не только сохранялась, но и развивалась и наносила ответные удары. Пока в Западной Европе по деревням на месте разрушенных древних городов ходили нечесаные и немытые дикари, Византия жила на уровне высочайшей культуры.

Именно в Константинополе еще с 425 года нашей эры действовал первый в истории университет. Собственно слово «universitas» применялось именно к нему, и лишь затем западноевропейцы утащили его для наименования своих высших школ, очень долго отстававших от византийских во всех отношениях.

Пока невежественные франкские священники крестили прихожан не «во имя Отца и Сына», а «во имя отца и дочери», поскольку путались в латинских словах, в Византии велись тончайшие богословские споры. Пока в феодальной Европе велось натуральное хозяйство, при котором крестьяне притаскивали сеньору мешок с зерном и пару десятков яиц, в Византии действовала совершенная для своего времени управленческая и налоговая система, а золотой солид долгое время был единственной твердой валютой в мире.

Интересный факт — перечеркнутая буква $, которую теперь используют в качестве значка доллара, это именно значок ранневизантийского солида. Его, как и многое другое, люди Запада у византийцев попросту украли и постарались, чтобы все забыли об этой краже. Собственно, именно в этом и состоит главная причина, по которой Византию на Западе так не любят. Если бы её не было бы, если бы память о ней стерлось у человечества совершенно, то в этом случае Запад и в самом деле выглядел бы как источник всех мыслимых благ цивилизации. А так, в виду невозможности совсем забыть приходится преуменьшать значение византийской истории и попросту клеветать.

Собственно именно с масштабной и многотомной клеветы на Византию и началось её изучение на западе. В XVIII веке в Англии вышел многотомный патетичный труд масона Эдуарда Гиббона «История упадка и разрушения Римской Империи». Главной идеей своей книги Гиббон сделал тезис, что Римскую империю погубило христианство, и десятки страниц своей книги посвятил самым злобным, самым карикатурным нападкам на Христианство и Церковь.

А Византия, по представлению автора, больше тысячи лет только то и делала, что падала, разрушалась и вырождалась. За это время окончательно погибла римская империя, укрепилась, а потом развалилась империя Карла Великого (которую всего через 43 года после ее создания распилили натрое внуки Карла Великого), возник и рухнул Арабский Халифат, ушла в небытие персидская империя, разложилась и ослабела Священная Римская Империя Германской Нации, сменилось четыре империи в Китае, возникла и развалилась империя Чингисхана, а Византия всё падала, падала, и падала, как Алиса в начале сказки про Страну Чудес.

А как же оно всё таки было на самом деле? Давайте посмотрим.

ЧТО ТАКОЕ ВИЗАНТИЯ

Для начала, некоторые общие сведения, которые будут нам совсем не лишними.

Византийская империя просуществовала 1123 года. С 11 мая 330 года нашей эры, когда римский император Константин освятил созданную им новую столицу на берегу пролива Босфор, до 29 мая 1453 года, когда Константинополь пал под ударами турок-османов и стал столицей мусульманской Османской империи. Нравится это кому или нет, но Византия и в самом деле была самой долговечной империей в мировой истории.

Свою столицу Константин Великий назвал Nea Roma, то есть Новый Рим. Её очень часто называли Константинополь, то есть город Константина. Славяне называли её Царьград, то есть царствующий город или город царя. А сами византийцы обычно именовали свою столицу «Полис», то есть просто Город, и все понимали о каком городе идет речь. На протяжении всей истории Византии, за исключением периода 1204 1261 годы, Константинополь был столицей и сердцем империи. И лишь дважды его удавалось взять врагам — западным крестоносцам в 1204 и туркам-османам в 1453.

Византийской империей, существовавшая все это время держава никогда не называлась, — это имя придумали европейские ученые. Правда, не совсем безосновательно — до этого, на том самом месте, где был позже построен Константинополь, много столетий существовал греческий город Византий. И тамошние писатели, — прежде всего историки, ориентировавшиеся в своих сочинениях на древние, античные образцы, — очень часто называли столицу империи Византием, а жителей её «византийцами». Русских, например, они обычно именовали «тавроскифами», печенегов — скифами, венгров — гуннами и так далее… Поэтому жители империи, если бы прочли сейчас слово «Византия», в общем то, поняли бы, о чем речь.

Впрочем, сами себя они называли «ромайой», «ромеи», что означало «римляне». Имелось в виду, что Византийская империя с центром в Константинополе является даже не продолжением великой Римской Империи, а той же самой империей, попросту сменившей столицу. Конечно, ромеи на протяжении большей части своей истории обычно не знали латыни, бывшей официальным языком римлян, категорически не принимали язычества, лежавшего в основе римской цивилизации, но все это ничуть им не мешало. Западноевропейцев они именовали презрительно «латинянами» и за «римлян» их не считали, что было совершенно справедливо, поскольку на западе, в основном, жили потомки варваров, разрушивших Римскую империю и все её культурное наследие. В то время как на территории Византии, по большей части, все таки жили потомки граждан Римской империи, как она существовала при Константине.

Этнически ромеи были очень неоднородны — там были и потомки перебравшейся на запад римской аристократии, и греки (именно греческий язык был в империи официальным), и сирийцы, и армяне, игравшие в империи достаточно большую роль, и славяне, роль которых также была существенна, и выходцы из западной и северной Европы. Но большинство граждан империи объединял один общий признак — это исповедание православной христианской веры.

Византийцы не могли даже представить себе, что значит «отделение Церкви от государства». Для них это прозвучало бы как «отделение души от тела», то есть смерть. Они верили, что мистическое Тело Христово — православная Церковь, и Ромейская империя полностью или почти полностью совпадают. Любой православный христианин, где бы он ни жил — ромей, а любой ромей должен быть православным христианином.

Подобно тому, как у человека есть материальное, вещественное тело, которое является такой же значимой нашей составляющей, как и душа, византийцы верили, что и у Церкви есть материальное, вещественное тело — империя. И это тело так же, как и душа призвано соединиться с Богом. Ведь Сын Божий, пришедший на землю и воплотившийся, был не призраком, а живым человеком из плоти и крови. Для византийцев не было ничего более отвратительного, чем какие то сомнения в действительности воплощения Христа. Они считали, что именно Господь Иисус Христос является подлинным главой владыкой и Церкви, и Царства.

А на земле, как постепенно сложилась теория, выраженная в законодательном трактате «Эпанагога» святого патриарха Фотия, Слугами главы Церкви и Царства — Христа являются император, — заведующий материальными, мирскими делами, и патриарх Константинополя. Последний должен был не только заведовать делами духовными, но и быть своеобразной совестью империи, являть собой образ живого Христа и обличать всякую неправду.

В самом деле, лучшие византийские патриархи не раз и не два восставали с протестом против неблагочестивых и несправедливых поступков царей и добивались от могущественных владык покаяния. Например, тех царей, которые приходили к власти путем заговора и государственного переворота, Церковь всегда принуждала к очень жесткому публичному покаянию, без которого их власть священной не считалась.

Византия была монархическим государством. Императору или, по гречески, василевсу, принадлежала практически абсолютная власть, хотя византийцы и не одобряли тех царей, которые считали, что они выше законов. Однако наследственность власти устанавливалась в Византии с большим трудом. Византийцы считали, что власть должна принадлежать достойнейшему и тому, кому хватит смелости и силы, чтобы удержать её.

Поэтому постоянной реальностью жизни Византии были государственные перевороты и заговоры. Хотя и жители Константинополя, и армия, и Церковь хранили искреннюю верность потомкам великих и славных царей и на какое то время устанавливались достаточно устойчивые династии: Македонская — 6 поколений, династия Комнинов — 4 поколения, династия Палеологов — 6 поколений. При этом ближе к концу империи династический принцип устанавливался все более прочно.

Когда в середине XIV века исключительно талантливый человек Иоанн Кантакузин попытался стать императором, то большинство народа его не поддержало, и он был вынужден постричься в монахи. Хотя, возможно, этот выдающийся военачальник и, вместе с тем, замечательный историк и православный богослов, смог бы придать угасавшей империи новый жизненный импульс.

В отсутствии у византийцев династической системы была и их сила, и их слабость. Сила, потому что при столкновении с новыми неожиданными обстоятельствами, она всегда могла ответить на них сменой династии и выдвижением сильных правителей из народа. А многие новые императоры выдвигались не только из аристократов, но и из простых солдат, придворных конюших и так далее, — ценили человека по таланту, а не по месту в социальной иерархии, ведь каждый человек в одинаковой степени был христианином.

Но, с другой стороны, атмосфера заговоров и переворотов не способствовала стабильности. В самый неподходящий момент Византию начинали раздирать гражданские войны и мятежи, в которых участвовали и гибли лучшие полководцы со своими армиями. Это было для империи серьезной потерей — ведь она непрерывно воевала.

Византия в свою эпоху являлась настоящим факелом культуры и цивилизации для всего мира, а Константинополь был богатейшим и красивейшим городом во вселенной. Поля были ухожены, земли плодородны, византийская золотая монета — солид, была надежнейшей твердой валютой во всем мире. А вокруг империи царили настоящий упадок и крах.

Большую часть времени её существования у соседних народов царила анархия: и на Западе, захваченном варварами, и на востоке, где после гибели персидской империи установился арабский халифат, а затем и он рухнул под ударами диких турецких племен из глубин Азии. Лишь к концу Византийской истории в Западной Европе начался некоторый культурный и политический подъем и европейцы постарались убрать Византию как конкурента и воспользоваться её богатствами.

Соответственно, византийцам приходилось непрерывно воевать. В каждые сто лет на войны приходилось восемьдесят. Византия то наступала, как в VI веке при святом императоре Юстиниане Великом, покорившем Италию, Северную Африку, Испанию и избавившем тамошних православных от гнета еретиков ариан. То следовали страшные потери, как в VII веке при императоре Ираклии, после того, как он поддался ереси монофелитства.

Пока этот император сохранял верность Православию, ему все удавалось, и он одерживал блестящие победы над персидской империей. Но стоило ему поддержать еретиков, как арабы мусульмане, пришедшие из пустыни всего за несколько лет, захватили Сирию, Египет, Африку, едва не дошли до Константинополя. А при императорах-иконоборцах в VIII веке Византия утратила большую часть Италии. Православным государям Македонской династии в IX и X веках удалось укрепить позиции империи в Италии, отнять у арабов остров Крит, отвоевать значительную часть Сирии.

Знаменитый император Василий II, прозванный «болгаробойцей», — тот самый, сестра которого Анна вышла замуж за крестителя Руси князя Владимира, разгромил угрожавшее Византии на севере болгарское царство, причем сделал это с невероятной жестокостью — отрубал десяткам тысяч пленных руки, выкалывал глаза.

Тут то и проявились свойства специфической византийской гордыни — болгары были уже больше ста лет православным народом, обладавшим высокой культуры. Один из болгарских царей — Симеон, даже мечтал взять Константинополь и самому стать византийским императором. И вот этого то византийцы болгарам не простили. Для них православный, который не признает главенства империи, казался как бы и не православным вовсе, почти еретиком. Сначала византийцы натравили на христиан-болгар язычника русского князя Святослава, который их разгромил, потом выбили из Болгарии самого Святослава и подговорили печенегов его убить и, наконец, жестоко покорили всю Болгарию.

Видимо за этот грех при приемниках Василия II империя начала приходить в упадок. На территориях, которые прежде защищала Болгария, появились те самые печенеги и начали византийцам жестоко досаждать.

С другой стороны, из Азии, пришли турки селдьджуки и, разгромив византийцев в битве при Манцикерте, захватили большую часть Малой Азии, нынешней Турции. В Италии высадились северные разбойники, называвшиеся викингами или норманнами и начали захватывать оставшиеся у византийцев земли. В этот критический момент пришла новая династия — династия Комнинов, императоры которой отбили удары норманнов, разбили печенегов, потеснили турок сельджуков и очень грамотно использовали начавшиеся с Запада Крестовые походы — крестоносцы завоевали много земель не только для себя, но и для византийцев.

Однако отношения между Византией и поднимавшейся западной Европой были непростые. Европейцев вдохновляли римские папы, которые решили, что именно им принадлежит и священная, и мирская власть, что они являются единственными непогрешимыми глашатаями воли Христа.

Для византийцев, считавших, что никто конкретно из людей, лишь только вся Церковь как целое, имеет монополию на истину, папизм был совершенно неприемлем. Византийцы полагали, что иной раз и вся вселенная может ошибаться, а прав будет один простой монах, который станет мужественно защищать истину, — тогда, все таки, история повернется и те, кто отрекся от правды, вернутся к ней вновь. Неприемлемы были для византийцев и идеи пап, что им якобы принадлежит светская власть, подобное смешение духовного и мирского им казалось недопустимым. В итоге между римскими папами и византийскими императорами и патриархами произошел разрыв — западная и восточная церкви пошли каждая своим путем. Между латинянами и византийцами начали нарастать отчуждение и ненависть, тем более, что обитателям Запада очень хотелось поживиться богатствами Византии.

В 1185 году, как я уже сказал в начале, норманны взяли город Фессалоники, второй по значению в Империи, и то, что они там творили, ужаснуло византийцев. Варвары убивали, не разбирая, мужчин, женщин и детей. Не щадили священников, насиловали всех подряд, срывали украшения со святых икон, а сами иконы топтали, сажали проституток на алтари святых храмов и заставляли их плясать. Изгоняли людей из домов и обирали их до нитки. Пытали всех обеспеченных людей, вымогая у них богатства; разъезжая по улицам, просто, ради смеха, дергали греков за длинные, по византийскому обычаю, волосы. Священное миро, которое источали мощи святого мученика Димитрия Солунского, использовали для того, чтобы смазывать свои сапоги, входили в православные церкви во время службы и начинали передразнивать священников собачьим лаем….

На этот раз варваров удалось прогнать, но западное стремление поживиться византийскими богатствами никуда не девалось. Как писал византийский историк Никита Хониат: «Проклятые латиняне считают чуть ли не раем страну, в которой нам досталось жить и собирать плоды. До безумия влюбленные в наши блага, они стараются всячески сделать нам зло… Привыкшие ходить с гордо поднятой головой… они обыкновенно смеются над нашим смирением, а мы, презирая их гордость, хвастливость, спесь и надменность, наступаем на их поднятую кверху голову и доселе попираем её силой Христа, дающего власть наступать на змей и скорпионов без всякого вреда».

Этой враждой воспользовались венецианцы, жители города Венеция, который некогда входил в состав Византийской империи, пользовался крупными торговыми привилегиями и на этом приобрел свои богатства, заложившие основу для развития мирового капитализма. И вот теперь, лишенные многих привилегий, венецианцы затаили злобу и решили Константинополь сокрушить — они уговорили рыцарей, отправившихся в четвертый крестовый поход, завернуть по дороге в Константинополь и захватить его — якобы для незаконно свергнутого византийского императора. Когда город был захвачен, то латиняне навязали этому императору совершенно невыполнимые условия — он должен был в награду им выплатить огромные суммы. Когда же византийцы платить отказались, латиняне в 1204 году взяли город еще раз, начав разнузданный грабеж и насилие, — описанные ужасы оккупации Фессалоники повторились еще раз.

Однако, вот что интересно. Взятие Константинополя не только не сокрушило Византию, но и вызвало необычный подъем духа и патриотизма. У византийцев поубавилось спеси, они стали более дружелюбно смотреть на другие православные народы, огромную роль начали играть патриархи, обладавшие среди православных всего мира большим авторитетом, поубавилась и спесь корыстного столичного чиновничества. В результате, — через 57 лет после захвата, — Константинополь был освобожден.

Правда, вошел в него не представитель династии Ласкарей, отвоевавшей большую часть империи у оккупантов, а свергший ее Михаил Палеолог. Человек талантливый, яркий, но, в каком то смысле, роковой для Византии. Начав свое царствование с преступления, — ослепления последнего представителя династии Ласкарей, — он внес смуту в Церковь, подписав… соглашение об объединении с Римом и признании Римского Папы главой Церкви. Это была вещь совершенно немыслимая — после всего того, что сделали латиняне, самым абсурдным, чего можно было ожидать от византийцев, было подписание таких соглашений. Однако Михаил Палеолог пошел на этот абсурд, не страшась даже отлучения от православной Церкви. Ему это ничем не помогло, поскольку римские папы его тоже отлучили. Когда он умер, никто, даже его сын, не решился нарушить запрещение Церкви и похоронить вероотступника.

Но, однако, все императоры-Палеологи, кроме одного, так и продолжали вести переговоры с Западом о помощи. Запад либо не хотел, либо не мог помочь, зато генуэзские купцы, получившие от императоров немыслимые привилегии, исправно выкачивали из империи последние деньги и ресурсы, а вокруг оставшихся Византийских земель расползалась империя турок-османов, разгромивших соседние православные страны — Болгарию и Сербию. Лишь в далекой, но тоже страдавшей — от монгольского ига — Руси, относились с Константинополю с неизменным дружелюбием.

Впрочем, как и не раз бывало до того, Бог ясно показал византийцам, что даже в самом отчаянном положении Он способен избавить Свой народ от врагов. Когда турки уже совсем были готовы добить Византию, неожиданно они сами едва не были уничтожены. Незадолго до этого, чудом — заступничеством Божьей Матери через Владимирскую икону, — отошедший от пределов Руси грозный Тамерлан обрушился на османов и разгромил их в 1402 году в битве у Ангоры. На полвека турки могли практически забыть о завоеваниях и их начали теснить со всех сторон.

Но Византия «не узнала часа посещения своего». Византийцы не только не перестали вести торг о вере с Западом, но и занялись этим еще активней. В 1439 году на соборе во Флоренции византийские епископы, патриарх и император подписали унию, а, по сути, капитуляцию, и в вопросе вероучения, и в вопросе церковной власти перед римскими папами.

Лишь один человек, митрополит Эфесский Марк, выдающийся богослов, в пух и прах разбивавший на соборе аргументы латинян, отказался поставить свою подпись. Узнав, что Марк Эфесский унию не подписал, римский пап бросил фразу: «Итак, мы ничего не сделали». И в самом деле, поработить византийцев в вере папам не удалось, народ унию не принимал, а Марка прославлял как святого.

Однако последнего вероотступничества оказалось достаточно, чтобы переполнить чашу Божия Терпения, — через 14 лет после подписания духовной капитуляции Константинополь пал под ударом турецкого султана Мехмеда Завоевателя. Турки полностью уничтожили империю, захватили все оставшиеся богатства, превратили храм Святой Софии в мечеть. Так тысячелетняя история Византии и закончилась.

ПОВСЕДНЕВНОСТЬ ЧУДА

Где империя, со всех сторон окруженная врагами, черпала свои силы? Этим источником было, прежде всего, чудо.

Есть такой анекдот про нерадивого семинариста, которому никак не могут объяснить, что такое чудо. Вот если ты заберешься на высокую колокольню, спрыгнешь и не разобьешься, то, что это будет? — Случайность. А если ты так сделаешь еще раз и опять не разобъешься? — Совпадение. — Ну, а если еще раз заберешься, снова спрыгнешь и снова не разобьешься? — Привычка.

Так вот для византийцев чудо было привычкой, повседневной реальностью, в которой они существовали. Ведь, как говорил Христос в евангелиях, если будете иметь веры хоть с горчичное зерно, то сможете двигать горы. И византийцы безусловно верили этим словам — они не сомневались в том, что если их империя — это политическая структура, объединяющая членов мистического тела Христова — Церкви, то значит в ней зримо действует Сам Святой Дух, источник всех чудес. Если их царство является земным прообразом небесного Царства, то в этом земном царстве слепые должны прозревать, а хромые ходить. Что в этом царстве, в жизни людей, должна быть восстановленная изначальная, не поврежденная грехопадением человеческая природа; мало того, — природа, пронизанная Духом Святым.

При этом византийцам был совершенно чужд излишний пафос, излишний спиритуализм, считавший, что религия и чудо — то дела, касающиеся только высоких предметов. Они искренне любили и почитали Бога, а потому совершенно не нуждались в фальшивом и лицемерном благоговении.

В этом смысле очень показательно одно византийское произведение о чудесах мученика Артемия. Этот мученик, погибший в IV веке от рук императора Юлиана Отступника, пытавшегося восстановить язычество, имел от Бога благодать исцелять людей, страдавших заболеваниями мужских половых желез. К его гробнице приходили страждущие, с огромными опухолями, им было мучительно стыдно, что они страдают от такой болезни. Но мученик, являясь к ним во сне, неизменно их укреплял и исцелял.

И вот к нему пришел один человек с особенно чудовищной опухолью, простиравшейся ниже колен. И ему мученик во сне сказал: «Иди к кузнецу такому то — он тебя исцелит». Тот пришел, но кузнец его отругал и выгнал: «Я кузнец, а не врач, я не умею лечить». Больной пошел снова к мощам мученика, но тот снова отослал его к кузнецу, а тот опять выгнал. И повторилось все так в третий раз, и тогда кузнец разозлился и сказал: «Давай клади своё безобразие на наковальню, я тебя сейчас вылечу». Взял самый большой и тяжелый молот, ударил со всей силы, и, о чудо, опухоль действительно прошла.

Я это вам рассказываю не для того, чтобы вместо врачей вы ходили лечиться к кузнецам, а для того, чтобы стало понятно — для византийцев не было низких предметов, недостойных чудесного преображения в Духе Святом. Вся жизнь человека, весь её материальный и духовный состав были проникнуты этим началом побеждающим зло.

В то же время, против врагов христианства, гонителей-язычников, еретиков годились, в общем то, любые средства. Раз уж мы вспомнили императора Юлиана Отступника, то на его примере это хорошо видно. Он жил в IV веке, вскоре после императора Константина, и когда пришел к власти попытался восстановить язычество по всей империи. Он пытался смыть с себя крещение бычьей жертвенной кровью, приказывал этой же жертвенной кровью обрызгивать все припасы на рынках, чтобы христиане не могли их есть, запретил христианам учиться в школах и изучать античных авторов, чтобы лишить их образования, расправился с большим количеством твердых защитников веры. И вот, когда его насилия переполнили меру терпения, святитель Василий Великий (один из крупнейших богословов древней Церкви) встал на молитву и начал просить Божию Матерь избавить христиан от тирана.

И тогда, как рассказывает житие, святой мученик Меркурий, убитый язычниками за много лет до того, исчез с иконы и через минуту вернулся с окровавленным копьем. В то же самое время Юлиан пал, пораженный неизвестным, во время битвы с персами. Говорят, что перед смертью он воскликнул: «Ты победил, Галлилеянин!». Это событие может показаться невероятным, но даже сами язычники (Ливаний, Аммиан Марцеллин), сторонники Юлиана, признавали, что императора убили не персы, но и никого из христиан в войске, кого можно было бы обвинить в убийстве, так и не нашли. Один из телохранителей Юлиана, язычник, уверял всех, что императора убил «завистливый злой дух», каковым ему вполне мог показаться святой мученик.

Пресвятую Богородицу, которой молился святой Василий, византийцы вообще почитали главной защитницей их империи и особенно Города Константинополя. Именно Её заступничеству они приписывали неприступность своей столицы. И в самом деле, враги не раз подступали к Константинополю, так что город был обложен со всех сторон и вот уже должен был бы пасть, когда в нем недостаточно было солдат, стены были ветхими, а продовольствия было мало. Казалось, не хватает лишь одной последней соломинки, которая переломит спину верблюду. Но вот именно этой соломинки то раз за разом у врагов и не оказывалось. И, наоборот, — на них начинали обрушиваться эпидемии, в стане врагов начинались раздоры, буря топила подходившие к Константинополю корабли.

«Взбранная воевода имущая державу непобедимую» и покровительствующая своему Городу, так именовали византийцы Богоматерь в Великом Акафисте, который мы и по сей день употребляем в церквах на богослужении. О том, насколько буквально византийцы воспринимали Пресвятую Богородицу как истинную воеводу своего войска, рассказывает эпизод, сохраненный для нас Никитой Хониатом.

Замечательный император Иоанн Комнин вступил в войну с печенегами, опустошавшими византийские земли. И вот, в бою настал момент, когда варвары начали одолевать христиан. Печенеги построили себе стену из своих повозок и, выходя из за них, нападали на византийцев. Бились, сколько могли, а потом, бежали обратно и отдыхали, после чего нападали вновь. Византийцы уже стали изнемогать. Тогда Иоанн, став перед иконой Богоматери начал горячо молиться и, как пишет Хониат, «проливал слезы более горячие, чем пот воинов». После этого император во главе варяжской гвардии, элитного подразделения, в котором было немало выходцев и из Скандинавии, и с Руси, взял в руки обоюдоострую секиру, которой традиционно были вооружены варяги, обрушился на печенежское укрепление и его разрушил. Враги обратились в бегство, многие были уничтожены, а другие попали в плен.

Такую победу одержал Иоанн над печенегами и еще немало других одержал побед, неизменно обращаясь к помощи Божьей. И вот, по обычаю древних римских императоров, он решил устроить триумф. Приказал соорудить серебряную колесницу, украсить её самоцветами, постелить на улицах дорогие ковры. Но, против общего ожидания, сам на нее не взошел. Он поставил на колесницу икону Божьей Матери, ведь именно она была подлинной воеводой византийцев в сражениях с врагами христиан и именно ей они приписывали победы. Император пошел перед колесницей, держа в руках крест, а почести как триумфатору воздавались Пресвятой Богородице.

После смерти Иоанна Комнина на престол взошел его сын Мануил. Это был блестящий, яркий человек, любитель рыцарских турниров, которые он начал по западному образцу устраивать при дворе, а также тонких богословских споров. В них он то защищал православие, то начинал противоречить с лучшими святителями того времени. Он увлекался астрологией и все время пытался вычислять счастливые и несчастные часы. Но глубокой и искренней веры своего отца Мануил не унаследовал.

Он был великим императором с большими амбициями и даже мечтал перенести столицу в Рим, отвоевав его у латинян, но в большинстве начинаний удача не сопутствовала Мануилу. Собственной же жадностью, по рекомендациям своих советников, он ослабил силу государства, тратя большие средства, до нитки обирая народ.

У византийцев был древний обычай: территория страны разделена была на военные округа — фемы, от каждой из которых призывалось определенное количество воинов. В том числе было несколько морских фем, поставлявших корабли, укомплектованные экипажами. Благодаря этому византийский флот был сильнейшим на средиземном море.

Один из советников Мануила посоветовал ему вместо поставки кораблей требовать с этих фем деньги, чтобы использовать их на другие нужды. А корабли, говорил этот советник, можно построить на те же деньги, когда в них придет нужда.

В результате денежный гнет на народ усилился, а поскольку кораблей не было, расплодились пираты и начали вредить торговле. И, что самое интересное: когда флот действительно потом понадобился, чтобы обороняться от крестоносцев — его, разумеется, не оказалось, и город был взят с осадной башни, подведенной на венецианских кораблях с моря.

Но император Мануил уже этого уже не застал. В это время он начал большой поход вглубь Малой Азии, для освобождения её от сельджуков.

В узких горных ущельях туркам удалось взять византийцев в кольцо. Началось страшное истребление, когда ущелья буквально заваливали тысячами трупов. Сам царь с величайшим трудом избежал гибели и плена. Остановившись у реки, чтобы напиться, он сделал несколько глотков и увидел, вода красная от крови убитых ромеев. «Вот, — сказал царь, — я по несчастью впервые отведал христианской крови».

Тогда один из воинов, бывший с ним, сказал: «Неправда царь — ты пьешь кровь христиан уже давно. Пьешь часто и не разбавляя водой, — до опьянения. Пьешь, обирая народ, ощипывая его как виноградную лозу. Те деньги, которые теперь достались варварам, надо было раньше добровольно раздать народу». А когда царь трусливо задумал среди ночи бежать от остатков своего войска, другой воин остановил его: «Не сами мы сюда зашли, — ты завел нас в эту ловушку, — так и останься теперь с нами до конца». Молча всевластный василевс ромеев выслушал эти горькие слова. Ни ругался и не угрожал казнить, поскольку понимал, что все сказанное — сказано справедливо. Что это за грехи его помощь Божья оставила ромеев.

В этом мистическом напряжении, в вере в действительность чуда и в возможность полного преображения жизни силой Духа Святого и была сила Византии, помогавшая империи просуществовать более тысячелетия.

ИМПЕРИЯ ЧИНОВНИКОВ

В чем же была её слабость? Прежде всего, в том, что за мистикой византийцы несколько забыли необходимость прочной социальной организации общества. Любое человеческое общество держится на десятках самых разных связей: национальных, семейных, родовых, экономических, политических, культурных. В нем присутствуют сословия, корпорации, различные общественные организации. В Византии этого мощного слоя, поддерживавшего социальную солидарность людей, практически не было.

Этот изъян достался Византии от поздней Римской Империи. Чтобы разобраться в причинах, перенесемся на почти тысячелетие назад.

Рим был тогда небольшим городом, захватившим власть над огромной территорией Европы, Азии и Африки. Власть первых римских императоров была, прежде всего, моральным авторитетом, признававшимся большинством городов полисов, находившимся в то время на полном внутреннем самоуправлении. Императоры одновременно являлись и главнокомандующими римской армией, достаточно огромной для своего времени. Для поддержания власти над такой огромной территорией управленческие и организационные технологии той эпохи были слишком несовершенны.

Но пока Рим вёл политику нападения, пока на его границы не оказывалось совместное давление с нескольких направлений, у полисов хватало средств и на поддержание хозяйства, и на поддержание армии, и на собственное развитие. Однако к началу III века по Рождестве Христовом ситуация резко изменилась.

В Европе началось великое переселение народов, и германские племена начали давить на Северные границы империи. Вторжение следовало одно за другим. Одновременно в Азии возникла мощная персидская империя, во главе которой стояла династия Сассанидов, и персы, — прекрасные воины, — начали непрерывные войны с Римом.

И тут империя сжалась как яблоко, казавшееся снаружи крепким, но уже подъеденное изнутри. Армия начала пожирать все больше и больше ресурсов. Она ставила и сама же свергала одного за другим так называемых «солдатских императоров». Эти императоры требовали от провинции все больше и больше средств на содержание своих солдат.

Знатных людей в каждом городе объявили прикрепленными к месту и отвечающими своим имуществом за исполнение государственных повинностей. Люди, понимавшие, что им столько не выплатить, в ужасе разбегались, уходили в разбойники, кончали с собой.

На фоне непрекращающихся внешних вторжений и гражданских войн города разорялись, социальные структуры распадались, общество слабело.

Всё большую силу забирали языческие жрецы, всевозможные маги и колдуны, которые вводили совершенно дикие обряды, морочили людей и подстрекали и императоров, и толпу гнать христиан. Часто говорят, что Римская Империя осуществляла гонения на Церковь. Это не так.

Подобным образом поступали не все императоры, а преимущественно грабители, находившиеся во власти колдунов, которые, понятное дело, не выносили христианского присутствия. А поскольку гонения сопровождались конфискацией имущества, то в них охотно участвовали и всевозможные грабители.

Византия появилась на свет в результате страшной гражданской войны, раздиравшей почти столетие Римскую Империю. Войны между христианами и магами. Разумеется, современные светские историки не признают, что такая война была. Они вам скажут, что речь шла о гонениях римского государства против не желавших поклоняться императору христиан. Но это чушь — первые полтора столетия существования христианства гонения на христиан были эпизодическими, и большая часть их приходилась на правление императоров тиранов. И лишь во II веке в борьбе за Рим схлестнулись две силы — Христианство и магические культы (а никак не традиционное римское язычество).

Большинство гонений рассматривалось христианами как результат заговора — и, обычно, по факту, им и являлось. Составляющими элементами этого заговора были иудеи, клеветавшие на христиан везде, где могли и как только могли; языческие философы и особенно жрецы, видевшие в христианах опасных конкурентов и разрушителей их духовной монополии, и беснующаяся кровожадная толпа, которая верила клевете о «людоедских обрядах» христиан, и желала попользоваться от разграбления их имущества и, что особенно важно, развлечься жестокими казнями.

По сути, мы можем говорить о длившейся почти полтора столетия и закончившейся победой христиан духовной гражданской войне, сопровождавшейся всеми обычными ужасами гражданской войны — политическими переворотами, грабежами, убийствами, насилием, внешней интервенцией, чудовищной деградацией хозяйственной и культурной жизни.

Не так уж и неправ был Э. Гиббон, приписав упадок классической Римской Империи столкновению с Христианством. Только приписывание им при этом христианам роли агрессора — совершенно несправедливо. Против христиан, добропорядочных римских граждан, со стороны магов была начата война — и отныне там, где при Адриане и Антонии Пие царило, казавшееся идеальным, благоденствие, воцарилась мерзость запустения.

Грандиозная гражданская война, раздиравшая империю, была безоговорочно выиграна христианами. Победа была тем более поразительной, что христиане составляли меньшинство (правда, организованное меньшинство) и, за исключением последнего этапа, не использовали мирского оружия. Наоборот, — охотно шли на жертву жизнью за одно лишь имя Христа. Однако их оружие, — молитва и защита Бога, — были гораздо эффективней.

Не только христианские, но и языческие авторы не могли не отметить удивительный характер тех бедствий, которые обрушивались на гонителей. То неизменное военное и политическое поражение, которым заканчивалось всякое гонение.

Конечно, и благоприятствовавшие христианам императоры гибли в результате заговоров и мятежей. Обычно это было убийство их солдатами, представлявшими магически-милитаристскую партию. Это вполне соответствовало условиям шедшей в империи гражданской войны и анархии. Но ни один из прохристианских императоров не был позорно разбит в битве на болоте как Деций, не был унижен пленом как Валериан, не утонул в Тибре как разбитый Константином Максенций, не умер в таких мучениях как Галерий и Максимин Даза.

Так или иначе, но именно окончательная победа христиан во главе с Константином Великим в длительной язычески-христианской религиозной гражданской войне положила основание византизму. Сменилось не просто царствование, сменился «эон», сменилась столица империи, ее духовные и идеологические основания, трансформацию пережила армия, установлены были новые начала государственного управления.

В итоге сложилось всё то, что позднее было названо византизмом. Идеология возникшей одновременно с Рождеством Христа Империи совпала, наконец, с той миссией, которую с самого начала усмотрели для нее христианские апологеты.

В ходе войны с Максенцием у Константина было очень мало шансов на победу — у того и войск было больше, и языческие предсказания были на стороне врага, и сидел Максенций в неприступном Риме. Но вот однажды на небе Константин и его воины увидели знамение Креста Христова и надпись «этим побеждай». Тогда Константин сделал знамя, на котором был изображен крест в виде монограммы Христовой и начертал их же на щитах своих воинов. И произошло чудо — Максенций, обманутый ложными пророчествами, вышел за стены Рима, его воины построились очень неудобно, и были полностью разбиты, а тиран погиб.

Во всех своих войнах Константин не потерпел ни одного поражения. Именно с его правления чудо стало для империи военно стратегическим фактором. Константин понял — в условиях, когда за время предыдущего кризиса города-полисы приходили в упадок, когда социальные связи между людьми распадались, Церковь явилась единственной крепкой социальной структурой, объединяющей людей, и именно на неё императоры возложили основную нагрузку в организации жизни народа.

Причем несколько перегнули палку, как, например, великий император Юстиниан, восстановивший Римскую Империю почти в её прежних границах. Он наложил на христианских епископов многочисленные административные обязанности и в одном из указов писал, что если епископ не информирует императора о неблагополучии на местах, то это он, а не император ответит перед Богом за непорядки. Первая часть этого утверждения конечно справедлива, а вот вторая — нет. Ведь именно императора поставили править, а не священника, а потому это он отвечает за надлежащий порядок. В итоге в Византии сложилась парадоксальная ситуация, когда человек ни на секунду не забывая о том, что он — православный христианин, далеко не всегда чувствовал себя гражданином. Иногда это тоже приводило к весьма печальным последствиям.

Вот, к примеру, какую историю рассказывали о византийском императоре Маврикии. Однажды в походе против него взбунтовалось войско и потерпело из за этого поражение. Многие воины попали в плен и хан кочевых племен, которые позже стали называться болгарами, предложил Маврикию выкупить пленных. Бережливый император отказался, не желая платить деньги за плохих солдат. Он предполагал, что варвары продадут их в рабство. Но хан, обиженный отказом, перебил всех пленных. Император почувствовал себя убийцей своих собственных солдат. Он разослал всем патриархам, митрополитам, всем известным ему людям святой жизни письмо, в котором просил молиться, чтобы за этот грех Бог наказал его в этой жизни, а не в будущей.

Через какое то время он получил ответ, что просьба его Богом услышана. Вскоре, после этого, в войсках вспыхнул страшный бунт и новым императором был избран грубый и невежественный Фока. Маврикия схватили, взяли и его сыновей, казнив на глазах у отца. Позже казнили и самого императора. Так император спас душу и искупил в этой жизни свой грех. Фока же потом правил еще десять лет, истребил всех лучших военачальников, открыл границы врагам и вверг империю в ужасающие бедствия. Так что получилось, что в благочестивой заботе о себе Маврикий не понял, что кроме него защитить страну некому.

Византиец был одинок и перед Богом, и перед другими людьми. Его поддержкой были только церковь и семья. Для спасения души этого было достаточно, а вот для нормальной жизни государства — маловато. Не случайно империя серьезно ожила и укрепилась именно тогда, когда весь Балканский полуостров заселили славянские племена с их общинной организацией, с взаимной солидарностью людей.

Именно из обращенных в православие славян долгое время комплектовались лучшие войска Византии. Командовали ими полководцы — выходцы в основном из армян, поскольку у армян была сильна и родовая аристократия и очень развито этническое самосознание, которое поддерживало солидарность между ними.

А вот главной структурой, которую порождали сами византийцы — ромеи, было, к сожалению, чиновничество. Империя держалась на бюрократии и очень сильно от нее зависела. Связано это было с тем, что в условиях упадка городов, упадка хозяйства империя могла держаться и финансировать армию только за счет сверхцентрализованной налоговой и бюджетной системы. Чиновники на местах старались выжать из людей максимум и переправить в столицу. А уж из столицы кое что возвращалось назад, после удовлетворение нужд армии, двора, после прокормления столичного населения, среди которого было немало откровенных бездельников, после рассылки взяток и подарков соседним варварским правителям, воспринимавшим эти подарки как дань. Нетрудно понять, сколько собранных денег прилипало по пути к нечистым рукам чиновников, сколько новых специальных поборов было ими выдумано, чтобы обеспечить свои корыстные интересы.

Они были и православными, и патриотами, но вот не грабить народ в их патриотизм, к сожалению, не входило. Лишь один раз у власти оказался очень странный человек, Андроник Комнин, очень жестко и серьезно прижавший чиновников. Отправляя их в провинции, он выдавал им довольно крупное твердое жалование, категорически при этом запретив любые поборы с населения. Осмелившихся нарушить этот запрет сразу казнили.

Об Андронике, в частности, рассказывают такую историю — у византийцев в то время существовал такой дурной обычай, — если какой то корабль разбивала буря или выносила на мель, то местные жители считали, что всё, что на нем находится, принадлежит им, и безжалостно обирали мореплавателей. Через это очень сильно страдала торговля. Андроник собрал советников и сказал, что хочет прекратить эту порочную практику. Ему ответили, что ей много сотен лет и победить это зло нет никакой возможности.

«Нет такого зла, — ответил Андроник, — которого нельзя было бы исправить. И если прежде того не сделали, значит, брались нерадиво». И объявил такой указ: тот губернатор, в пределах владений которого будет ограблен какой либо разбитый бурей корабль, — будет повешен на рее этого корабля. Страх губернаторов — пишет Хониат, — был настолько велик, что если бы это было в их власти, они вообще запретили бы дуть ветрам, лишь бы не случилось бури. Грабеж полностью прекратился.

Андроник, кстати, попытался вышвырнуть из Византии и западных купцов, которые, пользуясь огромными привилегиями, попросту обирали империю. Но в историю этот царь вошел с именем тирана и душегуба. Причем мы не знаем, действительно ли он был таким чудовищем, что казнил всех своих приближенных или же стал жертвой клеветы столичных чиновников и олигархов, которых так безжалостно прижал.

Во всяком случае, Андроника свергла с престола и жестоко замучила на ипподроме толпа константинопольской черни. Не исключено, именно потому, что жители столицы, зависевшие от подачек государственного бюджета и сильных мира сего, были недовольны тем, что Андроник частично разгрузил провинции от налогового гнета.

Как часто бывало так, что гуманные по отношению к народу государи в историю входили с клеймом убийц и тиранов, поскольку не могли поладить со столичной элитой и жестоко её притесняли. Так было в истории древнего Рима с императором Тиберием, так было в нашей русской истории с императором Павлом Петровичем. И того, и другого ненавидела тусовка и оплакивал простой народ.

Так или иначе, жители Константинополя и столичные бюрократы в какой то момент до такой степени довели жителей провинции, что те с радостью встретили взятие столицы крестоносцами.

Хониат, оказавшийся в изгнании вместе с другими столичными жителями, горько сетовал на отношение провинциалов: «Земледельцы и поселяне, вместо того, чтобы вразумиться бедствиями своих ближних, напротив, жестоко издевались над нами, византийцами, неразумно считая наше злополучие в бедности и наготе уравнением с собой в гражданском положении. Многие из них, беззаконно покупая за бесценок продаваемые их соотечественниками вещи, были в восторге от этого и говорили: «Слава Богу, вот и мы обогатились»… Мы, наподобие каких то пленников, не имеем ничего общего с этим народом, кроме земли, по которой ходим, и Божьих храмов, оставаясь во всем прочем вне всякого соприкосновения… Этот бесчувственный народ не только не желает возвращения Константинополя, но, напротив, упрекает Бога, почему Он давно и еще жесточе не поразил Константинополь и вместе с ним нас, но отлагал казнь, доселе щадил, терпел человеколюбиво…».

Что интересно, — жил Хониат в том самом городе Никея, который стал столицей обновленной византийской империи и откуда пошло отвоевание земли у латинян. Никейцы были патриотами, просто недолюбливали, и справедливо, столичных спесивцев.

Когда Константинополь был, наконец, освобожден, — при императорском дворе, в Никее, имела место быть следующая сцена. «Когда Стратагопул, при Михаиле Палеологе, взял у крестоносцев Константинополь и двор императора со всей Никейской империей ликовали, Феодор Торник заплакал. Это был мудрый старец, знаменитый родом и заслугами в деле восстановления империи в Никее…

С грустью он произнес пророческие слова: «Империя погибла!». На изумленные вопросы окружающих о мрачных словах его в столь радостную минуту торжества, Торник отвечал, что теперь у греков опять все придет к развращению. Злополучная судьба государств, — сказал он, — все доброе исходит из деревни и сначала дает блеск столице, но в столице все портится и возвращает обратно только пороки и бедствия».

И в самом деле, возвращение в Константинополь не стало для византийцев возрождением. Император Михаил Палеолог, как я уже сказал, путался в попытках объединиться с Римскими папами и со вчерашними оккупантами. Хитрые генуэзцы опутали империю долгами и неравноправными торговыми договорами. Богатые византийцы не хотели давать денег на оборону и воинский строй приходил в упадок. А в городах начались жестокие бунты, и одно время город Фессалонику раздирала настоящая гражданская война.

Византийцам не хватало, наряду с религиозным единством, единством в православной вере, чувства национальной солидарности, ощущения того, что они единый народ, связанный общим прошлым, общими ценностями, общим социальным строем. Ведь в этом отношении они не были похожи ни на французов, ни на немцев, ни на сербов, ни на болгар, ни на русских.

Некоторые столичные интеллигенты пытались, правда, навязать народу греческий национализм, но поскольку это был национализм антиправославный, антихристианский, поскольку он был замешан на язычестве, народ такую версию национализма не принял. Религия так и оставалась в центре византийских интересов.

Но и здесь разные части общества разделились. Если для одних Бог оставался живой реальностью, а Истина была превыше всего, то других охватили равнодушие и скептицизм. Одному из интеллигентов той эпохи, когда императоры больше всего были озабочены идеей — как договориться с Западом, Варлааму Калабрийцу принадлежала замечательная в своей простоте идея. Надо просто признать, — говорил он, — что о Боге ни мы, ни они ничего не знаем, что Истина нам неведома, а потому и не надо спорить о догматах. Этот метод Варлаама очень, кстати, понравился европейцам и его не случайно считают отцом итальянского «гуманизма» и «ренессанса».

Варлааму возражал величайший православный богослов поздней Византии святитель Григорий Палама. Мы не только знаем истину о Боге, но Бог дан нам также в ощущениях, как и любая другая реальность. Как человеческие глаза видят солнечный свет, так и глаза души человека, который молится истинной молитвой и который побеждает в себе грех, видят Божественный свет. Ничего более конкретного, более ощутимого, чем православное предание, чем истина о Боге, попросту нет. Мнение Паламы после длительной борьбы восторжествовало и в Византии. Но от скептицизма в отношении к истине византийцы так и не избавились, униатство продолжалось и закончилось флорентийской унией и гибелью империи, о которой выше мы уже говорили.

СВЯТАЯ РУСЬ — ВИЗАНТИЙСКОЕ НАСЛЕДСТВО

Но идеи святителя Григория Паламы не пропали всуе. Его преемники и последователи знали, какой конец надвигается на Византию. Именно поэтому в XIV веке, еще при преподобном Сергии Радонежском, святителе митрополите Алексии и святом князе Димитрии Донском, они начали, если так можно выразиться «переводить» значительную часть «духовных активов» на Русь. Всеми способами и мерами поддерживать хранившую верность православию Москву против её конкурентов, особенно Литвы.

А конец XIV века, эпоха Куликовской битвы, и в самом деле были удивительным временем, когда политику Московского княжества определяли святые. Церковь прославила как святых и великого князя, и митрополита, и их духовного наставника преподобного Сергия. И лучшие византийцы предвидели и это. Ученик Паламы, патриарх Филофей Коккин писал Дмитрию Донскому, что считает русских «святым народом» и молится за нас больше, чем за все остальные народы. Так что идея, что «Москва — Третий Рим» придумали не в России, а в самой Византии, предвидя падение «Второго Рима». И с этого патриаршего благословения, в русское сознание крепко вошла идея Святой Руси.

Что такое «Святая Русь»? Это не то, что мы взяли и объявили свою территорию в границах Российской Федерации или СССР «святой землей».

Святая Русь — это бесчисленные русские преподобные и святые князья, праведники и новомученики, которые приобрели славу у Бога на Небесах. Этих русских святых так много, и в течение земной жизни они были так тесно связаны между собой, что это — уже не собрание отдельных личностей. Они и на небесах — именно Русь, особая и самая важная область нашей страны.

При этом мы часто забываем, что святые в Царстве Небесном поистине живы, что они, придя к Богу не превратились в каких то людей без лица. Такое представление, что человек в Царствии Небесном теряет память и человеческий облик противоречит самой сути и самому смыслу православного вероучения. Нет, русские святые помнят о нас, думают о нас и молятся о нас. Они, как я уже отметил, являются той духовной крепостью, которая защитит нас от многих несчастий и невзгод.

Для того, чтобы святые от нас не отвернулись необходимо всегда соблюдать одно лишь условие: хранить веру, хранить святое Православие. Этот урок получен был русскими в самом начале нашей истории. Датированная часть нашей первой летописи, «Повести временных лет» начинается с такого сообщения: «Стала прозываться Русская земля. Узнали мы об этом потому, что при этом царе приходила Русь на Царьград, как пишется об этом в летописании греческом». Это первый раз, когда достоверно в истории появилось имя Руси.

И вот при каких обстоятельствах это случилось — опять дадим слово летописцу. «Пошли Аскольд и Дир войной на греков… и множество христиан убили и осадили Царьград двумястами кораблей. Царь же всю ночь молился с патриархом Фотием в церкви святой Богородицы во Влахерне и вынесли они с песнями божественную ризу святой Богородицы, и смочили в море ее полу. Была в это время тишина, и море было спокойно, но тут внезапно поднялась буря с ветром, и снова встали огромные волны, разметало корабли безбожных русов, и прибило их к берегу, и переломало, так что немногим из них удалось избегнуть этой беды и вернуться домой».

Аскольд и Дир правильно истолковали Божие знамение и приняли от патриарха Фотия крещение, Русь первый раз предприняла попытку войти в число православных народов. А в самом Константинополе в память об этом чудесном избавлении был учрежден праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Однако сами греки об этом празднике после падения Константинополя забыли, зато он является одним из самых любимых на Руси. Потому что здесь, на Святой Руси, вера в божественное заступничество, божественное чудо, и, в особенности, в заступничество Божьей Матери, исключительно сильна.

Сильна потому, что оправдывается на деле, подтверждается нашим историческим опытом.

Когда к стенам Москвы рвались орды Тамерлана, когда в Кремле засели поляки, когда по России шла армия Наполеона, когда гитлеровцы рвались к Москве, Ленинграду и Сталинграду, сила русского оружия и мужество наших солдат неизменно подкреплялись молитвой и верой в чудесное заступничество Божьей Матери. Верой, перед которой был бессилен весь советский богоборческий атеизм, который не мог помешать ни солдату, ни маршалу молиться о победе.

Сейчас мы все больше узнаем, сколь велика была роль православной молитвы и Божьего чуда в той войне, что, несмотря на все преступления против Церкви, совершенные большевиками, Господь не настолько оставил Россию, чтобы выдать ее на поругание пришедшим с Запада варварским ордам. Да и сегодня мы видим, как после, казалось бы, смертельного удара нашей государственности, нашей стране, нанесенного «перестройшиками» и «демократизаторами» в 1990 е годы, мы на удивление быстро поправляемся.

Нас снова начинают побаиваться и уважать противники, на нас снова начинают надеяться друзья и те, кто нуждается в защите от взбесившегося мирового гегемона. Мы снова, и об этом свидетельствует тот факт, что мы сегодня можем с вами об этом говорить, возвращаемся к своему культурному и духовному самосознанию.

Пока мы, русские, храним главное — верность Истине, верность духу Истины, — мы живем и будем жить в той атмосфере чуда, которая и является самым ценным для нас византийским наследием. Пока мы ищем правду, и даже когда заблуждаемся — стараемся хотя бы хранить искренность в этом заблуждении. Но нельзя забывать, что, как только на месте этой ревности к Истине воцаряется скептицизм, как только мы превращаемся в глумливых скептиков и пофигистов, начинаем ждать лишь «хлебов», «мяс» и бубльгамов с Запада, так и нас может постичь конечная судьба Византии.

Пока Господь отводит от нас самые страшные удары истории, да еще и жалует нас. Как кто то пошутил, дерзко, но не совсем бессмысленно, «за все перенесенные страдания Господь послал России цену на нефть 100 долларов за баррель». В этой шутке есть только доля шутки.

Но вот если мы не воспримем смысла этой шутки всерьез, не поймем, — Кому мы обязаны несокрушимостью России, на Кого мы должны уповать и Кому мы должны хранить верность, то нас не спасут ни нефтедоллары, ни авианосцы.

Если же мы всегда будем помнить «час посещения своего», Господь не только содействует нам в спасении душ наших, но и положит в подножие наше врагов наших. Так что византийский урок для нас весьма существенен: либо мы погибнем как Византия, либо, как и она, будем тысячелетиями жить и побеждать, храня верность Господу Вседержителю.