Автор: Геннадий Зайцев

ГРОЗОВЫЕ ВОРОТА

В настоящее время Герой Советского Союза генерал-майор Г. Н. Зайцев работает над пятым изданием своей книги «Альфа — моя судьба», которое выйдет массовым тиражом и, в отличие от предыдущих выпусков, попадёт в широкую продажу. По просьбе редакции Геннадий Николаевич предоставил рабочий вариант новой главы, посвящённой событиям накануне первой «чеченской» войны.

В этой главе я хочу рассказать о памятных мне событиях, предшествовавших началу первой «чеченской» кампании. В предыдущих изданиях книги «Альфа — моя судьба» я обошёл их стороной, однако теперь считаю необходимым внести ясность, поскольку они непосредственно касаются нашего подразделения, которое, действуя в составе сводных групп Центра специального назначения ФСБ России, надолго «прописалось» на Северном Кавказе.

Сразу оговорюсь: я не собираюсь анализировать, кто, когда и как предпринимал практические шаги, чтобы превратить вчерашнего советского генерала-авиатора, воевавшего в Афганистане, в харизматического вождя, объявившего «священную войну захватчикам».

Именно Джохар Дудаев, на тот момент председатель Общенационального конгресса чеченского народа (ОКЧН), одним из первых поздравил Ельцина с избранием президентом России в 1991 году. Чечено-Ингушетия обеспечила ему поддержку 80 % голосов, что позволило сепаратистам беспрепятственно вести разрушительную работу по разгону республиканского Верховного Совета как «последнего оплота ГКЧП». И он же, Дудаев, в октябре 1993 го снова поздравил Ельцина — на этот раз с победой над оппозицией и удачно нанесённым танковым ударом по Дому Советов.

Одна из первых жертв дудаевской революции — русский майор республиканского УКГБ Виктор Толстенёв. В ноябре 1991 го его забили до смерти, а затем продемонстрировали растерзанное тело по телевидению, издевательски пояснив: покойный, дескать, при попытке провокации сам перерезал себе горло. Будем помнить это имя!

За годы противостояния на Северном Кавказе «Альфа» не досчиталась четырнадцати своих сотрудников — в Будённовске, Первомайском, в Чечне и Северной Осетии. Эти невосполнимые потери есть производная того, что происходило в начале 1990 х. Вот почему я считаю для себя необходимым уделить тем событиям особое внимание, поскольку без понимания их причин невозможно разобраться в настоящем.

К тому времени Чечня, уже «свободная Ичкерия», добившись фактической независимости от России, превратилась в заповедник, оффшорную зону криминала и организованной преступности. «Чёрное золото», которое перерабатывалось на местных заводах и затем в виде нефтепродуктов экспортировалось через порты на Чёрном море, не облагалось налогами и акцизами. Многочисленные вооруженные формирования контролировали «трубу», осуществляя хищения под видом её охраны. Однако нефть стала не только мощным «стартовым капиталом» сепаратизма, но и важным элементом российского теневого бизнеса.

Для меня, как командира «Альфы», тот период прочно ассоциируется с чередой захватов пассажирских автобусов. И всякий раз террористы стремились укрыться на территории Ичкерии. Напомню, что никакой войны тогда ещё не было.

Отсюда в начале девяностых вызывают киллеров для кровавых разборок. Выполнив заказ, наемные убийцы в мгновение ока теряются на просторах никем не контролируемой территории. Ичкерия с её прозрачной границей становится настоящим криминальным омутом, где может легко укрыться любой террорист, бандит и аферист, здесь надежно оседают «на дно» наркоторговцы, контрабандисты и нелегальные торговцы оружием.

В этот период в Ичкерии осуществляется настоящий геноцид русскоязычного населения — многочисленные убийства, изнасилования, разграбление домов и квартир, угон автотранспорта. Вот характерное народное творчество того времени: «Не покупайте квартиры у Маши, они всё равно будут наши!». Или такое: «Русские, не уезжайте, нам нужны рабы!». «Если бы страна знала о тех зверствах, которые происходили в Чечне в те годы в отношении нечеченского населения, она бы содрогнулась», — напишет много позднее бывшая жительница Грозного. Также из республики изгоняются все нелояльные режиму Дудаева чеченцы. Нужно ли говорить, что режим Ельцина бросил всех беженцев на произвол судьбы.

На Грозненском отделении Северокавказской железной дороги только за 1993 год бандитскому нападению подверглось 559 поездов, следовавших транзитом, с полным или частичным ограблением 4 тысяч вагонов. В 1994 году совершено более 120 вооруженных нападений на проезжающие составы.

Аэропорт Грозного стяжал лавры крупнейшего центра контрабанды — в мятежном крае не действуют федеральные таможенные законы. Важнейшим источником финансирования чеченских боевиков становится захват заложников. Здесь процветает торговля живым товаром — людьми, а в столице открыто функционировал невольничий рынок. Именно через эту «свободную зону» проворачиваются грандиозные аферы и мошенничества — достаточно вспомнить дела с фальшивыми авизо.

Лучше всего происхождение этого режима можно объяснить одной-единственной фразой Бориса Ельцина: «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить». Но всё течёт, всё меняется. И с 1994 года деятели в Москве пытаются прикормить и умиротворить «наглотавшийся» мафиозный режим — в Ичкерию исправно поступают бюджетные средства, предназначенные для выплаты пенсий и пособий, однако эти деньги местные власти используют как угодно, но только не по назначению.

Правительство Гайдара разрешает перекачать в Грозный около 20 миллионов тонн российской нефти. Когда на заседании парламентской «комиссии Говорухина» Егора Тимуровича спросят об этом, то он мотивирует поддержку бандитского режима… необходимостью обеспечить нефтепродуктами посевную в Чечне!

По данным генерала Ибрагима Сулемейнова за четыре года дудаевского правления из мятежной республики ежегодно вывозилось 22 миллиона тонн нефти. Вырученные средства тратились на вооружения, а также оседали на личных зарубежных счетах и вкладывались в недвижимость.

Характеризуя тот период, «альфовская» газета «Спецназ России» писала: «Уже в начале 1992 года большинству чеченцев стало ясно, что обещания Дудаева превратить Чечню во второй Кувейт, где в каждом доме будет «краник с верблюжьим молоком» (такая вот простенькая реминисценция на тему мусульманского рая), оказались обыкновенной болтовней. Вместо этого Дудаев ликвидировал все органы образования, социальной защиты, здравоохранения и тому подобное…»

По сути, под вывеской Ичкерии мы получили предельный случай неоварварства, где «бандитский капитализм», как противоположность социальному государству, стал логическим завершением того режима, который установился в России после развала Советского Союза. Схожее, кстати, образование Европа заполучила в Косово. Но это уже её головная боль и судьба.

Всё большее число чеченцев, оказавшихся в обстановке бандитизма, разрухи и безработицы, выражали открыто недовольство подобным безрадостным положением дел. С апреля 1993 года в Грозном одновременно проходили два митинга — в поддержку Дудаева и оппозиции, на Театральной площади, в котором впервые сообща выступили чеченцы, ингуши, русские, греки, дагестанцы и представители других народностей. Митинг, созванный Советом федерации профсоюзов Чечни, поначалу выдвинул социально-экономические лозунги, которые вскоре сменились политическими — после того, как Дудаев распустил парламент, правительство, городское собрание Грозного, введя прямое президентское правление и комендантский час.

В ответ на эти действия депутаты Верховного Совета ЧРИ назначили референдум о доверии себе и президенту, избрав датой его проведения 5 июня. Конституционный суд (он тоже был выведен за скобки) признал указы Дудаева о роспуске органов власти незаконными. Совет Старейшин Чечни высказался за скорейшую отставку главы республики.

29 апреля Дудаев расформировал Министерство безопасности ЧРИ и отправил его руководство в отставку. Взамен в Чечне появилась принципиально новая структура — Департамент государственной безопасности.

Накануне референдума вооруженные люди разгромили Центризбирком и уничтожили заготовленные бюллетени. 4 июня боевики Национальной гвардии ЧРИ расстреляли митинг и взяли штурмом здание, где заседал республиканский парламент. Жертвами этой акции устрашения, с применением бронетехники, стали 58 человек, около двухсот получили ранения. Были проведены аресты.

Объявленный референдум не состоялся, Дудаев перехватил инициативу. Москва в этой ситуации сохраняла «нейтралитет». Да и как Борис Ельцин мог осудить Дудаева за то, что он сам же собирался совершить осенью 1993 года против Съезда народных депутатов России?..

Ситуация накалилась до предела. Во главе оппозиции встали глава Надтеречного района Умар Автурханов, в прошлом майор милиции, служивший в Сухуми, и мэр Грозного Бислан Гантамиров, объявивший дудаевское правление «авторитарным режимом профашистского толка». К ним присоединился криминальный авторитет Руслан Лабазанов — «чеченский Робин Гуд», мастер восточных единоборств. Временный Совет Чечни, созданный 4 июня 1993 года, обосновался в станице Знаменской.

Разобравшись с двоевластием в Москве, Ельцин обратил своей взгляд на Северный Кавказ. Кремлю требовалась маленькая победоносная война для поднятия президентского рейтинга. С этого времени Москва, передавшая в 1991 1992 годах Дудаеву вооружений, которых с лихвой хватало бы для двух мотострелковых дивизий, теперь принялась снабжать оппозицию.

Неожиданное появление в республике Руслана Хасбулатова — бывшего главного политического противника Ельцина (нашего «подопечного», доставленного в «Лефортово» сотрудниками «Вымпела» и освобождённого по амнистии, объявленной Госдумой) сделало ситуацию ещё более запутанной и противоречивой. Обосновавшись в Толстой-Юрте, он разворачивает бурную деятельность своей миротворческой миссии, встречается с самыми разными людьми: полевыми командирами, муллами, старейшинами. Его успех в равной степени пугает Дудаева и Кремль.

Нужно ли говорить, что Ельцин и его окружение не желают успеха миссии Хасбулатова. Помешать ему можно одним способом — перехватить инициативу, самим вернуть Чечню в Россию. Для этого отдаются распоряжения о начале тайного вооружения промосковского ополчения в Надтеречном районе, Аргуне и Урус-Мартане.

Оружие и боеприпасы доставляли по отрядам конкретных фигурантов — Автурханову, Гантамирову, Лабазанову… Технику по железной дороге перебрасывали в Моздок, где потом доводили до ума. Всего, по разным источникам, к лету 1994 года оппозиция располагала примерно сорока танками Т-72, десятью БТР-80 и десятью зенитными установками.

Апогеем этой странной и запутанной игры можно считать два похода на Грозный, предпринятых оппозицией осенью 1994 года. Замысел был предельно прост: оказать моральное давление, напугать. Впрочем, существует и другая точка зрения, согласно которой Москва, санкционируя эти рейды, вовсе не стремилась овладеть столицей мятежной республики. Дать возможность освоить приёмы борьбы с танковыми колоннами противника в условиях города — вот в чём, как утверждают некоторые исследователи, заключался расчёт. Как было на самом деле, не мне судить. Однако сейчас, по прошествии двух военных кампаний, трудно отделаться от двойственного впечатления. Во всяком случае, итогом попыток захватить Грозный стало фактическое исчезновение реальной оппозиции с политической сцены Чечни.

В этой связи вспоминаются пророческие слова Руслана Лабазанова: «Любой чеченец, который бы зарезал Джохара при встрече, забудет о вражде и пойдет защищать свой дом, свою улицу, если Россия введет войска в Чечню».

Как объяснить события 15 октября 1994 года, когда колонна оппозиции проделала весь путь от Знаменской до Грозного практически без помех, вышла к президентскому дворцу (потери — семь человек убитыми и несколько ранеными). Город был фактически взят. Однако потом дела стали развиваться очень странно: когда Автурханов связался с кем то в Москве и спросил, что делать дальше, ему приказали оставить занятые позиции и вернуться обратно.

Ко времени описываемых событий режим Дудаева практически полностью исчерпал лимит доверия у значительной части населения республики, поскольку его окружение погрязло в коррупции и было занято исключительно личным обогащением.

О союзниках Москвы очень точно высказался генерал Анатолий Куликов: «Оппозиционность некоторых чеченцев часто носила особенный характер и основывалась не на идеологических разногласиях с Дудаевым, а на почве неразделённой власти или нераздёленных денег. Их биографии часто являли собой жизнеописания отъявленных авантюристов».

Всё это так. Но люди из оппозиции ещё верили, что Россия их обязательно поддержит. Они ещё мыслили советскими категориями и думали, что за ними стоит великая страна. Как они заблуждались! О чём говорить, если власти в Москве предали своих же солдат и офицеров, завербованных для проведения операции. Верхом цинизма стали слова президента Ельцина: «А наши то там как оказались?»

Я этому не удивился. Не так ли поступил Горбачёв и руководство КГБ после событий в Вильнюсе, отказавшись признать ведомственную принадлежность сотрудника Группы «А» Виктора Шатских, погибшего в январе 1991 года? Один стиль, одна школа.

Да, события назревали. Это чувствовалось по многим признакам. Хотя бы по отсутствию в Москве ключевых силовиков, отбывших на юг. Причём отнюдь не для отдыха. Отделение Группы «А» в полном составе было направлено в Моздок для охраны спецпоезда, в котором находились министр обороны Павел Грачев и глава МВД Виктор Ерин. Старшим по охране штабного поезда был назначен Юрий Викторович Дёмин, заместителем у него был майор Владимир Соловов.

То, что Большая война неминуема — было понятно. Неясным оставалось одно: когда? Хочу подчеркнуть, что на Северный Кавказ было командировано много наших сотрудников. Там же, в Моздоке, находился «альфовский» резерв во главе с Анатолием Николаевичем Савельевым. Все задачи относительно отправки людей ставил начальник Главного управления охраны М. И. Барсуков.

В начале декабря со мной неожиданно связался Савельев, позвонивший не по специальной связи, а с обычного городского номера.

— Здесь назревает очень серьезная ситуация, — доложил он, не вдаваясь, впрочем, в подробности. — По телефону я не могу ничего рассказать. Но обстановка более чем серьезная. Поэтому я убедительно прошу вас, Геннадий Николаевич, прибыть сюда, чтобы вы на месте разрешили возникшую проблему.

О состоявшемся разговоре я незамедлительно доложил Барсукову, спросив у него разрешение на поездку в Моздок. Туда же, кстати, отправлялся контр-адмирал Захаров Геннадий Иванович, возглавлявший Центр специального назначения Службы безопасности Президента. Мы с ним скооперировались и, прибыв на аэродром Чкаловский, вылетели одним спецрейсом.

Это была не первая моя командировка в Моздок. В конце 1992 года наше подразделение в полном составе длительное время находилось в зоне осетино-ингушского конфликта, вместе с «Вымпелом». Отряды базировались в разных казармах, на территории одной воинской части. Наши сотрудники выполняли отдельные оперативные задания (их я расшифровывать, естественно, не буду), однако непосредственно в конфликте участия не принимали. Хотя, не скрою, некоторые ответственные товарищи настаивали именно на этом.

В той командировке вместе со мной, если брать руководящий состав подразделения, находились заместитель руководителя Группы «А» С. А. Гончаров и начальник штаба А. А. Егоров. «Вымпеловцы» работали под командой генерала Герасимова Дмитрия Михайловича, который проявил волю и выдержку, позволившие не втянуть спецназ в межэтнический конфликт.

Вообще в то тяжёлое время — 1993 и 1994 годы — большую работу проделал мой первый заместитель Александр Иванович Мирошниченко. Все заботы мы делили пополам. Вдвоём с ним мы вырабатывали линию поведения подразделения. Хочу отметить вклад и другого зама — Козлова Владимира Сергеевича.

И вот снова Моздок. По прилете я сразу же встретился с Савельевым и всё тем же Дмитрием Михайловичем — на тот момент начальником Управления специальных операций ФСК (создано в декабре 1993 го). Переговорив с ними, я понял всю серьёзность ситуации. Отрядам спецназа уже был отдан предварительный приказ: после объявления времени «Ч» на бронетехнике ворваться в Грозный и захватить дворец Джохара Дудаева. Проведя расчёт сил и средств, мы пришли к неутешительному выводу, что выполнить поставленную задачу возможно, но — ценой гибели личного состава.

Подтверждением тому был второй поход оппозиции на Грозный, 25 ноября. Его разработали специалисты Министерства обороны. Силы оппозиции поддерживали солдаты и офицеры из Таманской и Кантемировской дивизий, рекрутированные в частях Московского военного округа. Они согласились принять участие в деле за солидное денежное вознаграждение. Подыскать желающих среди офицеров и прапорщиков, чьи семьи после распада Советского Союза оказались практически без средств к существованию, — оказалось делом техники.

В состав отрядов объединённой оппозиции было передано шесть изношенных вертолётов с экипажами — всего восемнадцать человек. Пилоты набирались из Северо Кавказского военного округа. Кстати, когда Дудаев заявил, что российская авиация бомбит Чечню, ему ответили: оппозиция, дескать, закупила «вертушки» и посадила в них свои экипажи.

Согласно замыслу, атакующие должны были ударить с разных сторон и собраться в броневой кулак в центре города у президентского дворца. Очевидно, авторы этого плана полагали, что один вид грозной техники заставит противника выкинуть белый флаг и отдать власть.

26 ноября смешанные колонны (танки, бронемашины, автобусы, грузовики и легковые машины) устремились на Грозный. Однако на сей раз, в отличие от событий октября, операция развивалась совершенно по другому сценарию. Дудаевцы успели основательно подготовиться. В районе села Петропавловское противник заблаговременно устроил засаду — по колонне открыли огонь две гаубицы, зенитная пушка и АГС, а также замаскированные автоматчики.

По пути в город попадались и другие засады. Несмотря на это, силам оппозиции, шедшим со стороны Толстой-Юрта, удалось добраться до Театральной площади. Возле площади Шейха Мансура они попали в кольцо окружения. Бойцы Гантамирова, вошедшие в Грозный со стороны Черноречья, на территории Заводского района натолкнулись на Абхазский батальон Шамиля Басаева, где понесли большие потери в живой силе.

Примерно половина всей бронетехники, задействованной в операции, была уничтожена. Как рассказывали очевидцы, сопровождавшие танки оппозиционеры, оказавшись в городе, кинулись грабить киоски, магазины и квартиры. Однако представлять всех оппозиционеров трусами и мародерами — значит, перепевать удуговскую пропаганду.

Оппозиции удалось захватить ряд объектов в Грозном. Один из российских офицеров вспоминал: «… Танки пошли вперед, к дудаевскому дворцу. В этот момент поступили данные о том, что захвачен телецентр, и единственной целью остался дворец Дудаева. Уже потом мы узнали, что телецентр захватили люди из Кень-Юрта — один из самых боеспособных отрядов оппозиции. Но затем они были окружены Национальной гвардией Дудаева. После противостояния им предложили сдаться, обещая сохранить жизнь. Тогда вышли около семидесяти оппозиционеров, и им были отрезаны головы. Я держал в руках списки этих людей».

Позволю небольшое отступление. Ветераны отряда антидудаевской оппозиции из Кень-Юрта, созданного Саид-Магомедом Какиевым в начале 1992 года, ныне составляют костяк батальона спецназа «Запад». Их командир — Герой России, кавалер двух орденов Мужества.

Во время первой и второй «чеченских» кампаний отряд действовал в тылу сепаратистов. После подписания генералом Лебедем в Хасавюрте «августовского мирного договора» все бойцы вместе с Какиевым вынуждены были покинуть Чечню. Осенью 1999 года многие ветераны отряда вернулись в республику, из их состава была сформирована рота специального назначения 42 й мотострелковой дивизии — первая боевая единица, укомплектованная этническими чеченцами после начала второй войны. В ноябре 2003 года она была преобразована в батальон «Запад» горной группировки ОГВ (с) в Чеченской Республике.

Итак, до ещё более кровавых событий конца декабря 1994 го оставалось чуть больше месяца, но даже их топография до боли похожа на эскиз новогоднего штурма.

Надо сказать, свою задачу танкисты-добровольцы выполнили: к президентскому дворцу прорвались, и встали. В течение нескольких часов им никто не давал четких команд относительно дальнейших действий: стрелять, не стрелять? Пока сидели в машинах, на виду, без прикрытия пехоты, их «просто» сожгли гранатометчики. Часть попала в плен, всего около сорока человек. Этот факт был использован ичкерийскими пропагандистами. Западные телекомпании потом с удовольствием передавали кадры с плененными волонтёрами, которые откровенно рассказывали, как было дело.

Блицкрига не получилось, зато победа моментально усилила позиции Дудаева, который пригрозил расстрелять пленных, если российский президент не признает их своими военнослужащими. Ельцин в ответ объявил ультиматум: разоружиться и сдаться, иначе будет проведена полномасштабная армейская операция.

Противник извлек из двух походов на Грозный надлежащие уроки и очень серьезным образом подготовился. Приведу один только пример. В районе железнодорожного вокзала имелись по обочинам канавы — единственное место, где можно было укрыться от огня. Боевики это предусмотрели: в канавах была заранее разлита солярка, и когда в ходе боя возникла подходящая ситуация — её подожгли.

Взять с ходу Грозный не удалось, война приняла затяжной характер. И сколько погибло наших людей, сколько было искалечено — не только телом, но и душой, — кто скажет?..

Я поселился в бывшей казарме. Когда выходил покурить (я тогда ещё не бросил многолетней привычки «дымить»), то рядом часто оказывались молодые ребята — солдаты осеннего призыва 1994 года. Они просили сигаретку. Пачка моментально пустела. Но дело то было не в этом.

— Ты, наверное, танкист? — помню, запросто спросил меня один из солдат.

— С чего это ты взял?

— В чёрной форме! Такая только у танкистов.

Тут требуется пояснение. В Моздок я вылетел в нашей униформе черного цвета, без знаков различия. То, что перед ними командир «Альфы», — солдаты не подозревали.

Отвечаю:

— Правильно догадался, я — танкист. Скажи, сколько времени ты служишь?

— Колька, сколько мы служим, семь или восемь дней? — обратился он к своему товарищу.

— Восемь, — откликнулся тот.

Восемь дней… Бог ты мой! Вместе с другими такими же ребятами они, вероятно, были вскоре брошены в Грозный — необученные, не обстрелянные, без армейского и жизненного опыта. Их улыбающиеся лица я помню до сих пор. Думаю, то были солдаты 131 й Майкопской мотострелковой бригады, которая понесла в Грозном тяжелые потери в районе железнодорожного вокзала. Сужу об этом, поскольку те, с кем я говорил, призывались из Краснодарского края.

Солдаты только по названию — они, в отличие от генералов и офицеров, не понимали, через что им предстоит вскоре пройти. Оружие получили, шинели новые, сапоги… Однако воинской службы, как таковой, ребята не познали да и познать не могли — восемь дней!

В Моздоке я пробыл около недели. Уяснив для себя ситуацию, равно как и возможные последствия в случае выполнения сотрудниками «Альфы» поставленной перед ними задачи, я обратился к Сергею Вадимовичу Степашину с просьбой организовать аудиенцию у министра обороны. Он, надо отдать должное, дал положительный ответ и быстро решил этот вопрос.

В назначенное время мы — Степашин, Захаров и я — вошли в штабной вагон спецпоезда. Ждать пришлось около четверти часа. Первым появился Ерин. В спортивном костюме. Затем спустя ещё некоторое время к нам вышел министр обороны — в таком же виде. Перед нами сюда прибыли заместитель начальника ГРУ и руководитель разведки ВДВ. По своей линии они докладывали Грачёву, разложившему на столе карту, оперативную обстановку и уточняли объекты, по которым предстояло работать.

Конечно, Павел Сергеевич был заложником общей политической ситуации. Как и осенью 1993 го, когда оттягивал ввод войск в Москву. Однако это его танки били по зданию российского парламента. И теперь, поставленный в жёсткие рамки, как член команды Ельцина, он, кадровый военный, вынужден был проводить в жизнь силовой вариант с далеко идущими последствиями.

Я смотрел на Грачёва, на его спортивный костюм. Отчего то мне вспомнился вечер 3 октября накануне штурма Белого дома, когда вместе с командиром «Вымпела» генералом Герасимовым мы прибыли в кабинет министра обороны — расслабленные жесты, вольная поза…

Тогда, в октябре, Грачёв не хотел отвечать за последствия ввода войск в Москву, настаивал на личной санкции президента относительно применения танков. И в дальнейшем он сделал всё, чтобы переложить ответственность на своих подчиненных. А теперь, как будет теперь? Москва — не Грозный, и президентский дворец не капитулирует под гарантии «Альфы», как это произошло 4 октября 1993 го.

Да, опять нас накоротке свела судьба. Я стоял и мрачно думал о тех словах, которые мне предстоит сейчас сказать этому человеку, обещавшему захватить Грозный полком десантников. Что ж, захватить можно, но что делать дальше, как удержать — вот вопрос. Я всё больше утверждался в мысли, что людей нужно спасать.

…Когда доклады закончились, пришёл наш черёд. Захарову, надо сказать, было много легче мотивировать свою позицию. Он начал с того, что обстановка в Москве тяжёлая, напряжённая. Она, стало быть, требует усиленной охраны первого лица государства — Ельцина. А тут, в Моздоке находятся пятнадцать сотрудников СБП, которым место в столице.

— Вопросов нет. Забирайте своих людей, — тут же принял решение Грачев.

После Захарова уже я сформулировал аналогичную просьбу — отозвать группу Савельева. Ответ был раздражительный по форме и резко отрицательный по своей сути. Дословно приводить его не хочу. Я повторил просьбу: «Товарищ министр обороны…» Так я обращался к нему. И снова жёсткая реакция. И так несколько раз, пока, наконец, я не услышал:

— Можете забирать своих людей!

Вечером того же дня вместе с группой Захарова мы вылетели в Москву. Группа Герасимова осталась в Моздоке. Впоследствии сотрудники Управления специальных операций с войсками вошли в Грозный. Знаю, что Дмитрия Михайловича там сильно контузило. Что касается бойцов «Альфы», то они были готовы выполнить поставленную задачу. Даже не сомневаюсь в этом!

Прилетели в Москву. Был уже вечер. Погрузились в наш автобус и отбыли к месту постоянной дислокации подразделения. На протяжении нескольких дней мне никак не удавалось переговорить с Барсуковым. Наконец, когда телефонный контакт состоялся, он высказал мне своё «фэ»:

— Почему вы сняли людей?

— Михаил Иванович, я же просил вашего разрешения: вылететь в Моздок, разобраться на месте и принять решение. Я разобрался и принял его… в таком виде.

— Вы не имели права этого делать!

— Может быть, я ошибся. Но счел нужным поступить именно так. Если вы считаете меня виновным — можете наказать. Но решение я принял, исходя из конкретной обстановки.

Ну, а потом всё встало на свои места, и наши взаимоотношения с Михаилом Ивановичем оставались нормальными, без каких либо недоговоренностей.

Что касается военных, то, несмотря на общее состояние армии, силы в Чечне были собраны огромные, не одна же Майкопская бригада. А наших — двадцать шесть человек. Погоды бы они не сделали. Это факт. Поэтому, положа руку на сердце, какой то моральной неудовлетворенности я не испытываю. Напротив, считаю, что жизни наших товарищей были сохранены для последующих сложнейших операций, в которых им, как высочайшим профессионалам своего дела, довелось участвовать. Спасённые ими заложники, уничтоженные на Северном Кавказе террористы разного калибра — порука правильности принятого тогда в Моздоке очень непростого решения.

Иное дело — непроходящая душевная боль за всех, кто пал смертью храбрых тогда на Северном Кавказе. Военных, гражданских… За всех, кто искупал своими молодыми и зрелыми жизнями преступную недальновидность политиков и высоких чинов, спланировавших и осуществивших первую «чеченскую» кампанию в формате новогоднего штурма Грозного.

В своём рассказе я упомянул двух наших товарищей.

Герой России полковник Савельев — он переживёт описываемые события на три года. Пройдёт Будённовск, а скоропостижно скончается в Москве 20 декабря 1997 года, от острого сердечного приступа, спасая жизнь захваченного террористом шведского дипломата.

Майор Соловов погибнет раньше — в Будённовске, где в течение тридцати минут, тяжело раненый в руку, будет вести бой, прикрывая отход товарищей, попавших в огневой мешок.

Вечная им память! Всем, кто погиб за Родину.

Публикацию подготовил Павел ЕВДОКИМОВ