Автор: Егор Холмогоров

РУБЛЁМ И ШПАГОЙ

Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее. Москвичи, обладающие некоторым количеством «самой перспективной мировой валюты» так вообще зажрались — я, к примеру, в погожий день, вместо метро или такси обычно использую… речной трамвайчик, тем более, что он привозит меня из моих палестин аккурат на «Площадь Европы», где внутри безумно раздражавшего меня флагштока с национальными символами стран НАТО построили пельменную. Так сказать — символ коммерческого успеха России внутри русофобской Европы. А прошедшей ночью толпы довольных москвичей, размахивая фотоаппаратами и мобильниками, носились между московскими музеями и с удовольствием отстаивали даже по часу в очереди. Отстаивали не потому, что в другой день жалко заплатить 100 рублей за входной билет, а потому что в погожий день приятно отстоять очередь в компании приятных людей. И наблюдать как я, например, за забавными артикулами реконструкторов, изображающих французских и русских солдат у Бородинской панорамы или послушать Рахманинова на балалайках, какового счастья сподобились мои знакомые, побывавшие той же ночью в Царицыно.

Интересно отметить, — в последние годы сформировался новый тип москвича. Он одет стильно, но не вызывающе или даже, наоборот, вызывающе консервативно; чешет по улице с рюкзачком, на котором красиво повязана георгиевская ленточка; оснащен всевозможной аудио-фото-видео техникой. Новомодным тусовкам предпочитает ту же самую Бородинскую панораму, развод караулов на Красной площади, танки в городе и другие развлечения в стиле милитари-лайт, которых в России, слава Богу, наконец то стало более-менее в соответствии с естественной потребностью гражданина великой исторической нации. Стоять в такой очереди в музей действительно приятно и внутренне комфортно. Исчезает даже наведенное 90 ми чувство страха жителя мегаполиса перед другим, произвольно взятым жителем мегаполиса.

Сам же музей навел меня вот на какие мысли… Русским часто приписывается неумение пропагандировать свои победы. Сколько раз я слышал разговоры на тему «Трафальгарская колонна — это сила, а у нас что?». Некоторый резон в этом есть. Как отметил Михаил Харитонов, мы, — особенно в советское время, — разучились вкладываться в качество памятников. А в постсоветское — еще и начали портить уже имеющееся. Кто не верит, тот пусть проедет по Кутузовскому проспекту из центра в область и полюбуется на ублюдочную башню-новостройку, совершенно изуродовавшую восприятие Триумфальной арки.

Однако умение ставить памятники — это только один из аспектов искусства психологической войны. Психологической войной как таковой никто лучше русских в мире не владел, не владеет и владеть не будет. «Сделают лучше другие изваянья, литые из бронзы», но никто лучше русских не умеет делать памятники нерукотворные «бронзы литой прочней», не умеет создавать события, сами по себе становящиеся памятниками, провоцирующие культурное творчество, порождающие легенды, служащие вечным источником «непроплаченного» вдохновения.

Взять то же самое Бородино. Если посмотреть с узко-военной точки зрения — неудачное сражение, бессмысленно данное на невыгодной позиции. Барклай, — автор стратегического плана, — это прекрасно осознавал. Понимал это и Кутузов, но видел то, что умному шотландцу было непонятно: сражение необходимо было дать не ради военной победы или поражения, а ради психологической и моральной победы, которая одна единственная имела значение в этой войне.

Вот как, хотя и не с полным пониманием сути кутузовской стратегии характеризует великого полководца знаменитый немецкий военный теоретик Клаузевиц, бывший в 1812 году при русской армии:

«Он знал русских и умел с ними обращаться. С неслыханной смелостью смотрел он на себя, как на победителя, возвещал повсюду близкую гибель неприятельской армии, до самого конца делал вид, что собирается для защиты Москвы дать второе сражение и изливался в безмерной похвальбе. Этим он льстил тщеславию войска и народа, при помощи прокламаций и возбуждения религиозного чувства он старался воздействовать на сознание народа. Таким путем создалось доверие нового рода, правда, искусственно внушенное, но все же имевшее в своей основе истину, а именно: плохое положение французской армии. Таким образом, это легкомыслие и базарные выкрики хитрого старика были полезнее для дела, чем честность Барклая, — последний совершенно отчаялся бы в счастливом исходе войны. Он еще в октябре отчаивался в нем, когда у большинства вновь возродилась надежда; сам он не сумел бы найти никаких средств улучшить положение дел, а его мнительность помешала бы использовать даже те средства, которые могли ему предложить другие. Так, например, он высказался против перехода на Калужскую дорогу. В печальных, всегда озабоченных чертах его лица каждый солдат мог прочитать мысль об отчаянном положении армии и государства, и не исключено, что настроение этого полководца передалось бы армии, двору, всему народу. Словом, простой, честный и дельный сам по себе, но ограниченный Барклай, не способный проникнуть в самую глубь обстановки столь гигантского масштаба, был бы подавлен моральными возможностями французской победы, в то время как легкомысленный Кутузов противопоставил им дерзкое чело и целый поток хвастливых речей».

Бородинское сражение было дано для того, чтобы Лермонтов написал «Скажи ка дядя, ведь недаром…», чтобы Толстой написал «Войну и мир». Это в долгосрочной перспективе. А тогда, — чтобы легендарный Багратион «самым удивительным фактом биографии которого было то, что он дожил до 47 лет» героически погиб именно в этом сражении, или чтобы Милорадович сел завтракать под перекрестным огнем, чтобы рассказывались легенды про искавшего смерти Барклая, лично ведшего в атаку кавалергардов, и под которым были убиты четыре лошади. Каждый русский генерал и офицер стремился погибнуть под Бородино, зная, что покроет себя в памяти потомков бессмертной славой. Руководившему этим грандиозным жертвоприношением Кутузову оставалось только следить за тем, чтобы оно не оказалось напрасным, чтобы битва не была выиграна Наполеоном, чтобы корсиканцу не удалось совершить ничего великого и достойного его имени, подобного Маренго, Аустерлицу и Йене. Именно в этом — загадка сдержанного поведения Кутузова, отказа в резервах, уклонения от малейшего риска (кстати, эта стратегия парализовала и желание рисковать у самого Наполеона).

В итоге там, где Наполеон вел обычную войну по наказанию строптивой России, не желающей участвовать в его Континентальной блокаде, — там у русских явилась Отечественная война. Война, энергии которой корсиканцу просто нечего было противопоставить: в её основе лежала ценностная, культурная и психологическая, а не только материальная стратегия. Ставка была сделана не на физическое поражение противника, а на его моральное разложение и на достижение абсолютного психологического превосходства.

Вот как русский военный теоретик А. А. Свечин описывает работу русских по моральному разложению союзных Наполеону немецких армий:

«Целый ряд видных немецких ученых и писателей, начиная с Шлейермахера, согласился работать в 1812 г. в тылу французской армии в русских интересах. Так как предпосылок для успеха вооруженного восстания не было, то цель для агитации временно была поставлена — распространение смуты и недовольства. Для соответственной информации на русские деньги издавалась подпольная газета, которая должна была разоблачать фальшь победных бюллетеней Наполеона…

Главные усилия были направлены на немецких солдат, находившихся на фронте. Несколько выдающихся прусских офицеров взялись быть русскими агентами в прусском корпусе Йорка. Майор фон дер Гольц, которому были даны большие полномочия, ручался, что удержит пруссаков от серьезных действий против русских; он, соответственно, обрабатывал прусское командование и организовывал дезертирство. Таурогенская измена пруссаков Наполеону подготавливалась заблаговременно…

Образчиком агитационной литературы, отпечатанной в Петербурге, в сенатской типографии, в октябре 1812 г., на средства неограниченного монарха, является написанный Арндтом по особому заказу «краткий катехизис для немецких солдат». Немецкие солдаты когда то имели своего германского императора. Теперь они связались с самим сатаной и адом в образе Наполеона Свободные люди стали рабами и с оружием следуют в отдаленные страны, чтобы сделать такими же рабами счастливые и свободные народы».

Есть, впрочем, и еще более поразительный пример психологической войны, превратившей очевидное поражение в безусловную моральную победу. Это — Крымская война. В мирной Европе середины XIX столетия эта война была событием огромного значения. Однако, что помнит из нее современный европеец? Если он хорошо образован, то два эпизода из неудачного для англо-французов Балаклавского сражения — «тонкая красная линия» и «атака легкой кавалерии» (поразительно, что в данном случае даже англо-французы втянулись в русскую культурную игру, героизируя трагический героизм неудачи, а никак не успех).

Для образованного русского Севастопольская оборона и другие эпизоды войны даже сегодня, спустя полтора столетия, — источник интенсивного духовного излучения. В России героизирован почти каждый эпизод этой грандиозной войны — Синоп и первая бомбардировка, минная война и операции Пирогова, защита Соловецкого монастыря и Петропавловска Камчатского, героическая гибель великих адмиралов и подвиги матроса Кошки. Даже Севастопольская панорама того же Рубо, простите мне мою вкусовщину, гораздо интересней и духовно насыщенней Бородинской. На дистанции в 5 10 лет Крымская война была проиграна Россией, на дистанции в 150 лет она нами, безусловно, выиграна. Когда Севастополь придет к своему исторически и морально оправданному статусу, — это станет окончательно очевидно….

Впрочем, в этой особенности ведения войны русскими западные люди разобрались, похоже, давно. Не случайно главным методом войны против России давно уже является измена, ставка на удар в спину силами завербованной здесь агентуры. Не обошлось без этого и на этот раз — пришедших посмотреть классику русского батального искусства в качестве «нагрузки» ожидала выставка дегенеративного искусства под названием «Арт-Кутузов». Привлеченные духовым оркестром, игравшим действительно красиво, посетители панорамы заходили в зал и оказывались в тошнотоворном поле, создаваемом произведениями «педорасов» (Н. С. Хрущев). Собственно за спиной оркестра располагался уродливый черно-белый Кутузов анфас, то есть с бросающимся в глаза бельмом. Дальше — больше, — карта Москвы за тюремной решеткой. И наиболее впечатляющий «шедевр» — изображение на фольге от шоколада «Слава» с небритым безногим ветераном кавказской наружности. Понятно, что произведения молодых художников «грековской» школы были бы здесь гораздо уместней, но, видимо, должно пройти еще какое то время и пара обвалов нью-йоркской биржи, прежде чем выродки «актуального искусства» перестанут брать с нас за возможность приобщиться к искусству подлинному своеобразную дань в виде обязанности проходить мимо их поделок. К счастью, главное сегодня, все таки, не здесь. Современная русская жизнь семимильными шагами идет мимо этого упадка и его певцов и конструкторов. У нее сегодня другие художники, другие радости, другие борения, и другая боль и тревога.

Безусловно, нам ещё есть чего опасаться, о чем беспокоиться и с чем бороться. Тем не менее, дышится сегодня всё же удивительно легко и полной грудью. Жить стало веселее.

26 МАЯ. ПЕРОМ И ШПАГОЙ

Свой отклик на победу Димы Билана на «Евровидении» я думал начать с понятных поздравлений с тем фактом, что теперь, — после победы, — конкурс для провинциальных европейских домохозяек наконец то перестанет быть нашей национальной идеей. Пустили Дуньку в Европу и можно успокоиться.

Ещё хотел съехидничать, что следующим адресом инвестиций нашего «Газпрома» должен быть ад, чтобы грешники горели там «синим пламенем».

Во всем этом конкурсе приятно одно, — мы, похоже, научились достаточно цинично покупать то, что нам надо. То есть пользоваться имеющимся у нас оружием. Причем делать это беззастенчиво, — не хуже, чем это проворачивают наши геополитические конкуренты.

Наконец, хотелось погрустить о том, что победа эта окрашена в столь интенсивно голубые тона, что волей-неволей возникает тревога — не является ли «Евровидение-2009» в Москве всего лишь легальным поводом для гей-парада.

Но все эти мысли так и остались без развития. Ибо Англичанка мутит. Ей разом удалось доказать мне, что победа на «Евровидении» — доброе и нужное дело, что в ней действительно есть чему радоваться.

«Британский комментатор сэр Тэрри Воган, который почти 40 лет освещает конкурс «Евровидение», заявил, что победа российского певца Димы Билана является несправедливой и политически ангажированной, сообщает британская The Times.

Когда в ходе финального голосования Украина отдала России максимальное количество очков — 12, Тэрри Воган отметил в прямом эфире: «Украина просто хочет по прежнему получать электричество и газ». Победу Билана Воган прокомментировал следующим образом: «Ну что ж, давайте не будем лишать его этого, давайте поздравим его». В конце прямого эфира Тэрри Воган вообще покинул студию.

Возвратившись в Великобританию, Тэрри Воган отметил, что организаторы должны как то изменить систему голосования, поскольку при существующей системе зрители голосуют не за песню, а за страну. При этом государства сформировали блоки: балканские государства голосуют друг за друга, так же поступают скандинавские страны. Однако в наилучшем положении находится Россия, которую по политическим соображениям или под давлением поддерживают бывшие республики СССР. «Россия вновь стала немного медвежьей», — отметил Тэрри Воган, очевидно намекая на образ большого русского медведя, который опасен для Европы.

Как сообщает The Guardian, точку зрения Тэрри Вогана разделяют многие представители британского шоу-бизнеса, а также политики. Депутат Палаты общин Ричард Янгер-Росс внес резолюцию, призывающую депутатов официально признать итоги голосования на «Евровидении» шуткой».

В самом деле, английская истерика выявила очень существенный провал в конструкции «Новой Европы», созданной после разрушения СССР и Югославии под западной гегемонией. По количеству стран «Новая Европа», её Восток, значительно перевешивает Запад. При этом на Востоке, несмотря на всю взаимную ненависть соседей, сохраняется, тем не менее, и некая атмосфера семейного добрососедства. Соседи голосуют за соседей. В частности, за своего мегасоседа — Россию.

Похоже на то, что западные политики в свое время переоценили силу фактора отталкивания от «советской оккупации» и прочих искусственно раздуваемых обид ХХ века в Восточной Европе.

Спору нет, истерик вокруг памятников и прочих элементов нового иконоборчества — много. Как много и исторических курьезов, типа Саакашвили, Качинских, да Юмошенко.

Но, как учил товарищ Сталин, — в войне постоянные факторы имеют преимущество над краткосрочными. Долговременные экономические и политические интересы, сам факт географического соседства и «геополитического облучения» от находящейся рядом великой России имеет большее значение, чем любые истерики, провоцируемые западными политтехнологами.

Россия объективно является лидером Восточной Европы и ничто не способно этого факта изменить. Можно, конечно, попытаться уничтожить саму Россию, но это будет чревато.

Если доминирование России в этом регионе до сегодняшнего момента выражено недостаточно, то исключительно потому, что из столетия в столетие Запад тратит чудовищные ресурсы на то, чтобы этого не допустить. Ради этого развязываются войны и финансируются революции, создаются санитарные империи и санитарные кордоны. Срок годности всех этих «прокладок» крайне невелик, снашиваются они быстро, и приходится тратить ресурсы на новые.

Главное, нам необходимо понимать, что основополагающим вектором политики Запада последних пяти столетий является недопущение развития России. Нам стараются любой ценой помешать выйти на «проектную мощность», поскольку она слишком высока. Не будь этой заклиненности на создании нам помех, сам Запад в своем развитии ушел бы гораздо дальше.

Не случайно, что на самом Западе лидерство перешло к США, которые до середины ХХ века не только не рассматривали Россию как противника, но и, пожалуй, в чем то были нашими союзниками. Причём, как только американцы перехватили от англичан эту роль по сдерживанию России — эффективность самой американской системы резко снизилась.

Понять этот эффект можно и, несомненно, Россия, выведенная на полную проектную мощность, неизбежно станет в мире абсолютно доминирующей силой. Тут даже двух мнений быть не может.

Уже сегодня со всей очевидностью Запад утрачивает эти доминирующие позиции и рано или поздно утратит. Он, конечно, может поступить по принципу: «так не доставайся же ты никому», но прока от этого никакого не будет, — лучше честно уступить первенство России и перестать мешать нашему развитию. В этом случае он может рассчитывать на почетную пенсию по старости. К сожалению, вероятность такого варианта не слишком высока.

Так что достойное место России в мире придется добывать самим. Добывать рублем и шпагой.

6 ИЮНЯ. ДЕЛО КВАЧКОВА

Оправдание судом присяжных Владимира Квачкова — новость выглядящая поважнее УЕФА, Чемпионата мира по хоккею и «Евровидения» вместе взятых. Первая по настоящему хорошая новость за, уж не знаю, сколько времени. Тем более хорошая, что после «судебного убийства» Сергея Аракчеева и идущей полным ходом подготовки к такому же убийству Антонины Мартыновой (причем, в данном случае, выражение может стать отнюдь не фигуральным) на такую новость рассчитывать не приходилось.

Тем более, что и сам Владимир Квачков шел «на принцип» и, казалось, не боялся сесть за решетку, — пусть и по ложному обвинению, но, в некотором роде, за убеждения. Как и посадить Квачкова пытались не столько по факту (факты покушения с образом диверсанта-профессионала состыковались плохо), сколько за убеждения. Его задержание и процесс были одной из «отрыжек» безумной «антиэкстремистской кампании» тех лет.

Даже сам Анатолий Чубайс, в общем то, не скрывает, что речь шла именно о попытке посадить «за ненависть к Чубайсу», а не за покушение на убийство.

«Уверен, что Квачков и те, кто его поддерживает, меня ненавидят и желают моей смерти. Знаю, что наряду с другими политиками, государственными и общественными деятелями, правозащитниками и журналистами, я включен в так называемые расстрельные списки «врагов народа», размещенные и в Интернете» — комментирует глава отдающего концы РАО ЕЭС вердикт присяжных.

Помилуйте, Анатолий Борисович, — Вы не Господь Бог, и ненавидеть Вас еще не есть преступление. Более того, желание Вас расстрелять (ежели сам расстрел будет осуществлен по закону) — тоже не есть преступление. Следовательно, ненавидя Вас и не желая Вам ничего хорошего, Квачков перед законом никак не провинился.

Вот Вы, скажем, ненавидите великого русского писателя Федора Михайловича Достоевского. Сами признались в своем интервью «Financial Times» в 2004 году: «Я перечитал всего Достоевского и теперь к этому человеку не чувствую ничего, кроме физической ненависти». Вполне допускаю, что будь Достоевский жив, Вы включили бы его в какой нибудь свой расстрельный список. Но, коль скоро ничего плохого Достоевскому Вы не делали, то и осудить Вас за ненависть к Федору Михайловичу никак не получится.

Спору нет, может быть за мыслепреступления и стоило бы карать. Ведь в этом случае ни перестройки, ни «демократизации», ни приватизации, ни октября 1993 года просто не было бы — так как основных агентов этих процессов, включая и самого Анатолия Борисовича, «зачистили» бы сильно раньше. Но такова реальность действующего в России и Европе уже не одну сотню лет права. Караются деяния, а не настроения.

Перед законом Квачков провинился бы только в одном случае: если бы действительно совершил инкриминировавшиеся ему прокуратурой деяния — подорвал взрывное устройство под вашей бронемашиной, а затем открыл бы по этой бронемашине автоматный огонь. В этом случае он был бы преступник, а перед коллегами — непрофессиональный диверсант.

Но присяжные никаких веских аргументов в пользу виновности Квачкова не нашли. Несмотря на все манипуляции прокуратуры, на скандальную атмосферу процесса, на разгон «за сочувствие Квачкову» двух коллегий присяжных и всеобщую уверенность, что Квачкова посадят.

Вполне возможно, что оправданию способствовала как раз активная, наступательная позиция самого обвиняемого, который фактически превратил суд над собой в суд над Чубайсом. Его «66 вопросов» и в самом деле были гвоздями в гроб 1990 х и Чубайса, если не как главного вдохновителя, то, как символа совершавшихся тогда реформ.

Кстати, хотел написать об этом отдельную статью, но, пожалуй, обозначу эту мысль здесь. Только сейчас, — именно сейчас, — мы столкнемся с подлинным масштабом разрушений, принесенных «приватизацией» и «реформами» 90 х.

«Российская экономика работает на пределе своих производственных возможностей», — сказано в отчете Всемирного Банка об экономике России, опубликованном 2 июня этого года. По мнению ВБ: «Снижение инфляции и активизация работы над незавершенными структурными реформами стоят в числе первоочередных задач нового российского правительства». В докладе отмечается, что «коэффициенты использования производственных мощностей заметно выросли за последние годы: в промышленности с 69 % в 2001 году до 81 % в марте 2008 года. Структура реального роста ВВП сместилась в сторону «неторгуемых» секторов, что частично вызвано укреплением обменного курса и быстрым ростом внутреннего спроса.

Если в 2003 2004 годах основными локомотивами экономического роста были производство нефти и некоторые обрабатывающие производства, в 2007 году почти треть прироста ВВП была обеспечена оптовой и розничной торговлей, еще 30 % роста дали строительство и обрабатывающее производство».

Что это значит? Это значит, что еще немного, — года полтора или два, — и растущая российская экономика вползет в настоящий структурный кризис, который будет заключаться в том, что попросту будет не хватать производственных мощностей. Не будет хватать даже самого старого, самого завалященького, самого «неэффективного» оборудования и производств, чтобы удовлетворить спрос растущего рынка. У экономики есть шанс попросту захлебнуться в нефтегазовых деньгах, которые реальный сектор попросту не сможет освоить. Этой радости мы будем обязаны именно господам реформаторам и лично — А. Б. Чубайсу, разрушившим значительную часть промышленности под лозунгом смены собственников на более эффективных. Это, кстати, потребует от страны новой индустриализации, в которой ко двору будут скорее люди «квачковского», нежели чубайсовского человеческого типа…

90 е кончились. Действительно кончились. Причем кончились не в том смысле, что наступило время некоего опричного народного «суда и расправы» над врагами. Vox populi — далеко не всегда Vox Dei. А в том, что появилась надежда на минимальную цивилизованность и правосудность приговоров. На то, что очевидная вражда Квачкова к Чубайсу не послужила поводом для ложного приписывания ему чьей то криминальной разборки.

Хочется надеяться, что во многих других случаях, — и таких, как дело Аракчеева (на пересмотр которого хотелось бы надеяться), и в деле Андрея Морозова (ведущего себя, кстати, сходным с Квачковым образом — не столько защищающегося, сколько «провоцирующего» суд), и в неполитическом, но морально значимом «новгородском деле» восторжествует право. Действительное право каждого человека не быть осужденным за то, чего не совершал.

Остается пожелать Владимиру Квачкову «довести недоделанные дела до конца».

Диссертацию. А вы о чем подумали?