«Я – ИЗ ГРУППЫ АНТИТЕРРОРА»

В декабре следующего года исполняется 30 лет штурму дворца Амина. Собственно с него и начинается отсчет десятилетней Афганской войны, сыгравшей для судьбы Советского Союза роковую роль.

…Четыре года прошло с того момента, как перестало биться сердце командира отряда «Гром» — кавалера ордена Ленина, полковника в отставке Романова Михаила Михайлович. Именно он 27 декабря 1979 года вместе с коллегами из «Зенита» вел «альфовцев» на штурм дворца Тадж-Бека. О роли Романова в операции «Байкал-79» — в последнем прижизненном интервью М. М. Романова. С него мы начинаем серию публикаций, посвященных 30 летию афганских событий.

ДОБРОВОЛЬЦЫ

— Михаил Михайлович, почему возникла потребность в создании «Альфы»?

— После того, как мир захлестнула волна террора, стало ясно, что с ним нужно как то бороться. В других странах уже появились антитеррористические подразделения — в Англии, Израиле, США. В Западной Германии создали группу «ГСГ-9», ее возглавил некий Вольф. Наконец, и у нас решили сделать нечто похожее. Инициатором являлся Юрий Владимирович Андропов, все делалось по его указаниям. Подбирались, как правило, сотрудники комитета, достаточно физически развитые, хорошо подготовленные. Группу начали формировать на базе Седьмого управления, которым руководил генерал-лейтенант Алексей Дмитриевич Бесчастнов — замечательный человек, настоящий командир. Шел 1973 год. Изначально я в ней не был, но в 1977 ом включился в её формирование.

— Кем вы были тогда?

— Капитаном, заместителем начальника отделения в одном из отделов Седьмого управления, кандидатом в мастера спорта по самбо. Потому и предложили такую работу. Основная задача — сформировать группу на уровне международных критериев. Ориентировались на западногерманское подразделение, на его методы отбора людей, систему подготовки и вооружения. Но, конечно, хотели создать и что то свое с точки зрения обучения сотрудников и тактики. Почему я начинаю с тактики? Потому, что под нее подгонялись люди, способные в максимально короткое время локализовать заложников и захватить террористов.

Мы имели право набирать людей из любых подразделений КГБ. Принцип был добровольный. Основательно изучали личное дело человека, вызывали его в «кадры»: «Мы предлагаем вам работать в таком то подразделении». Шла беседа. Интересовались его здоровьем, физическим состоянием, учитывали внешние данные. Затем изучали послужной список, смотрели состав семьи, место проживания. Кандидат или соглашался сразу, или давал нам и самому себе возможность подумать. Я сам более двухсот таких бесед провел. В группе чувствовал себя уверенно, потому что у меня уже было несколько чекистских специальностей. Ведь пришел из боевого — Краснознаменного — Седьмого управления. Занимался агентурной работой — это самостоятельное направление деятельности, соприкасался с охранными функциями Комитета.

…Назвали наше подразделение «Группа «А»». Поскольку мы создавались при Седьмом управлении, непосредственным начальником был А. Д. Бесчастнов, а курировал нас заместитель Председателя КГБ СССР Пирожков. Но без санкции Юрия Владимировича Андропова группу никто не задействовал.

— Были отказывающиеся влиться в ваш состав?

— Были. Мы не скрывали, что работа будет сопряжена с возможной потерей здоровья, а может быть, жизни. Мы не имели права этого не говорить, потому что именно так было на самом деле. Да и сама форма службы связана с жестким режимом. Сотрудник находился в сфере нашего внимания и всегда обязан был сообщать о своем местонахождении. Нас поначалу было немного, воевали малым числом, поэтому каждый человек учитывался и всегда был нужен, независимо от того, должен он находиться в группе или дома в постоянной готовности.

— Когда Вы узнали, что надо лететь в Афганистан? Как вас готовили к этому?

— Это было довольно неожиданно для нас. Шел обычный учебный процесс, который всегда выглядел активно. Кто то в Москве, кто то тренируется на других базах. Пользовались услугами баз погранвойск, частично — МВД и Девятого управления. Первая команда: нужно подготовить хороших парней, умеющих все делать, для отправки в одну из азиатских стран. Подготовили пять-шесть человек, отправили. Как потом выяснилось, они предназначались для охраны нового правительства, куда входил Бабрак Кармаль и другие руководители революции, мы их в основном по псевдонимам называли.

Они уехали в ноябре, это была первая ласточка. Затем сказали: не исключено, понадобится более убедительная группа для выполнения спецзадания советского правительства. Задача не конкретизировалась. Предполагалось, что мы ее получим на месте. Она сопряжена с очень серьезными целями и возможными потерями. Я был заместителем командира группы. Командир группы Г. Н. Зайцев в это время был болен и лежал в нашем госпитале. Руководство решило назначить командиром меня. Мне предложили на мое усмотрение сформировать группу, которая бы гарантировала выполнение любой задачи, поставленной на месте. Утром сказали, за день я группу сформировал, ночью вылетели.

— В семьях знали, куда вы едете?

— Когда уезжали туда — нет. Знала, пожалуй, только моя жена. Она чекист, майор в отставке.

— Как она реагировала?

— Она человек мужественный. Ощущения опасности еще не было. Ладно, говорит, отец. Выберешься. На машине за мной приехал Володя Гришин. С женой они работали в одном подразделении, хорошо друг друга знали. Тут то она мне выдала: «Хорошо, ты уже старый, а куда Вовку втянул? У него же двое младенцев». А Вовка — классный парень, мастер спорта, виртуоз за рулем, великолепно стреляет. Без него я бы не обошелся, он очень нужен был. Но я его спросил: «Ты как?» Нам же многодетных нельзя брать, желательно даже несемейных. Однако он настоял и поехал на это дело.

НА ОДНОМ ДЫХАНИИ

— Вылетели непосредственно в Кабул?

— В Баграм (база афганских ВВС под Кабулом — Авт.). Там находились суток двое. Оружие пристреляли, все таки новый климат.

— Какое оружие у вас было и как вы были экипированы?

— С момента нашего создания до Афганистана сумели хорошо вооружиться. Было прекрасное советское стрелковое оружие, в том числе автомат Калашникова с укороченным стволом и откидным прикладом. В ближнем бою он поражает не только пулей, но и звуком — у него оглушительный выстрел. Самые добрые впечатления, если можно так выразиться, он о себе оставил. Имели различные виды холодного оружия, газового, гранаты, которые всем ребятам полюбились. Если чувствовали где то сопротивление — две-три гранаты, а потом уже влетали. Опыт приобрели в течение часа. Как то посчитал: 46 с лишним килограммов на нас было. Бронежилет, каска, три-четыре боекомплекта. Здесь уж не жадничали, так как его всегда не хватает.

Все необходимое умещалось в десантном рюкзаке, ими поделились десантники-витебцы. На афганскую одежду нашили дополнительные карманы, чтобы удобнее было разместить гранаты и рожки. Оделись плотно, но были очень подвижны. Находясь в расположении Амина, проводили много микроучений. Ни один вечер не проходил без подготовки. Вопрос заключался в тактике. Как будем это осуществлять? Какие действия предпринимать перед дворцом, какие — во дворце?

В Баграм мы прилетели в очень напряженный момент. Перед этим по решению нашей инстанции там блокировали аэродром. Спецназ, мягко говоря, сместил Якуба, его начальника. Он здорово обиделся, и никто не знал, какого ответа следует ожидать. Поэтому мы садились с потушенными огнями — это сразу после гор! Летчики проявили исключительное мастерство. Когда приземлились, кто то сказал: «Свет не зажигать». Пришлось по пластунски пробираться в свое расположение. Правительство размещалось в нескольких бункерах, а мы — в округе, в палатках. Не знаю, какая легенда оправдывала наше пребывание там.

В Кабуле переехали в посольство, где пробыли до вечера 23 или 24 декабря. Я получил более или менее конкретную задачу: перемещаться в расположение внешней охраны Амина и находиться там до дальнейших распоряжений. Мы оказались в километре от дворца, хорошо его видели. Убедительное сооружение, мощные стены. Настоящая крепость, стоящая на возвышенности. Охраняли его первый и второй афганские батальоны, жандармерия. Вокруг — вкопанные танки. Всё вооружение — советское. По-моему, даже охрана дворца ставилась девятым управлением.

Состыковались с группой «Зенит», которая расположилась в другом месте, рядом с дворцом. Это тоже комитетовское подразделение, сформированное по линии Первого Главного управления. Хорошие ребята. Мы близко сошлись с командиром Семеновым Яшей, у нас и пароль то потом был: «Яша» — «Миша», а ответ — «Миша» — «Яша». Было их немного — человек 25. А перед самой операцией мы с Яшей попали в плен.

— Как это?

— Никакой информацией по дворцу не располагали, рекогносцировку не проводили, А сегодня идти в бой. Не вслепую же вести людей. Я выбил ГАЗ-66, взяли Мазаева и Федосеева. Поехали. Первый батальон нас разоружил и пленил. Ситуация драматическая, группы могли остаться без командиров. Всю операцию под удар поставили только потому, что своими глазами хотели видеть, где танки, огневые точки и т. д.

Мы разработали легенду посещения, уже зная, что нас обкладывает шестой аминовский полк. Он должен был упредить, накрыть нас до начала операции. Мимо дворца дорога идет в горы. В горах стоит известный привилегированный ресторан с бассейном. По легенде я, командир подразделения, приглашаю офицерский состав на Новый год и хочу заказать столик. Пробирались туда, подмечая все, что нужно. Ресторан не работал, его блокировал шестой полк, все огневые средства направлены в ту сторону, где размещены советские части. Нас завели в офицерское помещение и предложили ждать своей участи. Водитель немножко говорил на фарси, я его предупредил: «Ты прислушивайся. Если что, сориентируй нас».

Постоянно по радиосвязи шли разговоры с кем то. Думаем: решается наша судьба. Или убьют, или… Через водителя говорим: что время зря терять, давайте посмотрим ресторан, поглядим, какой сервис вы предлагаете. Позвали хозяина ресторана, появившегося в какой то затрапезной одежде. Мы выбрали приборы, фужеры, человек на 20 заказали. В итоге обошлось. То ли сами отболтались, то ли сработали аргументы, что мы охраняем Амина… Правда, они пытались это проверить.

— Под какими именами вы пребывали?

— У меня не своя фамилия была, у Яши, кажется, тоже. Но у него имелся документ, что он состоит в охране Амина, а я, помимо офицерской кокарды, другими доказательствами не располагал. Мне нечего было предъявлять, и это могло усугубить положение. Нервы на пределе Должны быть уже с личным составом, оставались считанные часы, а мы здесь… Но судьба, видно, сжалилась, начали спускаться с этих проклятых гор, и тут первый батальон нас задерживает. Опять проволочка. Прикидываю: ну, сейчас рванем, пускай стреляют, мы успеем, но поднимется паника, внезапность утратим. В общем, вырвались кое как.

— Я слышал немало рассказов о штурме. В частности, что наши перестреляли своих, что Амина охраняла советская разведрота.

— Ничего этого не было. Начало штурма — в 19:30, потом время на полчаса ускорили, поскольку так развивались во дворце события, касающиеся Амина. Я создал несколько подгрупп, каждая имела боевую машину пехоты. Двумя бронетранспортерами и силами поддержки руководил Глеб Борисович Толстиков. На бэтээрах находились штурмовые лестницы, машины должны были поддержать нас пулеметным и автоматным огнем. Заход в район дворца предполагался с двух сторон. Мне с командой «Гром» надлежало подниматься по серпантину к дворцовому фасаду, а Яша должен был штурмовать пешеходную лестницу, выходившую на торец дворца. Потом, соединившись у фасада, нам предстояло вместе туда проникнуть Но, как всегда, ситуация вносит свои коррективы. Прорыв их группы был затруднен, БТРы подбили, кто мог, десантировался. Яша, представитель афганской стороны, два-три бойца подошли к намеченному рубежу.

— А остальные?

— Они были рассеяны, прижаты огнем. Появились потери. А мы, накрутившись по серпантину, приблизились к фасадной части, несмотря на подбитую БМП. Сформировали штурмовые группы. Каждому предписывались определенные действия. Потери были очень серьезные: один убит, тринадцать ранено. Двоих я еще раньше отдал в снайперы, один из них погиб практически мгновенно (капитан Дмитрий Волков — Авт.), второго тяжело ранило (сотрудник «Альфы» Павел Климов — Авт.), его с того света вытянули уже в Склифосовского. Таким образом, со мной осталось 22 человека. Позже к нам присоединялся Эвальд Козлов (будущий первый командир «Вымпела» — Авт.), он был в моем экипаже. Подбитые машины невозможно было объехать, поэтому все десантировались. Стреляли в каждое окно.

— Вы были на совершенно открытой местности?

— Абсолютно. Немножко нам бордюр помогал. Вообще, деталей — море… Операция длилась минут сорок. Взяли дворец, блокировали связь из него. Ожидали подхода афганских сил. После должно было последовать официальное заявление, что Амин низложен, и что к власти пришли представители переходного правительства. С Амином должны были разобраться афганские представители. Их было немного, но настроены они были решительно.

«Я В УЖАС ПРИШЁЛ ОТ ОГНЯ»

— Михаил Михайлович, я читал, что наши военные медики оказывали отравленному за обедом Амину помощь, и один из них, кажется, полковник, нашими же был убит.

— Сложно сказать — нашими, не нашими. По дворцу со всех сторон велся огонь двумя афганскими батальонами, причем не только пулеметный, но и танковый. Тот офицер погиб от осколочного ранения. Был он очень хорошим человеком, по моему, кандидатом наук. Нас перед штурмом ориентировали: имейте в виду, там могут быть наши в белых халатах. Но кто в такой обстановке дает гарантии? Неизвестно, как пойдет бой. Его гибель — одна из досадных, горьких потерь.

— Кто убил Амина?

— Честно говоря, не знаем. Допускаю, Амин мог быть поражен нами, мы же не голыми руками штурмовали лестницы и его апартаменты. Кто знал, там он или нет. Туда летели гранаты, шли автоматные очереди. А вот жен его мы приняли, это да. Пять женщин. Одна маленькая совсем, лет шестнадцать, но уже с грудным ребенком. Те то явно азиатки, а эта почти европейского типа. Симпатичная, небольшого росточка. Я дал сопровождение старшей жене, чтобы во дворце она нашла питание, одежду. Прямо как в кинофильме «Белое солнце пустыни». Отправил их в наше расположение, поставил охрану.

— Михаил Михайлович, расскажите подробнее о действиях при штурме. Много драматических моментов пережили?

— Министерство обороны должно было обеспечить нас огневой поддержкой — «шилками», поразить те точки, которые могли нам препятствовать. Обстрел дворца ожидался одновременно с началом нашего движения к нему. Но установки не совсем удачно расположились, их огонь накрывал, незначительную часть дворца, которая, впоследствии загорелась.

— Кстати, как вы разобрались с первым и вторым батальонами и жандармерией?

— Решительно.

— Но их же было несравненно больше…

— Считать бесполезно. Плюс вкопанные танки. Плюс около двухсот человек личной охраны во дворце. Сам сейчас удивляюсь, как…

— Но ведь как то это произошло…

— На одном дыхании ворвались туда. Маленькая задержка была лишь тогда, когда подбили одну «бээмпэшку». Ворвались со второго захода, потому что из за очень сильного огня понесли потери. Шквал был такой… Эвальд Козлов, приверженец консервативных взглядов, взял автоматический пистолет Стечкина. Говорит: «Миша, он у меня не стреляет». Смотрю, у него затвор в заднем положении. «Ты же всю обойму расстрелял, просто не слышишь, огонь зверский идет». Говорить вообще невозможно. У дворца «рафик» стоял, в решето превратился. Сквозь него смотреть можно было. Жаль, для музея не сохранили.

— Вы упомянули о потерях…

— Ребят задело при десантировании из БМП. Машины стояли боком, но огонь был потрясающе плотен. Ранения — от самого легкого до тяжелых. Многие оставались в строю. Емышеву оторвало кисть руки, Лёше Баеву прострелили шею, где уж тут воевать. Коломиец Сережа — ранение шеи, руки. Кузнецов получил серьезное ранение в ногу. Репин Саша тоже тяжело ранен. Коле Швачко маленький осколок залетел в зрачок. Можете себе представить?! Он все в бой рвался, а из глаза кровь идет. Но зрение спасли, в госпитале, кстати, оказался ленинградский врач. Сережа Голов получил девять ранений — пулевых и осколочных, но остался, ещё и мне помощь оказывал.

— Бронежилет не спасал?

— Бронежилет — это символика. Серьезное оружие не держит. Пистолетный, осколочный вариант — еще да, а автомат его прошивает запросто. Каски были неплохие, западногерманские. Балашову и мне каски жизнь сохранили. Он обнаружил серьезную вмятину от пули в районе уха.

— А у Вас что?

— У каски толстый прозрачный триплекс с фиксатором. Когда первое десантирование было, от перепада температур триплекс запотел. Я его поднял, а фиксатор оказался почему то слабым. Только подниму, начну прикладываться, позицию менять, он опускается. Я обратно его туда, он опять опускается. И в какой то момент опускания — я это потом обнаружил — триплекс оказался насквозь пробит и вмятина была на каске у правой брови. Видимо, осколок, не пуля. А драматизм, повторяю, заключался в невероятном, просто жутком шквале огня.

— Как психологически Вы это пережили?

— Сначала состояние на грани паники. Я видел, что таким количеством мы этот дворец не возьмем. Я в ужас пришёл от огня. Точки, которые должны быть подавлены — работают. Если бы я чуть чуть дрогнул, все бы иначе закончилось. И вдруг такой порыв: ну надо же дойти до входа! Делаем рывок. Когда Сашу Репина ранило, мы не смогли его посадить, он ногу волочил. Крикнул: «Саша, находи себя!» Подошел к входу во дворец — стоят Виктор Карпухин, Берлев Коля. Рядом много трупов афганцев. Убило нашего переводчика, я его с Кувылиным Сергеем перепутал. В вестибюле, лежит Емышев Валерка, рядом Коломиец стонет. Надо их перевязать, а то погибнут от потери крови, и штурмовать дальше. Хорошо, тут Яша и его бойцы появились. Нас было — Козлов Эвальд, я, Голов, Плюснин, Соболев Миша, Гришин, Филимонов, Анисимов.

Пошли не фасадом, а через окна, с правой стороны, пробились на второй этаж. Ребята действовали отчаянно, четко. Ситуации разные случались. Гранату кинешь в стеклянную дверь, а она стекло не пробивает и катится обратно. Но мы уже настолько привыкли к гранатам, что моментально прислонялись куда то или нагибались, когда чувствовали: сейчас рванет. На голове, каска, бронежилет предохраняет, а по ногам пройдется — не смертельно. Спокойно относились. Вообще, крови было много.

— Вас не задело?

— Контузило. Когда стал организовывать второй заход во дворец, то ли от выстрела РПГ, то ли от танкового хлопка волной меня ударило головой и левой частью тела о БМП. Удар резкий, реакция не спасала. Из ушей и носа кровь пошла. Плохо слышу, гул стоит сплошной. На какое то время вроде даже сознание потерял. Очнулся — взрывы, выстрелы, канонада. Как говорится, не до себя. Задача еще не выполнена, самый бой идет. В это время Яша подошел, Эвальд со мной в экипаже был. Рассредоточились в 10 20 метрах друг от друга, обнялись, попрощались и — вперед. В этой запарке я ничего не чувствовал. А на следующее утро мне стало плохо. Что то тянет, а что — не пойму. Вроде ничего не оторвало, а раздеваться некогда. Неужто осколок в левом боку? Потом отпустило. Пришли в казарму, и ночью стало совсем худо. Оказалось, удар был такой силы, что камни из почек посыпались. Андропов дал нам свой самолет, и в Москву я впервые летел на софе. Пил чай с лимоном, рядом сестра сидела с уколом. А ребята немножко себе позволили, я разрешил.

НАГРАДЫ В КРЕМЛЕ

— В мыслях я не раз возвращался к штурму, — продолжает Михаил Михайлович, — и приходил к выводу, что ни одна группа антитеррора в мире не участвовала в подобных операциях. А наградили нас спустя почти шесть месяцев. Многие наградные документы я писал. Без моего участия практически ничего не оформлялось. Но, как водится, сначала писали одно, потом это нужно было кому то отдать, потом с кем то поделиться. Никуда не денешься — разнарядка. В итоге за операцию получили все «вплоть до машинисток». Велась целая кампания. Отдельные руководители, имеющие косвенное отношение к происшедшему, а то и вовсе непричастные, получали куда более высокие боевые награды, чем мои ребята. Жуткая несправедливость.

Когда награждение состоялось, смирился. Звания Героя Советского Союза удостоились Виктор Карпухин и Эвальд Козлов, посмертно — полковник Бояринов. Я, Голов и Поляков — ордена Ленина. Яша — ордена Красного Знамени. Все строго секретно, никакой информации, в газетах, разумеется, ни строчки. Вручали в Георгиевском зале Кремля. Готовили к Брежневу, но он в то время часто недомогал. И сошлись на том, что будет Василий Васильевич Кузнецов. Инструктировали: руку не жать, вопросов не задавать, не обнимать, не целовать.

Пришли. В гардеробе «девятка» принимает плащи, в холле — женщина средних лет, в углах на столах — водичка фруктовая, сигареты. Можете товарищи, закурить, водички попить. В зале — ни души. Потом нам, пятерым, предложили пройти в зал. После поздравления Гиоргадзе начал: какие вы, парни, молодцы, сейчас бы с вами по бокалу шампанского выпить, но извините, в Президиуме на это нет денег. А Сережа Голов говорит: «Мы с собой захватили». Шутка, конечно. Если бы знали, привезли бы с собой.

И мы поехали в «Прагу», несмотря на рекомендации не делать этого. Приехали в пять часов, а там с пяти до шести перерыв. Нас не пускают, гардеробщики сидят, хотя столик заказан. И тут один из нас снимает плащ, на лацкане орден Ленина и Золотая Звезда, другой… Деды привстали. Когда все разделись, они: «Ребята, где набрали? Откуда же вы, сынки?» Вот тут нас, что называется, подорвало. Почувствовали истинное тепло, восхищение нами. Рядом — свадьба, ждали молодых, собралось человек двадцать, но когда такую компанию увидели, расступились.

Поднялись в пятый кабинет. Официанта звали Коля. Я попросил: «Коля, сделай нам сегодня маленький праздник. Мы собрались по случаю получения правительственных наград, поэтому не надо посторонних и рекламы. Мы ребята тихие, скромные. Один вернулся из Анголы, другой…» Короче, начали лапшу вешать. Традиция есть традиция. Ордена и звезды опустили в бокалы. Вошедший, в это время Коля обалдел. Рядом тридцать человек обмывают медаль «За трудовую доблесть», а здесь, видимо, очень круто, во всяком случае, для него. Я сказал: «Коль, выпей с нами. Считай, с того света вернулись». Он выпил, никаких вопросов не задавал. Затем пришел метрдотель, бывший наш чекист, с двумя или тремя официантами. Ему, оказывается, тоже по секрету всему свету рассказали. И уже со столов кто то нам шампанское передает, кто то что то еще. Это было настолько душевно, что ребята были растроганы, некоторые даже до слез. Это было по нашему.

Через двадцать лет после описываемых событий Михаил Михайлович говорил: «… Я по прежнему живу этими воспоминаниями. Время, конечно, может что то стереть из памяти. Но то, что мы пережили, что совершили тогда, всегда со мной. Как говорится, до гробовой доски. Я год мучился бессонницей, а когда засыпал, то видел одно и то же: Тадж-Бек, который нужно взять штурмом, моих ребят…»

Полковник Группы «А» Михаил Романов был именно таким, каким предстает перед нами в этом интервью — отважным, прямолинейным, нередко бескомпромиссным. Штурм дворца Амина навсегда вписал его имя золотыми буквами в книгу военного искусства и воинской доблести. Бойцы и ветераны «Альфы» навсегда сохранят в сердцах память о своем героическом командире.

Публикацию подготовил Фёдор Бармин.