Автор: Александр Алексеев

ПАМЯТИ ПРЕДСТОЯТЕЛЯ

Утром 5 декабря отошёл ко Господу пятнадцатый Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Эпоха, в которую ему довелось быть предстоятелем Русской Православной Церкви перед Богом, по праву может быть названа одной из самых тяжёлых в истории России и русского народа. И сейчас, оглядываясь назад, мы можем с уверенностью сказать, что за время патриаршества Алексия II Русская Православная Церковь, являющаяся одним из важнейших институтов русской нации, так сказать, её становым хребтом, относительно немного потеряла и существенно больше приобрела. После промысла Бога о Церкви, в первую очередь это заслуга почившего Патриарха. Впрочем, сложно отличать Божий промысел от человеческого попечения в жизни этого архипастыря, постоянно подававшего миру и Церкви пример соработничества Бога и человека.

Предки Патриарха, которого в 2006 году один известный «русский националист» назвал нерусским, на самом деле происходят из старинного рода курляндских дворян, ставшего православным и влившегося в русский народ ещё в екатерининскую эпоху. Первым прославившимся представителем этого рода был граф Феодор Васильевич Ридигер, генерал-адъютант и герой Отечественной войны 1812 года, бывший прапрапрадедом Патриарха.

Отец Патриарха, Михаил Александрович Ридигер (1902 1964), счастливо избежал участи большинства дворян в эпоху революции и Гражданской войны, эмигрировав вместе со своими родителями и всей семьёй в Эстонию. Мать Алексия II, Елена Иосифовна Писарева (1902 1959) родилась в семье русского офицера, служившего в Белой армии и расстрелянного большевиками. Алексей Ридигер, будущий Патриарх, появился на свет 23 февраля 1929 года в Таллинне.

В 1940 году, после вхождения Эстонии в состав СССР, советские спецслужбы начали охоту на русских эмигрантов первой волны. М. А. Ридигер, незадолго до этого события рукоположенный во диакона, спасся вместе с родными только чудом Божьим. Сам Святейший впоследствии вспоминал об этом так: «Перед войной, как дамоклов меч, нам грозила высылка в Сибирь. Только случай и чудо Божие нас избавило. После прихода советских войск к нам в пригород Таллинна приехали родственники по линии отца, и мы им предоставили свой дом, а сами перешли жить в сарай, там у нас была комната, где мы и жили, с нами были две собаки. Ночью за нами приехали, обыскали дом, ходили по участку, но собаки, которые обычно вели себя очень чутко, не разу даже не гавкнули. Нас не нашли. После этого случая, до самой немецкой оккупации, мы уже в доме не жили».

«ЗАРУБЕЖНЫЙ» ЭПИЗОД

В 1942 году Михаил Александрович Ридигер, отец будущего Патриарха, был рукоположен в священники и вступил на стезю подвижнического служения людям, продолжавшегося почти 20 лет. Отец Михаил занимался окормлением «остарбайтеров» — русских людей, которых через Эстонию увозили на работы в Германию. Постоянным гостем был он и в концлагерях, где томились наши военнопленные. Всюду вместе с ним был сын, помогавший отцу в его трудах.

По некоему таинственному Божественному промыслу рядом с отцом и сыном Ридигерами оказался ещё один священник, на долгие годы ставший «знаковой» фигурой в русской эмиграции и в РПЦЗ — о. Александр Киселёв, духовный отец Русской Освободительной армии и лично генерала Власова. Вот как он сам вспоминал о том времени:

«Большинство этой «рабочей силы с Востока» («остовцы»,» осты») которая вскоре стала исчисляться миллионами, жило в специальных лагерях, за колючей проволокой, при фабриках и заводах. Многие работали у крестьян или домашней прислугой. По существу, они все были бесправны и отношение к ним всецело зависело от лица, в распоряжении которого те или другие из них находились. Поэтому и условия их жизни были разные. Преобладали, конечно, как и при всяком рабовладельчестве, эксплуатация и произвол.

Моя священническая миссия заключалась в проникновении в «остовские» общежития и лагеря для военнопленных.

Дело это сочетало в себе самое радостное и самое горькое. Горькое — от бессилия помочь, от скорби видеть как вымирали, как мучились, сколько скорби переносили люди… радостное, как пасхальное ликование, от встречи с такой высотой духа, терпения, такой веры, о которой до того только читал в Евангелии.

Во время этих путешествий я научился верить в русский народ. Не в существовании в его среде только отдельных праведников, но в сам народ, в его массу, в которой, несмотря на множество грехов, ощущаешь неистребимость образа Божия.

Попадать в такие лагеря было очень трудно.

Без разрешения от соответствующего отдела политической полиции туда вход был закрыт. Хождение в это учреждение было не безопасным делом, но мой настоятель (архимандрит Иоанн Шаховской) усердно меня туда посылал, ободрял, хотя называл это «хождением в львиную пасть». Был у меня такой случай. Я узнал, что в лагере сидит мой однокурсник по семинарии о. Дионисий Ильин. Понес в это учреждение ему «передачу» (пищевую посылку). Ее приняли, хотя и уверяли, что он ни в чем не нуждается. Когда же я принес вторичную передачу, то мне сказали, что если я и теперь не поверю, что у него всего достаточно и принесу еще одну передачу, то им не останется ничего другого, как послать меня туда, чтобы я лично убедился в правоте их слов. Признаюсь — третьей передачи я не понес…

Мне не пришлось побывать в самых страшных лагерях военнопленных, после посещения которых полк. К. Г. Кромиади сказал: «за это время я отучился смеяться.»

Но и мне довелось кое что повидать. По сей день я не расстаюсь с той чашей и, совершая Литургию, употребляю именно ее, ту, с которой я объезжал тогда лагеря и из которой причащал тысячи тех, большинства которых уже давно нет на этой земле. Среди них были смертники, приговоренные к казни и приговоренные к вымиранию от голода, были принимавшие мой путь — РОА и те, которые не шли ни на йоту «коллаборации». Как сейчас слышу стук их бесчисленных ног в деревянных колодках по немецким дорогам. Истощенных, еле идущих, но с песней: «Страна моя, Москва моя, ты самая любимая…».

Незадолго до смерти Патриарха и сразу после неё коммунисты выставляли этот период из жизни Михаила Ридигера и его сына Алексея как некое «компрометирующее обстоятельство». Мол, как же, будущий Патриарх помогал вербовать советских военнопленных в армию Власова! Однако, если посмотреть на этот эпизод сколько нибудь духовными очами, мы придём к абсолютно другому выводу. Власовское движение изначально было мертворожденным — как из за личных качеств своего «вождя», так и по идейным причинам. Но лишь такой человек, как Алексий II, в детстве служивший вместе с о. Александром Киселёвым и хорошо знавший тот настрой, который царил в русской эмиграции и РПЦЗ, мог стать тем Патриархом, при котором РПЦ МП имела бы хоть какой то шанс на воссоединение с РПЦЗ. И Алексий II, как мы знаем, этим шансом воспользовался.

Здесь важно отметить один момент. «Зарубежник», позже перешедший в ненавистную многим псевдо-православным «ревнителям» РПЦ МП, Алексий II с самого момента своего рождения и вплоть до своей смерти зарекомендовал себя как человек и политик, постоянно действующий на краю — но не заходящий за этот край. Его мать, Елена Иосифовна, во время беременности чуть не погибла, пытаясь сесть на разбившийся автобус, но Господь сохранил её и её сына для Своего таинственного промысла. Алексий II вместе со своим отцом помогал о. Александру Киселёву — но не вербовал военнопленных в ряды РОА лично. Такой же замечательный такт Алексий II проявлял всю свою жизнь.

ОСТОРОЖНЫЙ ПОЛИТИК

Об архиерейском служении Алексия в бытность его епископом Таллиннским и Эстонским, а позже — управляющим делами Московской Патриархии, написано много, хорошего и разного. Нас же больше интересует тот период жизни Святейшего, когда ему приходилось действовать не только как архиерею, но и как церковному политику — время его архипастырского служения.

Не будем лицемерить. Алексий II принял от своего предшественника, кроткого молитвенника Пимена, тяжелейшее наследство. РПЦ МП, внешне выглядя значительной и организованной духовной силой, на самом деле, после 73 летнего гонения и 63 летнего действия подтачивавшего её изнутри вируса «сергианства», представляла из себя довольно жалкое зрелище даже по сравнению с «пленением» Синодального периода. Количество приходов сравнительно с дореволюционным временем уменьшилось в десятки, если не в сотни раз Во всём СССР действовал всего лишь 21 монастырь. Большую часть воцерковлённых верующих составляли те самые «бабушки», нередко, заметим, с достаточно бурной комсомольской юностью, нередко приносившие в Церковь навыки комсомольских организационных работников. В прямом противоречии с конституционным положением об отделении Церкви от государства и школы от Церкви последняя была буквально придавлена советским режимом, опутавшим и священников, и архиереев, и мирян самой настоящей «спиралью Бруно», де-факто отделявшей их не только от общества, но, честно говоря, нередко и от подлинной свободы совести. Принимать предстоятельство такой Церкви было бы подлинным мучением, что сам Алексий II отлично понимал: «… Только после Архиерейского Собора… где я получил больше всех голосов архиереев, я почувствовал, что есть опасность, что чаша сия меня может и не миновать. Я говорю «опасность», потому что, будучи двадцать два года управляющим делами Московской Патриархии при Святейших Патриархах Алексии I и Пимене, я прекрасно знал, насколько тяжел крест Патриаршего служения. Но я положился на волю Божию: если будет воля Господня на мое Патриаршество, то, видимо, Он даст и силы».

Воля Божия, как известно, оказалась именно такова.

Кратко перечислим те шаги, которые были сделаны Алексием II в самом начале его архипастырского служения и которые однозначно можно поставить ему в заслугу перед Церковью и перед русским народом.

Важнейший из этих шагов — дезавуирование печально известной «Декларации» митр. Сергия (Старгородского). Патриарх Алексий II стал первым архиереем РПЦ МП, открыто признавшим, что в этой декларации «присутствовала неправда» и что «больше мы не руководствуемся ею». Этот демарш новоизбранного Патриарха дал понять многим колеблющимся, что к «сергианскому» прошлому во всей его прискорбной полноте возврата уже не будет. Ещё будут отдельные рецидивы, ещё будут «сергианские» перехлёсты как реакция на неадекватных архиереев вроде бывшего еп. Диомида, но «сергианство» как определяющее церковное бытие идеология с того момента, как Алексий II дал знаменитое интервью «Известиям», оказалась обречено. Давно ушедшие в «глухую оборону» против «всемирной апостасии» иерархи РПЦЗ начали присматриваться к новому Патриарху РПЦ.

Следующим, логичным на этом пути, шагом было оглашение точки зрения Церкви к событиям 1917 1923 гг., известным как «русская революция». И Алексий II не замедлил это сделать. 5 ноября 1990 года Святейший в обращении к согражданам дал недвусмысленную оценку «русской революции»: «Семьдесят три года назад произошло событие, определившее путь России в двадцатом столетии. Этот путь оказался скорбен и тяжек… И пусть все минувшие годы один за другим встанут в нашей совести и будут нас умолять не платить человеческими судьбами за эксперименты и принципы политиков».

Увы, этот призыв Патриарха не был услышан. Новые, «либеральные» большевики требовали «шоковой терапии» и экспериментов над народом для торжества идей Адама Смита и подобных ему книжных теоретиков «экономистов». Настоящим шоком для Святейшего стала встреча с делегацией крупных финансистов, которые приехали к Нему за благословением (какая аналогия с декабристами и св. Серафимом Саровским!), по ходу дела рассказав, что рубль обесценится, как минимум, в 15 раз. Патриарх воспринял эту «новость» как личное горе, долго не мог вернуться к работе и говорил только одно: «Как народ будет жить, как простые люди переживут полное разорение, что будет со страной?».

Единственным утешением для Патриарха и церковного народа в эти тяжёлые дни было то, что ортодоксальный «красный» большевизм, последним отпрыском которого был ГКЧП, корчился в смертельных судорогах. Ещё один мужественный религиозный и гражданский поступок Патриарха Алексия II, сравнимый, наверное, лишь с подвигом святых Патриархов Тихона и Гермогена — отказ поминать ГКЧП как легитимную власть. Как только зловещий туман над страной рассеялся, Патриарх 23 августа 1991 года дал должную оценку попытке коммунистического реванша: «В дни, которые только что довелось пережить нам, кончился Промыслом Божиим период нашей истории, начатый в 1917 г. Отныне уже не может вернуться время, когда одна идеология владела государством и пыталась навязать себя обществу, всем людям. Коммунистическая идеология, как мы убеждены, никогда более уже не будет государственной в России… Россия начинает труд и подвиг исцеления!».

Очередной кризис российской государственности, случившийся в 1993 году, стал тяжелейшим испытанием для Патриарха. Не найдя для себя возможным открыто выступить ни на одной из сторон конфликта, поскольку ни одна сторона не была вполне правой, Патриарх, тем не менее, чётко обозначил свою позицию. Он анафематствовал ту сторону, которая прольёт кровь первой (на этот счёт имеются различные мнения, хотя многие склоняются к тому, что анафеме подвергся Президент и его сторонники), а также дал благословение о. Алексию Злобину и бывшим с ним священникам духовно окормлять защитников Белого дома. О. Алексий Злобин крестил многих из тех, кто защищал Верховный Совет России. После победы Бориса Ельцина такие действия могли бы выйти «мятежному» священнику боком. Но за него вступился Патриарх, используя всякую возможность для того, чтобы служить вместе с о. Алексием Злобиным, как бы показывая, что тот находится под его защитой.

«ВПЕРЁД — НА ЛЁГКОМ ТОРМОЗЕ»

Последующий период патриаршества Алексия II, растянувшийся на долгих 15 лет, можно назвать медленной реставрацией былого, досинодального величия Русской Православной Церкви.

Заодно ответим на один упрёк, столь часто раздающийся в адрес почившего в Бозе Патриарха. Радикальные националисты обвиняют Его в том, что, дескать, не поехал по городам и весям созывать рать против «оккупантов», засевших в Кремле, не благословил различных (в большинстве своём — самозваных) «спасителей Отечества», как то сделал умученный поляками св. Патриарх Гермоген.

Эти два случая сравнивать практически не возможно. При Гермогене количество воцерковлённых православных приближалось к общему числу русских людей, Церковь была сильна и авторитетна, народ не был расколот на партии, а его соборный разум не был замутнён 70 летним господством безбожников.

Уже св. Патриарх Тихон чётко понимал, что большевизм в России — это надолго. Он, конечно, дал благословения двум деятелям Белого движения, но народ не пошёл ни за одним из них. А Тихон умер в 1925 году, в полном осознании того, как у Него на глазах рушилось возрождённое было Поместным Собором 1917 1918 годов каноническое устройство РПЦ. Его последним желанием было пожить «хотя бы ещё годочков пять». Он отлично понимал, что впереди — ночь, которая будет «долгая-долгая, тёмная-тёмная», началом которой будет предстоятельство похитившего местоблюстительство митр. Сергия с его «Декларацией», оглашённой как раз в 1927 году, в те самые «годочков пять», которые Бог не дал св. Патриарху Тихону пожить на этой земле.

Задачей Патриарха Алексия II, как мы сейчас можем судить, было постепенное воцерковление русского народа и восстановление былого величия и авторитета РПЦ, подорванного Синодальным периодом и «сергианством». Семена были Им посеяны, Он за ними бережно ухаживал, пока был жив, но до времени жатвы, увы, ещё очень и очень далеко. А те, кто хотят жать раньше времени, погубят всё дело.

СОБЛАЗН «АРХИПАСТЫРЯ-НИЩЕБРОДА»

Некоторые, казалось бы, вполне себе православные русские националисты, соблазнившиеся внешним величием РПЦ и лично Патриарха, выдвигают такой тезис. Мол, хотим такого же бессребреника, как Патриарх Сербской Православной Церкви Павел! Который не ездит в бронированном «Майбахе», а запросто ходит по Белграду пешком, в поношенной рясе, и у Него всегда можно испросить благословение.

Желание, что и говорить, хорошее. Но, во первых, такого Патриарха, как и Царя, «ещё надо заслужить». Во-вторых, уверены ли вы, радикальные наши русские националисты, что вы такого Патриарха по настоящему захотите?

Ведь Павел — это, действительно, вовсе не покойный Алексий II. Если тот говорил правдиво, но «политкорректно», например, «Началось вымирание нашего народа», то Павел излагает всю правду «здесь и сейчас». Про утрату сербами Косово он сказал примерно следующее: раз, мол, албанцы рожают много детей и не делают аборты, в отличие от нас, сербов, значит, им, албанцам, Косово сейчас нужнее.

«Архипастырь-нищеброд» — это, в прямом смысле слова, юродивый во главе священноначалия. То, что на нём будет почивать Дух Божий — это скорее всего. Но понравятся ли его слова всем нам?

Такая вот дилемма.

А мы скажем, что важнее, всё таки, доступность архиереев, а не то, на чём они ездят. По этой части в РПЦ ещё работы непочатый край, и эту часть сергианского «наследия», действительно, нужно преодолеть поскорее.

БУДУЩЕЕ ЦЕРКВИ

В отличие от многих церковных и околоцерковных журналистов, не будет гадать, кто станет шестнадцатым Патриархом РПЦ. Лучше кратко опишем достигнутые покойным Алексием II результаты, а заодно постараемся поставить задачи, стоящие перед будущим Патриархом.

Восстановление внешнего величия Церкви, что было основной задачей Алексия II, в целом, завершено. Число приходов выросло в разы по сравнению с советским периодом. Процент воцерковлённого народа, на первый взгляд, увеличился незначительно, с 3 5 до 7 8 процентов, но мы можем констатировать качественный перелом. РПЦ перестала быть только лишь «Церковью бабушек». Внутри РПЦ возможен оживлённый диалог на внутрицерковные и межконфессиональные темы, имеющий, однако, своими пределами уважение к священноначалию и дух соборности — что показало дело бывшего еп. Диомида.

Преодолён застарелый раскол с РПЦЗ, длившийся ровно 80 лет — с момента опубликования митр. Сергием своей печально известной «Декларации». Как бы ни пытались антицерковные силы представить воссоединение РПЦ и РПЦЗ как «капитуляцию» последней, они вряд ли смогут что то возразить на очевидные аргументы: часто ли капитулировавшая сторона не просто принимается «в сущем сане», но и сохраняет свою автономию во всей полноте, да ещё и присылает чуть ли не половину делегатов (по числу приходов) на Поместный Собор?

Задачи же будущего Патриарха, кто бы им ни стал, будут примерно следующие.

Сделать Церковь авторитетной политической и общественной силой, вполне независимой от светского государства и способной возвысить голос в защиту русского народа, когда это необходимо.

Через достижение этого результата — поднять число воцерковлённых русских и представителей коренных народов России с процентов до десятков процентов.

Наконец, сделать церковный дискурс неотъемлемой частью русской политической повестки дня — само собой, не в католическом, а в православном понимании этих слов.

Перефразируя слова Спасителя, многие на этом ристалище побегут, но лишь один получит награду.

Побежим же все вместе, чтобы её получить. Ибо эта награда — спасение России и русского народа на земле и на Небе.