Автор: Игорь Пыхалов

В ПРЕДДВЕРИИ КАВКАЗСКОЙ ВОЙНЫ

Представления многих наших соотечественников о Кавказской войне, а тем более о предшествовавших ей событиях весьма далеки от реальности. Романтическое восхищение «вольнолюбивыми горцами», стенания дореволюционных и нынешних либералов о «царской тюрьме народов», «коммунистическая политкорректность» большевиков, сегодняшняя чеченская пропаганда — всё это внесло свою лепту в засорение мозгов российских обывателей. Стоит ли удивляться, что история русско-чеченских отношений остаётся донельзя мифологизированной.

Например, принято считать, будто естественная граница расселения чеченцев проходила по Тереку. На самом же деле правый берег Терека вовсе не являлся «исконной чеченской землёй». Вот что пишет первый чеченский историк Умалат Лаудаев: «Чеченцы жили прежде в горах и только в начале прошлого (XVIII — И. П.) столетия появились на плоскости. В преданиях чеченцев говорится, что на плоскости Чечни господствовали разновременно ногайцы, русские (Терские казаки — И. П.) и калмыки» (Лаудаев У. Чеченское племя /  / Поэма об Алгузе. М., 1993. С.148).

«Окружённым со всех сторон хищными племенами, не верными в данном слове и жаждавшими всегда добычи, русским, находившимся в Чечне, необходимо было много бодрствования, чтобы охранить себя и своё имущество от нападений этих необузданных племён. Быть может, эти неудобства и воспоминание о далёкой родине заставили их оставить Чечню и присоединиться к своим соотечественникам, уже во множестве водворившимся на Тереке» (Там же. С.149).

Однако ещё в середине XVIII века терские казаки владели на правой стороне Терека садами, пашнями, сенокосами и другими угодьями, расположенными иногда вдали от Терека. Правда, начальство требовало, чтобы дальние поездки совершались «кампаниями, а не по одиночкам, и при том имели б при себе и потребное оружие» (Бирюков А. В. Российско-чеченские отношения в XVIII — середине XIX века /  / Вопросы истории. 1998. № 2. С.46)

Тем не менее, процесс заселения правобережья Терека предками дудаевских боевиков шёл полным ходом: «Тогда чеченцы быстро наводнили плоскость. Безземельные и малоземельные фамилии стараются заискивать любовь русских своею преданностью, дабы этим добыть себе землю. Заняв на плоскости земли, чеченцы усиливаются на ней и потом отвергают заключённые с русскими условия, выходят из их покорности, вследствие чего начинаются взаимные неприязненные действия» (Лаудаев У. Чеченское племя… С.160).

ПО ВОЛЧЬИМ ЗАКОНАМ

К этому времени кавказские народы находились на разных ступенях развития. Как отмечал генерал-майор Ростислав Фадеев в своей книге «Шестьдесят лет Кавказской войны»: «Между тем, как сильный народ адыгов представляет общественное состояние, поразительно сходное с варварским бытом V и VI века, основанное на сознанном праве и потому заключающее в себе зародыши возможного развития, если б этот народ находился в другом положении; в то же время большая часть лезгин нагорного Дагестана и чеченцы составляют тип общества, до того распавшегося, что от него не осталось ничего, кроме отдельных лиц, которые терпят друг друга только из страха кровной мести» (Фадеев Р. А. Кавказская война. М., 2005. С.44)

Это признаёт и Лаудаев: «слово «уздень», заимствованное ими от соседей, означает у чеченцев «человек свободный, вольный, независимый», или, как они сами выражаются, «вольный, как волк» (борз сенна)… По понятиям об узденстве, чеченец не мог подчинить себя другому лицу, ибо тогда узденство его теряло значение. Отсюда ясно, почему они не терпели у себя никакой власти и не выбирали из своей среды предводителей. Даже такие общественные должности, как старшина аула, десятник (тургак) и др., не существовали в прежних чеченских аулах и если случалось, что общественные беспорядки принуждали народ выбирать начальствующее лицо, то власть его была мнимою и его слушались только его фамилия и родственники» (Лаудаев У. Чеченское племя… С.164).

Какой нибудь отмороженный либерал может вообразить, будто тогдашняя Чечня являла собой воплощённый идеал свободы личности от какого либо государственного гнёта. Действительность куда менее романтична: «Благоразумные мероприятия людей, любивших свою родину, не имели, однако, между чеченцами успеха; сильные фамилии буйствовали и, не боясь никого, не исполняли приговоров адата. Воровство вошло у них в славу и доблесть, убивали и резали друг друга почти без причины, и наконец начали совершаться невиданные до того преступления, перенятые от адыгов, — стали похищать или силою уводить беззащитных людей — своих собратьев в неволю и продавать их в рабство в далёкие страны. Перестали уважаться обычаи отцов, и не исполнялись условия адата. В Чечне стало господствовать только одно право — право сильного» (Там же. С.165).

ВАРЯГИ ДЛЯ ЧЕЧЕНЦЕВ

В такой ситуации наиболее трезвомыслящие чеченцы решили искать управу на своих буйных соплеменников на стороне: «Беспорядки эти принудили благоразумнейших чеченцев позаботиться самим о водворении спокойствия в крае. Для этого они в различных аулах приглашали к себе князей для княжения (алолу дан), обязываясь на содержание их платить ясак. Ичкеринцы и часть шатоевцев пригласили к себе мелардоевских князей (происходящих от боковых линий аварских ханов, княживших в Гумбете; «Гумбет» — по чеченски «Меларды»). Жители Большой Чечни приглашали кумыкских, а Малой — кабардинских князей» (Там же. С.166).

Сходную картину мы наблюдаем и в последующие полтора столетия. Не желая признавать власть своих соплеменников, гордые чеченцы предпочитали подчиняться чужакам, вроде Шамиля или последнего имама Чечни и Дагестана Нажмуддина Гоцинского (оба аварцы). А вот показательный пример из конца 1920 х годов: «Характерно письмо в «Правду» уполномоченного кандидатской группы по Веденскому и Нажай-Юртовскому округам Ацаева. В этом письме Ацаев благодарит Советскую власть за то, что в район, населённый чеченцами, судьёй назначен кумык. Он указывает, что до этого назначения, благодаря давлению родовых групп, ни один из судей-чеченцев не мог продержаться в течение долгого времени» (Шохор В. Коренизация аппарата советской юстиции /  / Еженедельник советской юстиции. 1928. № 8. С.236).

Фактически, первым чеченским правителем Чечни стал генерал Джохар Дудаев. Он, как известно, кончил плохо, но и призвание «варягов» в XVIII веке оказалась малоуспешным: «Когда князья по обязанности своей стали заявлять свою власть, то чеченцы, не привыкшие к ней, не исполняли условий с князьями. Фамилия вступалась за провинившегося сочлена, а так как князья не имели средств принудить их к повиновению, то уходили откуда пришли. Одни лишь надтеречные чеченцы, поселившиеся на правом берегу Терека, повиновались князьям, да и то более из боязни русских, нежели самих князей. Для русских составляло тогда политический интерес держать людей в княжеском повиновении, этим средством они обеспечивали свои границы от хищнических нападений из внутренней Чечни. Князья эти хорошо воспользовались своим положением, понимая важность своего значения. Им очевидно было, что они необходимы как русским, так и чеченцам и составляют между этими народами посредников. Чеченцы боялись князей и повиновались им, зная, что им покровительствуют русские; опять же русские, зная уважение жителей к князьям, ласкали их. Лишь поверхностно завися от русских, они владели землями правого берега Терека. Однако на жителей князья не изъявляли деспотических притязаний, коими отличались князья соседних к Чечне племён; да и невозможно было покушаться на свободу чеченцев, потому что они тотчас же ушли бы в глубину Чечни, откуда могли бы легко отмщать за оказанные несправедливости» (Лаудаев У. Чеченское племя… С.166).

«ЛЮДЯМ В ОТМЩЕНИИ ЗАПРЕЩЕНИЯ НЕ ЧИНИТЬ»

К середине XVIII века среди чеченских правителей мы видим кумыкских князей Айдемировых, Чепаловых и Казбулатовых, кабардинцев Черкасских, аварцев Терловых. В 1747 1749 гг. на русском жалованье состояли чеченские владельцы Арсланбек Айдемиров, Али-Бек и Али Солтан Казбулатовы. В качестве гарантии своей верности местные правители давали русским властям аманатов (заложников). Вот что предписывал коменданту основанной в начале 1735 года крепости Кизляр генерал-аншеф В. Я. Левашёв:

«Горских народов, от которых в Кизляре имеются аманаты, содержать коменданту в своём ведомстве; обходиться с ними осмотрительно, осторожно, справедливо, приветливо, с умеренною ласкою, но не раболепно, дабы лёгким и уступным обхождением не попустить их к наглости, поелику они чрезмерно льстивы, обманчивы, коварны, ко всякому злу склонны и по своему магометанскому закону суть нам тайные и явные неприятели; при том, они чрезмерно величавы, горды, честолюбивы» (Бутков П. Г. Материалы для новой истории Кавказа, с 1722 по 1803 год. Ч.1. СПб., 1869. С.162).

Здесь старый генерал, начинавший службу ещё при Петре I, весьма метко подметил характерные национальные черты, присущие Кавказа и сделал нужные выводы. Совершивших преступления против российского государство ожидало быстрое и суровое возмездие: «Если кто из горцев против Ея Императорского Величества какое зло учинит и будет пойман, такового судить Гражданской канцелярии, с прибавкою офицеров, и приговор судейский исполнять неотменно, даже и смертию казнить» (Там же).

Помимо этого генерал Левашёв предписывал и «неформальные» методы воздействия на местное население: «Между всеми горскими народами есть обычай, кто у кого украдкою лошадей или скот отгонит, или человека в плен возьмёт, тогда обидимая сторона старается отплатить за то тем же способом, даже, если случай допустит, и со излишеством. После того обе стороны примиряются; но начинатель редко возвращает, что он захватил, хотя бы цена взятого у него обидимым во взаимство и превышала. И так, ежели горцы будут у наших людей чинить захваты, то нашим людям в отмщении отнюдь запрещения не чинить, ибо горцы от того делаются смирнее, а только смотреть, чтоб наши люди чужим обидам начинателями не были, ибо за начинание и горцы свои обиды в баранте упустить не могут» (Там же. С.163).

В 1757 году чеченцы похитили сына отставного казака Жамидова и угнали несколько казачьих табунов. Согласно рапорту кизлярского коменданта генерал-майора Фрауендорфа от июня 1757 года: «А владельцы чеченские по непослушанию тех злодеев бессилием отговариваются, и о наказании их просят; того ради по мнению его, Фрауендорфа, им, чеченцам, всемерно надлежит учинить наказание» (Бирюков А. В. Российско-чеченские отношения в XVIII — середине XIX века. С.45).

Наказание было учинено посредством карательной экспедиции под командованием генерала Фрауендорфа, состоявшейся в 1758 году. В ней, помимо прочих, приняли участие калмыки, терские казаки и некоторые из кабардинских владельцев, а также 5 трёхфунтовых пушек.

РАЗ ПРИСЯГА, ДВА ПРИСЯГА…

В 1768 году начинается очередная русско-турецкая война. Воспользовавшись этим, в следующем году уже упомянутый выше Али Солтан Казбулатов решился на враждебные действия против русских, захватив отставного подполковника армянского эскадрона Аввакума Шергилова, который вскоре умер от ран. В ответ на это генерал-майор де Медем, командовавший корпусом, действовавшим против турок на Кубани, в феврале 1770 года выступил в карательный поход с тремя эскадронами гусар, терскими казаками и несколькими пушками. Али Солтан был разбит, после чего изъявил покорность, но на остальных чеченцев это впечатления не произвело: «Однако сей первый поход против Чеченцев, в коем употреблённая умеренность не могла привести их в раскаяние, но поощряла только к вящим преступлениям, и они от буйства своего не отстали. По сему обстоятельству Медем должен был повторить на них походы в больших силах. Он два раза в июне производил поиск против бывшего в мятежности чеченского народа, и удачно окончил бывшие с сими варварами затруднительства по 8 июля. Они пришли в прежнее подданническое повиновение и утвердили то присягою» (Бутков П. Г. Материалы для новой истории Кавказа, с 1722 по 1803 год. Ч.1. СПб., 1869. С.301.

Рескриптом Екатерины II от 19 августа 1770 года разбитые чеченские мятежники были прощены: «Но дан особливый рескрипт на имя Медема, в котором сказывается, что они были злодеи, что заслуживали крайнее наказание, что раскаяние их и монаршее великодушие их от такого несчастия защитили в надежде их поправления» (Там же. С.302).

Как и следовало ожидать, чеченцы не оценили великодушия императрицы, принимая мягкое обращение за слабость. В отличие от них, Али Солтан оказался верен своему слову, удерживая подвластных ему чеченцев от антирусских действий, за что и был ими убит в 1774 году.

В 1782 году в связи с участившимися набегами чеченцев российское командование начало военные приготовления, однако до вооружённого столкновения дело не дошло, и две группы «чеченских и кумыцких владельцев и узденей» снова присягнули на верность России. В начале 1783 года присягу принесла большая группа «гребенчуковских старшин».

Однако уже в марте 1783 года состоялся поход русских войск на аулы Большие и Малые Атаги. Мятежные аулы были сожжены, и в скором времени их старшины, а также старшины аулов Гехи и Алды принесли присягу на верность. В результате ещё одной экспедиции, в сентябре того же года, принесли присягу старшины не менее чем шести чеченских аулов. При этом некоторые из почтенных чеченских старцев умудрились в течение одного года дважды присягнуть на верность российскому престолу. Нетрудно догадаться, что ценность подобной присяги была близка к нулю.

Между тем грузинские правители, со времён Ивана Грозного униженно умолявшие русских царей взять их под свою защиту, наконец то добились своего. 24 июля (4 августа) 1783 года царь Кахетии и Картли Ираклий II подписал Георгиевский трактат о переходе под покровительство Российской Империи. Отныне русское присутствие на Кавказе перешло на качественно иной уровень.

(Продолжение следует)