Автор: Павел Евдокимов

ПОЛКОВНИК ЧУДЕСНОВ

19 апреля 2009 года 60 летний юбилей отметил ветеран первого состава Группы «А» полковник Чудеснов Евгений Николаевич, прослуживший в подразделении около двадцати лет. Его требовательность к себе в профессиональной подготовке, безупречная репутация боевого офицера, внимательное и чуткое отношение к подчиненным снискали авторитет и уважение товарищей.

Полковник Чудеснов Евгений Николаевич. В органы госбезопасности пришел в 1970 году, в 5 й отдел 7 го управления КГБ СССР. Свою профессиональную судьбу с Группой «А» связал в 1974 м, прослужив в спецподразделении почти двадцать лет и пройдя путь от младшего разведчика до начальника отдела.

В 1986 году окончил Высшую школу КГБ СССР. Его личный вклад в обеспечение безопасности страны отмечен орденом Красной Звезды, медалью «За отличие в охране государственной границы СССР», другими государственными наградами.

ОДНА СЕМЬЯ

— Обычно подобные вопросы возникают в конце беседы, но я задам его в самом начале: чем лично для Вас была Группа «А»?

— Я очень горжусь своей принадлежностью к ней. «Альфа» дала мне большое количество боевых друзей — людей, на которых можно и сейчас положиться; они откликнутся в любой ситуации. «Альфа» — это настоящее боевое содружество, настоящая мужская работа, которая, в общем то, многому меня научила по жизни. Но — не ожесточила, не стали мы душевными уродами. Вы знаете, у нас был даже приказ: террористов не убивать, а стараться взять живыми. Оружие мы применяли в самом крайнем случае.

…«Альфа» — это моя судьба, ею я живу. С гордостью всегда ношу значок, который, как я считаю, заслужил. Хотя я участвовал не во всех операциях, но то, что мне доверялось и поручалось, я выполнял с честью и достоинством.

— Расскажите, как Вы оказались в первом составе Группы «А»? У каждого был свой путь. Голов Сергей Александрович вообще, как он шутит, попал в подразделение по блату.

— После армии, когда я вставал на учет в военкомате, мне предложили работать в Комитете госбезопасности. В течение года я ходил на стажировку, а в декабре 1970 го оказался в 5 м отделе 7 го управления КГБ СССР. Занимался охраной дипломатических представительств.

Отработал я там почти четыре года. Моим руководителем был заместитель начальника отделения, а затем и начальник, Роберт Петрович Ивон. Когда в 1974 году по приказу Ю. В. Андропова создавалась Группа «А», мне одному из первых предложили работать в этой команде.

— Роберт Петрович?

— Да. За что я ему по гроб жизни буду благодарен — что он увидел во мне нормального бойца. Мы были молоды, здоровы… На собеседовании задавался вопрос: «Если потребуется, готов ли ты отдать жизнь за свою Родину?».

— Насколько я знаю, Ивон задавал его всем?

— Совершенно верно. Остальные качества кандидатов в Группу «А» ему были известны: насколько кто силен физическими, морально-волевыми и деловыми качествами. А тут вопрос в лоб: «да» или «нет». И первая реакция человека.

— Насколько можно судить по рассказам Ваших товарищей, микроклимат в коллективе существенно отличался от других подразделений КГБ.

— Ну, мы там работали с утра до ночи, жили практически одним коллективом. Вы правы — была домашняя обстановка. Вместе заступали на боевое дежурство, вместе тренировались, сообща учились многому и разному. В день зарплаты обязательно собирались в кафе — и говорили, говорили о работе. Коллектив замечательный, действительно семья, чего там говорить.

— Тяжело было служить?

— Очень. Говорю только о себе. Ребята приходили — один, скажем, мастер спорта по лыжным гонкам, другой — по бегу. И приходилось тянуться за ними, отдавая много сил для своего физического совершенствования.

— Родные знали, где Вы служите?

— Нет. Знали, что в КГБ. По приходу в Группу «А» у меня сразу поменялся режим, пришлось объяснять: «Другой отдел». Вообще дому все эти годы, проведенные в подразделении, уделялось очень мало времени — даже детям, честно говоря. Работа, работа!

…Когда я пришел в группу, то вес мой был под сто килограммов. Бог вроде бы физическими данными не обидел, но пришлось догонять. Хотя, конечно, никого мы не догнали — ни Головатова, ни Лопанова или Шергина. Но приблизились, во всяком случае. Бегали, стреляли, выполняли все нормативы. С трудом, но старались. Не дай Бог, чтобы у кого возникла мысль о твоем пребывании в «Альфе»! Это было… смерти подобно.

ПОД ЛИВАНСКИМ КЕДРОМ

— Принято считать, что первая зарубежная командировка «Альфы» — Афганистан. Но ведь был Ливан, где находились около года. Что это было? Как это было?

— Афганистан — это коллективная работа Группы «А». В Ливане же мы находились вдвоем с Валерой Кисленковым. Был апрель 1976 года. В подразделении ходили разговоры о предстоящей работе, но доля выпала нам ехать на Ближний Восток.

— Бубенин определил, кому ехать?

— Он и Роберт Петрович. Долго не говорил, куда мы едем. Узнали только в последний день. Помню, сердце екнуло: «Боже мой! Там же гражданская война. Мусульмане, друзы и христиане долбят друг друга в одном городе. И за что?..» Нам предстояло обеспечивать личную безопасность посла, резидента и членов семей.

— Кто был посол?

— Солдатов Александр Александрович, мужчина уже в возрасте. В возрасте… — мой собеседник усмехнулся. — Ему было шестьдесят, сколько мне сейчас. Теперь то я понимаю, что у мужчины это только самый расцвет творческих сил. 1 мая 1976 года мы уехали, Юрий Антонович Изотов отвез нас в аэропорт «Шереметьево», и вернулись 18 апреля 1977 го. За день до моего дня рождения.

— Как встретил Бейрут?

— В салоне самолета находилось всего человек десять. Обычно на рейсах «Аэрофлота» все кресла были заняты, а тут — пустота! Три с половиной часа лета, и мы на месте. Приземляемся, и в окно иллюминатора видим вооруженных людей и бронетехнику, окружившую аэродром. Война! Подумалось: «Да, приехали не отдыхать». Открыли люк, и в салон ворвалась жара.

Нас встретил водитель резидента по имени Виктор. По дороге он ввел в курс дела, что происходит в Бейруте. Ситуация, как он предупредил, может быть любая. Сообщил об условленном сигнале, который обязательно нужно давать при подъезде к посольству — в случае опасности, когда нужно влететь, не останавливаясь у ворот. Наши пограничники знали эту ситуацию и, услышав сигнал, заранее открывали ворота. Внутрь уже никто не мог попасть — территория Советского Союза.

За тот неполный год, что мы пробыли в Ливане, нам пришлось выполнить достаточно много серьезных заданий. Наш посол часто ездил в ливанский МИД. Надо сказать, Бейрут был разделен на две зоны, и если в зоне этого раздела появлялся человек или транспорт, то по ним сразу же начинался обстрел с той и другой стороны. А Солдатов ездил везде. В каждом отдельном случае мы договаривались о предоставлении нам коридора.

— И всегда эти договоренности соблюдались?

— Всегда. За исключением, правда, одного случая — нас прицельно обстреляли. Машина была длинная, американского производства; снаряд от малокалиберного орудия попал в багажник, где находилось запасное колесо. Автомобиль остался на ходу. «Вперед, по газам!», — крикнул я водителю, а сам, дослав патрон в патронник, положил посла и советника на пол и, как мог, прикрыл их собой. Когда возвращались из МИДа, люди Ясира Арафата провели нас через всю эту опасную зону. В посольстве Руфина Борисовна, это жена посла, обняла, высказала теплые слова благодарности: «Женечка, какие вы молодцы. Мне Александр Александрович рассказал…» Было очень приятно.

…Поработали мы в посольстве и грузчиками (во время эвакуации посольства в Советский Союз через порт Сайда), и садоводами… и даже официантами.

— Что это значит?

— После эвакуации в здании остались посол с женой, резидент, офицер безопасности, повар с женой, пограничник и мы с Валерой Кисленковым. Иногда проводились приемы, на которые приезжали послы социалистических стран с женами, и мы в белых ливреях обслуживали гостей. Выучили, с какой стороны размещать тот или другой столовый прибор. Потом жарили шашлыки.

Несколько раз боевики прицельно обстреливали посольство. Всех, кто находился в нем, мы спустили в подвал и несколько дней жили там. Ну, что еще… Часто выезжали в город, выполняли задания и нашего резидента. Однажды, когда мы проводили моментальную встречу, нас засекли. Пришлось на огромной скорости отрываться от преследования. Дав условный автомобильный сигнал, мы вихрем влетели на территорию посольства. Чуть не сбили кого то из своих.

— Какая оценка была в Москве по итогам командировки?

— Самая высокая. Никаких нареканий, одни слова благодарности.

«БАЙКАЛ-79»

— Вторая командировка — Афганистан?

— Да. До известных событий в Кабуле, мы взяли под охрану группу будущих высших руководителей НДПА и ДРА и через Ташкент тайно сопроводили их на место. Потом часть людей вернулась в Москву, часть осталась со своими подопечными, ожидая нового приказа. Я вылетел на базу ВВС Баграм в составе «Грома». Большая ее часть во главе с Романовым Михал Михалычем 27 декабря брала дворец Амина, а часть наших людей, в том числе и меня, бросили на другие стратегические объекты афганской столицы. Мы с Лопановым участвовали в захвате Царандоя — это местный аналог Министерства внутренних дел. Там погиб офицер «Зенита» капитан Муранов Анатолий Николаевич — оперуполномоченный УКГБ по Свердловской области, ему перебило ноги.

— С чего начался штурм Царандоя, расскажите? Как развивались события?

— К месту проведения операции мы прибыли на трех грузовиках («Урал» и два «Газ-66»). Заняли позицию перед четырехэтажным зданием, до главного входа оставалось метров пятнадцать-двадцать. Царандой обороняли более двухсот афганцев.

— А сколько было вас, то есть атакующих?

— Взвод десантников, старший нашей сводной группы — Юрий Мельник из «Зенита», сотрудник УКГБ СССР по Приморскому краю. И мы с Лопановым, нас прикрепили к Нуру — это был один из ближайших соратников Бабрака Кармаля (ни один волос не должен был упасть с его головы). Соотношение один к девяти. Не в нашу пользу, конечно. Руководители операции «Байкал-79» избрали силовой вариант — быстрый, стремительный штурм. Наши минометы решили все. Они задавили афганцев морально и физически. Достаточно было девяти прицельных залпов, чтобы подавить основные огневые точки, но главное — убедить противника в том, что по ним стреляют откуда то из танков.

Огонь, однако, не затихал, с верхних этажей летели гранаты. Прикрывая собой Нура, мы двинулись к входу. На ходу пришлось отстреливаться из пулемета. Уже в здании я получил контузию — рядом со мной один из солдат выстрелил из гранатомета «Муха». Сильный удар по ушам, пошла кровь. Помню, на некоторое время я потерял ориентацию, а когда очнулся, вижу: окружающие открывают рот, что то говорят, но я не слышу, что именно. Хотя разбираться в своем состоянии, признаться, времени не было.

Ворвались в здание, определили Нура в один из кабинетов, дали ему охрану и бросились помогать нашим ребятам. А бой переместился уже на верхние этажи. Вдруг я услышал крик — страшный такой, душераздирающий. Бегом туда. Оказывается, ранен в ноги совсем молодой афганец, защитник Царандоя. Перевязал его, а только что я бинтовал плечо нашему десантнику, такому же мальчишке. Он все рвался в бой, пришлось даже прикрикнуть, назвать свое воинское звание, чтобы слегка охладить пыл.

— Ночевали в захваченном здании?

— В нем. Под утро, часов около трех-четырех, по радио выступил Бабрак Кармаль. Нур сосредоточенно и очень внимательно слушал речь теперь уже, как было объявлено, Генерального секретаря ЦК НДПА. А утром вместе с Нуром я ездил на узел связи и там впервые узнал страшную весть: погибли Гена Зудин и Дима Волков. После этого мне было как то стыдно обращаться к врачам по поводу полученной в Царандое контузии. С тех пор у меня шум в ушах и небольшая потеря слуха.

— Покойный Евгений Иванович Исаков — Царствие ему Небесное — рассказывал, как утром 29 декабря он ходил вокруг и внутри дворца. «Господи! Да кто же эти парни, которые сделали такую непосильную простому смертному работу?», — вертелась у него в голове одна мысль. И с этого момента он задался целью попасть в группу, чего и добился.

— А я этих людей знал! Но мысли были такие же: как это можно было сделать?! Танки, охрана, одна-единственная дорога… Уникальная операция, конечно.

…Зудин и Волков — первые наши погибшие. Люди, которых мы знали, с которыми недавно летели одним бортом на выполнение задания. Конечно, о Геннадии Егоровиче можно много говорить — о том, что он не должен был оказаться в Афганистане. Ему тогда было сорок два годы — старый, мол. Хотя в нем было достаточно силы и энергии, и летел он, чтобы обеспечивать вооружение и специальное оборудование группы, наши кейсы с «инструментами». И все равно оказался в гуще событий, на острие атаки.

Я вспоминаю, как весной 1979 года я участвовал в приеме на работу капитана Димы Волкова — и его потеряли… Много было раненых, серьезно раненых и даже изувеченных. Пашу Климова ведь достали с того света. Для него специально по указанию Ю. В. Андропова доставляли лекарство из Америки. Слава Богу, он выжил и мы все этому очень рады. Жены наши… когда мы находились в Афганистане, они ходили и помогали раненым солдатам — словами поддержки, участием, чем могли.

БУКЕТ ДЛЯ АНАХИТЫ

— Сразу после штурма нас, одиннадцать человек во главе с Валентином Шергиным, оставили в Афганистане для охраны Бабрака Кармаля. Работали мы на протяжении восьми месяцев в режиме три через шесть.

— Что это значит?

— Три часа на посту, шесть отдыхали.

— Вы были закреплены за кем то конкретно?

— Вся наша команда охраняла главу государства и тех, кто находился с ним рядом. Сопровождали его на все мероприятия: частные и деловые встречи, собрания, пресс-конференции…

— Возникали какие то нештатные ситуации?

— Мы находились в постоянном напряжении, многое приходилось делать самим. Например, трассу освобождать, и каждый случай перекрытия дороги афганцами воспринимался нами как нападение. А помните тот знаменитый случай на пресс-конференции?

— Это когда в зале внезапно погас свет?

— Нам пришлось кинуться к президиуму и буквально своими телами закрыть Бабрака. К счастью, тревога оказалась ложной. Как учили, просеивали людей. А в зале такие «урюки» сидели! Что у него на душе и под халатом?! Так что все выездные мероприятия были сопряжены с очень сильным нервным и физическим напряжением.

— Что Вы делали в свободное от дежурства время? Выезжали в город?

— Поначалу, и — обязательно с оружием, страхуя друг друга. Потом, правда, нам категорически запретили ездить на «черный рынок», поскольку начались нападения на «шурави».

— Ваши товарищи с душевной теплотой вспоминают о ближайшей сподвижнице Кармаля — Анахите Ротебзад, члене Политбюро ЦК НДПА и министре культуры. Какой эта незаурядная женщина запомнилась Вам?

— Колоритная, очень обаятельная женщина. Она как мама была для нас. Вспоминается случай, когда Юрий Антонович Изотов 23 февраля 1980 года отмечал день рождения. Боже мой! Так к нам — охранникам, грубо говоря, пришло все высшее руководство Афганистана: Кармаль, Анахита, Ватанжар, Нур, Сарвари, Гулябзой.

Да, Анахита… Она всегда была приветлива и доброжелательна: «Спасибо, мальчики!». Но при этом была жестка и принципиальна в политике, отстаивая свою точку зрения. Она была одна из немногих, кто до конца остался верен Бабраку Кармалю.

— Это был реальный случай, когда Изотов встречал ее в аэропорту с букетом шикарных роз, и Анахита бросилась к нему с криком: «Юра, Юра!».

— Совершенно верно. Юра был изначально прикреплен к Анахите — они душевно были расположены друг к другу. Да, было такое. Факт. Многим афганским руководителям, находившимся в тот момент в аэропорту, это искреннее проявление симпатии к советскому охраннику явно не понравилось.

— Когда группа вернулась в Союз?

— Летом 1980 года. Несколько лет назад в «Литературной газете» я прочел материал про Юрия Мельника — того самого, что был с нами на Царандое. Он сказал: «Я долго думал, почему у нас в работе так все четко получалось. Знаете, все же оно было — какое то особо возвышенное непоколебимое чувство того, что мы все можем, любое задание по плечу. Да! Мы любили свою державу, свой народ, свое дело, которому мы служили». Здорово, правда? Мы видели кровь, смерть, но не сломались. Потом, правда, стали задумываться: зачем все это нужно было?.. Поддерживали друг друга, как могли. Каждый решал свои душевные проблемы, но — в коллективе. Очень хорошо, что к тому времени мы все были женаты.

«ОБКАТКА» АФГАНИСТАНОМ

— В каком году Вас в составе нештатного боевого подразделения «обкатали» Афганистаном?

— В январе-марте 1986 года.

— Чья это была группа?

— Зорькина Виктора Николаевича, я был его заместителем. На автомобилях мы переехали из Керков, где базировался 47 й пограничный отряд, в Афганистан, где обеспечивались безопасность магистрального газопровода.

— Какие то ситуации врезались в Вашу память?

— Однажды нам удалось избежать боевого столкновения. Вечером мы остановились у разбитого кишлака, чтобы переночевать. Вдруг на горизонте появилось огромное количество автомобильных фар — шла колонна. Наших там не должно было быть. Выходит, «моджахеды»?.. Заняли круговую оборону, быстро вырыли окопы — «по уму», в полный рост. Обложились гранатами. Обеспечили полную светомаскировку. БТР спрятали за полуразрушенный дувал. Мы были готовы к серьезному бою, и боеприпасов хватало вполне, но не были окончательно уверены в том, что это именно противник. А вдруг это все таки наши?..

А колонна идет и идет на нас. Напряжение нарастало. Что делать? Скорее всего, нас просто не заметили. Мы даже различали марки грузовиков. Потом они повернули и проследовали дальше по своему маршруту. Мы перевели дух.

Наша работа в Афганистане заключалась в следующем: на несколько дней мы отправлялись на автономный поиск, обеспечивая охрану газопровода. Устраивали засады, часто передвигались пешком, когда ни луны, ни звезд не видно — темень сплошная. Молодежь себя в той командировке проявила дисциплинированно, исключительно грамотно. Игорек Орехов — всегда в гуще ребят, заводила; интересный, много читающий, подкованный во всех отношениях. Вечная ему память!

В Москву мы вернулись без потерь.

«ЛАБАС» ВАКАРАС

— С психологической точки зрения очень тяжелой была операция в Вильнюсе в январе 1991 года. Одно дело — нейтрализация террористов или боевиков, другое дело, когда ты оказываешься в гуще политических страстей.

— Мне было сложнее вдвойне — я родом из Литвы, родился в Паневежисе, там находится театр Донатаса Баниониса. Замечательный, прекрасный городишко. Кстати, Паневежис переводится как «река, в которой нет раков». В нем до сих пор живут мои близкие родственники. После всех этих событий они даже одно время боялись со мной общаться.

ИЗ ДОСЬЕ «СПЕЦНАЗА РОССИИ»

«11 января 1991 года в 17 час. 30 мин. в соответствии с решением руководства КГБ СССР в подразделении была объявлена боевая тревога и в 20 час. 00 мин. 65 сотрудников во главе с начальником 3 го отделения подполковником Чудесновым Е. Н. выехали в аэропорт Внуково. На двух самолетах (бортовые номера 65994 и 65998) в 21 час. 30 мин. сотрудники группы «А» вылетели в Вильнюс, прибыли туда в 23 час. 00 мин. (время московское, далее указано местное время).

В г. Вильнюсе группу сотрудников возглавил зам. начальника группы «А» подполковник Головатов М. В. В соответствии с разработанным оперативным штабом КГБ Литвы и Прибалтийским военным округом МО СССР планом, исходя из складывающейся критической политической обстановки в республике, перед сотрудниками Министерства обороны и МВД СССР была поставлена задача по деблокированию ряда объектов, недопущению вывода их из строя сторонниками движения «Саюдис», прекращения вещания провокационных и подстрекательских теле и радиопередач и взятия этих объектов под охрану ВВ МВД СССР.

Объектами были определены следующие государственные учреждения: объект № 1 — комитет по радиовещанию и телевидению, объект № 2 — телевизионная приемопередающая вышка, объект № 3 — радиопередающий центр».

— В Вильнюсе погиб мой сотрудник лейтенант Виктор Шатских. До этого мы с ним побывали к командировке в Баку — ни одной ночи не проходило без тревог; выезжали с оружием на задание, устраивали засады, задерживали по адресам «подрывные элементы». Работа была достаточно серьезной. Первое время я Виктора придерживал, оставляя на дежурстве. Однажды он зашел ко мне: «Евгений Николаевич, сколько можно! Я готов к работе. Очень прошу, не делайте из меня вечного дежурного». И в следующий раз я включил его в боевой расчет, и в Баку он проявил себя достойно.

Едем ночью, кругом полно народу, а возле телецентра — огромная толпа, тысяч пять-шесть. Смотрю, проскакиваем мимо. Ну, думаю, слава Богу, дали «отбой». Нашелся таки умный мужик, глянул, сколько людей, и решил не рисковать. Оказывается, нет. Развернулись и опять к телецентру. На первой машине ехал Олег Тонков из моего отделения. Вижу, они выскакивают, имитационную гранату бросают — и вперед. До сих пор не могу представить, как мы туда проскочили.

— Виктор Шатских получил смертельное ранение в спину, когда Вы сквозь толпу прорывались в здание?

— Судя по тому, как вошла пуля (калибра 5,45 мм) — через последний лист бронежилета, выстрел произошел снизу. Не знаю, как он вообще смог пробежать по коридору на первом этаже… Помню его слова, мы в тот момент повернули по лестнице на второй этаж: «Евгений Николаевич, у меня что то в спине…» — «Витя, что там может быть?». Первая мысль: пикой кольнули. В руках у митингующих были национальные флаги с заточенным металлическим концом на древке. Я приказал Саше Скороходову — «Посмотри, что там», а сами побежали наверх выполнять задание. Оказалось, рана несовместима с жизнью.

Нужно было экстренно вызвать «Скорую помощь». Кругом — толпа, люди орут. Выйти было сложно, могли растерзать. И тем не менее, Сергей Рассолов, было ему поручено, взял Виктора и отвез в больницу. Долго не знали, где он находится, не могли забрать тело. В этой ситуации Михаил Васильевич Головатов проявил свои пробивные и организаторские способности: сделал все возможное, чтобы вернуть Виктора. Вспоминать это очень тяжело.

…В одном из интервью я уже говорил: совершено непонятно, зачем мы были отправлены в Вильнюс. В сентябре 1991 го наш «дорогой» Михаил Сергеевич Горбачёв предоставил независимость Литве и остальным двум прибалтийским республикам. И мы, кто был в Вильнюсе, задавались вопросом: зачем все это было нужно? Что касается собственно операции, то она была проведена четко и по плану. Каждый знал свой маневр, куда идти и какую дверь открыть.

Когда мы вернулись, то никто нас толком не встретил, только отец Виктора — полковник-пограничник Шатских Виктор Александрович и наш командир, Виктор Фёдорович Карпухин. Он его знал с детства, он его и привел в подразделение. Эта потеря убила нас.

«ЛЕБЕДИНОЕ ОЗЕРО»

— Насколько я понимаю, события в Вильнюсе и трусливая позиция Горбачева во многом предопределили позицию подразделения в августе 1991 года?

— Да. У меня был отпуск до 19 августа. Звоню командиру: «Виктор Фёдорович, мне завтра на работу выходить, Может, какие задания будут, командировка?» — «Евгений, лучше бы ты еще в отпуске побыл. Ну, что делать, приезжай…» Дача у меня в районе Наро-Фоминска, еду — дорога забита танками. Остановили, я показал удостоверение подполковника КГБ. Пропустили, попросив соблюдать осторожность.

Незадолго до развязки Карпухин дал команду мне, Мирошниченко Александру Ивановичу и Лене Гуменному провести рекогносцировку у Белого дома. Приехали на место, посмотрели на огромное количество людей, собравшихся вокруг здания российского парламента. Я даже заметил одну знакомую пару — они сидели на парапете. Веселые все, пиво пили. Потом и водочку подвозили, чтобы поднять дух. Стало ясно: если поступит команда взять Белый дом, то здесь столько крови будет — не нашей, но наших соотечественников. Приехали, доложили Карпухину свои соображения.

— Что не нужно штурмовать?

— Сказали: будет очень много жертв среди гражданского населения. У нас то потерь может и не будет вообще, потому как сотрудники Группы «А» были серьезно вооружены, экипированы и подготовлены, пройдя боевую обкатку Афганистаном и горячие точки на территории Советского Союза. Бедный Виктор Фёдорович, сколько ему пришлось принимать серьезных, ответственных решений!

— В трагических событиях октября 1993 го Вам довелось участвовать?

— По распоряжению Геннадия Николаевича Зайцева я остался старшим на конспиративной квартире. После той «горячей осени» я принял решение уходить со службы в органах госбезопасности. До сих пор не знаю, правильно ли я поступил. Считал, что сделал все возможное, прослужил в Группе «А» без малого двадцать лет. Да и вал добровольных увольнений… он тоже сыграл свою роль. Наверное, не видел для себя перспективы. Знаешь, год с лишним я просто страдал от того, что ушел. Страдал сильно. Жалел. Потом успокоился — годы лечат. Возвращаясь к твоему вопросу, еще раз хочу сказать: я очень горд тем, что оказался в когорте этих людей. И, честно говоря, не представляю другой жизни.

Желаем Вам, дорогой Евгений Николаевич, неистощимой энергии, больших творческих сил, удачи во всех жизненных свершениях, счастья и крепкого, нерушимого «альфовского» здоровья!