Автор: Павел Евдокимов

«ГРОМ» В ГОРАХ

Из двадцати двух бойцов нештатной группы «Гром», штурмовавшей 27 декабря 1979 года дворец Амина, ныне здравствуют четырнадцать ветеранов «Альфы». Двое погибли в самом начале операции «Шторм-333», восемь ушли из жизни в последующие годы. Одним из тех, кто совершал в Кабуле «Второй этап Саурской революции», был подполковник Владимир Федосеев, ветеран первого состава Группы «А». В октябре 2009 года он отметил 60 летний юбилей. КСТАТИ, НЫНЕШНЕЕ ЕГО ИНТЕРВЬЮ — ПЕРВОЕ; ДО ЭТОГО ВЛАДИМИР МАТВЕЕВИЧ НИКОГДА НЕ ВЫСТУПАЛ НА СТРАНИЦАХ ПРЕССЫ.

— Вы москвич по рождению? Вообще расскажите о себе, пожалуйста.

— Можно сказать и так. Хотя родился я в Подмосковье, район города Мытищи. А вот родители мои из Тульской области. Жили мы в доме канала им. Москвы № 1. В семье было пять братьев, я последний, и пять сестер. Как только подрос, то стал помогать по хозяйству. В 1957 году пошел в школу. До сих пор помню свою классную наставницу — Кондратенко Зою Максимовну.

В 1963 году трагически погиб отец, Матвей Иванович. Его на шоссе сбил солдат срочной службы. Мама сказала следователю, что отказывается от возбуждения уголовного дела, т. к. мужа не вернешь, а у парня вся жизнь будет поломана. После этого слегла и уже не вставала, а в 1966 году ее не стало.

В 1965 году я окончил школу и поступил в Московский электромеханический техникум имени Л. Б. Красина. Отучился год, потом перевелся на вечернее отделение и поступил на завод «Память революции 1905 года» на Красной Пресне. Работал слесарем-электромонтажником. В 1970 м был призван в армию, попал в конвойные войска. Когда демобилизовался, то вернулся на родной завод, устроился слесарем сборщиком в бригаду Титова Василия Ивановича — замечательного человека, которому за все я очень и очень благодарен.

В январе 1973 года был направлен учиться в Ленинград, спецшколу № 401. Ее, кстати, окончили многие наши товарищи по Группе «А». После почти годичного обучения вернулся в Москву и работал сотрудником Седьмого управления КГБ СССР.

— Как состоялось Ваше зачисление в Группу «А»?

— В подразделение я пришел из наружного наблюдения, куда был зачислен после обучения в ленинградской 401 й спецшколе КГБ. В сентябре 1974 года меня вызвали на беседу, разговор вел Роберт Петрович Ивон. Задавал разные вопросы, в том числе: готов ли я рисковать собой?..

Не знаю, кому в голову пришло такое классное название, но оно звучало красиво и интригующе. Первые шаги в нашем обучении были направлены исключительно на физическую подготовку сотрудников. Отрабатывались силовые упражнения, подтягивание, отжимание, кроссы… Занимались очень много.

Поскольку на первом этапе существования Группы «А» не существовало еще нормативов, то задача ставилась такая: сотрудники подразделения должны быть готовы вынести любые нагрузки при выполнении боевой задачи. На первых порах никто из руководителей не знал, как действовать. Искали оптимальные схемы и варианты методом «тыка».

— Где располагалось тогда подразделение?

— В здании на улице Новослободской. Этот объект принадлежал Службе ОДП — охраны дипломатических представительств. Базировались в тренажерном зале, откуда было вынесено все спортивное оборудование. С этого скромного помещения и началась легендарная «Альфа».

Как я уже говорил, проходили тяжелые, утомительные тренировки. Часто приходилось стрелять из пистолета Макарова. Сотрудники ПГУ перевели для нас книгу о знаменитой американской группе «Дельта». Из нее мы почерпнули много — как тактически действовать, в каком направлении развивать подразделение, как взаимодействовать между собой.

В 1975 1976 годах уже осуществлялась целенаправленная тактическая подготовка. В группе появилось хорошее оружие, снайперские винтовки. Для нас стали приобретать иностранные образцы вооружения. Мы их изучали на тот случай, если вдруг придется использовать в деле.

— А в каких местах проходили сборы, полевые учения?

— На тактическую подготовку мы выезжали в Ярославль. Там же проходили занятия по вождению боевой техники и стрельбе. На полигоне ВДВ под Тулой мы изучали минно-подрывное дело, стреляли из гранатометов, выполняли прыжки с парашютом.

— Какая была первая операция, в которой Вам довелось участвовать?

— Ну, я даже не могу назвать ее операций в полном смысле этого слова. 1976 год. Москва. Забастовали студенты из африканской страны Гайана. Несколько человек, угрожая топором, захватила в доме № 148 по Ленинскому проспекту своего посла, он же консул, и потребовали от него увеличения стипендий. Ситуацию удалось разрешить без штурма. На «первых рубежах» решения этой проблемы был Николай Васильевич Берлев. Сейчас можно улыбнуться, вспоминая этот эпизод, но тогда он был первым.

Потом были другие выезды. К 1978 году сотрудники Группы «А» были готовы выполнить практически любое задание, связанное с освобождением заложников. Действительность же оказалась очень далека от того, к чему нас готовили. Я имею в виду штурм дворца Амина. В две первые командировки в Афганистан — весной 1979 го и в начале декабря того же года — я не попал, потому как получил растяжение связок на ноге.

ЗАКРЫТЫЙ РЕСТОРАН

— Расскажите, пожалуйста, как и когда Вы узнали, что летите в Афганистан?

— 22 декабря мы получили приказ на выполнение боевой задачи. Поздно вечером вызвали на работу. Помню, просидели около часа в полном неведении. Потом стали готовить форму, обговаривали, какое дополнительное снаряжение нужно брать с собой. Полностью все упаковали, собрали — и были готовы к вылету. Потом поступила команда «отбой». Личный состав распустили по домам, но утром, как штык, надлежало быть в расположении группы.

В 7 часов все прибыли в подразделение. Погрузились и выехали на военный аэродром «Чкаловский». Там «под парами» находился пассажирский самолет… Последняя остановка была в Ташкенте, после у нас отобрали паспорта. После пересечения воздушной границы Советского Союза Михаил Михайлович Романов (командир «Грома», заместитель начальника Группы «А» — Авт.) приказал подготовить оружие к бою.

— Посадка прошла штатно?

— Единственное, что отразилось у меня в памяти, так это кромешная темнота на базе ВВС Баграм. Покинув самолет, мы заняли круговую оборону. Темень, ничего не видно, но чувствовалось, что это другая страна — скалы, отсутствие растительности, даже пыль какая то другая. Тут к нам подошел Юрий Антонович Изотов, наш товарищ по Группе «А» (группа Шергина-Изотова отвечала за личную охрану будущих руководителей ДРА и НДПА — Авт.). Мы обнялись, и он показал, где можно временно разместиться. Поселили нас в большой палатке — человек на двадцать-тридцать с «буржуйкой», где и переночевали без происшествий. Утром погрузились на автомобили ГАЗ-66 и в сопровождении переводчиков выдвинулись в Кабул.

— Ехали открыто?

— Не знаю, под каким флагом мы следовали на маршруте, но было сделано все, чтобы скрыть наличие в грузовиках людей. По пути следования была дана команда — защитить себя от возможных уколов штыков. Загородили себя матрацами, надели бронежилеты. С двумя-тремя остановками добрались до расположения «мусульманского» батальона ГРУ, который находился в непосредственной близости от дворца Амина.

Обосновались в помещении недостроенной казармы. Условия спартанские. Холодно, но жить можно. Чисто тактически начали изучать расположение Тадж-Бека, пути подъезда к нему. Неоднократно проезжали на бронетехнике вблизи резиденции Амина.

— А зачем?

— Это делалось для того, чтобы приучить афганцев. На момент начала операции шум заводимых моторов не должен был вызвать у них подозрений. 26 декабря Михал Михалыч, Женя Мазаев и я вместе с командиром «Зенита» Яковым Семеновым выехали на рекогносцировку. К тому времени поступила информация, что афганская дивизия готовится к выдвижению в район дворца Амина. Уже было ясно, что нам, спецназу КГБ, отводится ключевая роль в предстоящей войсковой операции.

…Выехали мы рано — часов в восемь, проехали блокпост, на втором нас остановили, но потом пропустили дальше. Согласно «легенде», ехали мы в элитный ресторан, расположенный наверху в горах, чтобы подготовиться к празднованию «на чужбине» Нового года. И соответственно приглашали в гости. В этом ресторане собирались высшие офицеры афганской армии.

— И там группу задержали, так?

— Не знаю, то ли это была случайность, то ли афганцы из Бригады охраны Амина действительно что то подозревали… Короче, нас они пропустили, но не сказали, что ресторан закрыт. С этой точки Тадж-Бек был как на ладони, хорошо просматривались все подступы к нему и расположение постов охраны. А вообще… очень красивое, внушительное и завораживающее было зрелище.

Что делать?.. Мы развернулись и начали спуск, а когда подъехали ко второму блокпосту, тут нас и тормознули. Офицер афганской армии настоятельно позвал нас «в гости» и где то часа четыре беседовал с нами о жизни.

— А на каком языке шел разговор?

— На одном из местных языков. Переводил Яков Федорович Семенов. Часа четыре мы пили чай, были попытки отобрать у нас оружие — очень афганцам понравились наши АК-74, но мы, естественно, оружие в руки не давали. Внутреннее напряжение было высокое, и только потом, когда нас выпустили, мы вздохнули с огромным облегчением.

Следующий блокпост мы проехали без остановки. Прибыли к месту дислокации. «Жень, послушай, — сказал я Мазаеву, — у меня вся спина мокрая». Но главное, все, что было нужно, в ходе рекогносцировки мы посмотрели.

«МЕРТВАЯ ТИШИНА»

— Кто ставил перед бойцами «Грома» боевую задачу?

— Романов, кто еще! Наш командир. С утра 27 декабря он нас построил и сообщил о предстоящем задании. Распределил по экипажам. Разрешил отдыхать, но велел быть готовыми выступить по первому приказу.

…Целый день мы ожидали команды. Нет, скажу я вам, ничего томительнее, чем такое ожидание. За час до начала операции Романов распорядился, чтобы всем налили по сотке «наркомовских» грамм. Настолько было велико напряжение, что водка пошла, а к хлебу и колбасе никто из нас не притронулся. После этого еще раз определились по экипажам. Я попал в подгруппу Балашова. Вместе со мной под его началом были Алексей Баев и Николай Швачко.

Выстроились в колонну. Мы — десант, командир БМП и водитель из «мусульманского» батальона. В БМП я оказался последним, напротив, едва втиснувшись, разместился Леха Баев с пулеметом. Нервы напряжены до предела. Звучит команда, и мы рвемся ко дворцу. Люки открыт — этот на тот случай, чтобы в случае прямого попадания можно было выпрыгнуть.

— Когда по колонне открыли огонь?

— Не проехали мы, наверное, и десятка метров, как по нам «заговорил» дворец Амина. БМП нашу подбили. Проезд оказался настолько узок, что две легковые машины и те с трудом могли разъехаться, а тут — боевые машины пехоты!

Машина стала кружиться на месте, ее командиру осколок попал в бедро. Водитель, пытавшийся выбраться, был тут же убит. Такая же участь постигла и переводчика, который пытался вылезти через верхний люк. Наступила пауза, какая то внутренняя «мертвая тишина». Я повернулся к Балашову: «Олег! Это железный гроб, надо выпрыгивать!» — «Куда?! Команды нет». — «Какая команда может быть?! Сейчас еще один выстрел, и мы покойники. Или мы все таки сможем что то сделать».

Выскочили мы из подбитой машины. Баев сразу же занял позицию с пулеметом, а я укрылся за БМП и открыл огонь из снайперской винтовки. Балашов рядом залег. Тут наша БМП получила второе попадание и задымилась.

Стреляли мы до тех пор, пока не кончились магазины с патронами. В это время рядом раздался взрыв. Я почувствовал острую боль в ногах, правая захлестнулась за левую. Потекла кровь… В стоявшую рядом БМП попал снаряд, и она взорвалась. Дикий грохот — и ударная волна сбросился меня с бруствера.

Смотрю, Леша Баев стоит на бруствере, стреляет из пулемета. Крикнул ему, чтоб пригнулся хотя бы. Он ответил, что, мол, не до этого сейчас — впереди такой бой! Вдруг «щелк», и он упал. Я стал звать его: «Леша, Леша!», а он никакой, лежит беспомощный. Попытался его оттащить в будку охраны, а он здоровенный был, около ста двадцати килограммов, и у меня ничего не получилось. Хорошо, что Швачко помог. Затащили, сделал я ему укол и перевязал бедро… не знал, что Баев еще и в шею получил ранение. Отдал ему пулемет: «Ты тут посиди, а мы пойдем с Колей, надо ребятам помочь».

— Но вы же были ранены? Какую реальную помощь Вы могли оказать в тех условиях?

— Когда мы выбрались из будки, то увидели, что наши ребята стали подниматься и перебегать площадку перед Тадж-Беком, чтобы ворваться в здание. Я тоже побежал несколько метров, но опять — взрыв, и меня швырнуло на бруствер. Кто то из наших затащил меня в будку, положил рядом с Баевым.

…Голова чугунная, но меня мучил вопрос — а где, интересно, моя снайперская винтовка? Вон там лежит, говорят. Выполз, забрал ее. Смотрю, Леха чуть чуть очнулся. Я сделал себе укол, настолько стало больно… Потом к нам заглянул десантник: «Свои?» — «Свои». В дверях опять появился Коля Швачко: «Чего сидите?..»

Лешка лежит, а я на одной ноге, на вторую не могу опереться. Решил добраться до бруствера, чтобы стрелять по окнам дворца. Понимаю, если буду ковылять к нему, то я — покойник. Взял винтовку, открыл по окнам дворца прицельный огонь.

— На этой боевой позиции Вы и находились до окончания штурма?

— Да. Сколько времени прошло, не могу сказать. Минут сорок, наверное. После боя подошел ко мне Володя Гришин, спросил насчет самочувствия. Я ответил, что нормально. Тогда он подхватил меня, и на одной ноге допрыгал я с его помощью до БМП. Лешу Баева положили рядом. Ко мне на колени поместили врача — то ли хирурга, то ли терапевта. Пощупал я его — готов. Говорю: «Ребята, он же мертвый. Можно, я положу его вниз? Какая ему разница? У меня нога очень болит, не могу его держать…

Ладно, положили его вниз. Привезли в ту казарму, в которой мы располагались перед штурмом. Пришел медбрат и начал всех осматривать. Через две койки от меня Валерка Емышев лежал. Ему отрезали кисть руки. Медик подошел ко мне и срезал большими ножницами ботинок и носки, перебинтовал ногу. Стали готовить к эвакуации. Потом на ГАЗ-66 под охраной привезли в поликлинику посольства. Там сделали уколы, обработали раны.

— Когда Вас отправили в Москву?

— Утром следующего дня, только сперва в Ташкент. Там была оказана квалифицированная медицинская помощь. Сделали переливание крови. Предстояла операция, уже «аппарат Елизарова» подготовили, и вдруг приезжает какой то генерал-майор из Ленинградской военно-медицинской академии. Осмотрел меня и заявил: «Ногу нужно ампутировать». Ко мне в то время пришли Балашов и Гришин. Я им рассказал, какие у меня дела, попросил, чтобы они связались с Москвой. Ну и там что то закрутилось, завертелось…

7 или 8 января 1980 года привезли нас в Москву, приземлились на аэродроме «Чкаловский». В Ташкенте, помню, погода была теплая, травка зеленая, а тут мороз 20 градусов. Под каждого раненого была выделена машина «скорой помощи». Я высказал пожелание, чтобы меня отправили в Институт имени Склифосовского. Можно было выбирать.

— Почему именно туда?

— Я знал, что Берлева Николая Васильевича — нашего товарища, который тоже участвовал в штурме дворца Амина, в Склифе до того поставили на ноги. Так я оказался в Склифе, где провел полгода. Само выздоровление шло тяжело, так как оказались задеты кости. Но к сентябрю 1980 года я был уже на ногах, но еще больше года проходил медицинское наблюдение.

ПОСЛЕ КАБУЛА

— После Вашего возвращения в подразделение наверняка встал вопрос о трудоустройстве. Как он решался?

— Установка была такая: если кто из раненых пожелает остаться, то руководство Комитета будет им только благодарно за это. Ну, в общем то, никто и не ушел. Все остались — работали, участвовали в специальных операциях по освобождению заложников, воевали в Афганистане.

На первых порах меня назначили ответственным дежурным по группе. Прошло полгода, и Геннадий Николаевич Зайцев предложил возглавить боевую подготовку, поскольку ожидался новый набор молодежи. Что я и делал. Особых проблем на этом поприще не было. При проверках, когда у кого то не шла стрельба, Михал Михалыч Романов требовал, чтобы стрелял я. И если сотрудник выбивал, скажем, 70 очков, то я из его винтовки выбивал 95 96 очков — и тем самым его как бы «подставлял».

— Скажите, в каком году закончилась Ваша служба в подразделении?

— В 1990 м мне было предложено съездить на переподготовку во Владимир. К этому времени у меня уже было твердое решение уходить со службы. Дали мне понять, что с таким ранением я не могу находиться на руководящей должности. С одной стороны, обидно было, а с другой — правильно. Любой командир должен действовать и воспитывать прежде всего личным примером. А мне не просто бегать, а ходить было тяжело — но я и бегал, и прыгал. После Владимира год отработал в нашем посольстве в Кабуле, а в ноябре 1992 года уволился в запас. Началась совсем другая жизнь.

…Судьбы у ребят, штурмовавших Тадж-Бек, сложились по разному. Каждый выходил из того состояния, в котором оказался, как мог. Это сейчас в Управлении «А» есть квалифицированные специалисты — они понимают, что любая серьезная операция есть нервный стресс, возможный срыв, депрессия. Поэтому нужно вывести человека из этого состояния. В наше время этим, к сожалению, не занимались.

Хочу сказать и о такой стороне. В Кабуле был проявлен героизм, но жизнь то этим не заканчивается. Нужно было продолжать работать, поддерживать себя в нужном физическом состоянии. Каждое дежурство — боевое. Заслуги заслугами, а стоять на месте нельзя, нужно совершенствоваться.

Некоторые новички приходили и не могли задержаться в группе. Особо было трудно тем, кто имел за плечами армейскую закваску. Не хочу никого обидеть, но Группа «А» требовала других отношений. Все тут зависело от людей, и щелкать каблуками в «Альфе» не было принято. Здесь каждый должен был думать своей головой, быть самостоятельным, быстро принимать решения.

— Я знаю, что после Беслана число желающих попасть в «Альфу» возросло.

— Так было и после штурма дворца Амина. Помню такой случай. Мне нужно было съездить в институт Склифосовского на последний медосмотр. Ивон попросил меня заехать в Службу ОДП. Я сначала не понял, зачем это ему нужно было.

Поднялся в спортзал, перед входом стояли молодые ребята. Роберт Петрович объяснял им, какие нормативы нужно сдавать, чтобы стать сотрудником Группы «А». И тут я, прихрамывая, прохожу через строй — как наглядное пособие того, что может ожидать их в спецназе. Как потом рассказывал Ивон, желание у молодых ребят служить в подразделении антитеррора, проявить себя, доказать на что ты способен, — это стремление только возросло.

Такой волевой настрой является отличительной чертой представителей разных поколений Группы «Альфа». Мне посчастливилось быть в числе первых, и я за это очень благодарен судьбе.

ИЗ ДОСЬЕ «СПЕЦНАЗА РОССИИ»

ФЕДОСЕЕВ Владимир Матвеевич, родился 28 октября 1949 года. С июля 1974 года — сотрудник Группы «А». В 1979 году участвовал в боевой операции по штурму дворца Амина. Был тяжело ранен. Награжден орденом Красного Знамени.

С мая 1991 го по май 1992 года работал сотрудником охраны посольства России в Афганистане. В ноябре 1992 года уволен в запас в звании «подполковник».

С 1992 года работает директором негосударственного предприятия безопасности.