Автор: Сергей Голов

С ВЕРОЙ В ПОБЕДУ

Тридцатая годовщина штурма дворца Амина и других объектов в Кабуле, как и предполагалось, вызвала лавину публикаций и комментариев. Естественно, на разный вкус и цвет. И вот что характерно: российское общество, в целом, до сих пор не в состоянии дать объективную оценку тем событиям. Или, что вернее, ему не дают этого сделать.
Начало в №11 – 12 2009 г.

«… Был штурм дворца Амина, настолько блестящий по своему исполнению, что сразу же стал академическим, войдя в учебники всех спецслужб мира, — пишет Александр Чудаков в «Народной газете». — И по афганским дорогам запылили бесконечные колонны советской бронетехники и грузовиков, которые, к слову, везли не только солдат и оружие, но и строительные материалы, одежду, продовольствие и медикаменты для полуголодной, раздираемой внутренними распрями страны. Может быть, именно эта бескорыстная помощь от «шурави» и заставляет до сих пор с теплотой вспоминать нас многих афганцев, пройдя испытания тридцатилетней памятью?..»

Однако в пику этой оценке некоторые авторы договорились до того, что Амин был верным союзником СССР, которого подло предали, а «ввод войск и стрельба по афганцам оказались спусковым механизмом — исламский мир взорвался». Характерны эпитеты: «имперская война», «бесславная война».

Мы видим, как вырванные из общего исторического контекста события подаются в заведомо извращенном виде — без учета, в том числе, горбачевской «перестройки», которая поставила крест не только на десяти годах Афгана, но и на единой стране под названием Советский Союз.

Все, как известно, познается в сравнении — «русские», режим Наджибуллы. «Моджахеды» и сменившие их талибы. Американцы, силы НАТО… Аморфный Карзай. От централизованного государства до нынешнего хаоса.

БЕЗ ФАКТОРА ВНЕЗАПНОСТИ

В день штурма Амин и его гости, находившиеся на званом обеде в Тадж-Беке по случаю возвращения из Москвы секретаря ЦК НДПА Панджшери были выведены из строя поваром — агентом советской разведки. А советские врачи, ничего не знавшие о предстоявшей акции, привели Амина в чувство.

«Со стороны спецназа, который брал дворец, такой агентуры не было, — заявил Ю. И. Дроздов в интервью «Спецназу России». — Когда мы приехали туда, то в беседах с В. Ф. Карпухиным, М. М. Романовым и Я. Ф. Семёновым (он находился вблизи от объекта), стало ясно: никто не знает, что представляет собой сам этот дворец Амина или, как он проходил под кодовым наименованием, «объект верхней строки». Внутри него бывали только советники афганского правительства — сотрудники Девятого управления КГБ.

Что там во дворце произошло, кто сварил неправильно плов — пускай этим занимаются те, кто имел к этому отношение. А со стороны тех, кто предпринимал штурм и с трудом выяснил его внутреннее расположение, таких шагов, подчеркиваю, не предпринималось. А насчет отравления… вполне возможно. Чего в жизни не бывает».

Я отчетливо помню, что время «Х» постоянно переносилось. Это было связано с информацией, поступавшей от агентурной группы и благодаря техническим возможностям, позволявшим контролировать ситуацию непосредственно внутри объекта. С учетом меняющейся обстановки варьировалось и время начало операции.

27 декабря нас распределили по экипажам. Ко мне попала часть моего отделения, часть — другого. Сообщили номер боевой машины. Никаких схем дворца нам не давали, хотя говорили, что позже «все получите». И только за 20 минут до начала штурма вручили, наконец, схему объекта, где и что в нем расположено.

Как уже отмечалось, на острие атаки оказались спецгруппы «Гром» и «Зенит». Все мы были в афганской форме без знаков различия. Два представителя от будущего руководства страны — Сарвари и Гулябзой. И еще два снайпера, работавших отдельно. Всего шестьдесят четыре человека.

Также по дворцу работали не только «Зенит» и «Гром». Была еще группа подполковника А. Т. Голубева (будущего председателя Совета ветеранов Службы внешней разведки России, генерал-лейтенанта), в составе восемнадцати человек. Все они были со знанием языка, с оперативной подготовкой, хорошо владели всеми вопросами ведения боя. Большинство «зенитовцев» было из территориальных органов, они прошли обкатку КУОСом.

В 18 часов 45 минут. Первыми по узкой дороге вперед пошли четыре БТР с бойцами «Зенита», а за ними шесть БМП с бойцами «Грома»». Хочу особо отметить: машины могли двигаться по ней только друг за другом. Из-за преждевременной стрельбы «Шилок» фактор внезапности был сорван. К тому же, после отравления Амина, которого откачала бригада советских медиков, были предприняты меры по усилению охраны дворца и прилегающей к нему территории: выставлены дополнительные дозоры и посты вокруг ярко освещенного прожекторами здания и на подходах к нему.

Группа Якова Семёнова должна была подниматься по лестнице, ведущей вверх ко дворцу. Это очень трудный участок. Фактически им предстояло идти в упор, на пулеметы. Все бойцы были в бронежилетах и хорошо вооружены.

Едва их первый БТР миновал поворот, за которым открывался Тадж-Бек, по нему сразу ударил крупнокалиберный пулемет. С этого момента еще на дальних подступах к объекту противник повел по колонне интенсивный огонь из всех видов оружия. В результате один из БТРов был подбит, перегородив собой дорогу и мешая продвижению. Его пришлось сбросить. Так уже в первые минуты боя среди спецназа появились первые убитые и раненые.

ПОД ГРАДОМ ПУЛЬ

В последний момент ко мне в БМП запихнули двух переводчиков таджиков. Начали движение, наша машина следовала в колонне второй. Вдруг, остановились — испугавшись, выскочил из БМП и сбежал водитель-механик. Да. Что было, то было… Но я даже не успел принять какие то меры, как он вернулся: снаружи оказалось еще страшнее. Об интенсивности огня можно судить хотя бы по тому, что на всех без исключения БМП разнесло триплексы, а фальшборты превратились в решето, они оказались пробиты пулями и осколками на каждом квадратном сантиметре.

Поднялись к Тадж-Беку по серпантину, остановились и начали открывать двери. Двух переводчиков, выскочивших первыми, сразу же убили. Дело в том, что мы в темноте остановились неподалеку от афганского блок-поста, по нам с него сразу же открыли огонь. Этот блокпост пришлось сначала расстрелять, а затем разворачиваться, потому что основная стрельба шла сверху, от Тадж-Бека.

Тогда же погиб капитан Зудин… Геннадий Егорович тяжеловат был. Когда он выскакивал из БМП, его ноги попали под гусеницы. Кто ему оказывал помощь, не знаю, потому что главная задача тогда была — поднять подразделение в атаку и двигаться вперед. Огонь был очень сильный. Когда же нам удалось подойти под стены дворца, в «мертвое» пространство, то стало немного полегче.

Как потом оказалось, во время штурма меня буквально посекло осколками гранаты, но из боя я не вышел, а вместе с другими бросился на второй этаж дворца. Боли в тот момент не чувствовал, таков был общий порыв. Все мысли и действия были сконцентрированы только на одном: Амин, Амин!

Когда мы — штурмовые группы «Альфы» и «Зенита», несмотря на ожесточенное сопротивление гвардейцев, ворвались внутрь, то бойцы «мусульманского» батальона создали жесткое непроницаемое огневое кольцо вокруг объекта. Скажу так: без их поддержки и роты десантников потерь оказалось бы много больше. Такой ожесточенный бой требует теснейшего взаимодействия.

Лично я наверх поднимался вместе с руководителем группы «Зенит» Яковым Семёновым и Эвальдом Козловым. Не знаю почему, но Козлов оказался без бронежилета и, несмотря на это, мужественно шел вперед с пистолетом Стечкина в руках.

И я действительно не заметил, когда получил ранение. Может быть, когда я метнул в окно гранату… она, попав в переплет, откатилась назад. Я успел бросить вторую и кинуться на пол. Гранаты сдетонировали, но мы остались живы. Основная цель была любой ценой дойти до места расположения диктатора.

Чтобы понять, что представлял собой внутри дворец Амина после штурма, приведу недавнее свидетельство писателя Александра Проханова (рассказ на «Русской службе новостей»), которое относится именно к тому времени: «… Потом я шел по этому дворцу, он был пуст, внизу стояла охрана, но в нем все дышало этой борьбой. Лестницы и маршевые пролеты были все измызганы кровью, исхлестаны осколками от гранат, очередями.

В коридорах этого великолепного дворца, где жил он, его семья, прокатился этот огненный штурм. Там всюду валялись индивидуальные пакеты, окровавленные бинты. В одном месте я видел огромный женский бюстгальтер, который лежал на паркете, как чудовищная нелепость, занесенная сюда Бог знает чем.

Везде пахло тошнотой, кровью, дымом…

На втором этаже была известная многим штабистам 40 й армии деревянная, позолоченная стойка бара. По этой стойке пролетела автоматная очередь, которая разрезала резьбу. Ею был убит Амин, который вышел из своей резиденции и был встречен этой очередью. Я помню, что я пальцем шарил в этой деревянной раме, надеясь найти там пулю, которая слишком глубоко ушла в древо.

Характер штурма мне предстал не сразу, я не мог понять, что здесь произошло, почему оконные пролеты, ведущие в этот великолепный дворец, похожий на французский Трианон, вырезаны буквально. Это стреляла «Шилка» — наша скорострельная зенитная установка».

Вот такое впечатление человека со стороны.

ПОСЛЕ «ШТОРМА»

Романов дал мне команду оказывать помощь раненым. Как командир, я должен был на некоторое время выйти из боя. А раненых было много. Гранатой раздробило стопу Владимиру Федосееву, у Геннадия Кузнецова ранение в бедро, Баеву навылет прострелили шею, у Емышева оторвало руку. Я, конечно, всем им помог. Нашлась аптечка, бинты — у каждого бойца имелись индивидуальные перевязочные пакеты.

Ю. И. Дроздов вместе с полковником В. В. Колесниковым наблюдал за бушующим внизу «Штормом» с командного пункта, вырытого на гребне горы рядом с одной из «Шилок», которые вели огонь сперва по дворцу, а затем по афганским казармам.

«Уже стемнело, — вспоминал он. — По кратким радиосообщениям мы чувствовали ритм разворачивающихся событий, нарастание и затухание боя. В какой то момент огонь резко усилился, а потом наступила тишина. Даже отдельных выстрелов не было. «Все, — сказал Колесник и добавил. — Это мой первый и настоящий в жизни бой. А у Вас?» — «Очередной», — ответил я — после недолгого молчания».

После того, как с Амином было покончено, мы собрались внизу перед дворцом, так как поступила команда отражать возможную танковую атаку элитной «голубой» дивизии. Что такое в зимнюю ночь после жаркого боя лежать на мерзлой земле? Это потом сказалось в дальнейшем: я получил двустороннее воспаление легких. А танковая атака так и не состоялась — ее остановили наши «Шилки».

Пока мы и десантники занимали позиции перед дворцом на случай возможной атаки афганцев, в Тадж-Беке шла интенсивная работа по сбору документов. Работали ребята из «Зенита». В две наволочки были собраны материалы, найденные в покоях Амина. Ю. И. Дроздов приказал отвезти их в посольство и только там приступить к внимательному изучению. Он же допросил плененного командира Бригады охраны майора Джандата, которому в этой «каше» не удалось ускользнуть, взяли его живым.

Юрий Иванович вышел на площадку перед дворцом и там разговаривал с ним. По его словам, ближайший порученец Амина вел себя отрешенно. Как человек, который знает о своей участи. «Зачем это вам надо было», — спросил его Юрий Иванович. — «Вы же должны были понимать, что ведете неправильную игру». Тот вынужден был признать это. Дроздов напомнил ему про Тараки, которого задушили по его приказу.

Джандада вместе с семьей Амина увезли в «Пули-Чархи» — центральную городскую тюрьму, находившуюся на другой стороне Кабула. Что касается Амина, то тело свергнутого диктатора было завернуто в ковер и зарыто километрах в десяти от Тадж-Бека, в горном ущелье.

Пока мы были в горячке этого страшного боя, боли не было, а когда все успокоилось, ребята говорят мне: «Сергей, а что ты такой бледный? Сними ка рубаху…» Снял куртку, оказалось, я весь в крови. Меня отправили во взвод «мусульманского батальона», где мы жили до этого.

Там уже находился начальник КУОСа Григорий Иванович Бояринов. Он был смертельно ранен во дворце. Я помогал поднимать его на бронетранспортер, чтобы везти в госпиталь. Мне же сказали, чтобы я подождал немного, так как делали операцию раненому в ногу командиру роты «мусульманского батальона» В. С. Шарипову. Потом меня перевязали, осмотрели.

Утром Берлев и Швачко отвезли меня в больницу при посольстве. Вытащили осколки, но не все, а те, что засели возле крупных сосудов и крупных нервов. Положение усугубилось из за воспаления легких, поднялась температура… В посольской больнице лежал вместе с М. М. Романовым. У него начался приступ мочекаменной болезни, камень «пошел» — дикие боли начались.

Николая Швачко выручила женщина-врач. Она находилась в посольстве вместе с мужем, а по специальности была ведущим окулистом. Она осмотрела его и обнаружила осколок стекла на глазном дне. Если бы вовремя не сделали операцию, то он бы ослеп.

ОХРАНА АНДРОПОВА

Ребята наши улетели в Москву, а мы с Колей Швачко остались. Нам сказали: принято решение оставить нас в Афганистане… на три года. В конце января — начале февраля 1980 года в Кабул инкогнито прилетел Председатель КГБ Юрий Владимирович Андропов. Нас, тогда уже выздоравливающих, привлекли для его личной охраны. Мы стояли на посту непосредственно у его дверей. За эту работу меня и Швачко от имени посла наградили часами.

Потом было принято другое решение, и меня отозвали из Афганистана. Планировалось новое расширение Группы «А», мне предстояло принять отделение. Вместе с группой ребят из «Зенита» мы возвратились в Москву. Я доложил начальнику Седьмого управления КГБ (к нему до 1992 года была приписана «Альфа») генералу Бесчастнову Алексею Дмитриевичу о проделанной работе. Он поблагодарил за службу, но предупредил, что о событиях в Кабуле — молчок, точка.

«Когда я писал наградные листы, — свидетельствует Ю. И. Дроздов, — то возникли трудности с определением роли участников операции. На основании собранной информации получалось, что наиболее активно показали себя офицеры: В. Ф. Карпухин, Э. Г. Козлов, М. М. Романов, Я. Ф. Семёнов, В. В. Розин (он отличился при захвате афганского Генерального штаба), В. П. Емышев и С. А. Голов. Их действия — как командиров и непосредственных участников штурма — во многом решили исход дела. На всех них я собственноручно написал представления».

Вообще интересно устроен иной человек: в момент опасности, он максимально концентрируется, действует на грани возможного, а потом, когда, казалось бы, опасность миновала, начинает давать сбой. Потому что он перед этим действовал на грани возможного. За все приходится платить — нервами, душевными срывами, разладом в семье…

Скажу так: после операции в Кабуле очень трудно было восстановиться, поскольку никакой психологической реабилитации не проводилось. Было приказано забыть, молчать… Поэтому некоторые ребята, чего скрывать, сломались. Каждый из этого состояния выходил самостоятельно. Кто смог, а кто — нет. Огромная нагрузка привела к изменению психики некоторых людей и, в конечном счете, мы их потеряли.

«ТРЕТИЙ ТОСТ»

27 декабря 2009 года мы помянули всех, кого потеряли — и тогда, в Кабуле, и после: Диму Волкова, Гену Зудина, ребят из «Зенита» и «мусульманского» батальона. Конечно, Григория Ивановича Бояринова — первого Героя Советского Союза афганской войны. Тогда, помогая класть его в БТР, мне и в голову не могло прийти, что всего через каких то несколько лет я стану его преемником, начальником легендарного КУОСа.

То, что мы совершили в Кабуле, давно уже не является секретом. Но тогда, в советский период, вся операция находилась под грифом строжайшей секретности, равно как и люди — участники «Шторма-333» и «Байкала-79».

«В канун Нового 1980 года я попросил жену поехать со мной на Манежную площадь к Вечному огню, — вспоминает Ю. И. Дроздов. — Падал редкий снежок. Кругом гудела предновогодняя Москва, узнавшая об афганских событиях из скудного сообщения по радио. Ее будни, как и будни всей страны, еще не были омрачены похоронками, порой опережавшими «черные тюльпаны». Мы положили несколько ярких гвоздик, помолчали и также молча пошли домой».

Меня часто спрашивают: а нужно ли было вводить наши войска в Афганистан, штурмовать дворец Амина? Это дело политиков. Мы же честно выполнили поставленную перед нами задачу. От пуль не прятались. Повернись ситуация иначе, легли бы там все до одного. Но нам крупно повезло, и за это я благодарен судьбе.

И еще раз хочу подчеркнуть: проведенная в Кабуле операция и ввод Советских войск в Афганистан на десять лет отсрочил трагические события, которые произошло потом в нашей Средней Азии. И поток наркотиков захлестнул бы СССР раньше. Это мое личное, частное мнение, но оно созвучно тому, что высказывают многие ведущие эксперты по геополитике.

«В Афганистане назревал взрыв, — говорит Александр Проханов. — В Афганистане десятилетия двигались две силы. С севера на него воздействовал Советский Союз, туда приходили советские инженеры, советники, специалисты, мы строили там трассы, дороги, пробили знаменитое ущелье Саланг, мы построили в Кабуле университеты, политехники, госпитали. Там обожествляли СССР, ездили учиться в Союз на врачей, офицеров, инженеров. Конечно же, они находились под влиянием нашей советской, марксистской идеологии.

В то время как юг со стороны Пакистана был абсолютно прозападным, проамериканским и проанглийском. Если ты попадаешь в Джелалабад или в Кандагар, ты видишь великолепные, из белого ракушника университеты, аэродромы, колледжи, трассы, дороги… Оттуда люди уезжали учиться в колледжи в Британию, Америку, Германию, Францию. Там вся интеллигенция была прозападной.

Все это не могло продолжаться долго. Это противоречие, которое набухало, в него вмешалась еще третья сила. Там начинало обостряться мусульманское радикальное движения сопротивления, которое не принимало ни северян просоветских, ни прозападных южан. Вот этот компот и взорвал Афганистан.

В это взорвавшееся у границ пространство вторглись наши войска, чтобы установить контроль над этой безумной стихией, которая уже тогда могла перекинуться через границы и создать в Фергане или в республиках Средней Азии свои очаги восстания и сопротивления. Это все было понятно тогда. К сожалению, теперь все это забыто».

С чисто военной же точки зрения штурм Тадж-Бека — первый случай, когда после 1945 года в столь масштабной операции пришлось участвовать спецназу, не имевшему к тому времени реального боевого опыта. Группа «Альфа», занимавшаяся пресечением актов террора на транспорте, до того в подобных операциях не участвовала. То же самое — «Зенит». «Вымпел» еще не был создан. Так что первый блин не вышел комом.

Там, в Кабуле, мы дали себе слово: каждый год встречаться на смотровой площадке МГУ, что на Ленинских горах, и это слово мы держим. Кто то уже никогда не придет на ту встречу. Жизнь и смерть берут свое. Но мы помним всё. И всех — поименно.

В отличие от американцев (вчера — Вьетнам, завтра — Ирак и Афганистан), мы не бежали из Кабула, как утверждается, а вышли достойно и спокойно, оставив о себе хорошую память. Слава «шурави», честь и память всем погибшим в Афгане!

СПИСОЧНЫЙ СОСТАВ СПЕЦОТРЯДА «ГРОМ»» НА 27 ДЕКАБРЯ 1979 ГОДА

Экипаж БМП. О. А. Балашов (старший), А. И. Баев, В. М. Федосеев, Н. М. Швачко.

Экипаж БМП. С. А. Голов (старший), В. И. Анисимов, Л. В. Гуменный, Г. Е. Зудин, М. В. Соболев, В. И. Филимонов.

Экипаж БМП. В. Ф. Карпухин (старший), Н. В. Берлев, В. П. Гришин, С. Г. Коломеец, А. Н. Плюснин.

Экипаж БМП. В. П. Емышев (старший), С. В. Кувылин, Г. А. Кузнецов, А. Якушев (переводчик) и Г. И. Бояринов.

Экипаж БМП. М. М. Романов (общее руководство), Е. П. Мазаев, А. Г. Репин и Э. Г. Козлов.

Г. Б. Толстиков находился вместе с бойцами «мусульманского» батальона.

Сотрудники «Альфы» — группа В. И. Шергина.

Царандой (А. М. Лопанов, Е. Н. Чудеснов).

Штаб ВВС (А. Н. Савельев, В. И. Блинов).

Центральный телеграф (А. И. Мирошниченко, В. А. Тарасенко).

Охрана Б. Кармаля и его соратников — А. И. Алуценко, В. С. Виноградов, М. В. Головатов, А. И. Гречишников, Ю. А. Изотов и М. Я. Картофельников.

СПИСОЧНЫЙ СОСТАВ СПЕЦОТРЯДА «ЗЕНИТ» НА 27 ДЕКАБРЯ 1979 ГОДА

Абдулаев М. М. Абрамян А. И. Агафонов А. С. Алибеков Н. Антонов В. В. Асадов Э. Ш. Аслонов Г. Байкалов О. М. Баранов С. А. Белобородов С. А. Белюженко В. С. Беляев С. А. Беляков А. С. Берашвили И. В. Блинов Е. Г. Борич С. Э. Бояринов Г. И. Быковский В. С. Быстров В. А. Василенко В. Н. Васильев И. Г. Васильев Н. С. Викулин Г. Г. Волков П. Ф. Волгин А. А. Волох В. В. Воронков В. А. Гаврилов А. П. Гец Л. И. Глебов В. А. Голуб Е. И. Голубев А. Т. Гуров Г. П. Грудницкий А. Н. Гузенко В. Н. Голов Т. Д. Гулов Т. Долгих В. А. Дроздов В. В. Дроздов Ю. И. Евглевский А. С. Ермаков В. А. Ерохов Ф. Ф. Жмакин Ю. П. Захаров В. И. Зорин В. И. Зорин В. П. Иващенко А. Г. Ильинский Ф. Ф. Ирванев В. М. Исайкин А. П. Карелин А. А.

Карецкий В. Н. Ким В. Н. Кимяев Н. Ф. Кипоренко Д. Т. Клименко О. А. Климов С. Г. Климов Ю. Б. Козлов Э. Г. Койнов В. Д. Колмаков А. В. Корабейников Ф. П. Корольков Л. И. Косов А. С. Крайнев Г. Г. Куданов В. И. Кудрик В. Я. Кудяшов Н. В. Куксов А. В. Кураха М. М, Курбанов Н. Х. Курилов В. Н. Куропятник В. Б. Лесняк А. Я. Леонов А. Т. Лопатенко М. И. Лукашевич В. А. Лукьянов Г. В. Лысоченко Ю. А. Мазурец А. Н. Макаров В. С. Малашонок А. Л. Малимонов А. М. Масутов Т. Машков А. В. Мельник Ю. В. Миняйло С. В. Меркулов А. В. Муранов А. Н. Мурсюкаев А. Ф. Нам А. Б. Нищев П. И. Новиков А. Ф. Овсянников В. Н. Осипов Г. К. Ошметков Л. М. Оя Р. А. Павловский В. Л. Паршин Ю. П. Песцов И. И. Петров Ю. Г. Петрушенко Н. А. Платонов В. Д.

Плешкунов Б. А. Поволоцкий М. В. Поддубный В. А. Поляков А. К. Пономарев Б. Л. Пономаренко В. И. Прилепский С. П. Пунтус А. А. Рахт О. Решетняк И. И. Розин В. В. Росляков В. П. Россошенко В. М. Румянцев В. М. Рябинин А. Т. Рязанцев В. М. Сандул А. Ф. Сахацкий С. Д. Семенов Я. Ф. Серов В. И. Сидаков Ю. С. Спирашвили А. И. Сплавник П. И. Станкевич О. А. Старовойтов В. А. Стремилов В. В. Суворов Б. А. Терешкин Ю. К. Титов Ю. А. Толстиков Н. Т. Т-н В. А. Фатеев В. Н. Федоренко В. В. Хайдаров А. Храбрых А. Цветков В. К. Цыбенко М. Г. Чарыев У. М. Чекулаев Ю. В. Чернухин С. А. Чичков Ю. А. Чижов С. К. Шалатинов В. А. Шарипов М. Шарипов С. Шафигуллин Р. Х. Шелешков А. В. Шелягов М. Н. Шитов С. А. Шурубов В. А. Щетников Н. С. Щиголев В. З.