Автор: Александр Михайлов

ДВАЖДЫ РОЖДЁННЫЙ

Страна должна знать своих героев. Это аксиома, которая вроде бы не требует доказательств. Однако, к сожалению, часто бывает так, что человек, совершивший мужественный поступок, оказывается в тени событий или даже предается забвению, а вместо него общественное признание и высокую награду получают совершенно другие личности.

Так произошло с ветераном Группы «А» Александром Николаевичем Плюсниным, героем штурма дворца Амина. Долгое время его имя проходило лишь строчкой в разных материалах, посвященных операции «Байкал-79». Ну, а уж о том, чтобы назвать вещи своими именами — кто, собственно, поставил финальную точку, ликвидировав кровавого афганского диктатора, об этом и речи не могло быть. Хотя об этом прекрасно знали в подразделении.

Вообще, мы равнялись на этих уникальных людей — героев штурма дворца Амина. Тех, кто, собственно, сделал имя «Альфе». Кстати, совершенное ими в Кабуле говорит и о качественном подборе в Группу «А».

…И вот наступил декабрь 2009 года. 30 летие штурма Тадж-Бека и ввода Советских войск в Афганистан. Государство постаралось не заметить этой даты. Что ж, у политиков свои резоны… но мы, офицеры спецназа, не могли предать своих старших товарищей. Вот почему «Альфа» устроила торжественный прием в Музее Великой Отечественной войны на Поклонной горе, собрав всех участников событий декабря 1979 года.

Был среди них и Александр Плюснин. До этого он впервые за многие годы нарушил вынужденное молчание, дав первое в своей жизни интервью, правдивое и яркое, журналу «Братишка», в котором он поведал о себе.

В канун 65 летия Великой Победы Александру Николаевичу исполнилось шестьдесят лет. Свой юбилей он встретил вдали от Москвы, потому как давно уже живет в Краснодарском крае, бывая в столице наездами.

Сегодня я хочу рассказать об этом уникальном человеке — примере в бою и спортивной борьбе. И не только в силу дружеских отношений с ним, которыми горжусь, но по причине иного рода: страна должна знать своих настоящих героев. И тех, кто прошел Афганистан, и тех, кто не жалел жизни во время двух «чеченских» кампаний. И кто сейчас отправляется на задание — честь им и слава!

«Я мечтал о службе в «органах» еще до армии, — говорит о себе Александр Плюснин. — Готовился, усиленно занимался спортом. В Ростове-на-Дону, где учился, был призером по самбо города и области. Срочную службу проходил на Черноморском флоте, в единственной в Советском Союзе водолазной школе, а в 1969 м меня направили на Краснознаменную Каспийскую флотилию, в школу боевых пловцов. Уровень секретности там был таков, что позже, в Москве, куда я прибыл работать, меня около года не могли поставить на воинский учет в военкомате.

В 1972 м я приехал в штаб ВМФ ГРУ. Там мне сказали: такие люди с такой подготовкой и данными нам нужны, но… из за отсутствия у меня московской прописки на службу не взяли. Я устроился на ЗИЛ, работал сварщиком, женился в 1973 м и обрел прописку в Москве. Занятий спортом не прерывал, а с 1975 года усиленно занимался каратэ.

В конце 1974 года меня зачислили в «девятку», где я три года работал в охране правительства. Хорошо помню, как по четвергам собиралось Политбюро. Я стоял у дверей зала заседаний. В один из таких четвергов, в мое дежурство сняли Председателя Президиума Верховного Совета СССР Николая Подгорного. Все прошло на удивление быстро. Через десять минут после начала заседания Подгорный вышел из зала, хлопнул стакан, выматерился и… больше в Кремле его не видели».

В судьбе Плюснина большую роль сыграл Михаил Михайлович Романов — во время штурма дворца Амина он возглавит отряд «Гром», укомплектованный сотрудниками Группы «А» Седьмого управления КГБ СССР.

«Сказать по честному, служба в «девятке» меня не устраивала, — честно говорит Плюснин. — Пропускной режим, рутина, взял паспорт, отдал паспорт… Я застоялся. В 1977 м на меня вышел Романов и предложил перейти во вновь создаваемое подразделение по борьбе с международным терроризмом. Сказал, что работа предусматривает и боевые командировки за рубеж. Я загорелся, потому что понимал: работа в Группе «А» — это служба в БОЕВОМ подразделении, а не охрана особняка или здания, где сидят члены правительства…

«Девятка» меня не отпускала месяца четыре, но Романову удалось организовать письмо лично от Андропова, в котором Юрий Владимирович прямым распоряжением откомандировал меня в Группу «А». Уровень секретности в подразделении был высочайшим. Официально нас не существовало. Каждый офицер имел документы прикрытия. Я числился старшим сменным мастером НИИ «Луч». Мне даже выдали картонный пропуск в институт, где был напечатан телефон отдела кадров».

Тогда и автор этих строк пытался попасть в подразделение. На медкомиссию пошел вместе с Сашей Плюсниным, которого знал по спортивным единоборствам в рамках КГБ. Но он попал в «Альфу», а меня тогда не отпустили. Когда же я узнал, что мой друг отличился в Кабуле, то мое большое желание попасть в Группу «А» еще больше возросло. Хотелось быть, сражаться рядом.

В подразделении Плюснин оказался на своем месте. Он быстро вписался в коллектив и, будучи опытным каратистом, повесил макивару и обучал всех, кто изъявлял желание, искусству рукопашного боя.

«НАША РАБОТА БЫЛА ТЯЖЕЛОЙ, ИЗНУРЯЮЩЕЙ…»

Первая зарубежная командировка Плюснина была в Гавану, и была она вполне мирной, хотя «мирной» по итогам работы. Задача была такова: обеспечить безопасность подводной части советских судов, зафрахтованных для гостей и участников XI Международного фестиваля молодежи и студентов.

В Гавану вылетела смешанная группа, которая состояла из четырех сотрудников «Альфы» (старший — командир «Альфы» Г. Н. Зайцев, В. П. Емышев, В. М. Панкин, А. Н. Плюснин), и боевых пловцов Черноморского флота.

Предварительная подготовка проходила на острове Майский и в районе Тендерской косы, стажировались на базе Бригады особого назначения ЧФ. И там, кстати, местный командир боевых пловцов положил на Плюснина глаз, потому как тот по всем параметрам подходил для их нелегкой службы, и даже уговаривал его перейти на службу в ВМФ.

Итак, Гавана…

«Наша работа была тяжелой, изнуряющей, — рассказывает Плюснин. — Вероятность совершения подводной диверсии была очень высокой, и нам несколько раз в день приходилось нырять в соленую воду залива и проходить по всей длине судна, проверяя, не прилепил ли кто магнитную мину. Жили наши на пассажирских круизных суперлайнерах «Леонид Собинов», «Александр Пушкин», «Тарас Шевченко» и «Адмирал Нахимов». Вот эти суда мы и страховали от взрыва.

Как это выглядело? Залив там представляет собой «бутылочное горлышко», а это значит, что вода в нем практически стоячая, не проточная и насыщенная нефтепродуктами. Толщина маслянистой пленки на поверхности достигала нескольких сантиметров. На глубине ни черта не видно — хоть с фонарем, хоть без. По днищу приходилось идти на ощупь. Корпус судна вибрировал и гудел от беспрестанно работающих машин.

Находясь вблизи корабля, я оказывался как бы в акустическом коконе, трубки вдоха-выдоха сильно вибрировали от работы силовых установок. А самое мерзкое — это акулы. Ими там все кишело! Дело в том, что с борта судов в воду сбрасывали все — и отходы с гальюнов, и помои. Конечно, все запахи с камбуза притягивали акул как магнитом.

Несколько раз нашим ныряльщикам приходилось удирать от слишком назойливых хищниц. Однажды, когда столкнулись с акулой буквально нос к носу (а ее нос все же покрупнее человеческого будет, да и зубы тоже), пловцы вылетели из воды, как пингвины, и — сразу на корму нашего катера! Долго потом в воду не могли спуститься…»

Работа наших товарищей в Гаване получила высокую оценку.

«ВНАЧАЛЕ БЫЛ ХАОС»

До штурма дворца Амина у Плюснина была еще одна командировка в Афганистан — весной 1979 года. Незадолго до этого в Кабуле был похищен и погиб во время операции по освобождению посол США Адольф Даббс. И хотя это было делом рук самих афганцев (Амина), в Москве опасались акций со стороны американцев в отношении наших дипломатов. Для обеспечения их безопасности решено было отправить группу сотрудников спецназа КГБ. Возглавил ее Олег Александрович Балашов.

Однако одним Кабулом дело не ограничилось. Наших товарищей направили в некоторые афганские провинции для физической защиты военных советников. Плюснин в паре с А. И. Баевым оказался в Кандагаре, где пробыл с марта по май 1979 го. Всего через несколько месяцев судьба и приказ командира сведут их во время штурма дворца Амина.

«В день операции я волновался, мандражировал, — признается Плюснин. — Ни у кого из наших реального опыта военных действий не было… Выпили по 150 граммов. Перед посадкой на технику я уединился, чтобы настроиться. Мысленно попрощался с семьей, с близкими на всякий случай…

Вот мой экипаж: В. Карпухин, С. Коломеец, В. Гришин, Н. Берлев, А. Плюснин. Начало штурма — 19.00. Сразу же первую машину подбили еще на самом верху, перед выездом на верхнюю площадку у Тадж-Бека. Вторая «броня» ее столкнула, а я ехал в третьей. Всего гвардейцы сожгли два наших БТРа и повредили одну БМП. Возможно, нашей пятерке повезло, что сумели «подать лимузин» к самому крыльцу, чуть ли не на ступени заехали!».

От себя добавлю: везение везением, но конечно большую роль тут сыграл В. Ф. Карпухин, ставший Героем Советского Союза после этой операции. Будучи по своей военной профессии танкистом, он фактически взял управление БМП № 036 на себя и заставил водителя, несмотря на шквальный огонь, довести машину до мертвой зоны в непосредственной близости от объекта.

И снова слово Плюснину: «Из башенной пушки БМП вынесли входные двери (секунда), спешились (две секунды) и подскочили под козырек (еще три секунды). Десантировался я первым. Потом мы прикрывали высадку десанта (полминуты), потом под огнем гвардейцев просочились в холл дворца (минут пять, а то и меньше). В бою время тянулось необыкновенно медленно. Каждый рывок, каждый бросок от колонны к колонне, от угла к стене — эти секунды, они были такими длинными, ноги не хотели двигаться, и я до сих пор помню некоторые колонны, потому что я смотрел на них и думал — успею добежать, чтобы прикрыться?

Сам бой в холле занял еще минут пять. Быстро нужно было действовать. Стремительно! Вначале был хаос. Мы же все были необстрелянные. Когда вживую стреляешь по людям, а они — по тебе, когда бежишь мимо своих трупов, когда поскальзываешься на их крови… Скольких гвардейцев я убил тогда в бою? Не помню, честно… Может быть, пять, может, больше… Зная, что сил наших становится с каждой секундой все меньше (уже были у нас убитые и тяжелораненые), я сразу побежал по парадной лестнице на второй этаж».

«АМИН! АМИН! АМИН!»

Представим себе ситуацию: идет тяжелый бой внутри здания, и какое нужно иметь мужество, чтобы, очертя голову, броситься вперед — туда. И наши товарищи это совершили.

«… Не дойдя двух ступеней до верха лестничного марша, я вынужден был залечь: огонь был плотным, и гранаты сыпались, словно огурцы, — вспоминает Плюснин. — Некоторые, правда, не взрывались… Афганцы, с которыми мы воевали, были ребята спортивные, под два метра ростом, многие проходили подготовку в Рязанском училище ВДВ. Одного такого атлета на моих глазах снял из «Мухи» Анисимов. Он стрелял снизу, с расстояния в пятнадцать метров. Высокий пулеметчик-афганец, сидевший на балконе с ручным пулеметом, с грохотом рухнул сверху на пол мраморного холла. После падения он… поднялся в полный рост, прошел четыре метра до крыльца, сел возле колонны и там умер.

Я швырнул гранату в дверь зала заседаний совмина. Она находилась левее стеклянной двери личных покоев диктатора. Силу броска я не рассчитал, граната ударилась о стену и отскочила ко мне. К счастью, скоба не дала ей покатиться гладко, и взрыв ушел в колонну.

Перевернувшись на спину, я стал стрелять лежа, снизу вверх, по гвардейцам, дуэль эта продолжалась еще полминуты. Потом я огляделся и понял, что на пятачке перед входом на террасу второго этажа я остался… один. Я продолжал стрелять, пока не закончился боекомплект. Сразу же нашел мертвый угол, куда не доставали пули и осколки. Прикрывшись стенами и воспользовавшись тем, что скорострельная «Шилка», стрелявшая снаружи, не давала гвардейцам на этом участке высовываться, я «чирикал» патроны в магазин из мешка. Снарядил я из мешка пять-шесть магазинов, а тут по лестнице поднялись Голов, Карпухин, Берлев и Семёнов…

Итак, нас было пятеро у этой двери, и надо было действовать. Идти дальше. Пока гвардейцы не догадались занять круговую оборону и не смяли нас. Я выбил ногой стеклянную дверь и швырнул внутрь гранату. Оглушительный взрыв. Потом сразу же дикий, истошный, пронзительный женский крик «Амин! Амин! Амин!», разлетевшийся по коридорам и этажам.

Заскочив в комнату, первой я увидел жену Амина. Она громко рыдала, сидя над трупом диктатора. В том, что Хафизулла Амин был мертв, сомнений уже не было. Он лежал на полу, в одних трусах и в майке. Лежал на боку, в луже собственной крови, скрюченный и какой то маленький. В комнате было темно, мы посветили фонариками и убедились, что все — готов.

Так уж вышло, что моя граната взорвалась в самой глубине маленькой комнаты, убив самого Амина, прятавшегося за своими бабами и детьми, и ранив его домочадцев. Помню, что кроме семьи Амина в комнате мы нашли нашу медсестру из бригады советских врачей, приставленную к диктатору после попытки его отравления…

Если бы гвардейцы заняли круговую оборону и сумели продержаться до подхода их пятой танковой армии, то нам пришлось бы очень туго, но практически сразу же после ликвидации Амина его охрана начала сдаваться. Их усаживали в холле, на полу, на корточках, руки на затылке. И они забили весь холл и вестибюль…»

За свой вклад в штурм дворца Амина Плюснин был награжден орденом Красного Знамени. Звезда Героя Советского Союза обошла его стороной. Не знаю, в чем здесь причина. Думаю, она кроется во внутриведомственных играх и желании подчеркнуть роль Первого Главного управления — разведки.

Трудно не согласиться с оценкой Н. В. Берлева: «Часто спрашивают: кто все таки убил Амина? По большому счёту, это не имеет принципиального значения. Мы действовали единой командой. На подходе к Тадж-Беку «Зенит» принял на себя тот удар, который, быть может, и позволил нам отыграть свою партию. А до этого сотрудники ПГУ провели в Кабуле доскональную разведку. Базу ВВС Баграм, куда мы садились, надёжно держали десантники. А благодаря «мусульманскому» батальону мы оказались на ближней дистанции от дворца, чем и воспользовались, и были доставлены к объекту «верхней строки» на машинах того же мусбата. Каждый в этой операции выполнил отведенную ему роль».

«Что касается Амина… достал его гранатой Плюснин, смертельно ранил, — свидетельствует Н. В. Берлев. — Никого другого из атакующих там поблизости не было. Все, кто участвовал в штурме, хорошо знали это обстоятельство, но особо не распространялись. Теперь, думаю, пришло время».

Остается добавить, что Министерство обороны, в отличие от руководства КГБ, не поскупилось на высшие награды для своих людей: девять (!) офицеров «мусульманского» батальона ГРУ были награждены орденом Ленина.

«Кабульская операция спецназа КГБ вошла в историю спецслужб мира, — заключает Александр Плюснин. — Ничего подобного до этого история ведомства не знала. Тем не менее такова была политическая воля руководства нашего государства. Сейчас я считаю, что лезть туда, в Афган, не нужно было. И сейчас я бы туда не пошел. Жаль советских ребят, которые за десять лет сложили «за речкой» головы, и тех, что были искалечены в чужой стране, а потом забыты нашим государством.

…Меня списали из органов в 1982 году в звании старшего лейтенанта. После увольнения я три года не мог себе найти место. Сначала пошел работать на завод. Снова сварщиком. Потом устроился в службу безопасности одного отеля. О своей работе в спецназе КГБ я молчал лет двадцать.

Сам штурм, сам бой с охраной, без зачистки, занял минут сорок, от силы час. Но мне это показалось вечностью. Нас было мало. Единственным преимуществом спецназа КГБ вечером 27 декабря 1979 года были только скорость, русский мат и удача. Я часто вспоминаю тот вечер в декабре. Многие из спецназовцев КГБ считают 27 декабря своим вторым днем рождения».

Александр Николаевич, мы помним обо всех твоих днях рождениях — и первом, шестьдесят лет назад, и втором, в Кабуле. Желаем тебе, дорогой наш товарищ, счастья и благополучия, удачи во всем, крепости духа и крепкого, нерушимого здоровья — «альфовского», как и положено офицеру спецназа.