Автор: Сергей Гамаюнов

ПЯТЬ ШТАБОВ

Будённовск, Первомайское — это ярчайшие примеры общего разложения, которого достигла не только система безопасности, но и вся страна в период правления Ельцина.
В подтверждение этой оценки мы предлагаем вниманию читателей уникальные воспоминания Сергея Гамаюнова, являвшегося межрайонным прокурором Будённовска, — он надиктовал их в июне 2009 года для газеты «Ставропольская правда».
«Я тоже хочу рассказать правду о событиях и о встретившихся мне тогда личностях, — сказал он. — В большинстве своем это люди интересные, колоритные и запоминающиеся, каждый по своему: героизмом и талантом или бездарностью и скандальностью».

15 июня. Шли первые сутки проведения антитеррористической операции по освобождению заложников и задержанию боевиков. Руководство операцией было сконцентрировано в так называемых оперативных штабах. Всего в те дни их было пять: центральный (ЦШ) или главный располагался в здании Будённовского РОВД и состоял из силовых министров, полномочных представителей правительства РФ. Отсюда по прямой телефонной связи докладывали о ситуации лично премьер-министру В. Черномырдину, а также вели переговоры с боевиками.

Задача штаба прежде всего состояла в аккумуляции и анализе всей поступающей оперативной информации, координации действий силовых структур, участвовавших в проведении операции и принятии основных решений. От компетентности, согласованности и решимости членов ЦШ зависел успех всей операции, а также жизнь почти двух тысяч людей. Официально руководителем этого штаба являлся министр внутренних дел России генерал армии В. Ерин.

По указанию заместителя Генерального прокурора России О. Гайданова я с первых часов трагедии был определен в главный штаб и, находясь в гуще событий, имел возможность наблюдать за генералом Ериным.

Нужно было принимать активные и адекватные меры к освобождению заложников, предотвращению их расстрелов, чем не переставал угрожать Басаев. Только только сдвинулся с места переговорный процесс с террористами. В него включились официальный представитель правительства России, заместитель главы администрации Ставропольского края А. Коробейников и начальник краевого УВД генерал-лейтенант милиции В. Медведицков, а также другие представители центральных и краевых структур власти.

Ерин, погруженный в себя, молча сидел в уголке, но в то же время и как бы во главе большого стола для совещаний. Вокруг него все ходили с таким видом, словно боялись разбудить. Для силовика был он как то несообразно вял и потерян. Бездействовали и многие другие представители Москвы. Живым и активным был только С. Степашин. Его плотная невысокая фигура, веснушчатое непроницаемое округлое лицо, короткий ежик рыжеватых волос мелькали то тут, то там. К нему постоянно заходили с докладами крепкие парни в камуфляже, с которыми он общался вполголоса. Был он похож на вездесущего, хитрого лиса перед большой охотой.

Табачный дым стоял сплошной завесой. Не спасали даже настежь открытые окна и несколько вентиляторов. Напомню, что днем жара стояла неимоверная — до 40 градусов в тени, и некоторое облегчение наступало только с утренней прохладой, да и то ненадолго. Ближе к утру инициативу, наконец, решил проявить В. Ерин:

— Ну, что, прокурор, — заметно картавя и кривя раненную когда то щеку, обратился он ко мне, — в каком месте штурмовать будем? — И без перехода попросил набросать план корпусов больницы и обозначить подходы к ним. К тому времени сотрудники местной милиции, не найдя руководства Бюро технической инвентаризации города (потом выяснилось, что почти весь персонал БТИ оказался в заложниках), взломали двери в архивные помещения и все необходимые документы (карты Буденновска и поэтажные планы корпусов осажденного лечебного учреждения) доставили в главный штаб. Я показал генералу на карте примерные маршруты, по которым нескольким заложникам удалось сбежать из больницы, но от советов по поводу штурма воздержался — это дело специалистов, а не прокурорских работников.

Зуд активной полководческой деятельности у министра с утра заметно прогрессировал: он вызвал к себе начальника Будённовского РОВД Н. Ляшенко. Тот рассказывал, что застал Ерина листающим самоучитель игры в бильярд, найденный в книжном шкафу кабинета, где расположился штаб. Для начала генерал поинтересовался количеством сотрудников уголовного розыска, имевшихся в отделе. Их было 27 человек.

Задумка генерала армии была такова. Сыщики должны были, переодевшись в белые халаты и спрятав под ними оружие, под видом медбратьев на нескольких автомашинах «скорой помощи» войти в первый контакт с боевиками и отвлечь их от главной ударной силы — «Альфы». Такую операцию, наверное, мог навеять только бильярдный самоучитель, поскольку накануне террористы уже расстреляли две «скорых», пытавшихся проехать на территорию больницы.

Нужно сказать, что многие руководители края, региональных структур, а также большинство грамотных и думающих сотрудников оперативных и специальных подразделений выступали против штурма больницы. Во время него минимальные потери личного состава могли составить 30 процентов, а заложников — так и все 90. Однако окончательное слово было за руководителями центрального штаба, хотя их действия, как мне кажется, были заранее предопределены на самом высоком уровне.

— Решение о штурме главного здания больницы в Будённовске предварительно было принято с министром внутренних дел В. Ериным еще до моего отъезда в Галифакс, — сообщил Борис Ельцин журналистам в Канаде. — Мы договорились подождать день-полтора и подготовиться, чтобы не натворить что нибудь во вред.

Но, даже несмотря на эту предварительную установку, брать на себя всю полноту ответственности за силовое решение проблемы никто из высокопоставленных членов главного штаба не спешил. Руководителям операции явно был нужен повод для штурма, на который они могли бы сослаться в случае неблагоприятного исхода. 16 июня в ЦШ пригласили Ю. Лушникова, бывшего тогда прокурором Ставропольского края. Ему предложили… официально потребовать от руководства штаба исполнения данных им же санкций на арест террористов, личности которых уже были установлены. То есть краевого прокурора пытались, по существу, назначить «стрелочником».

Между тем переговоры продолжались. Помимо основного их предназначения — попытки освободить как можно больше заложников, переговоры с Басаевым, по сути, маскировали подготовку к штурму, позволяли тянуть время и сбивать напряженность и агрессивность в стане террористов.

При разработке плана силового захвата оперативники УБОП при УВД края и спецназовцы предусматривали минимальное применение оружия широкого поражающего спектра: пулеметов, гранатометов и автоматических пушек. Дело в том, что боевики выставили в окнах, в качестве живого щита заложников. Однако этот вариант операции не понравился министрам и генералам. И кто тогда лично одобрил план, приведший к многочисленным жертвам, сейчас остается только догадываться. Как установлено материалами предварительного следствия, при штурме погибли примерно 20 заложников.

Позднее, 29 июня 1995 года, на Совете безопасности РФ Ельцин дал такую оценку работы штаба: «Россиянам и всему миру продемонстрирована низкая способность наших спецслужб выполнять возложенные на них задачи».

Уроки и выводы из трагедии в Буденновске были жесткими. Указами президента страны были освобождены от занимаемых должностей: заместитель председателя правительства РФ, министр по делам национальностей и региональной политике Н. Егоров, министр внутренних дел генерал армии В. Ерин, директор Федеральной службы безопасности генерал-лейтенант С. Степашин.

ДЫРКИ В ЗАБОРЕ ДЛЯ СНАЙПЕРОВ

Еще один штаб — армейский, возглавлял командующий Северо Кавказским военным округом генерал-полковник А. Квашнин. Сразу же по прибытии в Будённовск он высказал мысль, что нужно поднять в воздух вертолеты и расстрелять больницу. И вообще, мол, возня с террористами и заложниками — дело милиции, а армии здесь делать нечего.

Один из очевидцев событий, заместитель начальника УВД Ставропольского края полковник Н. Кривцов рассказал мне позже, как в первые дни операции по освобождению заложников он зашел в штаб Квашнина. Тот спросил, сколько у нас снайперов и где они. Человек пять, ответил Кривцов, и все расположены вокруг больницы. Тогда командующий предложил расставить снайперов вдоль бетонного забора, опоясывавшего территорию лечебного учреждения, и проделать в ограде отверстия, чтобы только ствол винтовки пролез. И таким образом уничтожать боевиков.

Для человека понимающего, что собой представляет снайперская винтовка, у которой работает не только ствол, а больше всего важна оптика, все понятно без комментариев. Примечательно, что через три года после будённовских событий в еженедельнике «АиФ» Квашнин дал самому себе такую характеристику:

— Если Генштаб — мозг армии, то я — главная извилина.

Пришлось близко столкнуться с руководителем армейского штаба и членам следственно-оперативной группы Генеральной прокуратуры РФ, которая в рамках уголовного дела по факту бандитского нападения на город проводила осмотры места происшествия. В первую очередь нужно было осмотреть тела убитых при штурме здания РОВД девяти сотрудников милиции, шести боевиков и четырнадцати жителей города, привезенных во двор здания райотдела.

Руководили этой работой старший помощник прокурора Ставропольского края, начальник отдела по надзору за расследованием особо важных дел прокуратуры края Ю. Змиевский и начальник методико-криминалистического отдела прокуратуры края А. Сучков (позднее к ним присоединился и я). Все следственные действия в обязательном порядке фиксировались, помимо протоколов, еще на фото и видео. И тут возникла проблема с работой видеокамеры — шла наводка сигнала от высокочастотных кабелей связи, потому как во дворе РОВД стояла автомашина спецсвязи командующего СКВО.

Александр Сучков поднялся в штаб к генералу и, представившись, попросил временно отключить радиостанцию. Квашнин, хотя и не сразу, но согласие дал. Однако связисты, видимо, хорошо знавшие крутой и непредсказуемый характер начальника, отказались выполнять устное распоряжение, требуя письменного приказа. После повторного обращения криминалиста Квашнин «разрешил» ему «действовать по своему усмотрению», хотя письменного распоряжения вновь так и не выдал. И когда прапорщик связист в очередной раз отказался выключить радиостанцию, А. Сучков «по своему усмотрению» просто обесточил ее, открутив фишку силового кабеля… Осмотр продолжился.

ШКВАЛЬНЫЙ ОГОНЬ ПО ГЕНЕРАЛУ

В Будённовске действовал также милицейский штаб, обеспечивавший общественный порядок и сопровождавший работу оперативно следственной бригады. Возглавлял его тогдашний начальник УВД Ставропольского края генерал В. Медведицков (он же был и членом главного штаба контртеррористической операции). Виктор Константинович заметно выделялся среди других какой то безоглядной смелостью, независимостью суждений и принимаемых решений. Высокий, худощавый, отчего постоянно несколько сутулился, он много и часто курил. Головные уборы Медведицков, видимо, не любил — ходил и в жару с непокрытой головой, с загоревшей до черноты лысиной. Жесткое, со щеткой прокуренных, подбитых сединой усов, лицо генерала говорило о недюжинной силе воли. В Ставропольской милиции его уважали и одновременно побаивались крутого нрава, любовно называя за глаза Батей. Как там у классика: слуга царю, отец солдатам?

Утром 15 июня В. Медведицков первым пошел на переговоры с террористами. С собой он взял бывшего министра внутренних дел Чеченской Республики Ваху Ибрагимова. Их встретил на втором этаже главного корпуса больницы сам Басаев (террорист № 1 был легко ранен в ногу). На Ибрагимова он даже не смотрел, говорил сквозь зубы. Медведицков, много лет проживший на Северном Кавказе, хорошо знал обычаи горцев. Подав для приветствия Басаеву руку, он понимал, что если ответного рукопожатия не последует, то можно поворачиваться и уходить — переговоров не будет. Басаев выдержал паузу секунд в тридцать, после чего на рукопожатие ответил. Лед тронулся.

Дышать было нечем от жары и гари. Медведицков присел на стул у выбитого окна. Это чуть было не стоило ему жизни — не выдержали нервы у кого то из федералов, и внезапная автоматная очередь переросла в шквальный огонь из всех видов имевшегося у осаждавших оружия. Несколько пуль пролетело чуть выше головы генерала. Пришлось падать на пол. Когда Медведицков по рации высказал армейскому штабу все, что он о нем думает, стрельба прекратилась.

После обсуждения требований обеих сторон Виктор Медведицков возвратился с четырьмя заложницами. В осажденную больницу он ходил по нескольку раз в сутки. На переговоры брал с собой две рации, обеспечивавшие ему связь с главным штабом во главе с Ериным, и со штабом внутренних войск, которым руководил первый заместитель министра внутренних дел М. Егоров. Последний командовал всеми объединенными силами спецподразделений МВД, а также практически силовой частью спец-операции (КП замминистра располагался в здании детского сада в ста метрах от главного корпуса больницы). Так вот еринскую рацию Медведицков, как правило, отключал — чтобы не мешали…

Кампания «перевода стрелок» после будённовских событий коснулась и его. С должности начальника УВД СК Виктора Медведицкова «ушли». Унизительную коллегию МВД, где происходили «разбор полетов» и «раздача пряников», он без крепких слов впоследствии не вспоминал. Да и не хотелось ее вспоминать, потому что закончилась она отстранением от должности, нервным срывом и долгим лечением в больницах. Пострадали также и другие профессионалы, а страна лишилась на ответственных участках спецов высочайшего класса.