Автор: Илья Тарасов

ВРАЩЕНИЕ ВОЙНЫ

Начиная с декабря 1994 года, после ввода российских войск в Грозный, не перестают идти споры, а какое отношение к началу чеченской войны имела Служба безопасности Президента РФ. И вообще, зачем же нужна была такая силовая структура на момент ее создания?

Для читателей «Спецназа России» видение этой проблемы излагает бывший заместитель А. В. Коржакова и руководитель Центра специального назначения СБП контр-адмирал в отставке Геннадий Захаров.

Из досье «Спецназа России»

ЗАХАРОВ Геннадий Иванович, контр-адмирал. Родился в 1940 году. В 1960 году окончил горный техникум, в 1965‑м — Высшее военно-морское училище им. М. В. Фрунзе. В 1965‑1967 гг. — помощник командира десантного корабля, в 1967‑1990 гг. — начальник подразделения водолазов‑разведчиков (подводных диверсантов).

В 1991 году становится заместителем начальника Службы безопасности Председателя Верховного Совета РСФСР; с 1993 года — начальник Центра специального назначения Службы безопасности Президента (СБП). С 1997 года — в отставке.

Осознанная необходимость

— Геннадий Иванович, для чего понадобилось создавать столь странную структуру, как СБП? Ведь в Советском Союзе охраной партийных и государственных деятелей занималось Девятое Управление КГБ СССР. Разве не проще было бы так все и оставить?

— На мой взгляд, для Девятого Управления КГБ хватило бы работы по охране премьер-министра России и других значимых для нашей страны государственных чиновников. Президента же, на мой взгляд, должна охранять Служба, которая не от кого — кроме, как от него — не зависела бы, а так же не чьи команды, кроме главы государства, не выполняла бы. И по этому вопросу, простите Вы меня, даже трудно дебатировать. Если мы с Вами посмотрим на историю структур и построения охраны президентов развитых стран, то увидим, что их отдельные структуры строятся по тому принципу, что я обрисовал выше.

Такая Служба исполняла бы многие указания президента и следила бы — как аналитически, так и практически — за действиями подчиненных ему министров, особенно силового блока. Поскольку они имеют свою военизированную службу, которая может оказать сопротивление ряду президентских указов, что в свою очередь может привести к событиям, как это было в России в 1991 и 1993 годах, когда наша страна стояла в полушаге от гражданской войны.

— А как шел набор в СБП? Как мне рассказывали знающие обстановку на тот период работники спецслужб, в нее вошли офицеры очень высокого профессионального уровня — они не уступили даже профессионалам из службы безопасности «Мост- Банка».

— Впервые в истории вооруженных сил, да и специальных подразделений настал момент, когда на ключевые должности подбирались профессионалы. Неважно из какой структуры они к нам приходили… из МВД, из налоговой службы, или из спецназа. Были случаи, когда их зачисление в штат нашей службы занимало неделю. В свое время их знакомство с кадровиком из Комитета проходило не менее полутора лет. Так вот, если бы я принял этот норматив и формировал бы свой Специальный центр СБП по этому принципу, то это дело было бы умерщвлено в его зародыше.

Чтобы принять сотрудника на работу в Центр, я искал человека, лично знавшего кандидата в СБП. Допустим, мне докладывали: кто‑то был с ним в Афганистане и этот «кто‑то» может подтвердить: у данного офицера, о ком идет речь, двадцать три реализованные засады на душманов, не в одной из них он не понес потерь и за это получена награда — такого кандидата я брал. И не смотрел, как это делали ранее в КГБ, «морально ли он устойчив», или нет. И все назначения решались на основе его профессионального уровня и подготовки.

Позиция по Чечне

— Какую позицию в СБП заняли по вводу российских войск в мятежную Чечню?

— Чтобы развенчать все сомнения, которые могут возникнуть у Ваших коллег и у Вас лично, я хочу заявить, что наша Служба была категорически против этого ввода в Чечню в 1994 году. И Александр Васильевич Коржаков говорил Б. Н. Ельцину, что ему с Дудаевым необходимо встретиться и решить все проблемы.

Глава Чечни неоднократно выходил на телефонный разговор с президентом России Борисом Николаевичем, но ему не дали с ним связаться. И Дудаев мог говорить только с Коржаковым, но не с Ельциным, а если бы их встреча состоялась, то и войны никакой бы не было.

— Скажите, какая из российских спецслужб предлагала решение вопроса по Дудаеву посредством проведения специальной операции — для решения чеченского кризиса?

— Наша служба этими вопросами не занималась, а вот другие, как вы знаете, предлагали и провели штурм Грозного, финал вам всем известен. И я Вам расскажу про одну операцию, в которой я принял участие.

В конце ноября 1994 года в Моздоке, числа восемнадцатого, были собраны подразделения из УСО ФСК — Управления специального назначения, которым командовал генерал Герасимов Дмитрий Михайлович, Управления специального назначения из «Вымпела», «Альфы» и Центра Специального назначения СБП. Всего там было больше сотни человек, а директор ФСК Степашин тогда решил провести операцию по захвату дворца Дудаева и его физическому уничтожению.

Степашин разработал план, по которому ключевые задачи должны были выполнить подразделения УСО ФСК. И по специальной связи, которой мог воспользоваться только я, мой заместитель (тогда полковник Гордеев) докладывает мне, что получили предварительное распоряжение о подготовке к операции по штурму дворца Дудаева. Я сразу понял, как знающий обстановку в Чечне, что этого делать категорически нельзя!

Я быстро отправился к Коржакову и рассказал о докладе моего заместителя, он мне велел немедленно лететь в Моздок, разобраться и принять от его имени любое решение, которое я сочту нужным, чтобы отменить эту операцию.

— И как скоро Вы после столь решающего слова главы СБП прибыли на место? Как прошел разговор с главой ФСК Степашиным?

— Если разговор у меня с шефом состоялся в 11 часов утра, то где‑то в 16 часов дня я с командиром «Альфы» Геннадием Николаевичем Зайцевым прилетел на место. Сразу по прибытию, я пришел в кабинет Степашина и попросил его показать нам, как имевшим самые большие полномочия от Коржакова, план действий спецслужб, который он придумал.

План Степашина

— Если у Вас были столь широкие полномочия, то как с Вами говорил глава ФСК Степашин? Был ли он откровенен? Все‑таки Сергей Вадимович занимал ключевой пост среди министров силового блока. В тоже время он понимал, что за Вами стоял министр силового блока, подчиняющийся только президенту России?

— По моему мнению, он был со мной полностью откровенен, но что представлял собой его план!

— И что же?

— «Наши» чеченцы дадут штурмовой группе представителей разных структур ФСК порядка сорока машин — «Волги», «Жигули» и «Уазики». Далее. В каждый автомобиль садятся по три-четыре человека это объединенного подразделения, куда вошли офицеры из «Альфы», «Вымпела» и СБП. Их численность на тот момент составила примерно сто двадцать человек.

Чеченские водители разными путями и тропами доставляют группу на пункт сбора — на площадь «Минутка». Кстати, на карте даже этот пункт не был отмечен, как и здание, где должны были собраться офицеры. После этого вся эта команда и проводит штурм дворца Дудаева.

— Был ли численный перевес на стороне охраны президента Дудаева? Ведь первым своим указом, после объявления независимости Чечни, глава Ичкерии разрешил носить оружие всем гражданам с шестнадцати лет. И какой, по Вашей оценке, мог бы быть результат — в случае проведения этой операции по плану Степашина?

— Им, по моим сведениям, противостояла мощная группа, в которую входило два батальона, один из которых постоянно обеспечивал безопасность президентского дворца Дудаева, другой прибыл на его охрану. Численность составила, таким образом, шестьсот человек. И вы представьте себе наших — сто двадцать и их — шестьсот человек. Понятно, на чьей стороне перевес в живой силе. А Степашин мне заявил: мол, вы же спецназовцы, а это равняется один к шести! Вы же сами это везде, где только можно, пропагандируете.

Но так не бывает! Потому что при наступлении, чтобы получить успех, нужно, чтобы атакующая сторона имела примерно пятикратное преимущество.

Так что один шар в лузу при споре со Степашиным я ему закатил. Потом привожу еще один довод. Водители машин, на которых должен передвигаться наш спецназ — чеченцы. Есть ли у нас хоть какая‑то гарантия, что при их управлении хоть кто‑то не сдаст маршрут движения?

— Какова была его реакция на Ваши доводы?

— Он просто вытаращил от удивления на меня глаза. Конечно, никто такой гарантии не даст! Ведь этих водителей сорок человек, и чтобы никто из них не был связан с боевиками? А связан, то он обязательно сдаст маршрут движения машин — и что тогда? Ну, допустим, одна или две машины могут дойти до пункта сбора, а все остальные будут уничтожены. Ведь все эти горные стежки-дорожки окажутся под наблюдением.

На этот счет никто из присутствующих при разборе его плана и вопроса не задал. Всем стало ясно, что его операция — это серьезнейший прокол в данном деле.

Третий шар, который я закатил в его лузу, был такой. Допустим, проявили мудрость и героизм — получилось, и наши ребята прорвались каким‑то чудом во дворец, выбросили в окна дворца всех оборонявших его чеченцев, что оказали им сопротивление, и ликвидировали Джохара Дудаева. Но во время любого боя боец имеет с собой средства борьбы примерно на пятнадцать минут огня. Время пройдет, патроны кончились.

Считаем дальше. При проведении такой сложной операции потери составят примерно 50 % ранеными и 30 % убитыми — что мы их бросать будем?

Идем дальше. По окончании операции надо наметить путь отхода спецназа. Значит, за ними должен подойти какой‑то контингент или штатный батальон на бронетехнике, или прилететь вертолеты, чтобы забрать убитых и раненых, и забрать тех, кто выжил. Так кто, спрашиваю Степашина, обеспечивает эту часть боевой операции?

У него после этого моего вопроса, простите меня, челюсть отвисла до колен и не закрывается, а ответа я не слышу! И где же, я его спрашиваю, ваш план взаимодействия с другими военными силами. Кто держит связь? Где план по взаимодействию с ВВС? Пока идет бой, должно быть воздушное прикрытие, Ми-8 — это только, чтобы забрать убитых, раненых, и тех, кто остался в живых. Вертолетчики же на Ми-24 должны обеспечить с ними связь. А есть ли у кого‑то из тех, кого Вы отрядили на это дело, станции для обеспечения связи с авиацией? Ее же, конечно, не было! Но и у вертолетчиков ее не было, чтобы обеспечить связь с этими нашими группами из ФСК и СБП!

…Так как же мы, спрашиваю, с Вами будем воевать? Думаю, что это надо обсудить и с министром обороны России Павлом Сергеевичем Грачёвым.

Визит в «будуар» Грачёва

— Как долго длилась беседа со Степашиным? И какова была реакция на Ваши замечания министра обороны?

— Если я прилетел где‑то в районе 16.00, то беседа наша по разбору плана его операции закончилась в 22 часа вечера. Позвонили по этому делу Павлу Сергеевичу — принять не может, чем‑то более важным занят. Назначил встречу на утро следующего дня.

К 10.00 мы прибыли в его личный поезд, в вагоне которого находился его личный штаб, напоминавший по своему великолепию будуар императрицы Екатерины Второй, сервиз — самого высшего класса, тренажерный зал… Это, заметьте, при том, как тогда снабжалась наша армия. Да и сам‑то он принял нас в смешанной форме одежды, в спортивных брюках и кителе, наброшенном на тельняшку.

Все, кто был на этом совещание, в первую очередь Степашин, Герасимов и Зайцев смотрят на меня, поскольку я взялся перед министром обороны громить план действий директора ФСК. Когда я Грачёву рассказал о своем мнении по этому плану, он заявил, что с летчиками нам не договориться: «У них все расписано на неделю вперед, и столько вертолетов мы никогда не наберем». Вопрос о поддержке спецгрупп авиацией был закрыт.

Командующий сухопутной группировкой Вооруженных Сил заявил, что войска готовятся уже к штурму Грозного и выдергивать из их численности батальон бронетехники, которая должна снять подразделение спецназовцев из дворца Дудаева после выполнения ими задачи, невозможно. На это я заявил, что, если на каждый пункт моего замечания о ходе проведения операции я слышу «нет», то «на нет и суда нет», и я со своими людьми улетаю в Москву.

После чего я встал и ушел из этого будуара. За мной, найдя в себе мужество и демонстрируя свое несогласие с идеями Степашина (за что им спасибо), вышли Зайцев и Герасимов.

Придя на аэродром, мы с Зайцевым дали команду своим людям сесть в вылетающий оттуда самолет. Там осталось только УСО ФСК с Герасимовым — поскольку они находились лично в подчинении у Степашина.

…Прилетев в Москву, я доложил обо всем Коржакову. Он поблагодарил меня, заявив, что я спас для службы своей Родине сто двадцать офицерских жизней и, слава Богу, что на этот штурм-авантюру, не один из этих офицеров не пошел.

— А что получилось бы, по Вашему мнению, если бы этот штурм состоялся?

— Во-первых, потерпели бы поражение, поскольку уже тогда чеченские боевики воевали очень хорошо. Во-вторых, на отходе, пусть бы мы им пустили кровь, добили тех, кто уцелел бы во время операции.

— Простите, но Вы хотите сказать, что Степашин, вольно или невольно, сыграл своим планом действия на руку «команды войны»?

— Да, именно!

— По Вашему мнению, правдиво или нет, докладывали ближайшие советники президенту о ходе войны в Чечне?

— Вы знаете… у меня, простите за сленг, было шесть ходок-командировок в Чечню, и я после каждой их них делал справки-доклады, которые после обработки главой СБП Коржаковым, как аналитические записки, ложились на стол президента России Б. Ельцина. В них говорилась правда. И о том, что ему, главе государства, о ходе военной кампании в Чечне все врут, начиная с главы ФСК Спепашина, министра обороны Грачёва и заканчивая высшим составом Министерства внутренних дел и главы сил МВД в Чечне Шкирко!

И я думаю, что план собственного обогащения у тех, кто сидел в кремлевских креслах, на этой войне созрел задолго до тех событий, о которых я вам рассказал.

— Кто же провоцировал эти события? И с какой целью?

— Ну вот… был такой чиновник, глава Администрации Президента РФ Филатов — он, например, я это могу с достоверностью сказать, был с теми, кто воевал не на нашей стороне.

А самый простой способ обогащения — это продажа оружия. Откуда у чеченцев его было так много? Я вам приведу пример. При формировании мной ЦСМ мы закупили БТРы на заводе, половина техники — с орудийными стволами. Министерство обороны РФ в то время денег не имело, эти БТРы находились на заводе по их производству, полностью готовые. Александр Васильевич Коржаков нашел деньги, я их закупил.

Прошло какое‑то время, и наши войска в Чечне захватили эту самую технику у неприятеля! А откуда они взялись у чеченцев? Глава СБП Коржаков быстро накатал об этом деле справку президенту, но мы так и не могли добиться ответа на этот вопрос, чтобы провести расследование.

— Кто же, по Вашему мнению профессионала, мог заняться таким доходным бизнесом?

— Без ведома ближайшего окружения министра обороны П. Грачёва никто не мог заниматься продажей военной техники. Люди получали отстежку от тех, кто делал бизнес на войне. Сами не договаривались, но занимались, поскольку обстановка этого времени позволяло многое, чтобы оставаться безнаказанным.

Ночная охота в Грозном

— Простите, но критиковать работу других структур и подразделений спецслужб всегда легче. Не могли бы Вы привести пример работы руководимого Вами Центра специального назначения СБП в Чечне? И как ему противодействовала команда войны?

— Вот вам пример. Когда в 1994‑95 годах я был в Грозном, то днем в нем еще как‑то наши сотрудники и военные передвигаются, а ночью он полностью во власти боевиков — они там творят, что хотят, и никто из представителей наших силовых структур носа на улицу не высунет.

Все здания домов в чеченской столице, в том числе и ФСБ по Чечне, забиты мешками с песком, как во время уличных боев в Сталинграде. Видя это, я предлагаю руководству силовых структур: давайте я очищу немного город от террористов. С собой я взял шестнадцать человек и снайперские пары, а оптика ночного виденья у меня всегда была. Посадил стрелка на крышу УФСБ и велел вести по любой движущейся мишени огонь на поражение.

Стало быть, две ночи поохотился вокруг здания УФСБ в Грозном — больше не появлялось ни одного боевика. Трупов, конечно, мы утром не находили, их чеченцы с собой утаскивали, но опыт ночной работы мои ребята получили огромный.

А на блок-посты, что на подступе к Грозному, чеченские боевики постоянно делали налеты — днем они ходили, как мирные граждане, снимая информацию. Приезжаю к генералу МВД, командующему Внутренними войсками в Грозном Анатолию Афанасьевичу Шкирко, говорю, давай сделаем так: у меня есть люди, внедрите их, переодев в вашу форму, но они будут действовать наоборот — днем вести наблюдение, а ночью тех, кто будет выдвигаться на дорогах, расстреливать. Он отвечает: «Здорово, мы так и Грозный весь расчистим, и наши блок-посты наконец‑то заработают».

Команда от него поступает командиру батальона МВД, который и обеспечивает боевую готовность блок-постов на дорогах в Грозный, а тот говорит: «Товарищ контр-адмирал, я эту задачу выполнять не буду». — «Как так? Тебе же команда от начальства была?» — «Была. Но если вы кого‑то здесь замочите, то через недельку уедете к себе в Москву, а со мной здесь сделают то, о чем и говорить не хочется!»

— Так эта затея не была реализована?

— Нет. Тогда я предлагаю Шкирко второй вариант. Происходит постоянный налет на автотранспорт, идущий по дорогам всей Чечни и Грозного. Дайте мне, предлагаю я ему, новенький «КамАЗ», который бы чеченским боевикам жалко было бы подрывать. Чтобы они захотели его захватить — ведь им техника нужна для налетов, а на всех контрольно-постовых пунктах у боевиков свои люди.

Мой план: оборудовать этот «КамАЗ» мешками с песком, большим количеством боезапаса и посадить в его кузов группу своих парней. Боевики получают информацию, каким маршрутом он следует, и как только происходит на него налет, тент — полотняная крыша — снимается, и по ним выпускается море огня. Но людей, что проведут эту операцию, нужно вывезти или в Грозный, или в Моздок, а для этого требуется авиация.

Звоним командующему авиацией в Чечне — надо два вертолета. Он отвечает, что у него нет свободных машин, все выполняют свои боевые задачи. А без «вертушки» операция, которую я спланировал, была бессмысленна — поскольку тем, кто разделается с бандой террористов, надо куда‑то отходить, расстояние от основной дороги, где группу моих сотрудников могло бы ждать техническое средство передвижения — большое. Нет вертолета, нет броневой группы для отхода в заданное мной место — вот и нет вам операции по уничтожению боевиков, потому что военные не хотят воевать.

— Почему, на Ваш взгляд, они не хотели воевать, что их заставляло себя так вести?

— Потому что война имела бы свой конец, а тогда бы деньги, что шли на нее, исчезли. А чем дольше война будет длиться, в том ракурсе, в котором она велась — тем всем выгодней. И я вам привел пример, что даже я со своими полномочиями ничего не смог сделать. Так что подумайте, какая сила была у тех, кто эту войну вращал.