Автор: Ольга Егорова

«ТРИДЦАТЫЙ» НА СВЯЗИ!

Еще недавно об этом человеке, одном из руководителей подразделения в Группе «Альфа», нельзя было рассказывать. И даже когда фотографии, на которых он запечатлен с президентом Дмитрием Медведевым, обошли крупнейшие новостные агентства, мы не могли внести ясность. Не имели права.
Теперь, когда полковник Торшин вышел в отставку, мы можем написать о нем. Юрий Николаевич был зачислен в Группу «А» в декабре 1982 года и прошел путь от рядового сотрудника до руководителя отдела Управления «А» Центра специального назначения ФСБ России.
За двадцать семь лет, отданных службе в «Альфе», он участвовал во многих специальных операциях, в том числе в ДРА, Нагорном Карабахе, Таджикистане, Белом доме, Первомайском, на Дубровке и в Беслане. За его плечами две военные кампании на Северном Кавказе.

Полковник Торшин Юрий Николаевич, Почетный сотрудник ФСБ. Награжден орденами «За заслуги перед Отечеством» III и IV степеней c изображением мечей, Мужества, «За военные заслуги», «За личное Мужество», медалями ордена «За заслуги перед Отечеством» I и II степеней с мечами, «За отвагу», Почетным знаком «За службу в контрразведке» II и III степени, именным оружием.

Молодой, здоровый, красивый

— Юрий Николаевич, насколько я знаю, Вы вышли в отставку фактически в день своего рождения?

— Приказ от восьмого мая 2010 года.

— В канун Дня Победы!

— Точно. Конечно, обидное слово «отставка». Почему обидное? Потому что я считал, что еще есть и сила, и энергия. Мог бы служить, но, к сожалению, жизнь сложилась так, что я был уволен по статье — по достижению определенного возраста.

— Сколько Вы прослужили в «Альфе»?

— В Группу «А» я пришел в декабре 1982‑го года. Практически вместе с Сашей Михайловым, Александром Владимировичем, он был зачислен на пару месяцев раньше. На момент моего увольнения время службы составило двадцать семь с половиной лет и пять месяцев.

— То есть прошла целая жизнь. И в этой связи хочу спросить: насколько вообще можно после стольких лет, проведенных в специальном подразделении, после такого количества войн перестроить себя на мирный лад? Это вообще возможно?

— Если говорить о себе, мне это дается тяжело. До сих пор я еще до конца это не осознал, и привыкнуть к этому не могу. Постоянно звонят те сотрудники, с которыми вместе служил, подчиненные, друзья, командиры… К сожалению, очень мало на сегодняшний день осталось из действующих сотрудников тех, с кем начинали вместе. На момент увольнения мне уже было пятьдесят два года.

Адаптироваться к гражданской жизни достаточно тяжело. Это, очевидно, зависит от характера людей: кто‑то быстро к этому привыкает, у кого‑то более длительный период. Это как болезнь — кто после операции быстро встает на ноги, а кто‑то достаточно долго находится на больничной койке. Конечно, это немножко не то сравнение, но смысл понятен…

Что там говорить, прошли лучшие годы. Я пришел в «Альфу» в двадцать четыре года. Молодым, здоровым, красивым. Собственно, я таким и уволился, если, конечно, убрать первое слово «молодым». Здоровым, надеюсь, и остался. Я не считаю себя физически больным человеком. И даже способен выполнять те или иные задачи, участвовать в специальных мероприятиях. Но перестраиваться, как я уже сказал, очень тяжело.

— Юрий Николаевич, есть такие сотрудники, которые пришли в подразделение молодыми и навечно ими остались, например, капитан Руслан Холбан, который погиб в 2009 году. Это одна из последних специальных операций, в которой Вам пришлось принимать участие?

— Нет, это не так. Это одна из последних операций по 2009 году, а уволился я в 2010 году. Принимал неоднократно участие и в других операциях. Если говорить о последней, то ее осветили по всем каналам телевидения, в печати. Март 2010 года, Ингушетия. Уничтожение одного из главарей, а также ряда других бандитов, которые принимали непосредственное участие в террористическом акте, связанным с «Невским экспрессом».

— Вы имеете в виду Саида Бурятского?

— Совершенно верно. Эта операция у меня, что называется, как «дембельский аккорд».

— В прессе эта операция подавалась как‑то обезличено. Мы можем говорить о том, что именно «Альфа» оказалась на острие атаки?

— Данная операция была проведена полностью Центром, где участвовали все подразделения, входящие в его состав: это и Управление «А», это и Управление «В», это Служба боевого применения, это и штаб ЦСН. То есть действовали в полном объеме.

Что касается непосредственно Управления «А», то, наверное, волею судьбы так произошло, что непосредственно в тех местах, где находились боевики, в том числе и Саид Бурятский… по этим домам работали наши отделы. Мой отдел и еще один (фамилию руководителя называть не будем). Однако лидерство «Альфы» нельзя выделять — это неправильно, т. к. мы были не одни. Да, я согласен… где‑то на острие атаки была именно «Альфа», но рядом находились наши коллеги из Управления «В», осуществлявшие внешнее блокирование, огневую поддержку и так далее. Мы работали в комплексе. И это факт.

— А как сложилась ситуация с Холбаном? Как развивались события?

— Май 2009 года. Чеченская республика, Хасавюртовский район, селение Эльдерей — это недалеко от Хасавюрта, где‑то порядка десяти километров.

— Горы, лес?

— Да. Горно-лесистая местность, высоты там небольшие, двести-триста метров. Достаточно густой кустарник и лес. Что касается непосредственно операции, могу сказать: практически в ликвидации бандформирования участвовало только одно подразделение из Управления «А». Перед этим хорошо поработали местные оперативники, которые обнаружили место дислокации бандитов.

— Это при том, что обычно приходится действовать в составе сводных оперативно-боевых групп.

— Совершенно верно, при поддержке и совместно с Управлением «В». Но в данном случае так получилось, что информация была уже получена, и надо было, не теряя ни минуты, моментально приступать к исполнению. Иначе банда могла исчезнуть, и мы бы просто работали по «хвостам». Поэтому начальником Центра Александром Евгеньевичем Тихоновым было принято решение, что ликвидация банды будет осуществляться одним из отделов Управления «А».

Руслан Холбан на тот момент прослужил в подразделении четыре года. Накануне, буквально за две недели, он получил очередное воинское звание «капитан»… Стоило нам подняться вверх и углубиться в лес, как мы столкнулись с боевым охранением «моджахедов». Произошло, как говорится, моментальное боестолкновение. Банда располагалась в достаточно большом комфортном лагере, рассчитанном на 20‑25 человек. Несколько блиндажей, палатки, склады с оружием, боеприпасами и продовольствием.

— То есть эта была не временная стоянка?

— Нет! Заранее подготовленная база. Представляете, у них даже кухня была оборудована с газовой плитой, соответствующей посудой для чаепитий — все это находилось под навесом. Бой длился около пятидесяти минут. Руслан находился в передовой группе, принявшей на себя огневой удар врага. Как мы потом обнаружили, он выпустил почти полный магазин, прежде чем получил смертельное ранение.

— В голову?

— В район левой части головы. Погиб он мгновенно. В горячке боя даже его товарищи и командир, находившиеся поблизости, не сразу поняли, что произошло — Руслан перестал отвечать на свой позывной.

…Бой уже начал потихонечку угасать, когда мы после плотного огневого контакта вошли на базу, где обнаружили трупы боевиков, оружие, боеприпасы, батарейки для радиостанции, и так далее. Продовольствия там было достаточно. Складывалось впечатление, что бандиты безвылазно могли там находиться, наверное, от одного до трех месяцев. Позднее, когда сотрудники Внутренних войск и милиции начали вывозить продукты и уничтожать их, частично здесь же, на месте, то понадобилось две «Газели».

— То, чем занимается Управление «А», является прерогативой классического спецназа. А ведь когда Вы пришли в подразделение, речь шла совсем о другом: борьба с терроризмом на транспорте. На Ваш взгляд, все‑таки правильно, что «Альфа» используется именно таким образом?

— Думаю, это сама жизнь вносит коррективы. Я не буду сейчас вдаваться в подробности истории, почему и зачем в далеком 1974‑м было создано нашего спецподразделение. Все мы помним, как проходили Олимпийские игры в Мюнхене… После тех печальных событий руководством Комитета госбезопасности, а именно Юрием Владимировичем Андроповым, было принято решение о создании Группы «А», которая вначале насчитывала порядка тридцати человек. Задачи тогда были узкие, не было такой войны, которая бушевала на территории Афганистана, не было Карабаха, «чеченских» кампаний…

Именно поэтому обязанности, которые возлагались на подразделение, были узкие. Впрочем, не только «транспортные», как вы говорили. Заложников освобождали в самолетах и автобусах, в помещениях. Ну, а дальше история все расставила на свои места. Боевые стажировки в Афганистане, позволившие познакомиться с горами, — они принесли свою несомненную пользу. И мне, и другим.

Возвращаясь к нашей теме, уточню, что на сегодняшний день мы боремся с терроризмом не только на тех или иных видах транспорта, а повсеместно, включая горно-лесистую местность. Круг обязанностей расширился, поскольку терроризм не знает границ и совершенствуется с каждым днем: происходит захват комплексов, кинотеатров, школ, автобусов…. Если посмотреть хронологию, то реальные ЧП на воздушном транспорте происходили очень давно.

— А совсем недавно — в Домодедово?

— В данном эпизоде не была захвата как такового. У человека с головой было не в порядке. Иное дело — операция «Свадьба» в аэропорту Тбилиси, когда террористы реально захватили самолет, открыли огонь на поражение и потребовался штурм, чтобы освободить людей и нейтрализовать этих негодяев. Вот это действительно классика. Печальная, разумеется.

Как определяется терроризм? Пронести взрывчатку, взорвать самолет… Здесь, разумеется, мы бессильны. Тут должны работать службы в лице оперативных работников, милиции, контрольно-пропускной службы, осмотр, досмотр и т. д.

«Зайдите в соседнюю комнату…»

— Юрий Николаевич, как Вы дошли до «жизни такой»? Где родились, кто были ваши родители? Как складывалась биография до прихода в Группу?

— Родился 6 мая1958 года. Есть такой пригородной поселок Брянска «Белые берега». Папа — Торшин Николай Петрович. Всю жизнь проработал на крупнейшей электростанции, построенной в Брянской области по ленинскому плану Гоэлро в 1932 году. У отца это было единственным местом работы: он начал трудовую деятельность с помощника машиниста турбины и закончил заместителем директора.

— Редкость по нашим временам.

— Да, единственная запись в трудовой книжке отца: принят в должности такой‑то и уволен там же. Так что он профессиональный энергетик. Мама, Евгения Дмитриевна, окончила медицинское училище и проработала всю жизнь в Белобережской больнице медсестрой. На пенсию вышла старшей медсестрой отделения.

— Она жива?

— К сожалению, нет — умерла в 2007 году. Папа, слава Богу, жив‑здоров, сейчас живет в столичном районе «Кунцево». Родители давно переехали из Брянска сюда, в Москву. Младший брат, Вячеслав, у нас разница семь лет, в свое время закончил ту же самую школу, что и я, поступил в Орловское училище связи. Всю жизнь, как и я, прослужил, уволился полковником ФСБ. Ну, а моя жизнь простая: родился, школа № 29, после десяти классов пытался поступить в военное Орловское училище связи.

— Это которое Алексей Филатов окончил?

— Да, верно. А у меня не получилось, не прошел по конкурсу. Приехал в Брянск. При райкоме ВЛКСМ окончил курсы и, получив направление, год проработал в 30‑й школе старшим пионервожатым. Затем поступил в Брянский филиал Московского гидромелиоративного института. Два года проучился на дневном, перевелся на заочное отделение в 1978‑м году. И уехал в Москву. Снова работал и учился. В 1979‑м был призван в ряды Советской Армии.

Никогда бы не подумал, что дальнейшую свою судьбу на протяжении многих лет свяжу с Кавказом. Но так получилось. Учебка в Орджоникидзе, а затем дальнейшее прохождение службы в Махачкале, ракетные войска стратегического назначения.

— Да, это судьба.

— Пожалуй, что и так. От Махачкалы наш боевой полк находился где‑то в 60 километрах. Ну, на сегодняшний день уже секретов нет. После программы ОСВ-2 эта точка уничтожена. Ракеты были межконтинентальные с ядерными боеголовками. Шахтный вариант. В прошлом году находился в командировке в этом районе и посетил дивизион, тот полк, в котором служил. На этом месте ничего не осталось целого: все взорвано, развалено, разруха полнейшая.

— Это в горах?

— Да.

— Кем закончили срочную службу?

— Старшиной роты.

— Как относились солдаты к своему старшине?

— Хорошо. И по одной простой причине. Солдаты призывались в восемнадцать лет, а я в двадцать один год. То есть мой призыв уже год как отдыхал… А у меня работа, учеба в институте, который я так и не закончил. Командиры взводов и рот относились ко мне как к вполне взрослому, сформировавшемуся мужчине. Я возглавлял комсомольскую организацию, затем на втором году службы мне было предложено стать кандидатом в члены КПСС.

Демобилизовался, прибыл в Тимирязевский военкомат Москвы, откуда призывался, встал на учет — и там мне предложили поработать в Комитете государственной безопасности.

— Так сразу?

— Да, при постановке на учет. По тем временам я был достаточно «ценный кадр»: двадцать три года, кандидат в члены КПСС, старшина роты.

— То есть по всем анкетным данным подходили.

— Пожалуй. Меня попросили пройти в соседнюю комнату, где находился один из представителей кадров центрального аппарата КГБ, он и предложил «послужить», заступив на охрану государственных объектов. За красивыми фразами скрывался, как выяснилось, комендантский отдел.

— Разочарования не было?

— Было, конечно. Вот я молодой, здоровый, красивый парень (так я о себе тогда думал), с определенными спортивными достижениями, в частности по плаванию — на уровне первого разряда. А я всего лишь стою у подъездов и проверяю удостоверения: «проходите», «выходите», честь отдавал, туда‑сюда. Ну, год я прослужил, и честно говоря, у меня появилось желание написать рапорт и уволиться.

— Заскучали, стало быть.

— Ну, конечно, заскучал. В двадцать три года стоять и выполнять роль вахтера! Хотя работа эта нужная и важная, но не по мне! И на сегодняшний день существует комендантский отдел, его сотрудники выполняют все те же функции, потому что невозможно посадить там бабушку или дедушку. Такую работу должен выполнять человек с погонами, в форме, все как положено. Нужно уметь вовремя определить поддельное удостоверение или поддельный пропуск. Работа, конечно, достаточно серьезная, но не для меня.

Слава Богу, пригласили в кадры и предложили Службу ОДП Седьмого управления КГБ. Через год я был переведен в 4‑отдел, 1‑отделения Службы. Охрана посольств стран «главного противника». Я работал при посольстве Франции. Не буду, конечно, вдаваться в подробности, но скажу, что оперативная работа была связана с объектами, с установленными разведчиками, которые работали под дипломатическим прикрытием.

— Вы были в милицейской форме?

— Точно так. Прослужил я там недолго, где‑то около полугода… Как всем известно из истории, Группа «А» входила в состав Седьмого Управления КГБ. В то время кадрами руководил подполковник Краснокуцкий — на сегодняшний день, он, к сожалению, уже ушел из жизни. Итак, я был вызван в кадры, в ОДП показал хорошие результаты по стрельбе, и Краснокуцкий попросил меня зайти к нему в кабинет. Там я впервые увидел Зайцева Геннадия Николаевича, в то время полковника. Мне, в числе некоторых других сотрудников, предложили перейти (с выполнением определенных тестирований и сдачи физической подготовки) в Группу «А». Надо сказать, что мы в то время о ней очень много слышали.

— Все‑таки какая‑то информация просачивалась?

— У нас была информация об этой Группе. И на все усиления во праздников (1‑е Мая или 7‑е Ноября) Группа «А» всегда была задействована по охране дипломатических представительств и посольств. Ребята прохаживались в гражданке, все такие здоровые, плечистые, крепкие, с подмышечными кобурами — романтика своего рода, и мы им где‑то даже завидовали.

Тестирование я сдал. Вообще, в 1982 году был очень большой призыв. Подразделение расширялось.

Шестое отделение

— Насколько сложно Вы входили в боевое подразделение? Все‑таки специфика совсем другая, иной уровень нагрузок, физической и психологической.

— Сложно ответить на этот вопрос. Какие‑то физические дисциплины давались мне более легко. Другие, например, кроссовая подготовка, всегда шла тяжело. Как спринтер, допустим, я мог проплыть, пробежать сто метров. Достаточно легко давались гири, штанги, гантели, подтягивался спокойно, любил лыжи — в детстве очень много ходил на них. Но как для многих школьников есть один любимый предмет, а сдавать‑то надо все, так и у нас: хочешь, не хочешь, а работай на полную катушку.

Мы попали в хороший коллектив, 6‑е отделение, руководителем был капитан Гончаров Сергей Алексеевич, заядлый лыжник и футболист. Путем личного примера он всегда вдохновлял нас. Так прошел период моего становления. Важную роль, конечно, сыграл тот коллектив, в который я попал, хотя, как говорится, каждый кулик хвалит свое болото.

В то время «Альфа» насчитывала шесть отделений. Начальниками оперативных групп были: капитан Чудеснов Евгений Николаевич, старший лейтенант Мирошниченко Александр Иванович и Евгений Петрович Мазаев, участник штурма дворца Амина.

Повторюсь, может быть, но коллектив наш и обстановка в нем были не просто хорошими, а великолепными! Дело в том, что 6‑е отделение было создано намного позже, чем первые пять, и в него набирали людей не «с бору по сосенке», а лучших из всех пяти предыдущих, эдакое ядро. Вообще, я считаю, что 6‑е отделение было лучшим. Хотя если спросить у Саши Михайлова, он наверняка ответит: «Старик, ты не прав — лучшим было наше первое отделение».

— Однозначно!

— А если задать тот же вопрос, допустим, Трифонову, он был в третьем отделении, а командир был Шергин Валентин Иванович, то Трифонов скажет, что лучше третьего не было.

— Так и это тоже правильно!

— Конечно, так и должно быть. Четвертым отделением руководил Герой Советского Союза Виктор Фёдорович Карпухин. Допустим, Валера Канакин или Саша Матовников, а они попали именно в 4‑е, будут однозначно утверждать, что четвертое — лучшее. Я соглашусь и с ними. Мы с завистью глядели на участников штурма дворца Амина — кавалеров боевых орденов. Помню, как смотрели большими и круглыми глазами на Мазаева, награжденного орденом Красной Звезды. В то время люди привыкли видеть боевые ордена и медали на груди у ветеранов другой войны.

— Великой Отечественной!

— Да, а тут молодые крепкие парни в возрасте от тридцати до сорока лет. Повторюсь, с большим удивлением смотрели. Что я еще хочу сказать. Из нас тогда многие уже принимали участие в тех или иных боевых мероприятий, но никогда мы не чувствовали, чтобы нас гоняли, унижали… Хотя, конечно, наш коллектив не сравнить с Советской Армией. У нас дедовщины не было в принципе. Взрослые люди, у всех семьи, жены, дети… И когда бежит тот же Сергей Гончаров впереди, наверное, стыдно от него отставать. Руководители дали нам очень многое.

— Какая Ваша первая специальная операция?

— Боевая стажировка в Афганистан, август‑сентябрь 1984‑го года. Старший был Сергей Алексеевич Гончаров, кстати, в той командировке он получил пулевое ранение, достаточно серьезное. Наверное, только Господь Бог отвел его от смерти, потому что пуля прошла чуть выше сердца. Мы выходили на базу в одном из кишлаков и напоролись на боевое охранение «моджахедов».

В командировку поехали пятнадцать сотрудников. Заместителями у Гончарова был Курукин Алексей Борисович (к сожалению, его уже нет с нами), и Александр Иванович Мирошниченко — к тому времени начальник оперативной группы и парторг нашего отделения. Ну, доложу я вам, это было боевое крещение, иначе не скажешь: впервые автомат работал не так, как на стрельбище, при проведении тех или иных учений, а действительно в реальной обстановке.

Вернувшись домой, я окунулся в привычный ритм работы. Мы участвовали в задержании криминальных авторитетов, работали по так называемым установленным разведчикам — по линии Седьмого управления, занимавшегося наружной разведкой. В дальнейшем, когда перестройка в стране стала принимать необратимые последствия, было достаточно много операций — когда уже Азербайджан и Армения находились в состоянии войны.

— Это вторая командировка в горячую точку, но первая на территории Советского Союза?

— Да.

— Карабах?

— Да, это Карабах.

— Какие цели и задачи ставились руководством, что пришлось пережить?

— Представьте, в советское время воюют две дружеские республики…

— Дикость.

— Да. Армения с Азербайджаном делят свою территорию. Как в одной республике, так и в другой, конечно, были свои заводилы, их нужно было как‑то нейтрализовать, чтобы они не разжигали огонь войны. Так что, наверное, наши функции можно смело сравнить со щитом между двумя народами.

— Такой оперативно-боевой щит.

— Именно так. В дальнейшем то, что касается операций, я не буду останавливаться на всевозможных мелких мероприятиях. К ним, впрочем, не относится Белый дом…

— Девяносто третий?

— Да.

— А девяносто первый?

— Тогда, слава Богу, было принято разумное решение. В то время Группой «А» руководил генерал-майор Карпухин Виктор Фёдорович, к сожалению, его уже нет, его заместителями были Гончаров Сергей Алексеевич и Головатов Михаил Васильевич. В Белый дом мы, конечно, готовились войти. Но сами неясно понимали ту задачу, которую будем выполнять. Нас всех собрали — кто в спортзале находился, кто в комнатах отдыха, кто в раздевалках, и мы ждали команды, своего часа. Но большого настроения идти в Москву, что‑то делать, кого‑то наказывать, кого‑то задерживать, не было. Смутно было на душе.

Разумное решение было принято руководством Группы. И «смутное время» мы провели на старой базе, выезжали по двум, трем мероприятиям. В то время было принято решение — арестовать Бориса Николаевича Ельцина, который находился в Архангельском.

— Вы были в группе Карпухина?

— Руководил операцией Виктор Фёдорович, также там были Савельев, Гончаров и еще кто‑то, я сейчас уже точно не помню. Но, по‑моему, мы выехали в составе двух отделов. Перед нами ставилась задача: окружить дачный поселок, найти Ельцина — то ли задержать его, то ли уничтожить. В итоге случилось то, что и случилось. Точнее — не произошло вовсе, и Борис Николаевич успешно доехал до Белого дома и продолжил свою деятельность. А в девяносто третьем году, все, конечно, было намного сложнее.

«Чёрный дом». Октябрь 1993‑го

— Однажды Вы, Юрий Николаевич, все‑таки «засветились» в прессе. Я имею в виду газету «Московский комсомолец».

— Не буду вдаваться в политические подробности, что тогда и как происходило, это всем известно. Хасбулатов не хотел Ельцина, Ельцин не хотел Хасбулатова. Амбиции Руцкого. Самое страшное то, что весь этот бардак происходил в столице, в Москве. Уже были жертвы, накануне в Останкино погибли люди.

Вообще, это дикость — стреляющие танки по Белому дому… Нужно было «гасить» ситуацию, и Геннадий Николаевич Зайцев сделал все, что мог: грамотно руководил данной операцией; мы вошли без единого выстрела, всех кого требовалось, задержали, и тихо, спокойно отправили их в «Лефортово». Жалко погибших — их было много. И погиб наш сотрудник, младший лейтенант Гена Сергеев.

— Вы ведь вместе с ним выехали на рекогносцировку…

— Да. Приехал Михаил Иванович Барсуков…. Но прежде всего мы взяли в кольцо Белый дом и попытались разобраться, где свои, а где чужие. Неразбериха была страшнейшая: и стрельба, и дым, и огонь. Со всех сторон. Надо было провести рекогносцировку, выстроить план действий, расставить все на свои места. Во всяком случае, чтобы и для сотрудников, и для руководителей все было ясно.

Приехал Михаил Иванович, построил подразделение буквой «П» и от имени президента попросил принять активное участие — чтобы беспорядки были прекращены. Выделил, сейчас я не помню, две или три единицы бронетехники и попросил добровольцев проехать и разобраться на месте. В одной БМП поехал полковник Владимир К-в. С группой сотрудников он зашел со стороны центрального входа Белого дома, со стороны гостиницы «Украина» и выполнял свою задачу. А вторая БМП — Финогеев, я и Сергеев зашли в тыл Белого дома и начали осматривать позиции. Вокруг на расстоянии где‑то 50‑100 метров все было блокировано внутренними войсками и солдатами Министерства обороны.

Финогеев вышел из БМП. В этот момент открылась дверь одного из подъездов, из него вышла женщина в милицейском кителе с сержантскими погонами, она была с девочкой шести‑семи лет, которую прижимала к себе. Женщина находилась в состоянии нервного возбуждения.

Едва мы с Геной вышли из БМП, как прозвучала очередь, которой был ранен солдат, находившийся метрах в тридцати от нас. Потом с выстрелами очень долго разбиралась прокуратура, я тоже чертил всевозможные планы… У нас в поле зрения была «Украина». Я бы так сказал, что очередь была не одна и, судя по характеру, пулевого ранения Гены, стреляли оттуда.

Мы начали оказывать помощь раненому солдатику, я взял его со стороны головы под плечи, Гена за ноги. Солдат был в сознании. У него пулевое ранение где‑то чуть ниже бедра было, мы его с Геной протащили где‑то метров пятнадцать, а потом Сергеев упал на колени и, я смотрю, начал оседать…

— Выходит, прицельно стреляли?

— Да… Гена начинает оседать по брусчатке, пули свистят… Но это я уже потом начал анализировать, тогда было не до того. Гена осел, я уже отпустил раненого солдата, начал звать на помощь, подбежали еще солдатики, забрали раненого своего коллегу и потащили его в небольшие такие кустарники, в лесопосадочку.

Гена говорит: «Юрий Николаевич, меня зацепило», а я не могу понять, куда его зацепило, а пуля‑то зашла в левую сторону под бронежилет. Прожил он еще минуты три, попросил: «Сделайте мне укол». Я достали промедол, потом второй…

Больше Гена ничего не говорил — не мог… Я попытался его взвалить на себя — как это, знаете, происходит в кино, когда раненый боец висит на плече у своего товарища, а тот бодро бежит по полю. Какая чушь! Это не так‑то просто. Сфера, бронежилет, боезапас… Гену я взял под руки, а автомат тащил волоком. Подбежали солдаты, которые уже отнесли своего товарища, и помогли мне донести Гену метров 30‑50 до БМП.

В БМП открыли задние створки люков и через них затащили Сергеева. Я сел рядом. Машина газанула в район скопления «Скорой помощи». Ряд «карет» как раз базировался в районе спортивного магазина «Олимп». Гена смотрел на меня и ничего не говорил. Я думал, у него болевой шок, стал растирать ему уши.

Когда БМП подъехала к карете «Скорой помощи», Гену перегрузили на носилки, и я спросил у врача или медсестры — «Скажите, а куда вы его повезете? Чтобы знать, в какой госпиталь или больницу». Они отвечают: «В морг, погиб ваш товарищ»». Гена фактически умер у меня на руках, я даже не понял, что произошло.

Пришел, доложил сначала Александру Георгиевичу Репину, он был начальник отделения. Помню, Саша Михайлов рядом был… Ну, а затем уже нашему командиру — Геннадию Николаевичу Зайцеву. А затем вместе со всеми принял участие в зачистке Белого дома.

Окончание в следующем номере.