Автор: Георгий Элевтеров

КОГДА ОТЕЧЕСТВО В ОПАСНОСТИ

Самая страшная война в биографии нашей страны — вой­на с Гитлером. Ее история предстает перед нами яснее и яснее, освобождаясь от завалов наивных представлений и злонамеренной лжи. Интерес к ней не иссякает и порождает новые вопросы и суждения. Например, один умный человек обратил внимание на аналогию нашей войны с войной молодого Рима с Ганнибалом.

Война с Ганнибалом, в которой Рим долго терпел одно поражение за другим и потерял половину своего населения, явилась в то же время примером римской доблести и стойкости.

Римский народ и его руководители были едины в тот грозный час. Они не впадали в растерянность и, несмотря на явную слабость своих первых полководцев в этой войне, продолжали оказывать им доверие и почести. В соответствии с законами военного времени Сенат предоставил Фабию Максиму статус диктатора.

Никто не помышлял об уступках врагу. Никто не усомнился тогда в древнем принципе: «Римляне не ведут переговоров с противником, пока хоть один вражеский солдат находится на земле римского народа».

Существенную роль во впечатляющем поведении римлян перед лицом Ганнибала — полководца необыкновенно одаренного и исключительно жестокого, сыграли законы и традиции этого народа.

Рим, в силу своего геополитического положения и всесторонней уязвимости границ, был обречен на постоянную готовность к войне. Уважение знати к правам плебеев было связано с этой перманентной необходимостью сражаться. Исторически сложилось так, что при попытках ущемления в правах плебеев, в основном крестьян­арендаторов, они организованно отказывались исполнять воинскую повинность, объявляя своеобразную забастовку. Они добились принятия закона о народных трибунах, дающего представителям плебеев право «вето» в римском законодательстве.

Макиавелли считал этот плюрализм в римских законах, защищающий трудовое, крестьянское сословие, главной причиной восхождения римской республики к ее могуществу.

Смысл сказанного Макиавелли заключается в том, что демократия сухопутной державы возможна только в форме узаконенной конституцией политической борьбы классов, в форме плюралистической социальной демократии, в результате которой в борьбе партии народа и партии элиты устанавливается социальное равновесие и национальное единство. Без такого единства о военной безопасности демократической сухопутной державы не может быть и речи.

Это показали военные операции Вермахта в Европе, когда буржуазные демократии рушились, как карточные домики. Сухопутная держава, если она стремится сохранить свою независимость, должна быть либо социальной демократией, либо милитаризованной империей, как Франция при Наполеоне, как Германия при Бисмарке, как Россия при Петре и как СССР при Сталине.

Надо понимать, что последний пример уникален. При Сталине хоть и не было социального плюрализма, но не было и социального неравенства. Сама правящая партия следила за соблюдением прав трудящихся. Законом для всех без исключений во время войны было: «Всё для фронта, всё для победы!». Как и в Риме, сыновья высших руководителей воевали и погибали в первых рядах.

Истоки уникальности империи Сталина уходили в многовековую историю России, заделы которой прошли через тотальное обновление русской революцией.

В сталинском СССР не было ни классовых, ни экономических привилегий, а после террора 37 го года не было привилегий и у бюрократии. Народ в нашей разоренной стране пользовался бесплатной медициной, бесплатным образованием, оплачиваемыми отпусками, самыми прогрессивными социальными достижениями своего времени.

Люди сравнивали свою жизнь с жизнью в царское время и не могли не оценить заботу новой власти о народе. Они также знали о беспощадности этой власти к врагам. Страна гордилась своими достижениями и была готова их защищать.

Силой нападавшей стороны в этой войне были немецкие танковые армии и авиация, аналогичные в оперативно­тактическом смысле тяжелой кавалерии Ганнибала, решившей исход битвы при Каннах. А причиной поражения Германии, как и поражения Ганнибала во второй Пунической войне, была нехватка ресурсов, а самое главное — феноменальная стойкость противостоящих войск. «Это был противник со стальной волей, — писал известный немецкий военный специалист Курт фон Типпельскирх, — который безжалостно, но не без знания оперативного искусства бросал в бой свои неисчислимые резервы».

Сила духа взяла верх над материальным преимуществом.

РОССИЙСКИЕ РЕАЛЬНОСТИ

Россия по своему геополитическому положению с ее бескрайними уязвимыми границами и по роду занятий своего, в основном крестьянского, населения, по своим историческим условиям, следствием которых были почти перманентные внешние войны, действительно имеет много общего с древним Римом. Но есть и разница.

После татаро­монгольского господства Россия, во первых, осталась «страной рабов, страной господ», поскольку баскаков заменили собственные помещики. А во вторых, Россия получила в наследство от чингисидов такие просторы, что ее национальной задачей на долгие годы стало заселение новых территорий. Россия веками успешно это делала, быстро увеличивая свое население. И главным в этом расширении государственной территории были не военные походы, а движение по заселению пространства самим русским народом.

Даже примитивное крестьянское земледелие позволяло прокормить гораздо большее население, чем татаро­монгольское кочевое скотоводство. Поэтому русское население увеличивалось и заселяло огромную территорию бывших монгольских улусов. Но люди снимались со старого места и перемещались на новое только тогда, когда их гнала нужда. Поэтому Россия расширяла свое жизненное пространство, гонимая ростом своего населения и нуждой. Эту территорию кочевники завоевали, но в процессе исторического развития не смогли удержать.

Благодаря преимуществам оседлого земледелия перед кочевым скотоводством, Россия получила фантастические богатства в виде необъятных просторов, но наши люди привыкли жить бедной трудовой жизнью своего крестьянства. Наша земля — это достояние русского народа. Он ее получил ценой своих многовековых лишений. Такова диалектика русского расселения на своей земле.

По этим и многим другим причинам является большой ошибкой возводить в теорию пошлые истины о том, что там вот за рубежом люди живут богато, а мы живем бедно, а надо жить нормально («как там»).

Нормально для нас не «как там», а когда народ работает, постоянно повышая эффективность своего труда, трудится ради своих детей, а правители беззаветно служат своему народу. Мы живем бедно потому, что нам не до излишеств. Нам надо, прежде всего, заселить и сохранить для грядущих поколений территорию, которая является нашим главным богатством. А бедность эта терпима, пока она распространяется на всех без исключения.

Равенство всех в бедности, которой нас назойливо попрекали, было не только советской реальностью. Оно было реальностью и Спарты, и раннего Рима. Как писал Монтескье, «пока Спарта презирала золото, она была неодолима железом».

Так что бедность бывает разная. Бывает бедность холопская, жадно смотрящая на объедки с барского стола. Бывает бедность спартанская, не боящаяся лишений, ради сохранения чести, верности заветам отцов, ради счастливой судьбы грядущих поколений.

Сытость Запада, которую нам ставят в пример, его почтение к материальным выгодам и возведение в религию поклонение чистогану, нам не следует брать за образец. Пресыщенность противопоказана человеку даже биологически. Излишества противопоказаны и с морально­психологической точки зрения. Индивидуализм с его принципом «человек человеку волк», навязываемый вместо солидарности коллективизма, подрывает дух народа, которому предназначено защищать свою землю.

Главное для подлинного изобилия — это передовые технологии и организация производства. Если говорить о сельскохозяйственном производстве, то в той же Америке это изобилие достигается монополией крупных корпораций и бессовестной эксплуатацией слаборазвитых стран, а отнюдь не индивидуальными фермерскими хозяйствами, которые субсидируются правительством, чтобы не плодить безработных.

Повторяем: нужны новые технологии и крупные хозяйства. Но ради заселения наших неосвоенных территорий можно пойти на менее рентабельное и субсидируемое сельскохозяйственное производство, лишь бы оно могло кормить многодетные сельские семьи, которые будут осваивать территорию восточных регионов. Главное для нашей страны — здоровое население и его стремительный рост. А для этого нужно полноценное продовольствие, и совсем не нужна обжираловка недоброкачественными продуктами.

Итак, задача освоения просторов делала нас молодой крепнущей нацией. А тупость господствующего класса, обломовщина нашей элиты тормозила прогресс, ограничивала возможность заселения своей земли.

Отсутствие у трудового народа прав влиять на законы, которые имел народ раннего Рима, и бесполезность господствующего класса создавали предпосылки Русской революции, которая разразилась в первой четверти в начале ХХ столетия.

По существу, все положительные фигуры нашей истории были революционерами. Это и Александр Невский, и Сергий Радонежский, и Иван III, и Иван IV, и Петр, и Пушкин, и Толстой, и Достоевский. И самое интересное, что все они понимали национальную проблему России, о которой мы здесь говорим.

Сегодня очень популярен Сталин, от образа которого исходит прямо таки «волшебное сияние». Нам все еще не понятно, в чем магнетизм этого человека, умевшего находить выход из безвыходных положений. Но надо хотя бы признать, что его сила, которая проявилась уже в молодости, заключалась в его вере. Эта вера, если говорить упрощенно, являлась верой в Ленина. Сталин просто не отделял Ленина от судьбы России, которая оказалась тогда на краю гибели, и которой сам он служил с фанатичной преданностью.

Сила Сталина в неотвратимости Русской революции. И чтобы понять этих двух Гракхов нашей истории, надо понять до конца великий и страшный феномен этой революции.

Не только фактор социальной справедливости, проповедуемый марксизмом и целиком вписывающийся в многовековую парадигму русского сознания, не только революционный гуманизм нашей литературы и философии питали революционность вождей. Они были убеждены, что только в революции спасение России от расчленения и гибели. Они видели, что Отечество в смертельной опасности.

Главным мотивом и Ленина, и Сталина была высокая форма русского патриотизма, оптимально сочетавшаяся с интернационализмом и идеями социальной справедливости.

Не говоря о более чем реальных внешних угрозах, обратим внимание на гибельную отсталость страны, которая и делала нас уязвимыми в военном отношении. Революция ставила целью выход из социально­экономического и социально­политического тупика, в котором мы оказались после незавершенных реформ Александра II и Столыпина.

Даже необъятные пашни России не могли прокормить русское крестьянство, составлявшее большинство русского населения. Хлеба, который продавался за границу в качестве продукции крупных помещичьих хозяйств, не хватало крестьянам с их лошаденками и мелкими наделами. Голод в неурожайные годы и крестьянские восстания стали постоянно нарастающим явлением.

Торговля хлебом осуществлялась за счет недоедания части населения. Состоятельная часть общества покупала изделия в Германии, вина во Франции, ездила на воды и проигрывалась в казино, и все это за счет продажи хлеба, которого не хватало несчастной лапотной России, которую собственная элита презирала за то, что она лапотная.

Не правда ли, это напоминает нынешнюю продажу нефти и бедность 80 % нашего населения (не гордую спартанскую бедность народа советской сверхдержавы, а унизительную бедность ограбленного и оплеванного народа)?

Ленин понимал, что альтернативой Революции является гибель Отечества, а, следовательно, дискутировать о цене революции не приходилось.

Ученых выслали из России в 1922 году… ради их спасения, конечно. Что было делать буржуазно­помещичьей интеллигенции среди разоренных и озверевших в гражданскую войну людей? В революцию винтовка, а, следовательно, и власть, была у всех и каждого. Надо было привести в единый порядок вопрос о власти, что означало покончить с контрреволюцией, стимулировавшейся интервенцией, покончить с морем бандитской вольницы.

И было расстреляно примерно 2,5 миллиона человек, потребовалось множество судов ревтрибуналов и команд ВЧК, состоящих из людей малограмотных, терявших человеческий облик от такой ежедневной работы. Это было неизбежно. Иначе население неуправляемой страны могло вымереть от разорения, голода и тифа. Но грех этой жестокости не мог не осквернять массовое сознание нации.

Все это видел на фронтах Гражданской войны, понимал и знал, как свои пять пальцев, Сталин. Он отнюдь не злоупотреблял казнями, хотя не испытывал колебаний, идя на них как на наименьшее зло. По мнению всех, кто тогда его знал, это был до самозабвения преданный делу, решительный и отважный человек. В умении раскрыть заговор и навести порядок ему не было равных.

Мы часто читаем о том, как много было евреев, поляков, грузин, латышей среди чекистов в особых отделах и в ревтрибуналах. Да, все эти мало­мальски образованные дети официантов (Леплевский), портных (Люшков), бухгалтеров (Балицкий), аптекарей (Ягода) были востребованы структурами безопасности, и с этого начинали свою карьеру, превращаясь затем в грозных руководителей НКВД. Они делали карьеру, расправляясь с социально чуждыми элементами, с деятелями чужих партий, со скрытыми белогвардейцами, со своими врагами на личной и даже национальной почве. Ленин вынужден был привлекать нерусский революционный элемент из за малочисленности революционного пролетариата, предусмотренного теорией марксизма.

Однако нерусское засилье в аппарате революционных репрессий порождало национальное отчуждение и ксенофобию, которые чутко улавливал и осмысливал Сталин.

Ленина любили за Декрет о земле. Еще бы. Теперь хлеб, который раньше уходил за границу, доставался крестьянам. Продразверстка давала половину того, что было нужно городу. Вторая половина доставалась через мешочников, через прямой обмен, через разорение городского жителя.

Ленина любили и за НЭП. Все появилось на прилавках в мгновение ока. «Какой умный человек Ленин», — говорили тбилисские кинто, принюхиваясь к шашлыкам, которые готовились прямо на улицах еще вчера голодного города.

Особенно влюбился в НЭП Николай Бухарин. Но была ловушка в этом легком решении, на который указал Бухарину троцкист Преображенский (один из крупнейших экономистов, член Коллегии Наркомата финансов СССР — Ред.). Все шло хорошо, пока вновь активизировались заблокированные войной производительные силы. Но когда были израсходованы жиденькие запасы, появилась необходимость во вложении средств в строительство предприятий, в энергетическую базу сельского хозяйства (тракторостроение), в рост квалификации главной составной части производительных сил — профессиональных специалистов, которых в нужном количестве в России никогда не было.

Преображенский взбесил Бухарина своим заявлением, что средства для вложения можно взять (грубо говоря, отнять) только у крестьянина. Для индустриализации требовались валютные поступления и рабочие руки. Поэтому был нужен, во первых, товарный хлеб, а, во вторых, трактора и сельхозтехника, чтобы высвободить рабочие руки в деревне. Это был тугой узел, его не смогли развязать ни премьер Столыпин, ни Бухарин.

Сталин, все время поддерживавший Бухарина, увидел, что он несостоятелен в споре с Преображенским, увидел, что НЭП зашел в тупик. Он понял, что Бухарин неверно толкует Ленина, вспомнил, как сам Ленин со скрежетом зубовным шел на этот самый НЭП. Он понял, что узел придется разрубить.

Так Сталин пришел к страшному решению о коллективизации и раскулачивании. Чтобы поднять убогую производительность труда, нужно было производить сельхозтехнику. Тогда в деревне можно оставить не 80 %, а 30 % населения. Остальные 50 % станут рабочими, инженерами, учеными.

Эту часть задачи советская власть осуществила, несмотря на всепожирающую войну с Германией и Японией. И решалась задача, конечно, потом и кровью. «Я видел, как труден путь страны к ее славе», — сказал Рабиндранат Тагор, посетивший тогда нашу страну. «Рабочий не сыт, крестьянин мрачен, полураздетая мерзнет страна», — писал Маяковский. Власть большевистской партии зашаталась. И все винили, конечно же, Сталина. Троцкисты винили его, несмотря, на то, что он осуществлял их социально­экономическую программу. Они были недовольны, что их не подпускают к власти.

«Моисей вывел евреев из Египта, — пошутил Радек, — а Сталин вывел их из Политбюро». Не только евреев. Сталин не был антисемитом. Он понимал, что революция, если она не станет русской, рано или поздно потерпит поражение, а если революция погибнет, погибнет и Россия, потому, что ее поражение — это неизбежное военное поражение России. Начиная с ХХ столетия, Россия не может устоять перед внешней угрозой, при бесправии своего народа.

Контрреволюционная Россия — не жилец в современном мире, это сегодня мы поняли на собственном опыте. Народ, как в свое время крестьяне Римской республики, не согласится воевать за интересы господ. Поддерживать власть олигархии — все равно, что обрекать Россию на неизбежное поражение.

Итак, Сталин решился на экспроприацию крестьянства, оставив крестьянам приусадебные участки и создав систему машинотракторных станций (МТС).

Но, конечно, крестьяне, лишившись собственной земли, были крайне недовольны. Не расправься в свое время Ленин с остатками партии эсеров и с духовенством, началась бы новая крестьянская война. Но бывших эсеров было много и в самой партии большевиков. Был еще правый уклон, возглавляемый Бухариным, Рыковым, Томским. Эмиграция готовилась засылать офицерские кадры для руководства крестьянскими восстаниями. Избалованные почетом и обросшие жирком доблестные в молодости красные командиры, помня о провальном походе на Варшаву, страшились войны с объединенными силами Германии и Польши. Армия с ее бывшими троцкистами во главе, с командным составом из прежних крестьян, сытая по сравнению со своим народом, адресовала свое недовольство «этому кинто, предавшему цели революции», как выражался Троцкий.

Угроза извне была еще более устрашающей. Мировая олигархия активно инспирировала ненависть к нашей стране. А нацистская пропаганда изображала большевиков еврейскими эксплуататорами русского народа. Сталин понимал эту пропаганду как подготовку к нападению на СССР.

ГОТОВЬСЯ К ВОЙНЕ

За рубежом давно вынашивались реальные планы крестового похода против СССР, тщательно разработанные еще генералом Максом Гофманом. Этот подписант Брест­Литовского договора, долгие годы до революции бывший военным атташе германского посольства в России, прекрасно знавший нашу страну, нашу армию и ее недостатки, владеющий русским языком, был выдающимся работником военных штабов. Именно он являлся автором плана разгрома армии Самсонова под Танненбергом в начале Первой Мировой войны.

В сущности, в гитлеровской концепции похода на Восток много взято из разработок Гофмана. Но союз Германии с Польшей, понятный теоретически, был трудно осуществим политически, поскольку Польша, которой нарезали исконные прусские земли, была ненавистна германской военной элите.

Этим незамедлительно воспользовался Сталин. Его пакт с Гитлером являлся дипломатическим шедевром, целью которого было воспрепятствовать возможной коалиции враждебных нам государств. Гитлеру сделали предложение, от которого тот не смог отказаться, а Чемберлен поймал свой собственный хвост. Это был ход политического гроссмейстера, способного видеть малейший изъян в позициях оппонентов, играющих с ним на множестве досок.

Говорят, что решение о переходе к Большому террору Сталин принял после ремилитаризации Рейнской области, которую страны Антанты проглотили без сопротивления. Сталин уже тогда предвидел и аншлюс Австрии, и оккупацию Чехословакии, так как понял, что Великобритания дала Гитлеру зеленый свет, рассчитывая на войну Рейха против СССР. Сталину стала очевидна неизбежность этой войны.

И вот в такой ситуации неряшливый и болтливый заговор военных принимает совершенно абсурдную форму примитивной авантюры, которая свидетельствует о том, что, во первых, такие несерьезные люди серьезных войн не выигрывают, а во вторых, что примирение Сталина с ними уже невозможно. Речь идет о фальшивке, обвиняющей Кобу в связи с царской охранкой. К этой фальшивке были причастны Ягода, Балицкий, Кацнельсон, Якир, Косиор, Тухачевский, Гамарник, и, видимо, Блюхер (к нему приезжал секретничать Гамарник).

То, что это было фальшивкой, организованной, скорее всего Ягодой, сегодня многократно доказано. А тогда эта группа людей, никогда не бывших настоящими революционерами, собралась оклеветать вождя как предателя революции, арестовать и расстрелять.

О том, что это было действительно так, поведал после смерти Сталина в своих мемуарах сбежавший на Запад советский резидент в Испании Орлов, который узнал об этой провокации из первых рук — от своего двоюродного брата Кацнельсона, который был заместителем главы украинского НКВД.

Совершенно ясно, почему Сталин расстрелял этих мерзавцев. А еще сотни тысяч человек? Удовлетворительного ответа на этот страшный вопрос до сих пор не было. Хотя ответ, как нам представляется, очевиден, если рассматривать предвоенную ситуацию с позиций главы Советской страны. Чеканная формула, требующая поголовного уничтожения внутренних врагов, гласит: «Для Отечества сделано мало, если не сделано все». Так поступал Кромвель. Так поступал Робеспьер. Так поступала Русская революция периода 1917 1922 годов.

Сталин перешел свой Рубикон. В этом очевидный смысл того явления, которое вошло в историю нашей страны под названием Большого террора, без которого наша страна в Великой Отечественной войне не смогла бы устоять. В чистилище репрессий 1930 х годов была поголовно уничтожена практически вся предвоенная советская элита. Хорошо ли властвовали эти люди, необоснованно называвшие себя «Ленинской гвардией»?

Большую ее часть составляли примкнувшие к революции, политически предприимчивые, зачастую сомнительные люди, как с горечью признавал Дзержинский. И то, как они властвовали, не устраивало ни Сталина, ни народ. А в связи с предстоящей войной они, уже развращенные властью, тем более не были нужны ни народу, ни его вождю. И поэтому пришел их судный день.

В полном соответствии с рецептами Макиавелли в его знаменитой книге «Государь», Сталин устранил эту изжившую свою роль «железную когорту» самым беспощадным образом и заменил ее элитой молодой, безгранично преданной своей стране (а не только мировой революции), национальной, которая подчинялась ему беспрекословно.

«За то, что я сделал, меня мало расстрелять. Но я врагом партии и народа никогда не был. Я был верной собакой Сталина», — так говорил один из немногих обвиняемых на суде исполнителей репрессий М. Д. Багиров — многолетний хозяин Советского Азербайджана.

Много лет спустя после суда над Багировым, А. Н. Косыгин приехал в Баку и имел встречу с руководителями этой советской республики, которые выкатили союзному премьеру длинный список того, чего у них нет, но хорошо было бы получить. «Всё у вас есть, — сказал Алексей Николаевич. — Багирова у вас нет». Нетрудно догадаться, что бы он сказал нашим сегодняшним руководителям.

А тогда у разоренной страны на самом деле было далеко не всё. Но у нее был Сталин, который взял на себя «всю ответственность, весь труд и бремя». И ценой этому была сталинская революция сверху, та смена элит, которую рекомендовал берущему в руки всю власть правителю мудрый Макиавелли.

Сталину хотелось, чтобы грязную работу сделал храбрый абхазец Нестор Лакоба, но тот отказался. И тогда нашелся Николай Ежов, который сменил Ягоду в феврале 1937 года. Было ясно, что палачи первой волны обречены на следующем витке репрессий.

Процесс над военными многократно освещался во множестве публикаций. Били их или не били? Пишут и так, и так. Но главное не это. Главное, что это были выскочки, а не генералы, кроме, может быть, Уборевича и Блюхера. Но и эти двое Сталину были не нужны. Остальные — тем более.

Военачальники, погрязшие в быту и жалких интригах, уже ни на что не годились. Они не верили в победу нашей страны. Но в нее верил Сталин. Да и как он мог не верить, взяв на свою совесть ответственность за ужасы коллективизации? Этот вождь не привык колебаться, тем более в таком деле, как судьба нашего народа, который в подавляющем большинстве был русским народом. И вот с 1934 года партия резко повернула свою идеологическую работу в сторону возрождения русских национальных ценностей.

История оправдает расстрел военных заговорщиков вне независимости от того, была или не была скрупулезно доказана их вина. Они виновны, прежде всего, в том, что своим поведением сами признали себя не годящимися для войны. Если точнее, они виновны в том, что определившийся со своим верховным главнокомандованием (поняв, что теперь именно ему придется взять на себя роль полководца), Сталин не увидел в них генералов, пригодных для его войны.

Он увидел в них политиканов и пустозвонов, которые пошли бы на новый Брест­Литовск, захвати они власть. И их ликвидация была простым решением. Ведь они уже изготовились к совершению преступления. Революционная юстиция в моменты, когда Отечество в опасности, не следует принципу презумпции невиновности. «Лучше не в меру опасаться, чем не в меру доверяться».

Куда более трудным решением была полная чистка всей советской элиты, и эта чистка явилась сталинской социально­политической революцией сверху.

Была ли в этом необходимость? Конечно, была, хотя бы потому, что эта элита не устраивала того, кому предстояло руководить войной, угрожавшей самому существованию нашей страны. Поэтому вопрос о смене элит и установлении личной революционной диктатуры Сталина решался революционно. Разложившаяся элита устранялась физически, и не по критериям правосудия, а по критериям целесообразности. Когда Отечество в опасности и беда надвигается, надо идти ей навстречу.

Это тот момент в жизни нации, когда обойтись без силовых решений невозможно, что доказывает вся наша история. И не только наша. Все великие вопросы истории решаются силой. Те сотни тысяч людей, сформировавшихся уже в советское время, которые составили новую элиту и встали у власти, в конце 30 х — в начале 40 х годов были молоды, талантливы, честны и беззаветно преданы своей стране. Это были кадры, которые решали всё. В них заключалась «волшебная палочка» Сталина, управлявшего страной, как монолитной силой, не ведающей сомнений и не знающей преград.

ТЕРРОР

Чистку начинает Ягода, за спиной которого в качестве комиссара стоит Ежов. В сентябре 1936 года он сменил Ягоду на посту наркома внутренних дел.

Кто же осуществлял революцию сверху?

Трудно даже вообразить, что начали этот процесс те же самые Ягода, Балицкий, Леплевский, Люшков и другие.

Как это удалось Сталину?

Да очень просто. У этой команды НКВД были свои противники внутри НКВД, всякие Фриновские, Горбачи, Молчановы. Те уничтожали людей этих, а эти кололи людей тех. И записывали, записывали, записывали. А Сталин читал. Он ведь ежедневно прочитывал более двухсот страниц.

Февральско­мартовский пленум ЦК (1937 год) вручает Ежову мандат на аресты и масштабную чистку партийного и хозяйственного аппарата, руководителей армии и НКВД.

Первый этап чистки продолжался с марта по июль 1937 го. Очередная отмашка была сделана на июньском пленуме ЦК, объявившем о существовании в стране огромной контрреволюционной троцкистской организации и задачах, стоявших перед всеми гражданами СССР по ее обезвреживанию. Последующие затем оперативные приказы НКВД означали переход к массовым репрессивным операциям, охватывавшим тысячи жертв в каждом регионе.

Развивая линию июньского пленума, 2 июля 1937 года Политбюро приняло решение «Об антисоветских элементах», на основании которого 30 июля Ежов подписал оперативный Приказ НКВД № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов», 31 июля он был утвержден Политбюро ЦК ВКП (б).

Приказ обязывал подвергнуть уголовному наказанию несколько категорий «активных враждебных элементов», включая тех, кто уже отбыл сроки заключения и спецпоселения, бежал оттуда или продолжал находиться в лагерях и спецпоселках. Среди них — бывшие кулаки, члены антисоветских партий (эсеры и др.), бывшие «белые», жандармы, чиновники, бандиты, участники казачье­белогвардейских повстанческих организаций, сектанты, уголовники.

Предусматривалось только два вида наказания — расстрел и лишение свободы на сроки от восьми до десяти лет. В соответствии с этим все репрессируемые делились на две категории. В приказе были намечены «лимиты» по репрессиям для каждого региона. Для Дальневосточного края, например, они составили 6000 человек, из них 2000 — по «первой категории» (подлежали расстрелу) и 4000 человек — по «второй» (отправка в лагеря), а всего по стране 79950 — по первой категории и 193000 — по второй.

Столь масштабные репрессии уже не могли быть обеспечены процессуально­судебными инстанциями. Поэтому государство вновь (после массовой антикрестьянской кампании начала 1930 х годов) прибегло к широкому использованию внесудебных «троек». В их состав в каждом крае и области входили высшие местные руководители: начальник управления НКВД, краевой / областной прокурор и секретарь крайкома / обкома ВКП (б).

В приказе 00447 был объявлен персональный состав «троек». Ежовская волна репрессий поглотила кадры Ягоды, всех этих Балицких, Леплевских, Люшковых и др. Люшков, посланный на Дальний Восток, сообразил сбежать в Японию, откуда даже готовил покушение на Сталина, что лишний раз доказывает, что эти «профессионалы» были дерзкими и беспринципными карьеристами.

Показательна судьба узловой фигуры — Балицкого, оказавшегося связующим звеном между ведомством Ягоды и военными заговорщиками. Балицкий, как утверждают некоторые авторы, не был безоговорочным фанатиком большевистских идей. Он не был тривиальным казнокрадом, хотя сполна пользовался возможностями своего положения. Не был безжалостным интриганом. Он поверил, что верх возьмут противники Сталина. Политикан и карьерист поставил не на ту лошадь и проиграл. Банальный фрагмент великой истории.

Ясно, что в гниющей потихоньку политической пошлости опустившихся революционеров зрела контрреволюция сверху, произошедшая в СССР только в 1990 х годах. А тогда Сталин упредил ее своей революцией сверху.

Нетрудно заметить, что чистки 1936 38 годов смели не только военных заговорщиков и затаившуюся оппозицию. Скорее всего, большинство репрессированных составляли люди Сталина, социальная властная верхушка, развращенная своим положением. Его даже не очень интересовала их подлинная виновность — они ликвидировались как социальный слой, кондиции которого не устраивали вождя.

В годы контрреволюции 1990 х враги народа, щедро профинансированные извне, угнездились в жизненно важных точках советской системы и прокрались на вершину социальной пирамиды нашей страны. Когда господствует элита мародеров, преданная иному миру, хорошего не ждите, даже при хороших президентах.

Разумеется, мы не говорим об однозначном применении страшных рецептов спасения той голодной и разоренной страны первой половины ХХ столетия, несмотря на обескураживающую аналогичность нынешнего положения вещей с тем жестоким временем. Мы просто стараемся осмыслить самое страшное деяние вождя, за которое его до сих пор проклинают так же, как проклинали за пакт 23 августа 1939 года, пока не нашлись люди, сказавшие об этом правду.

Пусть будет страшная правда, но правда. Иначе история — не история. А ведь именно в истории черпаются технологии политических решений в моменты, когда Отечество в опасности.