Автор: Алексей Филатов

ДЕЛО СУТЯГИНА

ИЛИ НЕВИННАЯ ЖЕРТВА «КРОВАВОЙ ГЭБНИ»

В мае 2011 года Европейский суд по правам человека постановил выплатить 20 тысяч евро в качестве компенсации Игорю Сутягину, осужденному в 2004 году на пятнадцать лет лишения свободы по обвинению в шпионаже. Суд признал, что в России было нарушено право Сутягина на справедливое судебное разбирательство.

Думаю, произойти такое могло только по одной причине — беззубой позиции российских официальных лиц, которые не смогли донести до европейских судей то, что было документально установлено в ходе процесса в Москве.

Так получилось, что темой Сутягина я занимаюсь уже давно. Поначалу хотелось просто разобраться самому, что почем. В прошлом году два моих поста на эту тему, размещенные на блоге «Эха Москвы», вызвали бурную и ожесточенную дискуссию.

С того времени мне довелось пообщаться со многими людьми, причастными к этому делу, и изучить многочисленную литературу. Поэтому, когда суд в Страсбурге принял решение в пользу Сутягина, я решил поделиться накопленными сведениями о том, как было на самом деле.

«ЧИСТЫЙ УЧЕНЫЙ»

Принято считать, что Сутягин собирал информацию только из открытых источников — это не так. Подобная линия поведения была продумана им и его кураторами заранее и сполна нашла отражение в российской прессе. Кого не спроси, обязательно услышишь в ответ: Сутягин, мол, делал свои умозаключения, роясь в литературе широкого доступа.

По ходу статьи я остановлюсь на этом вопросе подробнее, а пока расскажу о том, как американцы работали с Сутягиным. Принцип работы был такой. «Чистый ученый» приезжал в третью страну — в пятницу с ним проводился опрос по тем темам, которые ему были заранее озвучены, на второй день полученная информация перепроверялась, а затем (третий день) формулировались новые задания. Причем ставились они только устно — это было непременное условие хозяев.

Сутягину было запрещено звонить в офис фирмы­прикрытия — только на мобильный телефон. И это понятно. Когда разразился скандал, то Alternative Futures, консультировавшая, по утверждению Сутягина, «от Финляндии до Чехии», буквально испарилась. Кроме дела Сутягина о ней больше никто и нигде не слышал.

Деньги за конкретную работу Сутягину передавали только за рубежом. Его завербовал Шон Кидд, который был подобран по психологическому типу — даже с учетом роста. Кстати, этот якобы «коммерсант» потом так и не был предъявлен общественности. Человек­невидимка! Как, впрочем, и Надя Локк, непосредственно работавшая с нашим героем. Эта дама хорошо разбиралась в российском вооружении.

Известен временной период, когда Сутягин работал в интересах военной разведки США: июнь 1998 го — октябрь 1999 года. Хозяев интересовали сведения военного и военно­политического характера.

Способ втягивания в агентурную деятельность был такой. Поначалу с Сутягиным работали в режиме «свободного полета», а уже потом ставили четкие вопросы, касающиеся уязвимых мест российского вооружения.

Примечательно, что институтское руководство «чистый ученый» Сутягин не ставил в известность о своих зарубежных вояжах. Один раз, будучи в Венгрии, он даже нарвался на звонок своего шефа Рогова — «А ты где?». Пришлось врать: «На дне рождения».

В апреле 1999 года за нарушение порядка оформления командировки в Великобританию (не было подано соответствующего заявления) Сутягину приказом директора Института был объявлен выговор.

Информирование куратора безопасности Агеева о своих контактах с иностранными представителями Сутягин производил избирательно, не сообщая ничего о сотрудничестве с Alternative Futures. При этом он ссылается на то, что Агеев, дескать, его об этом не спрашивал.

Однако Агеев не мог спрашивать о том, о чем он ничего не знал. Таким образом, Сутягиным производилась целенаправленная селекция информации, ограничивалась та, которую он считал для себя невыгодной или опасной.

О своих контактах с Ш. Киддом и Н. Локк, а также об интересующих их вопросах, предоставляемой им информации и получаемых от них средствах, Сутягин не сообщал ни руководству Института, ни куратору по контрразведывательному обеспечению деятельности Института.

Будучи человеком тщеславным, с завышенной самооценкой, Сутягин однажды не вытерпел и сказал жене: «Я сегодня наразведывал на столь­ко то денег…» (что было зафиксировано). Соблюдая элементы конспирации, часть получаемых денег он хранил дома, часть — на работе.

На следствие и суд, хочу это отметить, оказывалось огромное психологическое давление, но дело было доведено до логического конца. Характерная особенность: у «бедного Сутягина» было четыре адвоката, причем один с мировым именем — Борис Кузнецов (ныне скрывается в США). Откуда деньги?

«А МНЕ НЕ НРАВИЛИСЬ ЕГО ГЛАЗА»

Для работы американцы подарили Сутягину особый блокнот, в котором он в зашифрованном виде фиксировал свою деятельность. Когда его арестовали, то он, охотно давая первоначальные показания, бойко сверялся по нему. Недаром, значит, на протяжении всего периода сотрудничества с Ш. Киддом и Н. Локк ему рекомендовалось ликвидировать врученные ранее ежедневники.

Кстати — поначалу Сутягин рассчитывал, что его будут использовать в качестве двойного агента, и был готов сдать своих американских хозяев, однако когда понял, что в его услугах не нуждаются, стал «валять дурака» и всячески затягивать ход следствия. Утверждал, что работал с иностранцами «в интересах безопасности мира».

На одном из допросов Сутягин ссылался на то, что он, дескать, не помнит точно, как его служебные обязанности формулировались в должностной инструкции — это при его то отличной памяти! Или на вопрос следователя, почему он не сообщал о контактах сотруднику ФСБ, прикрепленному к Институту, заявлял: «А мне не нравились его глаза».

Одна из встреч с Н. Локк состоялась в специально снятом номере одной из гостиниц Бирмингема (Великобритания) в мае 1999 года во время научной конференции, проводимой по планам контактов Бирмингемского университета, в то время как официальной делегации, в которую входил Сутягин, специально была предложена ознакомительная экскурсия.

После этого Сутягин встретился с Н. Локк в Брюсселе в июле 1999 года во время частной поездки, состоявшейся в период своего отпуска. На ней куратор оказала своеобразное психологическое давление путем демонстрации «немых» графиков, условно отражающих эффективность его работы (количество проведенных встреч, глубина и объем получаемой информации, степень удовлетворенности потребителей и т. п.).

Тем самым «наемнику демократии» было наглядно показано, что уровень эффективности его «исследовательской» работы оценивается как 0,5, а идеальный график перспективы на будущее должен быть 0,85 0,9.

На этой последней встрече Сутягин получил задание от Н. Локк по сбору сведений о России по интересующему ее перечню вопросов, в том числе военно­технического характера — об атомной подводной лодке «Akula», самолете МиГ­29 СМТ, отношениях между руководителями Министерства обороны РФ. И задание этот любимец российских правозащитников выполнил. Вот только «изуверы» из ФСБ не дали отчитаться перед хозяевами.

СТОПРОЦЕНТНЫЕ ЭПИЗОДЫ

Взяли Сутягина в октябре 1999 года, когда он собирался в Рим — на калужском вокзале. Взяли не с поличным, и в этом заключалась сложность. Нужен был повод, чтобы возбудить против шпиона уголовное дело. И такой повод был найден — книга «Стратегия ядерного вооружения России» (1998 г.), в которой у него была опубликована глава. Факт этой публикации (разглашение секретных данных) и позволил в дальнейшем провести все необходимые следственные действия.

Еще одна интересная особенность: в данной главе Сутягин, чтобы обезопасить себя, дал огромный перечень ссылок на статьи в газетах, журналах и других источниках. Поэтому следствию пришлось перелопатить весь этот огромный массив информации, разбираясь — мог он получить отсюда заявленные в книге сведения или нет? Оказалось, что не мог. Привлеченные эксперты дали на этот счет исчерпывающие заключения. Вот почему, чтобы избежать накладок, Сутягину было вменено пять «чистых» эпизодов — тех, которые невозможно было получить из открытых источников.

Идем дальше.

В качестве прикрытия контактов Сутягин выезжал в третьи страны, где проводились конференции или симпозиумы — пустой, без денег, а возвращался с гонораром, что видно из заполненной им собственноручно декларации.

Когда Сутягин понял, что его дело табак, стал заявлять: «Это не я писал. Вы сами написали». Следователям пришлось организовывать по каждому эпизоду графологическую экспертизу. Или телефонные разговоры — «Я этого не говорил»; пришлось проводить фонографическую и лингвистическую экспертизу («образцы свободного голоса»).

Вообще, следствию пришлось проделать огромный объем работы, документально подтверждая все, что было первоначально сообщено Сутягиным: билеты в ту или иную третью страну, таможенные декларации, пребывание в гостиницах, наличие в персональном компьютере сведений по данной тематике и т. д.

СПОСОБ ВЫВЕДЫВАНИЯ

Как я уже сказал, в обществе сложился образ этакого кабинетного ученого, анализирующего литературу. Ничего подобного! Сутягин по собственной инициативе посещал режимные объекты, что отнюдь не входило в его должностные обязанности. И денег за это не получал. Хотя это было бы вполне допустимо и, более того, на необходимость официального оформления проводимых лекций ему указывало руководство Института.

Лекции Сутягин проводил в форме доверительных бесед, в ходе которых, сопоставляя данные по американскому и российскому вооружению, пытался получить у слушателей интересующие его сведения.

Одна из тем, которую он выведывал на секретном ядерном объекте в Обнинске, где проходили переподготовку офицеры атомных подводных лодок, — уязвимые места АПЛ. И даже читал лекции офицерам с АПЛ «Курск»…

На секретные объекты, пользуясь развалом системы допусков, Сутягин, как уже было отмечено, проникал инициативно — через личные знакомства с офицерами, а те, развесив уши, приглашали «такого специалиста». Как выяснилось, многие слушатели считали его сотрудником ГРУ или СВР. И он умел подать себя в таком ракурсе. Обязательно показывал фотографии с тем или иным флотским чином, рассказывал, как он выезжал (переводчиком) в составе военных делегаций в США и другие страны.

Вопросы слушателем своих лекций Сутягин задавал так, чтобы вызвать на откровенность. Сопоставлял — «у нас», «у них». Это называется сбор секретной информации способом выведывания. Например, очень интересовался проектом АПЛ 705 — вопросами гидроакустики. Или: как удается совместить разнородные металлы на судне? Вот такой «книжный червь».

Еще Сутягин использовал такой психологический прием: в ходе лекции специально принижал нашу технику и, услышав в ответ — «А у нас лучше», тут же спрашивал: «А в чем лучше?». Когда один из слушателей вполне резонно спросил: «Зачем вам это?» — Сутягин, почувствовав опасность, покраснел, ответил, что, дескать, для обмена информацией с коллегами — и сразу перевел разговор на другую тему. Вот оценка одного из слушателей в Обнинске: «Этот парень больше собирает информации, чем дает».

Круг интересов «мученика режима» Сутягина был широк: от ВМФ до авиации и ПВО, включая комплексы С­300, самолеты марки Су и его модификации.

«СОБАКА ПОРЫЛАСЬ»

Да, Игорь Вячеславович прекрасно отдавал себе отчет о характере своей деятельности. В связи с явным разведывательным характером и направленностью задаваемых вопросов, прозвучавших еще на первой встрече с Н. Локк, Сутягин обратил внимание Ш. Кидда на противоречие — меня, дескать, заверяли о работе на «некоторые страховые фонды» в качестве потребителей информации, а оказывается...

Однажды, после беседы с встревоженным отцом, Сутягин попытался «соскочить с иглы» — это было в Будапеште, где он встречался с куратором. Однако после двухчасовой прогулки по городу его убедили не выходить из игры, и он продолжил долларовое сотрудничество «во имя мира на земле».

Агеев указывал на то обстоятельство, что Сутягин поднимал вопрос о возможности его привлечения к уголовной ответственности за публикацию в открытой печати своих научных статей. Ссылался на несовершенство Закона «О государственной тайне в РФ», который постоянно находился на его рабочем столе.

Опасаясь за свою судьбу, Сутягин тщательно изучал «Перечень сведений, составляющих государственную тайну», утвержденных Указом Президента РФ, и искал в нем несовершенство, что свидетельствует о явной озабоченности этого «чистого ученого» проблемой оценки собираемой и анализируемой им информации. Как говаривал незабвенный Михаил Сергеевич, вот где «собака порылась».

Что двигало Игорем Сутягиным?..

Главный мотив — исключительно материальный: Сутягин хотел заработать деньги на квартиры для своих близких родственников, перед которыми, младшим братом и женой, чувствовал себя обязанным. Вторым ведущим мотивом являлось желание повышать свою квалификацию как специалиста, иметь широкие международные контакты, создать себе имидж в глазах научной общественности в России и за рубежом.

Сутягин, несомненно, имел большие аналитические способности и возможности добывать секретную информацию, и это было доказано в ходе следствия и подтверждено на суде. Однажды, по собственным словам, будучи в Англии, проник в закрытую библиотеку, где украл секретную книгу и затем, по возвращении домой, передал ее сотруднику ГРУ.

Во время судебного заседания Сутягин шепнул адвокату: передайте, что я всех сдам, если меня не вытащат отсюда — что было зафиксировано техническими средствами. Да чего там! Он уже на предварительной стадии был вполне откровенен. Полученная от него информация была реализована и позволила избежать многих проблем.

Американцы сделали все, чтобы дело Сутягина было развалено в суде — не получилось! Сам он полагал, что сможет обвести вокруг пальца «калужских колхозников» из УФСБ, которым его не раскусить. Однако те оказались опытными контрразведчиками и вывели шпиона на чистую воду.

История с Сутягиным лишний раз свидетельствует о том, что общество нужно информировать о подобных делах профессионально и в полном объеме. Иначе разномастные «друзья народа» получают возможность, строя контрпропаганду, черное называть белым, шпиона — честным аналитиком, ставшим жертвой режима.