ПОЛЬСКОЕ «ПОКАЯНИЕ»

Постоянные читатели газеты «Спецназ России», видимо, ознакомились в майском номере с моим открытым письмом к известному польскому режиссеру Кшиштофу Занусси. Причиной моего обращения к Занусси послужили его неоднократные публичные утверждения о том, что пленные красноармейцы в польских лагерях в 1919‑1921 гг. умирали не по причине бесчеловечных условий, а вследствие болезней.

Учитывая, что пан Занусси является Сопредседателем польско-российского форума гражданского диалога, письмо могло стать началом неформального сопоставления позиций по проблемам трактовки причин гибели пленных красноармейцев в польских лагерях. С этой целью письмо было направлено в большинство ведущих польских печатных изданий: газеты «Речь Посполита», «Газета Выборча», «Не», журналы «Политика», «Пшеглонд», «Ньюсуик Польска» и др. Некоторые из них прислали подтверждения о получении письма.

Однако далее последовала тишина. Но это знаковая тишина. Она свидетельствует о том, что у польских оппонентов нет контраргументов по вопросам, затронутым в письме. Предпочёл отмолчаться и К. Занусси. Между тем, из достаточно надежных источников я получил сведения о том, что окружение Занусси знает об этом письме. В таком случае оно известно и режиссеру.

Это подтверждение того, что польская сторона вступает в диалог лишь тогда, когда оппонент соглашается с её позицией и лишь пытается оправдаться. Но при таком подходе истинные причины польско-российского противостояния затушевываются, и оно переходит в скрытую фазу, которая время от времени прерывается взаимными обвинениями.

Тем не менее, официально в России считается, что российско-польские отношения развиваются в доброжелательной и конструктивной атмосфере. Однако пресса регулярно сообщает о конфликтах, омрачающих эти отношения. Озабоченность вызывает прежде всего то, что в этих конфликтах российская сторона предстает, как правило, виновной и оправдывающейся.

Напомним скандальную ситуацию по поводу несогласия Польши с российским официальным Отчетом о причинах авиакатастрофы под Смоленском, в которой погиб польский президент Лех Качиньский. Российская сторона постаралась удовлетворить даже те польские требования, которые явно выходили за рамки, предписанные международными условиями расследования авиакатастроф.

Создается впечатление, что вернулась эпоха «козыревской» дипломатии, только место США, диктовавших тогда России свои требования, теперь заняла Польша. Однако и крайне деликатная и сверхгибкая российская позиция не устраивает польскую сторону.

После конфликта с вышеупомянутым Отчетом поляки предприняли жесткий демарш по поводу демонтажа польской таблички, установленной в 2010 г. членами катынских семей на месте гибели Л. Качиньского в районе смоленского аэропорта «Северный».

Сыр-бор разгорелся из‑за текста, выгравированного на этой табличке. В нем говорилось: «96 поляков погибли по дороге на памятные мероприятия, посвященные 70‑й годовщине советского геноцида в катынском лесу, совершенного над военнопленными офицерами Войска Польского в 1940 году».

Известно, что Россия не признала расстрел польских офицеров в Катыни актом геноцида и поэтому сочла необходимым изменить текст памятной таблички. Учитывая, что табличка находилась на территории России, действия смоленских властей по её замене были абсолютно правомерны.

Тем не менее, польская сторона считает, что только она имеет право давать оценку преступлениям, совершенным против польских граждан. При этом в таком праве она отказывает российской стороне. Это подтвердило следующее событие. Пятнадцатого мая этого года в окрестностях польского местечка Стшалково, где в 1919‑1921 гг. находился самый большой лагерь для пленных красноармейцев, появилась самодельная мемориальная табличка на русском языке. Текст на ней был следующий: «Здесь покоятся восемь тысяч советских красноармейцев, жестоко замученных в польских «лагерях смерти» в 1919‑1921 годах».

Ее прикрепили (клеем) к памятному камню, установленному в честь 90‑летия восстановления независимости Польши и находящемуся в двух километрах от места расположения лагеря № 1 «Стшалков». Но поляков возмутило не только это. Они категорически не согласны с тем, что на табличке говорится о красноармейцах, «жестоко замученных в польских «лагерях смерти»».

Очередная претензия

Наиболее адекватную оценку ситуации с табличками дал бывший посол Польши в России Станислав Чосек. Он заметил: «Одна стоит другой. Мы должны молчать по этому поводу… И смоленская табличка, и табличка в Стшалково были установлены с нарушением правил хорошего тона, не говоря уже о международном праве». Но эта разумная позиция была заглушена хором возмущенных польских историков и политиков.

Польский историк Анджей Кунерт назвал содержание таблички «абсолютной ложью от начала до конца», не имеющей ничего общего с исторической правдой. Он напомнил, что, согласно публикациям российских и польских историков, красноармейцы умирали из‑за тяжелых условий в лагере. Кунерта поддержал историк Славомир Дембский, который заявил, что «никто не расстреливал российских солдат».

Известный историк, профессор Влодзимеж Марчиняк назвал установку таблички в Стшалково «политической акцией», которая не имеет ничего общего с исследованиями историков обеих стран и с тем, что на самом деле произошло с красноармейцами. Помимо этого в польской прессе появились утверждения, что это была акция, заранее спланированная Россией. Соратник Ярослава Качиньского, председатель парламентского клуба «Право и справедливость» Мариуш Блашчак без тени сомнения заявил, что «видимо, российские спецслужбы промышляют в Польше».

Наиболее полно польскую позицию относительно надписи на табличке в Стшалково и причин гибели пленных красноармейцев выразил главный польский эксперт по польско-советским событиям 1919‑1922 гг. профессор торуньского университета Збигнев Карпус. 18 мая 2011 г. появились два его интервью: в центральной польской газете «Rzeczepospolita» и познанской «Gazeta».

Корреспонденту «Rzeczepospolita» Карпус заявил, что ложью является не только утверждение «жестоко замучены», но и утверждение относительно «польских лагерей смерти». Профессор подчеркнул, что эта надпись возмутила его «как каждого поляка, потому что в ней содержится намек, будто польские лагеря для военнопленных в 1920 году напоминали немецкие лагеря смерти Второй мировой войны».

В конце интервью Карпус согласился с корреспондентом «Rzeczepospolita» о том, что в споре с Россией пришла пора разыграть карту трагической судьбы поляков, попавших в советский плен в 1920 г. В этой связи он сообщил, что на тему судьбы поляков «в большевистской неволе» уже издан сборник документов «Победители за колючей проволокой». Скоро выйдет книга «Поляки в Сибири» с «драматическими воспоминаниями» пленных, вернувшихся из советских лагерей.

Эти книги будут направлены президенту Брониславу Коморовскому, премьеру Дональду Туску и министру иностранных дел Радославу Сикорскому. Одним словом, России следует готовиться к очередной польской претензии.

В интервью познанской «Gazeta» Карпус не только отрицает смерть пленных от жестокого обращения, но и утверждает, что в польских лагерях «красноармейцы получали то же довольствие, что и польский солдат в гарнизоне, не участвующий в боевых действиях на фронте: 200 г. мяса, 700 г. картофеля, 500 граммов хлеба…»

Высказывания профессора Карпуса не являются чем‑то новым. Они наиболее адекватно отражают мнение, господствующее в польском обществе последние тридцать лет. Абсолютное большинство поляков убеждены, что к пленным большевикам в 1919‑1922 гг. отношение было гуманным. Заметим, что мнение профессора Карпуса — это не просто мнение поляка. Это позиция человека, который активно участвует в формировании общественного мнения в Польше. Анализ этой позиции позволяет ответить на вопрос, кто и как сегодня воспитывает польских граждан.

Исторические мифы

Следует высказаться о действительных причинах польско-российского противостояния. Польское общество уже несколько десятилетий воспитывается на исторических мифах, в которых Россия предстает вековым угнетателем и агрессором. К сожалению, некоторые российские историки и политологи поддерживают эти мифы, полагая, ничтоже сумняшеся, что тем самым они обеспечивают замирение с Польшей.

Напрасные надежды. Русофобия в Польше будет процветать, пока будут благоденствовать фальсификаторы истории. Упомянутые книги «Победители за колючей проволокой» и «Поляки в Сибири» вольют новую порцию исторической отравы в души поляков. Не вызывает сомнений, что эти книги будут изданы и на русском языке.

Выход для России один — показывать, как бесцеремонно обращаются в Польше с историей польско-российских отношений. Это непростая задача. Напомним поведение польских журналистов на презентации сборника рассекреченных документов Службы внешней разведки России «Секреты польской политики. 1935‑1945», состоявшейся 1 сентября 2009 г. Их вопросы ясно показывали, что документы сборника для них не аргумент. Не вызывает сомнений, что и мои аргументы вряд ли изменят позицию профессора Карпуса. Но Польша — это не только Карпус. И эта Польша ждёт правды о событиях 1919‑1921 гг.

Одним из обстоятельств, которое позволяет польской стороне не реагировать на одиночные разоблачительные статьи российских авторов, это режим молчания, который соблюдают российские СМИ по спорным вопросам российско-польских отношений. Отметим, что на письмо к Занусси, помимо «Столетия» и «Спецназа России», не отреагировало ни одно российское издание, хотя оно было направлено целому ряду адресатов. Почувствовав, что Россия не реагирует на измышления по вопросам истории польско-российских отношений, польские историки, в том числе и пан Карпус, в последнее время всё чаще прибегают к злонамеренной лжи. Постараемся доказать это на примере польского профессора.

Напомним, что Карпус являлся ответственным составителем польской редакции польско-российского сборника документов и материалов «Красноармейцы в польском плену в 1919‑1922 гг.», изданного в 2004 г.

Что это означает?

Пану Карпусу должны быть известны все 338 документов и свидетельств этого сборника, большинство из которых прямо «кричит» о целенаправленной политике руководства Польской Республики, возглавляемого Пилсудским, по созданию в лагерях для военнопленных условий, несовместимых с жизнью.

Тем не менее, Карпус в интервью газете «Rzeczepospolita» утверждает, что трагическую ситуацию, сложившуюся в польских лагерях, следует объяснить огромным количеством красноармейцев, попавших в польский плен в 1920 г.

Так ли это?

Польские документы, включенные в вышеупомянутый сборник, свидетельствуют о не менее трагической ситуации и в 1919 г., когда в польских лагерях находилось всего 13 тысяч красноармейцев (данные профессора МГУ Геннадия Матвеева).

Так, в ноябре 1919 г. на заседании комиссии Сейма представитель Минвоенотдела Польши «доложил»: «…Лагерь в Стшалково в окрестностях Слупцы — самый большой, рассчитан на 25.000 мест, очень хорошо оборудован» (См. Красноармейцы… С. 96).

Неужели?..

6 декабря 1919 г. референт по делам пленных З. Панович после посещения этого лагеря сообщил в Минвоендел Польши: «Мы увидели залитые водой бараки, крыши протекали так, что во избежание несчастья нужно периодически вычерпывать воду ведрами. Общее отсутствие белья, одежды, одеял, и хуже всего — обуви. У пленных нет даже башмаков на деревянной подошве, они ходят босиком, в лохмотьях, обвязанных шнурками, чтобы не распадались» (Красноармейцы… С. 110).

В октябре 1919 г. уполномоченные Международного комитета Красного Креста посетили лагерь военнопленных, расположенный в Брест-Литовске. Вот их впечатления: «Унылый вид этого лагеря (Буг-Шуппе), состоящего из развалившихся большей частью бараков, оставляет жалкое впечатление. Пленные… ночью, укрываясь от первых холодов, тесными рядами укладываются группами по 300 человек… на досках, без матрасов и одеял. Много юношей моложе 20 лет, поражающих своей бледностью, крайней худобой и блеском глаз, они гораздо труднее переносят голод, чем их старшие товарищи» (Красноармейцы… С. 88).

Полковник польской медслужбы д-р Родзиньский в ноябре 1919 г. после посещения лагеря пленных в Пикулице под Пшемыслом заявил, что там происходит «систематическое убийство людей!… Сохранение в лагере существующих условий его быта было бы равнозначно приговору всех пленных и интернированных на гибель и неизбежную, медленную смерть». (Красноармейцы… С. 117).

Абсолютно ясно, что польские власти в 1919 г. даже для 13 тысяч пленных красноармейцев не захотели создать условия, соответствующие требованиям Гаагской конвенции 1907 г. Но профессор Карпус предпочитает не вспоминать вышеприведенные свидетельства.

Особого разговора заслуживают 200 г. мяса, которые, по утверждению Карпуса, пленные красноармейцы ежедневно получали в польских лагерях. Здесь уважаемый профессор вновь ошибся. Согласно инструкции I-го департамента Минвоендел Польши от 17 мая 1919 г. дневная норма мяса военнопленного составляла 150 г. Помимо этого каждому пленному в день полагалось хлеба — 500 г., картофеля — 700 г., сырых овощей или муки — 150 г., 2 порции кофе по 100 г. и приправы. Не густо, но прожить можно было. (Красноармейцы… С. 60).

Для сравнения сообщим, что в Советской Армии, после трехлетней службы в которой худосочные призывники превращались в крепких, хорошо физически развитых мужчин, дневная норма мяса составляла 200 г. Правда, помимо мяса в суточный рацион советского солдата входили 750 г. хлеба, 100 г. рыбы, 600 г. картофеля и ещё 26 наименований продуктов питания, приправ и витаминов.

Отметим, что четыре основных продукта рациона советского солдата в весовом отношении составляли — 1700 г. — (67 %). Четыре основных продукта польского утвержденного рациона пленного составляли 1500 г.

Отсюда вывод. Если бы в польских лагерях пленные получали утвержденные нормы довольствия, то они бы массово не умирали от голодной смерти, а в их желудках после смерти польские врачи не обнаруживали бы сено (Красноармейцы… С. 434, 548. 583 и др.).

В польских лагерях утверждённые Минвоенделом нормы никогда не соблюдались, хотя голода в Польше не было. Они были дымовой завесой польских властей перед мировым общественным мнением и международными комиссиями. Этому существует масса документальных подтверждений.

«Вы сами подохнете!»

Пану Карпусу следует напомнить такое важное свидетельство, каковым является секретный доклад 2‑го отдела польского Генштаба (разведка и контрразведка) армейскому командованию, датированный октябрем 1920 г. Он находится на хранении в Российском Государственном военном архиве. Известно, что историк Карпус был в Москве и работал с этим документом.

В докладе говорится, что: «тяжелейшие условия проживания пленных (в лагерях) могут послужить поводом для успешного проведения большевиками антипольской пропаганды. Беззаконие, царящее там, сводит на нет усилия польской антибольшевистской пропаганды в Красной Армии… Голод приводит к эпидемиям болезней, которые угрожают перекинуться на местных жителей. Хотя рацион предусматривал выдачу каждому ежедневно двух кружек кофе с сахаром, 150 гр. хлеба, половину селедки и половину котелка жидкой похлебки без мяса, на деле все обстоит гораздо хуже». Где же 200 г. мяса, 700 г. картофеля и полкило хлеба? Контрразведчики доподлинно знали ситуацию в лагерях для военнопленных, так как они отвечали за политическую обстановку в этих лагерях.

Обратимся к документам сборника «Красноармейцы…». Свидетельствует Андрей Мацкевич, бывший заключенный лагеря в Белостоке. Здесь в октябре 1920 г. военнопленный в день получал: «небольшую порцию черного хлеба, весом около 1 / 2 фунта (200 г.), один черепок супа, похожего скорее на помои и кипятку». (Красноармейцы… С. 175).

А вот свидетельство Верховного чрезвычайного комиссара по делам борьбы с эпидемиями профессора Э. Годлевского, датированное 2 декабря 1920 г. Проверяя ситуацию на распределительной станции военнопленных в Пулавах, он выяснил, что 3 ноября 1920 г. в Пулавы из Ковеля железнодорожным транспортом прибыло более 700 человек, изголодавших до того, что значительная их часть самостоятельно не могла выйти из вагонов. Пятнадцать человек из них в первый день после приезда умерли. Выяснилось, что транспорт шел из Ковеля четыре дня, в течение которых людям вообще не давали еды. При этом в поезде везли мясо, предназначенное для пленных. Дальнейшая судьба этого мяса неизвестна.

Не вызывает сомнений, что пленные на распределительной станции в Пулавах его также не отведали. Пленных здесь кормили так, что по расчетам Годлевского они, по причине голода, должны были «вымереть за 111 дней». Не случайно начальник пулавской распределительной станции майор Хлебовский жаловался Годлевскому, что «несносные пленные в целях распространения беспорядков и ферментов в Польше» постоянно поедают картофельные очистки из «навозной кучи, которая находится в лагере и её придется окружить колючей проволокой». (Красноармейцы… С. 420‑421). В результате за 6 месяцев осени 1920 — весны 1921 гг. из 1100 человек пленных в Пулавах умерло 900. (Красноармейцы… С. 548).

Вышеприведенные свидетельства позволяют утверждать о целенаправленной и согласованной политике руководства польских лагерей в вопросах создания голода среди военнопленных. Даже крайне осторожный в своих оценках российский историк Г. Матвеев отмечает, что «поневоле возникает мысль не только о состоянии дисциплины среди командного состава польской армии, но и, возможно, об осознанной политике военных в отношении находившихся в их безраздельном ведении «пленных большевиков»» (Г. Матвеев. «Ещё раз о численности…», «Новая и новейшая история». № 3, 2006 г.).

Не случайно осенью 1920 г. комендант лагеря в Брест-Литовске прибывшим пленным красноармейцам заявил: «Вы, большевики, хотели отобрать наши земли у нас, — хорошо, я дам вам землю. Убивать вас я не имею права, но я буду так кормить, что вы сами подохнете». (Красноармейцы… С. 175).

Хочется также напомнить пример, который несколько лет назад озвучил сам профессор Карпус. Это воспоминания рядового Войска Польского Юзефа Неуважны, бывшего конвоира в лагере Вадовице близ Кракова. В них польский солдат писал: «Помню, один из русских офицеров предложил мне свои серебряные часы в обмен на голову павшей несколько дней назад лошади, которая валялась за оградой и распространяла зловоние. Я ответил, что могу на его деньги купить ему хлеба или мяса, но головы не дам, потому что он ею отравится. Русский перебросил через ров и колючую проволоку деньги и часы, но в темноте я не смог их найти, как не смог позже разыскать и этого парня».

Возникает вопрос, кто при ежедневном получении 200 г. мяса, 700 г. картофеля и 500 г. хлеба будет отдавать серебряные часы за полуразложившуюся голову дохлой лошади? Но этот вопрос пан Карпус предпочитает себе не задавать.

Пан Карпус не гнушается искажать и другие ситуации, связанные с условиями содержания красноармейцев в польских лагерях. В своём интервью «Rzeczepospolita» профессор вынужден был признать, что в лагере Стшалково «капитан Вагнер и поручик Малиновский издевались над пленными. Большевиков били палками, ногами, давали пощечины. За эти действия оба офицера были посажены в тюрьму».

Однако и здесь Карпус лукавит. Достоверно установлено, что в лагере Стшалково помощник начальника лагеря поручик Малиновский и его свита из капралов избивали пленных розгами из колючей проволоки и жгутами-плетками из проволоки. Избиваемые должны были лечь в канаву и безмолвно принимать удары. «Если битый стонал или просил пощады, пор. Малиновский вынимал револьвер и пристреливал… Если часовые застреливали пленных, пор. Малиновский давал в награду 3 папироски и 25 польских марок…» (Красноармейцы… С. 823, 655).

В этой связи напомним страдающему амнезией профессору Карпусу, что Малиновскому и Вагнеру было предъявлено обвинение всего лишь в «злоупотреблении служебным положением» (Красноармейцы… С. 85). Соответственно, они отделались небольшими тюремными сроками. Дополнительно сообщим, что в польских лагерях процветали бессудные расстрелы пленных красноармейцев и порка розгами. Для интересующихся укажем лишь некоторые страницы сборника «Красноармейцы…», на которых приводятся факты подобных злодеяний — стр. 91, 146, 175, 578, 599, 643, 645, 650 и др.

Систематическое убийство

Как отмечалось, особое негодование польского профессора вызвало сравнение польских лагерей с нацистскими. Заметим, что в нацистских лагерях в бараках для пленных были оборудованы нары, а в большинстве польских их не было. Можно ли такое сравнивать? Так, представитель уполномоченного Российского общества Красного Креста, посетивший в сентябре 1920 г. лагерь в Домбе отметил, что «большинство пленных без обуви — совсем босые… Кроватей и нар почти нет… Ни соломы, ни сена нет вообще. Спят на земле или досках». (Красноармейцы… С. 348).

Что же касается порядков, царивших в польских лагерях, то они не уступали нацистским. В СССР в 1960 г. была издана книга бывших заключенных Освенцима О. Крауса и Э. Кулки «Фабрика смерти». Зверства охраны и условия жизни в польских лагерях для военнопленных весьма напоминают Освенцим.

Можно привести немало цитат из книги Крауса и Кулки, которые подтверждают наш вывод. Но ограничимся одной. В Освенциме для заключенных «обычно применялось наказание, которое называлось «спортом». Заключенных заставляли быстро падать на землю и вскакивать, ползать по‑пластунски и приседать и т. п.» (С. 76).

А вот что отмечали представители российско-украинской делегации в лагере Стшалково в декабре 1921 г. «Ежедневно арестованных выгоняют на улицу и вместо прогулок гоняют бегом, приказывая падать в грязь… Если пленный отказывается падать или, упав не может подняться обессиленный, его избивают ударами прикладов или заставляют в наказание носить на спине интернированных петлюровцев» (Красноармейцы… С. 695). Весьма напоминает «спорт» по‑нацистски.

«Гуманисты» Пилсудского

Особо следует подчеркнуть, что поляки не лучшим образом относились и к интернированным в польских лагерях белогвардейцам. Известно, что в лагере Стшалково (и не только в нём) с февраля по август 1920 г. содержались интернированные солдаты и офицеры 20‑тысячной воинской группировки деникинского генерала Николая Бредова. Вместе с ними лагерную похлебку хлебали белогвардейцы генералов Булак-Балаховича и Перемыкина общей численностью в 10 тысяч человек. Тысячи из них так и не дожили до своего освобождения.

Не случайно Борис Савинков, друг и соратник Юзефа Пилсудского по борьбе с царизмом, обратился к тому с письмом, в котором обращалось внимание «на бедственное положение офицеров и добровольцев армий генералов Булак-Балаховича и Перемыкина, находящихся в концентрационных лагерях…». (Красноармейцы… С. 458).

Об истинных причинах подобного отношения писал в своих воспоминаниях адъютант генерала Бредова корнет Циммерман. «В военном министерстве сидели «пилсудчики», относившиеся к нам с нескрываемой злобой. Они ненавидели старую Россию, а в нас видели ее остатки. Действиями официальной Варшавы тогда руководила простая русофобия. Ей было не важно, какой политической окраски были попавшие в ее руки пленные, «красные» или «белые». Важно, что они были русские».

Историкам, постоянно талдычащим о гуманизме польской общественности и властей в отношении русских пленных и интернированных, следует также напомнить факты зверского отношения польских властей к белорусам и украинцам, проживавшим на территориях, оккупированных в 1920 г. Польшей.

Здесь польские «военные суды» под видом «ликвидации коммунизма» осуществляли расправу над всеми неугодными лицами. Так, в деревне Поречье Рудобельской волости (Беларусь) были арестованы три члена сельсовета. Польские каратели, раздев их догола, посадили на раскалённые сковородки, после чего в бессознательном состоянии расстреляли. Председателя Лясковичского волисполкома польские уланы пытали огнём, а обгорелое тело посыпали солью и били ногайками. Белорусские и украинские историки в своих исследованиях приводят немало таких примеров.

Такое отношение к оккупированным народам носило системный характер. Председатель Совета Народных Комиссаров Литовско-Белорусской республики В. Мицкявичюс-Капсукас ещё в 1919 г. направил правительствам стран Антанты телеграмму протеста, в которой сообщал, что на оккупированных поляками территориях повсеместно практикуются «расстрелы, повешения, запарывания до смерти, варварские истязания и пытки — обычные явления… Тюрьмы переполнены, заключённые содержатся в таких условиях, что медленно умирают».

Подобное происходило с одобрения польской общественности. Так, известный польский публицист Адольф Невчинский на страницах газеты «Слово» заявлял, что с белорусами нужно вести разговор языком «висельниц и только висельниц… это будет самое правильное разрешение национального вопроса в Западной Белоруссии». Газета «Rzeczpospolita» в 1925 г. писала, что «на восстание есть виселица и больше ничего. На всё тамошнее (белорусское) население сверху донизу должен упасть ужас, от которого в его жилах застынет кровь».

Вышеизложенное позволяет утверждать, что бесчеловечное отношение к пленным и попавшему в оккупацию мирному населению было нормой поведения для польских властей времен Польши Пилсудского. Можно утверждать, что исторических грехов у Польши никак не меньше, чем у России. Поэтому польские заявления о русской исторический вине не более чем миф. Польше также есть в чём каяться, ибо только обоюдное покаяние есть реальный путь к примирению.

Но Польша твердо стоит на том, что ей не в чем каяться. Эту веру поддерживают польские историки, которые сознательно занимаются фальсификациями истории польско-российских отношений. Здесь в числе «передовиков» числится упомянутый польский профессор истории Збигнев Карпус.

Но не только он и его коллеги несут ответственность за ту историческую ложь, которой сегодня пичкают польское общество. В немалой степени за это ответственна и Россия, которая в год 90‑ой годовщины польско-советской войны не провела ни одного мероприятия в память о десятках тысяч «красных» и «белых» русских солдатах, замученных в польских лагерях в 1919‑1922 гг.

Единственный в Польше скромный мемориал, посвященный погибшим в 1920 г. красноармейцам, находящийся в польском городке Оссув под Варшавой, не был удостоен даже венка от России. На фоне такой российской позиции польские фальсификаторы истории прекрасно себя чувствуют и щедро сеют в сердца поляков ядовитые семена ненависти к России.

Владислав Швед