Автор: Дмитрий Лысенков

НА ФРОНТАХ ЭКСТРЕМИЗМА

Довелось мне принять участие в круглом столе, посвященном организационным аспектам применения печально известного Закона №114‑ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» и 282‑й статьи Уголовного кодекса России

Было бы совсем скучно, если бы говорили только об этом. Разумеется, были здравомыслящие люди. И известный всем майор Дымовский, и Вячеслав Обрежа, председатель Общественного Совета «Гражданское общество», и другие интересные люди.

Конечно, были и те, кто утверждал, что древний санскрит — это почти современный русский язык, а мы с индусами — практически родные братья. Не обсуждая ценность и достоверность этой увлекательной информации, я все же расскажу о своём мнении, имеющем отношение к закону и статье.

Содержание обсуждаемого документа многогранно. Но я хочу отметить только две его стороны: это, конечно, политическая и, собственно, юридическая. То есть — правоприменительная. А правоприменение сузить до судебной экспертизы — кирпича в стене самого справедливого в мире правосудия, без которого приговор невозможен.

Русская статья: обратный эффект

Знаете, на войне как на войне. Мне скажут: посиди‑ка сам по идиотским приговорам, основанным на статье, содержащей подмены понятий, чтобы национальное самосознание не шибко гордилось тем, что оно прорастает сквозь бетон толерантности. Но дело не в том, чтобы напуганные конкретные русские люди бросили бороться за себя и своих детей и мирно ели макароны с котлетами перед телевизором, в котором радостно демонстрируют залитый огнями, построенный на налоги всей страны, цветущий Грозный.

Дело в том, что я, например, в каком‑то смысле даже рад, что статья эта есть, и что она так «плодотворно» используется прежде всего против русских. Количество посадок по ней и количество дел, находящихся в производстве на стадии расследования — это катализатор национального возрождения.

Не будь этой статьи, ее следовало бы немедленно выдумать на этом историческом отрезке — дабы стало отчетливо видно: этнос жив, его сопротивление растет по мере того, как нукеры режима всё чаще применяют нагайки по разгибающимся спинам. И чем больше таких процессов, тем большее появляется понимание, почему и чего так боится наша власть. Тем самым весьма помогая русскому народу разобраться в том, что происходит в его стране.

Кстати, коллективное сознательное очень часто использует некие мыслеформы, воспроизведенные в устойчивые словосочетания, которые не пускают ум к причинам, а заставляют затаптывать следствия, сужают обзор за пределами кострища. И пока мы топчем костёр, лесной пожар подбирается на опасное расстояние.

Если кто‑то начинает фразу со слов «Конституция‑то у нас хорошая…», то я мысленно договариваю: «Только вот этот закон надо переписать или отменить».

Вопрос: а чем хороша российская Конституция? Нет, я понимаю, что люди во всем мире и особенно мы, любим читать сборники хороших анекдотов. Но чтобы до такой степени?!

Кто это определил Конституцию в хорошие, когда в ней нет основной статьи, регламентирующей права и обязанности государствообразующего народа? И как относиться к документу, в котором есть много слов, а вот слова «русский» нет? Кроме того, значительная часть статей просто перекочевала из старых версий Основного закона, а часть — компилирована из европейских конституций. Причем, с полным пренебрежением к тому факту, что тамошние статьи основаны на истории, опыте и общественно-политической структуре других государственных устройств?

Вывод бесхитростный. Поскольку наши законы — самодеятельность группы малограмотных депутатов, а по большей части и вовсе результат настырных инициатив мыслителей из‑за «зубцов», то разве не стоит говорить о том, что нужно работать не над запятыми и тире в текстах законов, а над содержанием Основного государственного документа?

Вот поэтому мне всегда представляется вторичной задорная полемическая перебранка между политиками, юристами и журналистами, которые обсуждают следствие, а не причину. Соответственно и действуют по такому же принципу — протесты и революционные заговоры направлены не на перемены в обществе, а на ликвидацию очаговых поражений, принимающих карикатурные формы, вроде прошедших выборов и всего, что за ними последовало.

Подмётные списки

Знаменитая максима «Dura lex, sed lex» была бы справедливой, если бы так много времени не прошло со времен Римского права, научившегося регулировать взаимодействие людей и государства лаконично, просто и понятно в условиях, очень далеких от современных представлений о демократии.

Мы все время находимся в информационном поле, которое перегружено проблемами экстремизма и терроризма. Да и общество перегрето настолько, что события последних двух лет заставляют всерьез рассуждать и о целостности государства, и о вероятных последствиях его возможного распада.

Что же делает само государство, чтобы процесс этот оседлать, или хотя бы указать верное направление — что делать и как? Правильно: оно руками депутатов штампует документы и поправки к ним, обнадеживаясь тем, что теперь Закон есть, можно и передохнуть. Не тут‑то было!

Самая веселая, почти развлекательная, часть этого текста посвящена списку экстремистских материалов. Вот уж точно, дотянуться до таких высот глупости — дано не каждому.

Что означает этот список для начинающего экстремиста? Правильно: учебное пособие, источник и кладезь знаний в области его, экстремиста, профессиональной подготовки. Многие из тех, кто хотел бы стать экстремистом, да не знает как, получает в руки идеальный инструмент. Тут есть всё, что только хочешь: от националистических и сектантских текстов, видео и аудио, до пособий по изготовлению взрывчатки и огнестрельного оружия, описания пыток и перечня обидных слов, которыми можно швыряться в оппонента не хуже спецназовской холодной стали. А для того, чтобы легче было сориентироваться, начинающему экстремисту помогли: полный список опубликовала «Российская газета». Надо было посоветовать еще напечатать его в «Комсомолке» и газете «Жизнь». Так уж чтобы наверняка все обрели тайное знание.

Конечно, никаких таких материалов в количестве аж 1072 штук, обнародованных в газете, принадлежащей государству, теперь в руки экстремистам наверняка не попадёт. Ну и что, что мы как обычно тушим костры керосином! Не впервой!

Но пока умные люди список составляли и публиковали, прогресс, чтоб ему пусто было, подарил экстремистам инструмент, с которым легко управляется нынешний третьеклассник. Инструмент неуправляемый, самостоятельный до инсультной красноты лица правоохранителей! Там, в недрах всемирной помойки, есть всё и даром. Набираешь в поисковике любой из пронумерованных экстремистских материалов, и вот он тебе! Ибо выложен на серверах на Западе. Или по так называемой облачной схеме — вообще без сервера.

Если же говорить о правовом поле, то есть такой досадный документ как Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод. На практике это означает, как минимум, дискуссионность невозможности предоставить лично мне, например, доктрину Муссолини. Даже если я не ученый и не политолог, которому эти материалы знать абсолютно необходимо, а просто интересующийся. Значит, практическая польза от этого списка — ноль. А как быть с листовками, например?

Вот напечатал экстремист очень злобную, вообще из рук вон какую листовку — всего одну!!! — и бросил ее на Арбате под ноги полиционеру. За что привлекать? Нету в списке! Иди, гуляй со своим свистком и хмурым взглядом. А уж если ты совсем сознательный полицай, то тащи в участок и заводи огромный механизм по включению этой листовки в список с последующим, только после этого, уголовным преследованием.

А как быть с теми, кто возьмется утверждать, что лозунг-название «Единая Россия» — антиконституционный, поскольку противоречит федеративному устройству РФ? Понимаю, юристы народ изворотливый, но ведь прецедент запросто можно создать!

Вот еще пример. Джеймс Уотсон — один из самых авторитетных мировых ученых, лауреат Нобелевской премии за открытие двойной спирали ДНК, спровоцировал мировой скандал. Рассуждая о расе — ты подумай, что сказали бы наши либералы — он говорит о чернокожих следующее: «Наши социальные программы основаны на том убеждении, что африканцы так же умны, как и мы, хотя все исследования указывают на то, что это не так. Но это не значит, что негр хуже. Каждый матери-истории ценен. Негры, например, лучше всех играют в баскетбол, преуспевают в боксе, ориентируются на местности даже в беззвездном небе, являются носителями уникальной культуры».

И что? Запретили? Посадили по 282‑й или ее аналогу? Ничего подобного. Думаю, что если бы ученый говорил о том, что евреи склонны к виртуозной игре на скрипке, финансовой рыночной комбинаторике и исключительно чадолюбивы, вряд ли евреи бы обиделись.

Не думаю, что есть смысл отдельно обсуждать «русский фашизм». Сколько людей сидит по обвинениям, которые не выдерживают никакой критики? Давайте судить историю, чего уж! И Лермонтова с его чеченами, и Достоевского с Еврейским вопросом. Вы скажете — это вопросы истории, а я скажу — тогда это были вопросы современности, отчего авторов этих текстов в Александровском равелине не сгноили. А люди были, уверяю вас, не менее образованные, нам, кстати, не чета.

Дело в том, что проблемы эти как минимум дискуссионные, а чаще — личностные, оценочные. И вопросы общественного устройства — это вопросы государственной политики, которая имеет четкую, ясную позицию по национальному вопросу и культурологической стратегии.

Протестные действия подчиняются как арифметической логике (это рост сопротивления с увеличением числа посадок по демагогическим или не доказанным обвинениям) так и, что важнее, своей внутренней логике, которая только кажется стихийной.

На самом деле любые события обусловлены внутренними, неявными, но имеющими собственную логику процессами, которые сформированы и этническими особенностями общества, и культурными, опираются на генетический опыт и такие странные вещи, как психология масс. Ничего этого законодатели либо не знают, либо опираются на опыт самодеятельных и плохо образованных политических шахматистов. Гегелю принадлежит замечательный постулат, который никем по сей день не оспорен: действительность всегда шире Закона.

Эксперт как патрон в пистолете

Судам стало работать легко и приятно. Теперь можно так формулировать вопросы для экспертов, чтобы они не путались, а были четко ориентированы не на объективное исследование материала, а просто выискивали проявления вербального экстремизма: призывы, возбуждение межнациональной, социальной и прочей розни.

Кроме того, отсутствие единой методики исследования текстов на предмет выявления этого самого экстремизма, отсутствие сертификации экспертов, развязывает руки тем, кто готов по коррупционной схеме подписать нужные суду выводы. Отчего‑то мне кажется, что вовсе не случайно организована эта жижа неопределенности.

Более того, я уже слышал предложения: экспертов будет сертифицировать специальный государственный орган. Круг замкнется. Государство руками экспертов будет подписывать то, что ему хочется, приятно и нужно в соответствии с политическим моментом. А момент, он, знаете, сегодня один, завтра другой.

Без всяких очков видно как государство пристраивает, приспосабливает, подкладывает судебную систему под себя. И, поскольку оно глубоко цинично и противоречиво в соответствии с требованиями каждого наступившего дня отдельно, то и эксперт подразумевается как обычная рабочая скотинка, долженствующая оформить заведомо заказанный государственной машиной результат.

Долгое движение по кругу вызывает сначала головокружение, потом тошноту и неизбежно рвотный рефлекс. Политика и общество кружат вокруг дымящегося вулкана социальной активности. Пока дымящегося. Что делать — они не знают. Подпорки, все время вылетающие из‑под крыши этой конструкции, заменяют новыми: никелированными, позолоченными, из дуба или бамбука. Но они всё равно подпорки, то есть — мера временная. ■