РУССКИЕ — КТО ОНИ?

Предлагаем читателям «Спецназа России» адаптированную версию выступления известного политика и исследователя Александра Севастьянова. Доклад был зачитан 20 февраля 2012 года в Страсбурге (Франция) на Международном конгрессе СМИ «Четвёртая власть».

Договоримся о терминах

 

Взаимоотношения Европы и России имеют огромное значение для судеб всего мира. Дело в том, что XXI век ставит перед автохтонным населением Европы трудную задачу на выживание. Согласно расчетам ООН, белая европеоидная раса, составлявшая в середине ХХ века 30 % населения земного шара, снизит свой удельный вес к середине нового столетия вполовину: до 15 %.

 

Основная причина — снижение рождаемости у белых народов. Как следствие — снижение пассионарности, витальной силы этносов, застой в экономике и культуре, отсутствие ясных политических стратегий. В перспективе, если этнодемографические процессы не поменяют свой вектор (а для этого пока не видно оснований), на повестку дня может встать вопрос о захирении, вырождении и исчезновении европеоидов как биологического вида.

 

В этих условиях Россия предстает как последняя надежда белой Европы, как последний заказник, последний значительный депозитарий европеоидного генофонда, от взаимоотношений с которым во многом может зависеть будущее белых европейских народов.

 

Сегодня многие передовые европейские философы и политологи, такие как Гийом Фай, Манфред Рёдер, Крис Роман, Энрико Ровельо, Ян-Бер Тиленон, Стефанос Гекас, Мануэль Леруа (и другие), это уже осознали и повернулись лицом к России. В их сочинениях мы уже встречаем такие словосочетания как «Евросибирь», «Европа от Бреста до Владивостока» и т. д. Можно выразить сдержанное предположение, что процесс интеграции Европы и России будет набирать обороты.

 

Для того, чтобы эти взаимоотношения выстраивались оптимально, партнеры должны хорошо понимать друг друга. Между ними должно расти взаимопонимание. В частности, Европа должна отчетливо понять, что собой представляет главный субъект российской истории и политики — русская нация, создавшая и хранящая эту страну.

 

Здесь уместно вспомнить великого французского философа Декарта: «Договоримся о терминах — и мы избавим человечество от множества недоразумений».

 

Я хотел бы коснуться двух основных недоразумений, в равной мере лингвистического и политического характера, которые могут воспрепятствовать адекватному взаимопониманию русских и европейцев.

 

Речь пойдет о самом термине «нация», который мы в наших языках понимаем по‑разному. И необходимо разъяснить принципиальную терминологическую разницу между словами «российский» и «русский».

 

Итак, нация. В европейском словаре под этим подразумеваются порой три совершенно разные вещи.

 

Во-первых, согражданство безотносительно к этничности,

 

Во-вторых, национальность как таковая (именно этничность),

 

В-третьих, государство — например, в аббревиатуре ООН.

 

В российской же научной традиции под нацией принято понимать фазу развития этноса, в которой он обретает свой суверенитет и государственность. Такое развитие этноса выстраивается в цепочку: род — племя — народ — нация.

 

Последняя фаза оказывается достижима не для всех, хотя всем народам свойственно к ней стремиться. Однако одним народам история дала возможность создать свое государство, а другим — нет, и с этим фактом приходится считаться. К примеру, в Англии есть одна нация: это англичане, создавшие свое государство. А вот шотландцы, своей государственности пока не имеющие (утратившие), с этой точки зрения, остались в фазе народа, а в фазу нации не перешли. Правда, в последнее время мы видим подвижки в этом плане, так что, возможно, шотландцы в перспективе также обретут статус нации.

 

Иными словами, в русском понимании стоит знак равенства: нация есть государствообразующий этнос.

 

Такое понимание в корне противоречит французскому или американскому представлению о нации как согражданстве. И данное противоречие зачастую препятствует адекватному взаимопониманию. Мы должны учитывать этот факт, заметив при этом, что такое же, как у русских, понимание нации (в основе которого лежит этничность) свойственно также немцам, евреям, украинцам, латышам и многим другим народам, как имеющим свою государственность, так и не имеющим ее.

 

Еще раз уточню значение термина «нация», которым я намерен пользоваться: нация — это не просто население данной страны и не просто совокупность ее граждан. Нация есть государствообразующий народ страны, все представители которого связаны между собою общностью биологического происхождения. Нация — это народ, данную страну создавший, народ, на котором она держится.

 

В России таким народом является только русский народ, который в данной связи правомерно титуловать русской нацией. Так сложилось исторически и фактически.

 

Здесь мы должны обратить внимание на вторую политико-лингвистическую нестыковку в русском и европейском словоупотреблении.

 

Дело в том, что в европейских языках, как правило, не происходит различения семантики слов «российский» и «русский»: все различия покрываются единым словом «russian». В то время как для нас эта разница имеет очень большой и принципиальный характер. Поскольку слово «российский» указывает на государственно-территориальную принадлежность персоны, а слово «русский» — на этническую. Русские не любят называть себя «россиянами», предпочитая этим термином обозначать исключительно нерусских жителей России.

 

Бездумная попытка Ельцина

 

В постсоветской России была сделана попытка пересмотреть традиционную отечественную концепцию нации. Это произошло в ходе стремительного сближения России с Западом, где ведущую роль играют США, во многом определяя не только текущую политику, но и философию политики.

 

В Америке нация понимается исключительно как согражданство. Своеобразие истории США, где автохтоны были загнаны в резервации, а современное активное население сформировано пришельцами всех этносов и всех рас, определило и подходы в национальном вопросе.

 

Покойный президент Кеннеди недаром говорил: мы, американцы, — нация иммигрантов. До недавнего времени в США господствовала концепция «плавильного котла», лишь в наши дни сходящая со сцены. Мультиэтничность и мультикультурализм — есть краеугольный камень американского общества, его естественная основа.

 

Ради скорейшей политической, экономической и культурной интеграции в западный мир в ельцинской России была сделана попытка бездумно перенести в нашу страну подобное понимание нации. При этом полностью игнорировалось своеобразие истории России, ее принципиальное отличие от истории США.

 

Ни американские, ни схожие с ними стандарты (например, канадские) недопустимо применять в нашей стране. Ибо США и Канада — страны, созданные эмигрантами, пришельцами, вторженцами; у этих стран нет и по определению не может быть государствообразующего народа.

 

В России такой народ есть, он один-единственный, и этот народ — русские. Там «нация» — это фикция, обозначающая некий случайно сложившийся мозаичный конгломерат народов, для которого основными общими признаками являются территория и гражданство. В России же реально существует единственная нация — русский народ, создавший некогда здесь свою государственность и самоопределившийся на всей территории страны.

 

В США коренные автохтонные народы загнаны в резервации, а все остальные пользуются нравственно оправданным равноправием — все, будучи равными по положению пришельцами. В России же русские упорно не идут в резервации, и никакое «равноправие» не кажется им справедливым в стране отцов, которую они получили в наследство от предков и которую столетиями берегут от любых хищных пришельцев. И так далее.

 

Ельцин не мог понимать этих тонкостей и со свойственной ему слепой энергией стал продвигать в политике концепцию «россиянства», «российской нации». Он отменил графу «национальность» в паспортах и попытался навязать русским несвойственную им вторичную, «российскую» идентичность.

 

Затея вполне нелепая! Ведь не русских назвали по имени Россия, а наоборот, Россию назвали по имени русских: Россия — «страна россов», то есть русов, русских. И русским принимать на себя вторичный этноним «россияне» по меньшей мере неприлично и унизительно.

 

Тем более, что памятен советский неудачный опыт лишения русских своей национальной идентичности. В 1986 году на вопрос социологов «Кем вы себя считаете?» 90 % эстонцев ответило «Мы — эстонцы!», но 78 % этнических русских ответило «Мы — советские», и только 15 % ответило «Мы — русские». Таков был чудовищный результат искусственной денационализации русских, навязанной большевиками.

 

Но этот негативный опыт сегодня всецело в прошлом. Не случайно бывший Советский Союз распался по национальным границам, а представители партноменклатуры отбросили коммунистический интернационализм и принялись за активное строительство не просто национальных государств, а самых настоящих этнократий по всему периметру границ России.

 

«Казахстан — для казахов!», «Украина — для украинцев!», «Грузия — для грузин!» и т. д. — это совсем не пустые слова, а негласная суть всех без исключения бывших советских государств. (Даже в братской Белоруссии, где русских вообще‑то не обижают, их процент снизился, к примеру, в армии на руководящих постах с почти 75 % до почти 15 %.)

 

Повсеместно в бывших национальных республиках СССР мы наблюдаем полное торжество принципа этничности. Россия, где русские составляют более 80 % населения, вступает сегодня, хотя и с большим опозданием, на тот же путь.

 

Неудивительно, что общество негативно восприняло этнополитические новации Ельцина. Сегодня русские уже не хотят, чтобы их переименовали в «россиян», как некогда — в «советских». Как сообщает наиболее авторитетная социологическая служба ВЦИОМ, лозунг «Россия — для русских!» с оговорками или без оных поддерживали в 1998 году — 43 % населения, в 2005‑м — уже 61 %, а сейчас уже более 70 %! (В то же время категорически против лозунга выступает не более 20 %, то есть практически лишь нерусское меньшинство страны.)

 

Абсолютное большинство населения сегодня готово консолидироваться вокруг идеологии русского национализма, развивающейся и набирающей популярность. Сказанное означает, что Россия медленно, но верно сдвигается в сторону построения Русского национального государства вместо юридически и политически асимметричной Российской Федерации.

 

Необходимо пояснить, что все большая часть населения проникается сегодня пониманием того, что Россия является не много-, а мононациональной страной, в полном соответствии с международными стандартами. Ведь во всем мире считается, что если граждане страны, относящие себя к одному этносу, составляют 67 и более процентов населения, такая страна является мононациональной.

 

Русских в России свыше 80 % населения, больше, чем евреев в Израиле. Но ведь никто же не именует Израиль многонациональной страной, несмотря на этническую пестроту его населения! Такая нелепость даже в голову никому не придет: все знают, что Израиль — это страна евреев. В этой связи назойливые попытки некоторых российских деятелей муссировать тему «многонациональности», «многоконфессиональности» и «мультикультурности» России вызывают растущее неприятие и раздражение в народе.

 

В этом отношении Россия сегодня полностью повторяет путь европейских стран, которые на собственном горьком и страшном опыте убедились в провале политики мультикультурализма, десятилетиями терзавшей послевоенную Европу. Заявления трех уважаемых лидеров ведущих стран Европсоюза на этот счет — Кэмерона, Меркель и Саркози — не оставляют в этом сомнений. Тот факт, что российские правители, Медведев и Путин, болезненно отреагировали на эти широко прозвучавшие признания, говорит лишь об их огорчительной нечуткости к основным политическим тенденциям времени, о нежелании считаться с логикой истории и правдой жизни.

 

Я не буду подробнее останавливаться на данной теме, поскольку полагаю, что в Европе давно вызрело ясное и выстраданное понимание того, что политика мультикультурализма оказалась мощным фактором нестабильности и деградации практикующих ее стран. Не стану ломиться в эту открытую дверь.

 

Резюмируя эту часть моего доклада, хотел бы довести до уважаемой аудитории краткий вывод. Для того, чтобы обеспечить взаимное понимание и адекватные результаты общения с представителями России, надо помнить о том, что Россия — не полиэтническая, но мононациональная страна. Разных этносов со своими культурами и религиями в России много, но нация одна, и это русские — и только.

 

Вердикт антропологов

 

Необходимо сказать несколько слов о том, что представляет собой русский народ, русская нация с точки зрения расово-антропологической.

 

Известна фраза Наполеона, которую любил повторять Ленин: «Поскреби русского — найдешь татарина». На этой теме паразитировало немало демагогов в разные времена, вплоть до министерства пропаганды Геббельса и СС Гиммлера, выпустившего массовым тиражом брошюру «Унтерменш», где доказывался именно тезис расовой нечистоты русского народа в связи с подмесом крови татаро-монголов в ходе 250‑летнего ига.

 

Итак, первая проблема: насколько мы азиаты?

 

Важный вопрос, волнующий уже не одно поколение русских.

 

Первый и последний, краткий и ясный ответ: ни на сколько.

 

Что касается легенды о значительном влиянии азиатских генов на формирование русского антропологического типа, то она давно опровергнута отечественной антропологией и генетикой. Легенда эта поддерживается ангажированными политиками, но не находит научного подтверждения.

 

К примеру, известный советский антрополог Н. Н. Чебоксаров исследовал такой основной признак монголоидности, как наличие эпикантуса — особое устройство век. Ученый установил, что у монголоидов он встречается в 70‑95 % случаев. А дальше — внимание! «Из числа более чем 8,5 тысяч обследованных русских мужского пола эпикантус обнаружили только двенадцать раз, к тому же только в зачаточном состоянии», то есть лишь у 0,14 %.

 

География кожных узоров также свидетельствует: мы не обнаруживаем никаких «монголоидных» влияний на русский генофонд. Аргументы от генетики мы найдем в книге докторов биологических наук Е. В. и О. П. Балановских: «Базовый, главный вывод, который следует из проведенного изучения русского генофонда, — это практически полное отсутствие в нем монголоидного вклада»; «Не русскому генофонду выпала роль «буферной зоны» между западом и востоком, не он стал местом их встречи — эта роль досталась иным народам, живущим на восток от Урала».

 

То есть, с монголоидами у нас — генетическая стена, кордон, четкая граница: тут кончаются одни, а там начинаются другие. Не скифы мы, не азиаты мы, с раскосыми и жадными очами, вопреки известным стихам Александра Блока.

 

Таким образом, сформулируем правильное определение: русский народ — это сложносоставной европеоидный этнос, имеющий славянскую генетическую основу от летописных племен и говорящий по‑русски.

 

Все познается в сравнении. Антропологической экспедицией 1955‑1959 годов, возглавляемой крупнейшим советским антропологом В. В. Бунаком, были изучены более ста групп великорусского населения.

 

Предварительно, сопоставив данные по десяткам групп населения всей зарубежной Европы, Бунак выявил пределы максимальных и минимальных значений антропологических признаков для этих групп (форма и размеры головы, лица, носа, а также длина тела и т. п.). Сравнение этих данных с теми же пределами значений для русских показало, что у русских разброс в два раза меньше, чем для всего европейского населения.

 

Что же получается? Во-первых, все европейские признаки выражены у русских наиболее типично (по основным расовым критериям мы занимаем центральное положение среди европейцев, являемся эталонными европеоидами). А во‑вторых, русские значительно однороднее антропологически, чем население Европы в целом.

 

Современный известный антрополог В. Е. Дерябин подтвердил вывод насчет русской европеоидности уже в наши дни: «Русские по своему расовому составу — типичные европеоиды, по большинству антропологических признаков занимающие центральное положение среди народов зарубежной Европы и отличающиеся несколько более светлой пигментацией глаз и волос, и менее интенсивным ростом бороды, и более крупными размерами носа».

 

Правда, существует проблема славяно-финского смешения, но охотники попрекать нас этим смешением не учитывают того факта, что финны, как и славяне, имеют общего прародителя: кроманьонца. Это разновидности одного вида, «однорасовые близнецы», образовавшиеся путем дивергенции. Поэтому русско-финские браки с точки зрения биологии давали вовсе не «порчу» генетического материала этих суперэтносов, а лишь реверсию — восхождение к исходному типу (кроманьонца), явление, открытое и описанное еще Чарльзом Дарвиным.

 

Итак, в расовом отношении русский народ всецело принадлежит к европеоидам. Данные о близости русских по спектру гаплотипов к разным народам Европы показали: да, мы — европеоиды, четко и однозначно: «Карта генетических расстояний показала, что к русскому генофонду близко население практически всей Европы, при этом смежное с русскими население Урала и Кавказа, не говоря уже о более отдаленных регионах, генетически резко отлично».

 

«Русский генофонд — европеец, а не евразиец!», — утверждают Балановские. Неплохой слоган, хотя точнее было бы: европеоид, поскольку европеец — это сегодня более цивилизационное, чем расовое понятие.

 

Интеллигенция vs средний класс

 

Что же собой представляет русская нация с точки зрения социологии? Какие классы и страты в себе содержит, какую социодинамику демонстрирует?

 

Изменения, которые в этом плане претерпела Россия за какие‑то сто лет можно поистине назвать волшебными.

 

Страна вступила в ХХ век, имея 86 % населения в лице крестьян, и только 2,7 % занятого населения в лице работников умственного труда (куда по стандартам времени зачислялись даже работники почты и железной дороги). И чуть более 10 % приходилось на рабочий класс, солдат и деклассированные элементы.

 

К моменту распада СССР, по переписи 1989 года, крестьянским трудом в РСФСР занималось примерно 12 %, умственным — 30 %, остальное приходилось на долю рабочего класса. То есть, крестьянство сократилось в семь с лишним раз, а интеллигенция выросла более чем в десять раз.

 

Россия прошла через процесс форсированного раскрестьянивания, который, скажем, в Англии растянулся на семьсот лет, а у нас занял всего семьдесят. За счет колоссальной человеческой энергии, освобожденной этим процессом, объясняются некоторые грандиозные достижения Советской власти, включая индустриализацию, освоение Сибири, Дальнего Востока, Севера, целинных земель, Великую Победу во Второй Мировой войне и многое другое.

 

Большинство вчерашних крестьян и их детей сменило форму физического труда — с сельского на городской, превратилось в рабочих. После распада Советского Союза, в результате тотальной деградации промышленности рабочий класс, составлявший более 60 % в СССР, стал стремительно разлагаться, деклассироваться. Его общественное значение и при Советской власти было чисто номинальным, ничего не определяющим в действительности, а ныне и вовсе близко к нулю.

 

Но самые интересные и многообещающие изменения произошли с интеллигенцией. Дело в том, что социалистическое общество строилось Советской властью, исходя из государственной потребности в специалистах той или иной квалификации, с прицелом на дальнюю коммунистическую перспективу. Справедливо полагая, что пресловутая соль земли, все же, есть человек гармонически развитый, имеющий высокий интеллект и творческую мотивацию своей деятельности, большевики всегда активно ковали кадры социалистической интеллигенции.

 

Итогом целенаправленной государственной социальной политики стал высочайший процент интеллигенции — специально образованных людей умственного труда. Из всех стран мира интеллигенции, больше чем у нас, было только в ФРГ (35 %) и США (40 %).

 

Интеллигенция стремительно выросла за годы Советской власти, сложилась в мощный класс, класс-гегемон конца ХХ века, определяющий судьбы страны. Класс, имеющий свои, классовые, интеллигентские права и интересы, свое классовое сознание и психологию. Все радикальные изменения конца ХХ столетия в СССР и России вызваны прямо или опосредованно этим фактом.

 

Занимаясь, как культуролог, с 1973 года историей и теорией интеллигенции, я еще в 1980‑е напророчил грядущую интеллигентскую революцию. Буржуазно-демократическая революция 1991‑1993 гг. именно таковою и была. Выращенная большевиками для коммунистического строительства интеллигенция похоронила Проект. Такой парадокс.

 

В силу сказанного понятно, почему интеллигенция была столь необходима Ельцину на стадии сокрушения советского режима. Недаром он всячески заигрывал с интеллигенцией и спускал ей даже самую грубую критику. Но для его преемников, пытающихся стабилизировать свой режим, интеллигенция стала обременительной обузой, скорее опасной, чем необходимой.

 

Одна из закономерностей мировой истории состоит в том, что вслед за буржуазно-демократической революцией следует, как правило, «вторая волна» — революция национальная, аналогичная по своим движущим силам «первой волне». Так было когда‑то во Франции, в Германии… Конкретно в нашей стране этой движущей силой должна стать русская интеллигенция, продвигающая задачи построения национального государства.

 

Но новая, национальная революция «второй волны», неизбежность которой ощущается в атмосфере, преемникам Ельцина не нужна. Более того — опасна. Неудивительно, что из двойственного содержания буржуазно-демократической революции они охотно приняли и всячески укрепляют буржуазную составляющую. А вот демократическую составляющую при этом взяли под подозрение и ограничили как только могли. Придя тем самым в непримиримое противоречие с интеллигенцией России, требующей расширения демократических прав и свобод. Этим во многом объясняется рост протестных настроений, который мы сегодня наблюдаем в стране.

 

Отсюда вполне осознанная и целенаправленная задача для власти: «переквалифицировать» доставшуюся в наследство от СССР огромную и вольнолюбивую русскую интеллигенцию с ее гигантским интеллектуальным потенциалом — в некий «средний класс», о коем еще двадцать лет назад у нас и слыхом не слыхивали. На наших глазах происходит попытка растворить интеллигенцию в морально и политически индифферентном среднем классе, который, собственно, никаким классом не является вообще, а представляет собой всего лишь общественную страту с имущественным цензом.

 

Президент Дмитрий Медведев заявил на заседании Госсовета 27 марта 2008 года, что к 2020 году доля среднего класса в населении России должна достичь 60‑70 %, а магистральный путь к этому — развитие малого и среднего бизнеса. Между тем, гигантский средний класс — не есть общество всеобщего благоденствия, это, скорее, страна — коллективный Сизиф. Страна лабазников и чиновников: вот точная социологическая расшифровка этой мечты. И настоящий рай для бюрократа! Бескрайнее поле для пастьбы…

 

Итак, властям нужен средний класс, чем больше — тем лучше. Но откуда же Кремль возьмет такое количество среднего класса? Путь тут возможен только один: переработка общественной структуры, доставшейся в наследство от советского общества. В первую очередь, деклассирование русской интеллигенции — социально и национально ущемленной, недовольной, многочисленной и оппозиционной.

 

Для этого нужно немногое: изменить мотивацию ее деятельности. Заменить творческие и подвижнические, мессианские мотивы — на шкурные. Тотально.

 

Только и всего. Вполне, увы, выполнимая задача.

 

Как совместить со всем сказанным невиданный рост в России студенчества и вузов? Если верить статистике, сегодня в вузах учится в 2,5 раза больше студентов, чем в самые цветущие советские годы. Это ли не залог воспроизводства русской интеллигенции в нашей стране?

 

Увы, нет. Не залог. По трем основаниям.

 

«Чем шире культура, тем тоньше ее слой», — говаривал мудрец. В культуре закон диалектики не работает: количество не переходит в качество.

 

Ненужная бюрократам и брошенная ею на произвол судьбы интеллигенция вынужденно занялась форсированным воспроизводством. Умножая тем самым контингент и без того лишней для государства интеллигенции. Замкнутый порочный круг.

 

При этом определенная часть наиболее способных, талантливых, умных детей, взяв знания, покидает нашу страну. Сегодня Россия — мировой цех по поставке светлых голов, в том числе нашим стратегическим… отнюдь не друзьям. Конвейер действует бесперебойно, принося нам колоссальный убыток. Новую русскую интеллектуальную элиту, необходимую нам, как воздух, продают за рубеж на корню, как пшеницу, гонят на Запад, как сырую нефть.

 

В-третьих, число псевдо-академий, псевдо-университетов, наспех преобразованных из вчерашних училищ и пединститутов — огромно. Единственное условие для жаждущих знания — платите денежки и вы получите диплом о высшем образовании. В результате перепроизводство некачественной интеллигенции, которым грешила уже и Советская власть (и которое приняло сегодня ни с чем не сообразные размеры), ведет к деградации всего общества, к упадку престижа умственного труда, к росту отчаяния и многочисленным социальным деформациям.

 

Сегодня вопрос стоит так: кто кого опередит и победит? Власть, деклассирующая, разинтеллигенчивающая интеллигенцию, низводящая ее в инертный средний класс? Или интеллигенция, переходящая от буржуазно-демократической революции — к революции национальной? Противопоставляющая диктатуре бюрократии — свою собственную диктатуру русской интеллигенции?

 

Для самой интеллигенции — это вопрос жизни и смерти.

 

Таков краткий, по необходимости, политологический, этнологический и социологический портрет современной «российской» (русской) нации.

 

Александр Севастьянов