КОЖЕМЯКИНЫ: ОТЕЦ И СЫН

Подвиг шестой роты псковских десантников, совершенный 29 февраля — 1 марта 2000 г. в Чечне, под Улус-Кертом, при обороне высоты 776.0, стал символом мужества и стойкости сегодняшнего поколения солдат и офицеров. Проявив массовый героизм, десантники не пропустили на равнину более двух тысяч хорошо вооруженных и подготовленных чеченских террористов, которые планировали захват городов и сел.

Бытует мнение, что чеченцы, предлагая десантникам пропустить их, говорили — мы точно знаем, что на помощь вам никто не придет. Если бы помощь пришла, то можно было бы сказать, что это был обычный блеф с целью деморализовать десантников и заставить их отступить. Но на помощь погибающей роте действительно никто не пришел.

Ко встрече с Сергеем Ивановичем Кожемякиным — отцом Героя России старшего лейтенанта Дмитрия Кожемякина, погибшего в 2000 г. под Улус-Кертом, я постарался подготовиться основательно.

В Интернете нашел карту передвижения 6‑й роты, буквально почасовую схему самого боя. Но каково же было мое изумление, когда полковник Кожемякин разложил на столе огромную карту всего района последнего боя псковских десантников. На ней были отмечены перемещения отрядов не только в те три дня, но и за неделю до трагедии.

Из его обстоятельного рассказа я понял, что он по крупицам собрал и восстановил многие обстоятельства тех страшных дней. Я слушал рассказ полковника и все больше понимал, как же любит своего сына Сергей Иванович, как гордится им. Он решил увековечить память сына, восстановив правду об обстоятельствах гибели не только Димы, но и остальных восьмидесяти трех солдат и офицеров. Своей несгибаемой стойкостью они напомнили нам об истинных традициях русского воинства, навеки вписав себя в историю чеченских войн.

Рассказывает Сергей Иванович Кожемякин…

«Пытаюсь всё осознать…»

29 февраля 2000 года в Пскове начали хоронить разведчиков из армейского спецназа, погибших 21 февраля под селом Харсеной. И вдруг десантники 76‑й Гвардейской воздушно-десантной дивизии стали уходить с похорон. Спрашивают: «Что такое?» А они отвечают: «Наши завязали такой бой, что потерь будет больше».

2 марта я занимался в своем кабинете планированием занятий по боевой подготовке. Раздается звонок: «Иваныч, ты?». — «Я». Звонил Горячев (С. В. Горячев — командир 175‑й отдельной разведроты 76‑й дивизии — Ред.). — «Димка убит». Я положил трубку.

Пытаюсь все осознать, звоню в Псков, в дивизию (76‑ю воздушно-десантную дивизию. — Ред.), никто не отвечает — связь была полностью блокирована. Догадался, что звонили с домашнего телефона. Снова звоню в Псков, и мне Сергей Горячев объясняет: «Уже второй день идет страшный бой, живых почти не осталось, Димка погиб».

Я еду в Псков, ночую там и 3 марта возвращаюсь в Питер. 4 марта я прибыл в Ростов, чтобы лететь в Ханкалу (в Ханкале находится штаб Объединенной группировки войск в Чечне — Ред.). А мне говорят, что лететь не надо, погибших вывезли большими вертолетами в Ханкалу, чтобы перегрузить на самолеты и отправить в Ростов. О гибели десантников никто в то время еще не знал, я первый примчался. Днем мы побывали и в госпитале, и в медико-криминалистической лаборатории Минобороны, но погибших десантников нигде не было.

Ночью в гостинице раздался звонок: «Иваныч, выгляни в окно». На машине с мигалками за мной заехал мой товарищ, полковник Старостин, и повез меня в госпиталь. Там мне навстречу встал майор в горном снаряжении, мы не были знакомы раньше, но он со мной где‑то встречался.

Майор этот говорит, а на глазах слезы: «Товарищ полковник, я Диму привез». Я спросил: «Что там случилось?» — «Бой шел больше суток, небо было ясное, голубое, но не было никакой помощи от авиации, артиллерия сдохла» — «Ты хоть кушал чего‑нибудь?» — «Мы уже три дня почти ничего не едим, кусок в глотку не лезет».

В это время пришел человек с ключами от ангара. Заходим, там сорок семь носилок, на них в черных мешках погибшие лежат. Я спрашиваю: «Ты знаешь, где Дима?» Он ответил, что знает, но все равно перепутал. Подходим к носилкам, на которых бирка «Старший лейтенант», и я вижу ноги Димкины, размер сорок четыре с половиной. Его, как потом оказалось, и опознали по бахилам из комплекта химзащиты армии ГДР, в которых он ходил по горам.

Я говорю: «Он же лейтенант». А мне в ответ: «Батя, он уже представлен к Герою России за другие бои, и по званию уже старший лейтенант». Я говорю: «Ну, открывай», и начинаю дырки на теле считать. До головы дошел, дальше смотреть не стал, говорю ребятам: «Посмотрите голову, там пятно должно быть. Бабушка жарила блины, капнула ему, когда маленький был».

У Димки было три пулевых ранения в правом боку, дырка возле плеча, выше области сердца, и дырка ниже области сердца. Всего пять пуль. Все ранения были не смертельные. А вот слева на груди все было черно — его в упор расстреливали из подствольного гранатомета ВОГ-25. Голова была раздавлена. Я врачей спросил: «Чем били, прикладами?» «Нет, — говорят, — ногами». Димке, когда готовили его к похоронам, церковное полотенце пришлось на голову положить.

Потом я подошел к Марку Евтюхину (командир батальона подполковник Марк Евтюхин — Ред.). У Марка одна пуля в правом боку, вторая выше сердца. И еще была дырка в верхней части головы, то ли от осколка, то ли от пули. Ефрейтор Лебедев, Димкин пулеметчик, был весь пробит пулями, а лицо целое. Сержант Козлов, судя по ранениям, подорвал себя гранатой.

У меня были списки всех разведчиков, и уже к обеду 5 марта погибшие были готовы к отправке — Ан-12 стоял, чтобы лететь через Смоленск на Левашово (военный аэродром под Санкт-Петербургом — Ред.), командир экипажа дал добро. Самолет должен был доставить погибших из Внутренних войск в Смоленск и лететь домой. Но мне офицеры, ответственные за отправку, сказали: «Сережа, не трогай пока их. Они все вместе полегли, пусть их вместе в Псков и отправят».

В Петербург я вернулся в понедельник утром, а во вторник из Ростова звонит полковник Старостин: «Дан приказ раскидать погибших по стране, чтобы никто не знал». В пятницу мне докладывают, что первые двенадцать гробов отправили в Псков. Еду в Псков, а там ИЛ-76 покружился-покружился, и его на военный аэродром в Острове посадили, потому что выборы губернатора города на воскресенье были назначены.

Решили: пока выборы не закончатся, ничего не делать. Мне ребята говорят: «Давай мы Димку на Левашово доставим». Я ответил: «Уже больше недели ребята лежат в гробах, сколько можно. Погибли 1‑го, сколько дней прошло. На машине сам довезу».

14 марта Вечевая площадь Псковского Кремля не смогла вместить всех, кто пришел проститься с погибшими десантниками. Никто не ожидал, что с погибшими в Чечне захотят проститься несколько тысяч человек. Из официальных лиц в Псков прибыли министр обороны Игорь Сергеев, командующий ВДВ Георгий Шпак, помощник и.о. президента Сергей Ястржембский.

Четверых разведчиков забрали в 234‑й парашютно-десантный полк, где размещается и 175‑я отдельная разведрота. Никто из военного начальства так и не приехал проводить героев в последний путь, только офицеры и солдаты полка, разведроты, артиллерийского полка и других подразделений смогли спокойно попрощаться со своими товарищами.

Начало

В феврале 2000 года на горе Дембайирзы находился базовый лагерь 1‑го парашютно-десантного батальона. На блоках (блок — опорный пункт подразделения — Ред.) были 1‑я и 3‑я парашютно-десантная роты, основная же часть полка стояла в Хатуни. Хатуни в переводе на русский язык означает «Царица». По последним данным ФСБ, только в семидесятых годах в этих краях был уничтожен последний бандит, который скрывался в лесах со времен Великой Отечественной войны.

Один из мусульманских батальонов «Бранденбург» во времена Великой Отечественной именно в этих местах базировался. Здесь же находился аэродром для заброски немецких диверсантов на территорию всего Северного Кавказа.

Гнилое место, поэтому до недавнего времени в этом районе стояли подразделения 45‑го разведывательного полка ВДВ и полк внутренних войск. Это всегда был спокойный спальный район боевиков.

Утром 29 февраля подразделения 2‑го парашютно-десантного батальона и разведдозор под общим руководством гвардии подполковника Марка Евтюхина начали движение для выполнения боевой задачи — создания опорных пунктов в районе высоты 776.0. Первым рано утром ушел разведдозор, который после выполнения задачи должен был вернуться к месту своей постоянной дислокации.

Они выбрали самый тяжелый маршрут — по гребням высот, чтобы на засаду не нарваться.

Что из себя представлял этот разведдозор? Там был Дима, сержант Хаматов, ефрейтор Лебедев, старший сержант Арансон, младший сержант Козлов, младший сержант Иванов — 2‑й разведвзвод 175‑й отдельной разведывательной роты 76‑й дивизии. Плюс старший лейтенант Воробьёв, заместитель командира разведроты 104‑го парашютно-десантного полка.

С ними были младший сержант Щемлёв и старший сержант Медведев, капитан Романов, командир артиллерийской батареи 104‑го полка, артиллерийский корректировщик, радист сержант Стребин, старший лейтенант Колгатин, командир инженерно-саперного взвода 104‑го полка. Вот такой был сильный разведдозор, двенадцать человек.

Следом за разведчиками начал движение майор Доставалов и лейтенант Ермаков с бойцами 1‑го взвода 4‑й парашютно-десантной роты 104‑го полка, всего семнадцать человек. А затем начал движение подполковник Евтюхин с 6‑й ротой. Командиром этой роты был майор Молодов, очень хороший офицер. До этого он служил в Буйнакске командиром разведроты, но после первой чеченской за ним и за его семьей началась охота, и ему пришлось расторгнуть контракт и уехать.

Молодов пожил у себя в Тюмени какое‑то время, вернулся и в Пскове в 76‑й дивизии ВДВ снова подписал контракт. Его временно поставили командиром 6‑й роты 104‑го парашютно-десантного полка. С комбатом выдвигались старший лейтенант Шерстянников, командир зенитно-ракетного взвода, который входит в состав полка, и лейтенант Рязанцев, командир артиллерийского взвода — это уже второй артиллерист-корректировщик.

Разведчики пришли к высоте 766.0 29‑го февраля около 11.00 и встали. Наконец, подошел заместитель командира 2‑го парашютно-десантного батальона майор Доставалов, который из‑за сложности задачи был назначен старшим в опорном пункте. Ему говорят: «Товарищ майор, вот ваша высота 787.0, занимайте оборону». Он отвечает: «Спасибо, ребята, там 6‑я рота еще выдвигается, нескоро будет». После этого майор Доставалов начал занимать оборону на высоте 787.0. Разведчики ждут подхода 6‑й роты, постоянно по радиостанциям спрашивают: «Где вы?» Им отвечают: «Находимся в движении».

Наконец подходит комбат с 1‑м взводом. Разведчики подполковнику Евтюхину докладывают: «Товарищ подполковник, высота ваша там, Доставалов занимает оборону на высоте 787.0. Мы сейчас пройдем вперед метров на пятьсот-семьсот, туда, где выставляли 3‑ю роту, развернемся и уйдем назад на отдых». Евтюхин им отвечает: «Все, ребята, спасибо! Я занимаю оборону здесь, назад вернусь по своему маршруту». Разведка пошла дальше и в 12.30 вышла на передовой отряд «духов», которые поджидали своих.

Последний бой

Я думаю, что увидели они друг друга практически одновременно, столкнулись лоб в лоб. Но наши разведчики были больше готовы к бою — ведь когда ты идешь, то палец на курке всегда. Мгновенно принимают решение — уничтожить, наших же было двенадцать человек. Вступают в бой, мочат духов. Комбату разведчики докладывают: «Мы вступили в бой, имеем «трехсотых» (раненых — Ред.) и «пятисотых» (пленных — Ред.), отходим на высоту». Их и в полку, и здесь слышат.

До этого федеральные силы гнали боевиков вниз по Аргунскому ущелью, но, как вспоминает генерал Трошев в своей книге «Моя война», «мы не могли тогда предположить, что противник рискнет пробиваться на восток крупными силами. Банды соединились. К отрядам арабских наемников «прилепились» банды других полевых командиров — Шамиля Басаева, Вахи Арсанова, Бауди Бакуева, отряд «Джамаат». Они шли в Ведено, где их ждали тепло и еда, а дальше собирались двигаться на Дагестан. Вся эта масса и обрушилась на десантников, которые не успели даже окопаться».

В той же книге генерала Трошева приведена таблица переговоров Басаева с Хаттабом в тот момент, когда разведчики вступили в бой.

«Басаев: «Если впереди собаки (так боевики называли представителей внутренних войск), можно договориться».

Хаттаб: «Нет, это гоблины (т. е. десантники, на жаргоне бандитов)».

Тогда Басаев советует Черному арабу (Хаттабу), руководившему прорывом:

— Слушай, может, давай обойдем? Они нас не пустят, только себя обнаружим…

— Нет, — отвечает Хаттаб, — мы их перережем».

Когда завязался бой, Хаттаб послал вперед несколько отрядов, конных и пеших. Дима с разведчиками начал отходить под высоту, с которой их никто не прикрывал. Комбат не успел окопаться на высоте 776.0 и приказал занять оборону в седловине. У него здесь оказались все офицеры 1‑го взвода и часть 2‑го взвода. Майор Молодов выходит навстречу разведчикам, чтобы отвести их под незанятую высоту, туда, где комбат успевает занять оборону в седловине. В это время 3‑й взвод и часть 2‑го еще находились в движении. И тут вдоль дороги начинает выдвигаться конная группа духов. Она застает на этом подъеме 3‑й взвод и уничтожает его.

Надо учесть обстановку, в которой шел этот взвод 6‑й роты. Каждые тридцать-сорок минут стреляют пушки, началась стрельба из автоматов, эхо в горах гуляет туда-сюда. Получается картина такая — мы идем и идем, тащим и тащим, где‑то стреляют. Все спокойны, так как впереди шла разведка. И поэтому, когда конные духи вышли, их никто не ожидал увидеть. 3‑й взвод почти полностью полег, даже не успев вступить в бой.

Майор Молодов дошел до разведчиков, и они вместе начали отходить. Я так понял, что тогда Димка и словил пару пуль. Для его фигуры сто девяносто четыре сантиметра роста эти раны — ничто, перетянул и не чувствуешь. Но когда Молодов разведчиков вытаскивал, духи уже и снайперов подтянули. Именно тогда он получает ранение в шею, где он не был защищен «рапирой» (тип бронежилета — Ред.), и погибает. Разведчики во время отхода уничтожают пленных, вытаскивают погибшего Молодова и своих раненых. Командование 6‑й ротой принимает на себя капитан Соколов, замкомандира 6‑й роты.

Один отряд духов попытался обойти вокруг. Но там находился опорный пункт 2‑го взвода 3‑й парашютно-десантной роты, выставленный Димкой 27 февраля. Окопы у них были выкопаны в полный профиль, установлены минные поля. Поэтому духи не полезли дальше и приняли решение атаковать наших в лоб — через седловину между высотами.

К 16‑17 часам 29 февраля общая обстановка вокруг места боя была такая: блокпосты 1‑й парашютно-десантной роты уже были сняты, люди сосредоточены внизу, у населенного пункта Сельментаузен. И тут докладывают: «Наши ребята ведут бой, надо снова подниматься на гору Дембайирзы». И к вечеру им снова пришлось подниматься на эту гору. Это тяжело: спуски, подъемы.

Старшим по деблокации назначили майора Барана, в то время он был начальником разведки 104‑го полка. Замом назначили майора Величенко, заместителя командира 1‑го батальона. С ними было пять-шесть офицеров-добровольцев и около тридцати бойцов. Они пошли на помощь точно по тому маршруту, по которому Димка накануне выводил десантников. Не встречая никакого огневого сопротивления, они перешли реку Абазулгол, поднялись выше, стало темнеть.

У них почему‑то была всего одна радиостанция. Майор Баран вышел на связь с Марком Евтюхиным и, по его словам, голос у Евтюхина был спокойный. Он сообщил, что корректирует огонь артиллерии, занимает оборону и так далее. Тогда Баран докладывает командиру полка, что «карандаши» (солдаты — Ред.) промочили ноги, и просит дать команду на отход, чтобы возобновить движение рано утром. По команде Мелентьева (полковник Сергей Юрьевич Мелентьев, командир 104‑го полка, осуществлял руководство боем с командного пункта) группа майора Барана начинает отход, не дойдя до места боя. Решили возобновить движение утром, часа в четыре. Мое личное мнение — испугались. А там все грохочет, бой вовсю идет.

Герой России подполковник Теплинский, начальник штаба 104‑го полка, успокаивает всех: «Ночью духи атаковать не будут». Все ждут утра, а духи атакуют всю ночь, передышка была только с трех до пяти часов. Димка выходил на связь еще где‑то в час-два ночи. По рации говорил: «Так где же помощь? Их тут как китайцев, все кишит».

Ночью на высоте 787.0 лейтенант Ермаков был тяжело ранен, убиты несколько бойцов. И здесь, по моему мнению, допускается ошибка — майор Доставалов с бойцами отходит с высоты. Некоторые говорят, что прорывался. Но некуда там было прорываться, он сделал тактически неправильный ход — оставил высоту и оголил весь левый фланг. Ведь принцип обороны, как написано в Боевом уставе: «Ни шагу назад». И надо было, наоборот, из седловины подтягиваться на высоту и на ней занимать круговую оборону.

Конечно, ситуация была очень тяжелая — потери большие, люди гибнут. Доставалов мог предположить, что подойдет к Марку Евтюхину и вместе с ним будет прорываться. Но раненых, причем не только врагом, но и осколками своих снарядов, много. А своих не бросают.

Один из оставшихся в живых бойцов, сержант Супонинский, рассказал, что ночью в седловину пришел разведчик Кожемякин, скинул оружие и сказал: «Все, у меня все полегли». Оставшиеся в живых к утру 1 марта десантники схватились с «духами» врукопашную, рубились саперными лопатками, ножами. Но после 7.00 на связь уже никто не выходил.

Примерно в шесть утра начало светать. Группа майора Барана опять начинает движение на помощь. Только к реке подошли, еще не форсируют, видят, что два человека отходят, несут третьего — раненого. Майор Баран дает команду рядовому Голубеву, Димкиному снайперу: «Возьми на мушку, вдруг духи отходят». Снайпер отвечает: «Это наши».

Отходившие бойцы говорят: «Там духов много, даже не суйтесь». Их начали расспрашивать, что да как. Они говорят: «Рядом с нами лежал раненый офицер-разведчик в белом маскхалате». В маскхалатах были только разведчики. Их спрашивают: «Кто лежал, Кожемякин или Воробьёв?» Но они по фамилиям офицеров не знали. (Позднее было установлено, что это был Алексей Воробьёв, скончался от потери крови. — Ред.).

Бой шел почти до обеда 1 марта. Он то замолкал, то снова начинался — очнется кто‑то раненый, в бой вступает. В одном месте, как пленные показали, крики поднялись: «Аллах акбар!», и опять бой заскрежетал. В тот момент Димка оказал последнее сопротивление. Один из офицеров 104‑го полка рассказывал: «Я эту сопку излазил вдоль и поперек. 1 марта по свежим следам поднимался, 2‑го, 3‑го и 4‑го, когда всех погибших уносили с высоты. Поле боя о многом говорит. Кожемякин, командир разведвзвода, — хороший рукопашник и, видно, здорово сопротивлялся. У него лицо было полностью разбито прикладами, а рядом валялись несколько зарезанных боевиков. Его, наверное, как последнего офицера, хотели взять живым».

1‑го марта в обед над местом боя прошли два вертолета. Пилоты десантникам передают: «Что вы там сидите, ваших убитых духи уже в кучу стаскивают». После этого сообщения майор Баран с майором Величенко снова начали движение вперед и наконец‑то ближе к ночи пришли на место боя. Они нашли наших восемьдесят три человека убитыми (восемьдесят четвертого, рядового Тимошина, найдут позже) и отошли назад. А духи вывозили трупы своих 1‑го марта целый день.

Говорят, что есть фильм, который длится около пяти часов, на Западе его крутят. В отрядах у полевых командиров были западные телевизионщики, которые все снимали специальными кинокамерами. Говорят, что сняты наши десантники в рукопашном бою. Я пока этот фильм не могу найти. Когда мы были на телевидении, звонили из Дагестана — предлагали фильм купить, он там ходит-бродит где‑то.

Западные киношники должны были снять то, что духи собирались сделать — как они входят в Сельментаузен, Хатуни, Ведено, называют своих же заложниками. После этого объявляется исламская республика, и они продвигаются на Дагестан. Все это должно было быть сделано для того, чтобы ввести чрезвычайное положение в этом регионе.

По Конституции, если в одном из регионов объявляют чрезвычайное положение, то выборы президента, которые как раз были назначены на 26 марта 2000 года, переносятся на неопределенный срок. В случае переноса выборов деньги Березовского, Гусинского и других заинтересованных лиц сыграли бы против Путина. Я думаю, что наши десантники все эти планы и сорвали.

«Грубые просчёты»

Рядом на горе Дембайирзы находилась одна из групп «Вымпела», но она не пошла на помощь. Я встречался с ее командиром и спросил его: «Димка же пару раз с тобой в горы ходил, что же ты не помог ему?». А он мне отвечает: «Приказа не было». К месту боя тогда же подвели две группы разведчиков из 45‑го полка разведки ВДВ и тоже дали команду стоять.

Когда 2‑го марта десантники снова пришли на высоту вместе с «Вымпелом» и разведчиками 45‑го полка, опять началось движение духов. Наши еще раз отошли. И только 3‑го марта началась эвакуация погибших десантников. А на высотах так и остались валяться арабы и прочие, в Чечне они никому не нужны.

По некоторым оценкам, духов было около двух с половиной тысяч, даже больше. Раненые, перебинтованные, деморализованные, они пачками сдавались в плен. Это Хаттаб дал боевикам команду сдаваться, но только МВДешникам. Среди сдавшихся в плен очень много было наемников, их под усиленной охраной отправили в Ведено. А через два-три дня они оказались на свободе — местные чеченские силы самообороны отбили их у наших.

На пресс-конференции в Пскове 14 марта 2000 года, которая длилась не более пяти минут, журналисты спросили министра обороны Игоря Сергеева: «Как отреагируют жители России на столь масштабные потери, понесенные федеральными войсками в первые недели марта, не изменят ли они отношение населения к войне?» Тот, помолчав, ответил по‑военному прямо: «Не знаю».

Помощник и.о. президента России Сергей Ястржембский, который тоже входил в состав официальной делегации, прибывшей в Псков на похороны погибших десантников, общения с прессой избегал.

Вопросы, вопросы, вопросы… Они так и остаются, не давая спать отцам, матерям, женам, подрастающим сыновьям. Во время встречи с семьями погибших ребят президент Владимир Путин был вынужден признать вину «за грубые просчеты, которыми приходится оплачивать жизнь русских солдат». Тем не менее, ни одна из фамилий тех людей, кто допустил эти «грубые просчеты», до сих пор не названа.

Сергей Галицкий