Автор: Генерал-лейтенант Николай Леонов

ШЕФ РАЗВЕДКИ

Ушёл из жизни последний начальник советской внешней разведки. Это был исключительно честный и порядочный человек, редкого дара профессионал в той сложнейшей области, с которой он связал свою судьбу.

«Приезжайте на Лубянку и успокойте толпу!»

Шебаршин возглавлял Службу с 1988-го по 1991 год, а сам имел честь принадлежать к корпусу разведчиков три десятка лет, большую часть из которых он провёл за рубежом, работая в Индии, Пакистане, Иране, Афганистане. Было заметно, что новую эпоху Леонид Владимирович сердцем так и не воспринял, да и ей, похоже, был не нужен.

Мне довелось служить с Леонидом, но часть времени мы как подводники стояли на вахте в разных отсеках: я на носу (в Западном полушарии), он на корме (в Южной Азии и Среднем Востоке). Потом подошёл срок, когда мы лично встретились уже в командирской рубке нашей «субмарины» и не расставались до конца.

Сначала я был его начальником, потом он стал моим, но это не отражалось на наших счастливо сложившихся отношениях. Дружили семьями, неистово сражались в шахматы, когда выпадало свободное время, курили, как говорят, из одного кисета.

За четыре дня до рокового выстрела в висок, в воскресенье 25 марта мы с женой были приглашены Леонидом на праздничный ужин по случаю его 77-летия. Были там и другие гости. О многом вспоминали, что глубокими зарубками осталось в сердце. О чём бы ни заходил разговор, он редко не затрагивал тему предательства.

Служебная карьера Леонида Владимировича едва не сломалась из-за измены сотрудника, бежавшего к англичанам в Тегеране, в бытность Шебаршина там резидентом. Это сейчас начальники ни за что не отвечают, а раньше каждый резидент нёс личную ответственность за ЧП, случившееся в его «точке».

Из той секретной войны мы вышли с убеждением, что всякий, кто из шкурных соображений наносит ущерб Родине, своему народу, является предателем. В одну строку мы писали имена Шеварднадзе, Яковлева, Калугина и других им подобных.

Родина, Отечество были для нас самой высшей Инстанцией. Помнится, как в начале 1991 года мы вдвоём пришли к В. А. Крючкову и поставили вопрос о департизации КГБ в целом и разведки в частности. Мы убеждали его в том, что спецслужбы созданы для национальной (государственной) безопасности, а не для решения партийных задач.

Комитет должен был остаться заслоном для «расхитителей социалистической собственности в особо крупных размерах», для всех оборзевших сепаратистов, для разрушительной работы западных эмиссаров, наводнявших страну. Нас слушали, но, видно было, не слышали сердцем. А на прямое неподчинение мы не были готовы пойти, это граничило с предательством воинского долга.

Шебаршин являлся твёрдым противником применения силы в любом варианте с любой стороны. 21 августа 1991 года он был назначен Председателем КГБ вместо арестованного В. А. Крючкова. Помню, как в этот день он проводил первое и последнее заседание Коллегии КГБ в здании на Лубянке. Площадь была запружена возбуждённой толпой. Провокаторы звали к штурму зданий. Выступивший начальник Главного управления Пограничных войск КГБ жёстко сказал, что «зелёные фуражки» с оружием в руках будут защищать служебные помещения и документацию от любых авантюристов.

Повисла зловещая тишина. Шебаршин соединился по «кремлёвке» с Ельциным и спокойно сказал: «Борис Николаевич! Приезжайте срочно на Лубянскую площадь и успокойте толпу. Иначе может произойти непоправимое и вся ответственность будет лежать на Вас». Этот разговор был продублирован телеграммой.

Ельцин приехал и угомонил толпу, разогретую разведённым спиртом, который наливали из канистр за каждым углом. На другой день Леонид Владимирович был уволен Ельциным с поста главы Комитета. Его сменил предатель Бакатин.

«Хочешь миллион долларов?»

Отец Шебаршина был сапожником — со всеми достоинствами и недостатками этой профессии. Всякого навидался в детстве Леонид, но вспоминал с трогательной теплотой и окружавшую нищету, и убогие комнатёнки, в которых ютились многодетные семьи, и местную шпану, уважавшую тех, кого теперь презрительно называют «ботаниками».

Учиться было не просто можно. К этому настоятельно подталкивало государство, нуждавшееся в образованных кадрах. Школа, Институт международных отношений завораживали возможностью получить безграничные знания других языков, постичь тайны иных цивилизаций.

Леонид Владимирович стал востоковедом, овладел фарси, хинди. Английский вошёл в плоть и кровь как бесплатное приложение. Десятилетия работы в разведке сделали из него профессионала высочайшего уровня. Пакистан, Иран, Индия, Афганистан были основным театром его разведывательных действий.

Среди своих коллег он выделялся ненасытной страстью к чтению. Всё свободное время за рубежом Леонид проводил в букинистических лавках, отрывая от зарплаты деньги на приобретение страноведческой литературы. Зная его «слабость», друзья всегда дарили ему книги, которые сейчас потеряли своего преданного поклонника. Такого книгочея нынче уже не сыскать днём с огнём на российских просторах. С этим огромным запасом знаний Шебаршину без труда удавалось заводить связи в самых высоких сферах в странах, где ему доводилось работать.

Как разведчику, ему всегда сопутствовала удача и успех. Но, увы, в сложной профессии не всегда всё зависит от самого человека. В Иране, где он был резидентом, один из его сотрудников оказался предателем и бежал к противнику (об этом уже шла речь). Такие ЧП нередко были причиной слома удачно складывавшейся судьбы руководителей.

Леонид Владимирович превозмог все тернии и стал одним из руководителей информационно-аналитического управления, а вскоре был назначен заместителем начальника ПГУ. Не было работы, с которой он справлялся бы не просто хорошо, а блистательно. Поэтому без всяких сомнений роль шефа разведки досталась Леониду Владимировичу по заслугам.

Велика ответственность разведки в роковые для судьбы государства годы. Но ещё больнее от того, что руководители государства перестают слушать голос профессионалов. Михаил Горбачёв отмахивался от докладов разведки, как от назойливых мух. Ему, видимо, хватало советов Эдуарда Шеварднадзе и Александра Яковлева, насквозь пропитанных «западничеством».

В дни «путча» ГКЧП, после ареста В. А. Крючкова решением Горбачёва генерал Шебаршин был назначен главой КГБ — за его твердую позицию неприменения силы в создавшейся ситуации. Но Михаил Сергеевич нередко неадекватно реагировал на события, он не понимал, что «его песенка уже спета».

Своим решением Ельцин, как уже было отмечено, через сутки отправил Шебаршина на прежнее место в разведку, а руководить Комитетом госбезопасности прислал Бакатина, публично заявившего: он пришёл, чтобы «развалить КГБ». Смотреть, как рушится историческое государство в неумелых руках провинциальных верхоглядов — чудовищное испытание для всех, для кого Родина превыше всего.

Леонид являлся патриотом нашего Отечества до мозга костей. Как и большинство наших товарищей. Он рассказывал, как однажды вербовщик из ЦРУ подсовывал под нос нашему разведчику чистую чековую книжку и просил вписать в неё сумму, за которую наш товарищ должен был стать предателем: «Хочешь миллион долларов?» Тот почесал макушку и сказал, что он готов заплатить вдвое большую сумму, если ЦРУшник согласится сотрудничать с нами. Американец аж подпрыгнул от возмущения, а наш спокойно ответил, что мы ценим их услуги выше, чем они наши.

1991-й стал рубежом в биографии многих профессионалов. Мы с Леонидом Владимировичем приняли решение подать в отставку. Потому что утратила силу наша прежняя воинская присяга, потому что улюлюкающая толпа требовала расправы над кадрами разведки, да и роль самой Службы сильно изменилась. Ельцин назначал новых заместителей начальника разведки, даже не советуясь с Шебаршиным. Это было уже оскорбительно!

В октябре 1991 года, в возрасте пятидесяти шести лет, генерал Шебаршин попрощался с разведкой. Никогда больше государство российское не обращалось к нему ни за советом, ни за помощью.

«Я был более высокого мнения об англичанах!»

С группой товарищей Леонид Владимирович создал небольшую фирмочку под гордым названием «Российская национальная служба экономической безопасности» и до самой смерти оставался её президентом. В разговоре со мной он сказал: «В другой, чужой для нас обстановке, мы должны доказать, что не зря носили генеральские погоны и были руководителями разведки».

Это была консалтинговая компания, которая помогла очень многим предпринимателям уберечься от рисков и угроз, которыми была полна наша жизнь в лихие 1990-е и нулевые годы. Стали помогать бизнесменам в борьбе с рэкетом и административным произволом. Принцип был один: «действовать в рамках закона».

Фирма сама жила в большой степени благодаря помощи друзей. Она была спасительным домом для многих покалеченных реформами людей, которые нашли новое место в жизни благодаря помощи и поддержке Шебаршина. Мы нередко шутили: «Леонид Владимирович! Вы нашли самое надёжное и прочное место в вашей жизни. Вы двадцать лет руководите фирмой, дольше, чем на любом посту в разведке!»

Однажды, на излёте 1990-х годов, ему довелось поехать в Англию на какое-то международное совещание руководителей частных охранных и детективных служб. Леонид Владимирович спокойно слушал доклады, как вдруг к нему подошёл англичанин «в штатском» и пригласил на ланч, чтобы «побеседовать о безопасности».

За столом британец стал восторженно хвалить знания, разведывательное мастерство Шебаршина и, не особо стесняясь, стал намекать на возможность сотрудничества с английской разведкой. Леонид Владимирович удивлённо раскрыл глаза и спросил: «Вы не ошиблись адресом, приглашая меня на ланч? Я был более высокого мнения об англичанах!» С этими словами он расплатился с официантом и молча вышел.

На Западе Шебаршина ценили как профессионала. Помнится, в 1994-м его пригласили в Аргентину, где чуть раньше произошёл чудовищный теракт в местном израильском культурном центре, унёсший жизни более ста человек. Аргентинские коллеги с большим вниманием отнеслись к рекомендациям, направленным на то, чтобы не допустить впредь повторения таких жутких трагедий. Он дал советы не только чисто оперативного, но и политического характера. Поездка оказалась полезной, потому что в последующие годы ничего подобного в Аргентине, к счастью, не случалось.

Вместе с Шебаршиным мне довелось в начале «нулевых» годов принять участие в неформальной встрече с бывшими руководителями некоторых западных разведок. Тема встречи, проходившей в хорватском Дубровнике, была привлекательной: «Как вы видите роль разведок в мире после окончания Холодной войны?» Встречу организовал сын бывшего президента Хорватии Франьо Туджмана.

Участие в этом мероприятии показало, что западные пенсионеры от разведки приехали не только с пустыми руками, но и пустыми сердцами и головами. Им нечего было сказать по существу заявленной темы. Общаться с ними было скучно. А смотреть, как они проводят время в барах и ресторанах — за счет принимающей стороны — было неприятно. Посоветовавшись, мы решили никогда больше не принимать участия в таких, по существу, туристических мероприятиях.

…Сколько не пытались разные политики прицепить Шебаршина к своему поезду, он решительно пресекал эти намёки. Ни один из вчерашних и нынешних фигурантов российской политики не вызывал у него ни малейшей симпатии. Про ГКЧПистов он частенько говорил, что они «умудрились написать много книг и не сказать ничего правдивого» о реальной подоплёке трагических событий августа 1991 года, погубивших историческое Отечество.

Сам Шебаршин написал несколько книг («Рука Москвы», «Из жизни начальника разведки», «И жизни мелочные сны…», «Афоризмы» и другие), в которых есть только правда, приправленная иронией, юмором и нередко грустью.

Леонид был потрясающим мастером афоризмов, книжечка которых выдержала не одно издание. Во многом по его примеру сочинительством занялись и некоторые из соратников. Их воспоминания — крупицы правды в море-окияне ангажированной, лживой литературы о нашем, как теперь модно говорить, «непростом времени».

Шебаршин не участвовал в политике, более того, запрещал даже на работе своим сотрудникам мусолить политические темы. Крайне редко и неохотно давал интервью. Но каждый рабочий день начинал с обстоятельной проработки основных газет и журналов, с последних новостей интернета.

Наделённый прекрасной памятью, Леонид знал всех фигурантов российской политики, помнил их жизненные траектории, мог без ошибки предсказать их дальнейшее движение по политическому небосклону. Постоянным рефреном в его устах звучало: «Давайте судить по делам, а не по словам!»

У него было всё — но всё скромное и простое. Жил он последнее время в небольшой, но уютной двухкомнатной квартире. Ездил на видавшей виды «Шкоде», летом отдыхал на своей «фазенде» советского типа.

Судьба не баловала его в земной юдоли. Ему пришлось похоронить взрослую дочь, и он заботился об оставшихся двух внуках. Семь лет назад скончалась его супруга, и он жил вдовцом, храня верность её памяти. Дети и внуки подросли, каждый нашёл своё место, а сам он гордился, что стал недавно «четырежды прадедом», чему, конечно, мы все завидовали.

Уж ты прости меня, Прасковья…

Во время товарищеского собрания ветеранов внешней разведки 30 марта внезапно зазвонил спрятанный в кармане «мобильник», который я забыл выключить. На часах было около 17 часов. Голос родственницы Шебаршина, прерываемый рыданиями, поразил меня, как молния: «Леонида больше нет, он покончил с собой выстрелом из пистолета у себя дома!»

Мы, кто считал себя друзьями Шебаршина, никак не предполагали, что развязка придёт в такой форме. Для этого не было никаких оснований: ни политических, ни материальных, ни семейных, ни медицинских, никаких… За день до трагедии он был у врачей в своей поликлинике. Его осмотрел офтальмолог, сказавший, что по их линии нет никаких проблем. Видимо, причины случившегося надо искать в тех острых противоречиях с нынешними реалиями, которые он так и не смог преодолеть.

Последний раз мы виделись, как уже говорилось, 25 марта — отмечали в кругу самих близких людей его 77-летие. Было весело, пели песни — ничто не указывало на столь скорую и трагическую развязку. Чисто русское застолье, с минимальными отступлениями от постного меню, с общим хоровым пением наших родных песен, что стало теперь редкостью.

Насколько я знаю, на здоровье Леонид особо не жаловался. Признавался мне, что к своему лечащему врачу-женщине ходит трижды в год: поздравить её с Новым годом, 8-го Марта и в день её рождения. В эти дни он дарил скромные подарки.

Горести Отечества и личные беды во многом изменили его взгляды на мир. Он окрестился на изломе века, хотя и в прежние годы поступал всегда в соответствии с заповедями Спасителя. Однажды он уговаривал одного своего друга бросить мысли о добровольном уходе из жизни из-за тяжёлой онкологической болезни…

Беда грянула внезапно вечером 29 марта, когда у него развилось, по-видимому, сильное нарушение мозгового кровообращения, приведшее к полной потере зрения и частичному параличу конечностей.

Как военный человек, привыкший к дисциплине, Леонид сообщил по телефону о своей беде самому своему близкому человеку и успел частично написать на бумаге о непоправимой болезни. Рядом с пистолетом на полу лежал и документ, удостоверявший его право иметь оружие.

…Мы почти всегда за столом исполняли русские песни. Его любимым диском были записи хора Сретенского мужского монастыря — настоящего чуда хорового пения. А из этих песен самой трогательной для Шебаршина была «Враги сожгли родную хату». Он называл её реквиемом, написанным для русского народа.

Леонид и сам отождествлял себя с тем солдатом, который «три державы покорил», а приехал домой на пепелище и родную могилу. При словах: «Уж ты прости меня, Прасковья, что я пришёл к тебе такой, хотел я выпить за здоровье, а пить пришлось за упокой» у него увлажнялись глаза. Его маму тоже звали Прасковьей.

Узнав о кончине Леонида Владимировича, я позвонил своему духовному отцу и спросил, можно ли помолиться о душе человека, добровольно ушедшего из жизни. В ответ мне было сказано, что есть такая молитва схимника Льва Оптинского: «Взыщи, Господи, погибшую душу раба Твоего (имя) и, аще возможно есть, помилуй. Неизследимы судьбы Твои. Не постави мне в грех молитвы сей моей, но да будет святая воля Твоя».

Мир праху твоему, дорогой Леонид Владимирович! Пусть земля тебе будет пухом, а память о тебе вечной.

«Взыщи, Господи, погибшую душу раба Твоего Леонида и, аще возможно есть, помилуй. Неизследимы судьбы Твои. Не постави мне в грех молитвы сей моей, но да будет святая воля Твоя».