Автор: Павел Евдокимов

ОТЕЧЕСТВО ПЕРВОЙ СТЕПЕНИ

Эта беседа с генералом Шебаршиным состоялась десять с лишним лет назад. И всё, что было сказано Леонидом Владимировичем тогда, не только остаётся актуальным, но и приобрело ещё большую остроту. 

Мы — русские люди

— После крушения Советского Союза наши прежние враги стали «друзьями». Были демарши… Например, разворот самолета с Примаковым над Атлантикой, или бросок наших десантников на Приштину. Но общее направление оставалось прежним. Всё изменилось после 11 октября. Россия поддержала Америку в походе на Восток. Вы… верите в искренность американских союзников?

— Союзников у России нет — и не будет. Каждое её действие во внешней политике должно соотноситься с эгоистическим национальным интересом. Сейчас это, прежде всего, необходимость воссоздания мощной национальной экономики и поддержание разумного уровня обороноспособности нашей страны.

— У нас в России всегда существовали группы людей, ориентированные на Запад. Либералы, готовые сдать страну варягам, или сторонники «арийского единства», для которых Гитлер — мессия Белой расы.

— Что касается Гитлера, то он, к сожалению, был весьма неглупым человеком. Совсем не таким идиотом, каким мы его (по понятным причинам) представляли. Я думаю, его наследие заслуживает изучения. Это даст возможность увидеть константы векового нажима на Русскую цивилизацию со стороны Запада. Некоторые направления у него были выражены достаточно чётко. Но Гитлер — история давняя. Можно поднять и посмотреть директиву Совета национальной безопасности США за 1948 год, где были ясно сформулированы цели Запада в отношении нашей страны. Они, во многом, совпадают с тем, что говорил фюрер германской нации.

Во-первых, у России не должно быть мощного военного потенциала. Во-вторых, она не должна оказывать влияние на европейские страны. В-третьих, в России может быть любое правительство, даже коммунистическое. Главное, чтобы она играла по правилам, установленным ведущими странами Запада.

— Поэтому был такой испуг, когда президентом стал Путин, а ключевые позиции в силовом блоке заняли выходцы из КГБ?

— С 1991 года удары последовательно наносились по КПСС, армии и органам государственной безопасности. Это были некие скрепы нашего общества. Я не говорю сейчас, плохие они были или хорошие. Просто не нужна нашим партнёрам-бывшим врагам, сильная Россия, обладающая сильной армией. Посмотрите, ещё совсем недавно агенты иностранных спецслужб действовали у нас в стране, практически не таясь. Сегодня служба государственной безопасности после серии реформ начинает потихоньку вставать на ноги. Иностранным разведкам ставят барьеры, периодически их агентуру потихоньку выдворяют из страны.

— Правильно, что потихоньку?

— Правильно, дело-то житейское.

— И либералы, и «русские арийцы» едины в одном: в России была установлена безбожная власть коммунистов, поэтому Запад вынужден был устраивать «крестовые походы», чтобы освободить народ от тирании большевиков.

— Главное, был бы повод. Советский Союз был названием нашей страны на протяжении всего лишь семидесяти четырех лет из тысячи. Менялись названия, идеологии и территория. Но остаётся главное — мы русские люди, живём на своей русской земле, и нашему существованию возникла историческая эпохальная угроза… И я вижу сейчас ещё одну проблему. Русских в России становится на миллион меньше каждый год. Даже американцы пишут о невиданной демографической катастрофе. Есть о чём беспокоиться. И здесь уже одного охранительного консерватизма явно недостаточно. Само время требует каких-то реальных радикальных шагов. Не тех, которые ведут к уничтожению нашего народа. Объективно, но так сложилось, что результат нынешних реформ — минус миллион русских людей в год.

— И в этой ситуации нам опять предлагают роль быть форпостом Запада перед лицом «мусульманской угрозы». На Востоке Вам часто приходилось бывать по роду своей службы. Какие события запомнились больше всего?

— С Востоком я связан уже больше сорока лет. Был непосредственным свидетелем, а в какой-то мере и участником ряда событий. Наблюдал военный переворот 1958 года в Пакистане. Затем — индо-пакистанская война, завершившаяся распадом Пакистана и образованием Бангладеш (во время первой я был в Пакистане, во время второй — в Индии). Был очевидцем введения чрезвычайного положения в Индии в 1975 году и поражения Индиры Ганди на выборах в 1977-м.

— А Иран?

— Конечно, Иран, «исламская революция». И последующая ирано-иракская война. И, наконец, афганская эпопея — для меня она началась в 1984 году и продолжалась до 1991-го.

«На войне без потерь не бывает»

— Не могу Вас не спросить об одном неприятном эпизоде. Во время Вашей работы в Иране сбежал сотрудник резидентуры Кузичкин. Каким образом Вам удалось тогда избежать наказания?

— Я был наказан… прежде всего самим фактом предательства. До сих пор у меня сердце саднит оттого, что я проглядел этого мерзавца. Как потом выяснилось, Кузичкин был завербован английской разведкой в шахские времена и, запаниковав перед опасностью разоблачения, бежал. Последствия предательства удалось локализовать. Немногие источники, о которых он мог знать, были выведены из-под удара. Однако моральный и политический ущерб был велик. Об этом деле доложили самому Брежневу. Леонид Ильич — человек, который в своё время «понюхал пороху», сказал: «Ну что ж — это война, а на войне без потерь не бывает». Думаю, что именно такая реакция и определила мягкость моего наказания.

— Возвращаясь к тем событиям, о которых Вы говорили, — какую роль в них играл «исламский фактор»? Например, в событиях в Пакистане.

— Пакистан создавался на идеологической, религиозной основе. Оказалось, что Ислам сам по себе в качестве цементирующего фактора не эффективен там, где сложились устойчивые экономические, политические и культурные связи. Исламское государство распалось именно потому, что два его «крыла» не были связаны ничем, кроме религиозной общности. Думается, история Пакистана ещё недостаточно осмыслена именно с этой точки зрения.

— А иранские и афганские события?

— В Иране, где я был резидентом КГБ с 1979-го по 1982 год, мне пришлось оказаться в водовороте событий «исламской революции». Не очень приятно признавать это сейчас, но «предвзятость марксистско-ленинского образования» помешала мне в то время по достоинству оценить это явление. Приверженность догмам искажала восприятие действительности. А иранская революция была народной, имам Хомейни — народным вождем, и шиитский Ислам — единственно понятной и приемлемой для иранского народа идеологией. В первую очередь, она была национальной. Она завершила столетнюю борьбу иранцев против иностранного засилья и неправедной, прислуживающей иностранцам монархии. Примечательно, что доктрина «экспорта исламской революции», которую проповедовали некоторые не очень глубокие ученики Хомейни, потерпела крах.

— А разве она не вдохнула жизнь в «Джихад» в соседнем Афганистане, послужив основанием для действий «моджахедов»?

— Только с внешней, формальной стороны. Оппозиция воевала под флагом защиты Ислама от неверных. Но советские войска покинули Афганистан в начале 1989 года, в 1992-ом закончилось правление Наджибуллы, но именно с этого времени «защитники Ислама» стали с невиданным ранее остервенением убивать друг друга. Где здесь «исламский фактор»? Где объединяющая роль Ислама?

— Корректно ли использовать термин «исламский терроризм»? Мы в «Спецназе России» ставим это понятие в кавычки, стараясь не отождествлять мировую религию и нелюдей, выступающих от её имени.

— Когда говорят о мусульманском фундаментализме — это понятно. Речь идет о стремлении вернуться к истокам мусульманской веры, очистить её от груза наслоений, открыть первозданную божественную мудрость. Но в этом устремлении трудно удержаться от крайностей. У каждой веры, у каждой идеологии находятся последователи, готовые отдать всё земное за дорогие их сердцу убеждения. Они не рассуждают, они всегда считают, что правы. Вспомните массовые самосожжения староверов на Руси в дикие петровские времена, когда фундаменталисты протестовали единственным доступным им способом.

Так что не надо искать в исламском фундаментализме или экстремизме что-то присущее только мусульманам. Я также против термина «исламский терроризм». Террористы — это используемые умными и корыстными людьми простаки. Всегда найдутся идеалисты, готовые жертвовать собой ради Христианства, Ислама, коммунизма, демократии и т. д. Не так уж мало среди них и наемников, готовых на всё (кроме честной работы) ради денег. Деятельность «борцов за Ислам» на Северном Кавказе, где криминальная оппозиция законной власти пытается поставить зелёное знамя Пророка на службу своим вполне земным политическим и экономическим целям, тому яркий пример.

— Зримым символом «исламского терроризма» стал Усама бен Ладен, воплощённое Зло. После трагедии в Америке им пугали детей. Началась «акция возмездия», и на каком-то этапе этот монстр куда-то исчез. Зато в Среднюю Азию со своими базами пришли американцы.

— Фигура бен Ладена весьма загадочна и окончательно обросла мифическими чертами. В телевизионном мире удобнее иметь дело не с идеями и течениями мысли, а с личностями. Противник должен иметь конкретное воплощение, иначе американская, скажем, аудитория может серьезно ситуацию не воспринять. У врага есть лицо — например, Саддам Хуссейн, Муамар Каддафи, аятолла Хомейни, Фидель Кастро… Без этого публика скучает. Бен Ладен — идеал американского мифа, конкретное воплощение мирового зла, вариант злого гения, фигурирующего в бесчисленных романах и голливудских кинофильмах.

— Американцы много говорят об угрозе Западу со стороны Ирана…

— Ничего удивительного в этом нет. Иран — эту чрезвычайно важную в экономическом и стратегическом плане страну, Соединённые Штаты «потеряли» в результате революции 1979 года. Смириться с этой потерей Вашингтон не может уже двадцать лет. Иран подвергался угрозам, фактической экономической блокаде, обвинялся (до самого недавнего времени) в пособничестве международным террористам, экспорте исламской революции. За всем этим угадывалось стремление США восстановить свои былые позиции в этой стране и не допустить туда конкурентов, в число которых входит и Россия. Теперь Иран уже не тот, каким мне довелось наблюдать его вблизи в первые годы революции. Эксцессы тех лет вполне объяснимы. Идеологический жар, который был присущ какой-то части лидеров второго и третьего эшелона, ушёл в прошлое. Иран — это сильная страна с ответственным руководством и своим взглядом на мир.

— Что Вам дало личное знакомство с культурой Ислама?

— Культура мусульманского мира необъятна, и я лишь прикоснулся к ней. Это позволило мне осознать, что у каждого народа есть свои традиции, которые заслуживают уважения и интереса. Как, впрочем, и Русская православная цивилизация.

Новое поколение

— В одном из интервью «Московскому Комсомольцу» Вы сказали о положительном факторе русского национализма.

— На мой взгляд, это очень положительное явление. Только тогда русские смогут осознать, что наше историческое существование как нации поставлено под угрозу.

— Был даже конкурс объявлен по поводу «национальной идеи».

— Это всё ерунда. Но вот возрождение русского самосознания — безусловно, процесс положительный. Когда речь идет о физическом выживании, происходит реакция общества на уровне инстинкта. Включается генетическая память. А тут бюрократия дает задание — разработать российскую (слово «русский» у нас не употребляется) национальную идею. Конечно, ни хрена из этого не получилось. Такие вещи невозможно имплантировать.

— В том же интервью Вы рассказали, как в 1988 году в разгар «перестройки» журнал «Знамя» опубликовал резкое антисемитское письмо. Через две недели выяснилось, что его автором являлся активный сионист. Корреспондент тут же спросил: «А вы допускаете существование сионизма?»

— Ему ответил и сейчас повторю: как его «допускать», если это совершенно реальный факт нашей и мировой действительности. Воинствующий сионизм. Но эта тема сегодня очень модна в определенных кругах, так же, как и тема русского шовинизма и фашизма. По миллиону людей каждый год «эти русские» теряют, и ещё имеют наглость по этому поводу возникать. Вымирайте — и не брыкайтесь.

Возрождение русского национального самосознания — это положительное явление. Во что оно выльется? Сказать сложно. За последние десять лет выросло поколение, которое не верит слепо власти, которое разучилось ходить строем в светлое будущее. Новое предприимчивое, энергичное поколение, способное само о себе позаботиться. Которое сопрягает русскую традицию с тем лучшим, что может дать Запад. Взаимопроникновение внешнего мира и нашего учит не только поп-музыке и наркомании, но и современным деловым процедурам и подходам ко многим вопросам, западной дисциплине и деловой ответственности.

— Другими словами, Россию спасёт не только красота (по выражению Достоевского), но и Чубайс?

— Скорее… скорее мир спасёт красота (хотя я этого выражения Достоевского никогда не понимал). Я уже говорил по поводу абсолютно прозрачной стратегии Запада в отношении России. Будь-то Россия царской, большевистской или демократической. Раз есть стратегия, значит, есть и её проводники внутри страны. Я не буду никого называть конкретно. Но за свою работу они получают неплохие деньги. В виде платы за лекции, акциями предприятий, гонорарами за книги или предоставленными грантами.

— Вы говорите о заговоре против России?

— Меня жизнь научила не верить в теорию заговоров. Если страна, или нация является монолитом, то никакие подрывные действия не увенчаются успехом. И наоборот. Я знаю ограниченность возможностей и спецслужб, и прессы. Если общественный организм здоров, то никакие микробы и вирусы не смогут его, в конечном счёте, одолеть. Россию спасёт только Россия. Объективные процессы не укладываются в рамки тайных или явных стратегий.

— Вы второй генерал КГБ (первый — Н. С. Леонов), кто открыто говорит о своей приверженности русскому национализму.

— Он для меня не является понятием со знаком минус. Я не могу быть немецким, французским или американским националистом. У любого государства (и любого его гражданина) на первом, втором, третьем и всех последующих местах должны стоять национальные интересы. А что касается антисемитизма, то мне это явление чуждо и отвратительно. И не только мне — достаточно посмотреть на состав нашего правительства, чтобы понять, что антисемитизма в нынешней России не существует.