Автор: Сергей Смирнов

ПРОКЛЯТИЕ МОНСЕГЮРА

Обращаясь к истории давным­давно ушедших событий, происшедших несколько столетий назад, вдруг с немалым удивлением обнаруживаешь, что новейшие, ультрареволюционные идеи были сформулированы чуть не тысячу лет назад.

Более того, тогда же имели место попытки реализовать их на практике, да только, видимо, время тогда не пришло. В этом смысле средневековых представителей альбигойской ереси можно считать предтечами современных сектантов: от мистиков в белых передниках или эсэсовских мундирах до сатанистов и последователей движения «Нью Эйдж». Впрочем, не только сектантов, но и представителей «передовой общественности».

Хотя многие сторонники однополых «браков», эвтаназии, борцы с христианским «мракобесием» даже и не предполагают, что их новейшие идеи бесконечно стары…

Одной из самых мрачных и таинственных страниц в истории Средневековой Европы стали Альбигойские войны, в результате которых цветущий юг Франции превратился в дымящиеся руины. Впрочем, это был финал катарской (альбигойской) ереси.

Мрачный экспорт Востока

XII-XIII столетия в Западной Европе были отмечены невиданным до этого расцветом всевозможных сект и ересей, которые множились как грибы после дождя. Это были и старинные доктрины, «вдруг» всплывшие из бездны столетий, и новые.

Одна из причин возникновения сект — мощное проникновение в патриархальный мир Западной Европы всевозможных верований и представлений восточного, в основном иудейского и мусульманского происхождения. Ведь это были времена Крестовых походов, реконкисты — завоевания Пиренейского полуострова, освоения европейскими купцами ближневосточных и северо-африканских рынков. Особенно изобиловала всевозможными сектами южная Европа — Средиземноморское побережье Франции, Италия, Пиренейский полуостров. Там, где по удивительному совпадению существовали мощные и богатые иудейские общины.

В чем же заключалось учение катаров, этих манихеев на новый лад, с точностью воспроизводившее некоторые пассажи талмудических преданий? Их представление о мироздании отталкивалось от видимых несовершенств нашего мира. Катары заявляли о существовании двух богов, относительно равных по силе: один из них — добрый бог любви, не запятнанный материей (чистый дух).

Любовь несовместима с принципом власти, а материальное творение как раз и является проявлением власти и могущества. Поэтому, по учению катаров, материальному творению («миру сему») изначально присуще зло — природное свойство всей материи.

Чтобы победило Добро, Свет, нужно порвать с материальным, оскверненным миром Зла и Мрака, «богом-узурпатором», дурным началом, прозванным «Rex Mundi» — «Королем Мира».

На месте веры, по мнению катаров, должно стоять непосредственное, личное «знание», в первую очередь — религиозный или мистический опыт (гнозис), который для них был выше всех догм и символов. При таком мировоззрении, когда человек вступает в личный контакт с истинным Богом, священники и епископы становились ненужными. Католические, естественно. Не свои.

Для катаров Иисус Христос не искупал своей жертвой грехи человеческие, а только изложил учение о спасении. Он никак не мог быть сыном Божьим, а был, в лучшем случае, его образом, самым совершенным из ангелов, или пророком, который пришел указать людям путь к спасению.

Дьявол попытался умертвить Иисуса на кресте, и раз крест есть орудие Зла, то он ни в коем случае не должен быть предметом поклонения. В действительности Христос не мог претерпевать мучения и умереть, его страдания — не настоящие, мнимые. Стало быть, в Распятии нет ничего Божественного.

Хотя ангельские души, как верили альбигойцы, были созданы добрым божеством, грехопадение их привело к тому, что сатана заключил их в темницу тела. Вот почему земная жизнь есть наказание и единственный существующий ад. Однако страдание носит лишь временный характер, ибо все души в конце концов спасутся.

«Чистые» не признавали действенными семь таинств Церкви, включая Крещение, отвергали иконы и статуи. Отрицали они также учение о предстоящем Страшном Суде, существование Ада и Рая.

Поскольку рождение детей альбигойцы считали равносильным заключению их душ в темницу тела, они отвергали брак и деторождение. При этом блудное сожительство или гомосексуальные контакты рассматривались как меньшее зло по сравнению с браком, уход же мужа или жены считался достойными похвалы. Секта в совершенстве освоила методы абортов. Кроме того, «чистые» поощряли освобождение от тела через самоубийство.

Разумеется, подобные рассуждения повергли бы «неподготовленного» средневекового христианина в ужас, а потому катары вовсю использовали практику «эзотерического разрыва». То есть новообращенному адепту вовсе не открывалось истинное учение секты. Главное внимание неофита обращалось на подлинные и мнимые неблаговидные поступки католического духовенства и необходимость возврата к «истинному христианству». Знакомые песни, не правда ли?..

Этой цели служило некое апокрифическое писание, выдаваемое катарами за «подлинное Евангелие от Иоанна». Настоящее же учение открывалось лишь небольшому числу «совершенных». «Давай клятвы, делайся клятвопреступником, лишь бы только не выдал секрета» — гласило древнее правило катаров.

А секретов было немало. «Совершенные» вовсю практиковали астрологию и магические обряды, в том числе заимствованные у ближневосточной секты сабеев, связанных с неприкрытым поклонением дьяволу. Кроме того, альбигойцы пользовались славой адептов оккультной символики Каббалы. Небольшое число «совершенных» придерживались обрядов древних катаров: consolamentum, или духовное «крещение», которое наделяет правом проповедовать новую религию.

Верующие становились членами секты лишь после обещания принять consolamentum до конца жизни. Они зачастую откладывали совершение этого обряда и лишь перед самой смертью прибегали к такому способу «очиститься от греха». Во главе альбигойцев стояла иерархия «епископов», избиравшихся из числа «совершенных» и «диаконов».

Основного своего противника альбигойцы видели в католической Церкви. И были готовы объединиться с любым, кто выступал против Рима. В остроконечных колпаках халдейских звездочетов, в темно-синих, подпоясанных веревкой одеждах, они ходили по дорогам Европы, распространяя повсюду свое вероучение. Но все-таки главным местом проповедей «совершенных» были не дороги, а дворцы и замки влиятельных синьоров.

Ересь альбигойцев получила такую популярность по берегам Средиземного моря, что многие страны стремились отделиться от Рима, а князья и императоры открыто поддерживали этот процесс. Почему? Исходя из своего учения, катары вступали в противоречие и с мирскими властями: их утверждение о господстве в мире зла принципиально отвергало и светский суд, и вообще всю светскую власть. Стало быть, союзники… против Рима.

«Всё было и веселее, и трагичнее»

Широкое и быстрое распространение учения «совершенных» можно объяснить тем, что consolamentum гарантировало спасение и могло быть принято любым адептом непосредственно перед смертью. Единственным требованием была декларация приверженности учению катаров, в остальном же предоставлялась полная свобода действий. Разумеется, это разительно отличалось от непрерывной борьбы со своими страстями и нападениями падших духов, без которой, согласно христианскому учению, спасение невозможно.

Большинство южных синьоров оказались в числе адептов учения. Но многие из них видели в альбигойстве средство не столько спасения души, которое, их, скорее всего, не особенно беспокоило, сколько решения вполне земных проблем. С его помощью они стремились освободиться от диктата Ватикана, а заодно и пограбить имущество монастырей и церквей.

До поры до времени «совершенные» действовали осмотрительно, избегая открытой конфронтации. Создавались тайные общества, куда подкупом, обманом, а то и шантажом, вовлекались все более или менее значимые фигуры — от аристократов и представителей духовенства, до купцов и богатых ремесленников. Крестьяне и городская чернь, как и новгородские «жидовствующие», их не слишком интересовали. И лишь накопив силы, альбигойцы начали действовать. В Лангедоке, Тулузе и Провансе развернулись гонения на христиан. Во главе восставших встал граф Раймунд VI Тулузский.

Первое время альбигойцам сопутствовала удача. Миряне и священники подвергались издевательствам, святыни и храмы осквернялись и уничтожались. Имущество обителей, церквей и вообще христиан было разграблено. Епископы изгонялись с кафедр, аббаты — из монастырей, много священников было задушено («совершенные» лицемерно избегали пролития крови).

Современные почитатели катаров пишут об альбигойцах с большой теплотой: «Но на самом-то деле все было и веселее, и трагичнее, и… словом, не так все это было. Это был веселый народ: рыцари, трубадуры, поэты. И они искренне не понимали, что же происходит в этом странном мире (прямо-таки «народные гуляния» на Чистых прудах — Авт.). Незабвенная альбигойская ересь заключалась в следующем утверждении: «Если Господь Бог всемогущ и допускает то, что творится в этом мире, значит Он не всеблагой. Если же Он всеблагой и допускает то, что творится в мире, значит Он не всемогущий».

Таким образом, катары — это безобидные идеалисты, призывавшие людей к нравственной жизни, отказу от церковной роскоши и лицемерия.

Католическая церковь, усмотрев в этом опасность для своей безраздельной «духовной монополии» и финансового благополучия, объявила крестовый поход, и предала еретичествующие области огню и мечу. Например, в современном учебнике истории для французских школьников, описывается со ссылкой на некоего свидетеля, что в одном из монастырей юга Франции рыцари-крестоносцы отрубили двумстам местным жителям-катарам руки и ноги.

Современный исследователь Юрий Воробьевский сумел разыскать исторический источник. И вот что удивительно: все происходило с точностью наоборот. Люди с отрубленными руками и ногами были христианами, противниками ереси (некоторые из них пытались пробраться в войско крестоносцев). А изувечили их слуги одного из вождей альбигойцев — виконта Раймунда Рожера.

На самом деле, в те времена папский престол еще не совсем освоился с ролью «властителя вселенной», во всяком случае, Рим до последнего момента старался избежать кровопролития, пытаясь вразумить отступников увещеваниями. Если судить по сохранившимся документам, обличения катаров начинаются со времен собора в Орлеане в 1022 году, затем последовали решения соборов в Аррасе, Шарру, Реймсе.

Альбигойство как таковое впервые было подвергнуто осуждению на соборах в Тулузе (1119 г.), затем в Реймсе (1148 г.) и Вероне (1184 г.), а также на III и IV Латеранских соборах в 1179 и 1215 гг. Церковные законы, направленные против альбигойцев, заложили основу деятельности средневековой инквизиции.

В то время как Ватикан выступил против альбигойства, руководствуясь догматическими основаниями, светские власти исходили к тому же и из политических соображений — учение «совершенных» несло угрозу общественному спокойствию. Папа Иннокентий III после своего восшествия на престол, направил в районы, охваченные ересью, «апостольских» легатов с задачей обращения сектантов. По сути, это была последняя попытка решить дело мирными средствами.

В 1207 году папский легат Пьер де Кастельно провозгласил анафему графу, после чего тот обещал прекратить покровительство катарам, был прощен, но своего обещания не сдержал.

В январе 1208 года, прибыв в Тулузу, монах Пьер де Кастельно потребовал возврата имущества, отнятого у обителей и церквей. Раймунд VI отказался. Возмущенный легат покинул город. Люди графа догнали папского посла в Сен-Жилле и закололи его. Это вероломное убийство наглядно показало, что мирные средства исчерпаны.

Рим. Ответный удар

Папа отлучил Раймунда VI от Церкви, разрешил его подданных от клятвы верности, наложил интердикт на его владения и предложил их первому, кто их займет. Одновременно с этим римский понтифик провозгласил крестовый поход против еретиков, которые по его оценке «были хуже сарацин».

В те времена недостатка в желающих пострадать за Веру Христову не было, и вскоре кресты украсили плащи многих рыцарей Северной Франции. В поход отправились герцог Бургундский, графы Невера, Оксерра, Сен-Поля, Фореца и Женевы, граф Монфорский Симон, немецкие синьоры, а также немало дворян Лангедока, Прованса, Тулузы, Гаскони, сохранившие Веру, и за это пострадавшие от альбигойцев.

Толпами шли и простолюдины — горожане и крестьяне, исполненные малопонятным в наши дни энтузиазмом. Но религиозный пафос крестового похода, который длился двадцать лет, быстро сменился, как это часто бывает, политическими, династическими и просто меркантильными интересами.

Войско крестоносцев, которое росло на глазах, было отдано под командование Симона де Монфора, одного из самых искусных полководцев того времени. Испуганный этими приготовлениями Раймунд VI стал искать возможности начать переговоры с папой. Иннокентий III, принял благосклонно его оправдания, но потребовал поручительств.

В июне 1209 года в Сан-Жилье, одном из городков Лангедока, совершался торжественный обряд церковного покаяния графа Раймунда Тулузского. Могущественный государь — родственник королей английского, арагонского и французского — смирялся перед непреклонной силой римского папы.

Обнаженный до пояса и со свечой в руке, граф опустился на колени перед легатом и молил о пощаде. Он сам прочел длинный список своих прегрешений перед католической церковью, обязывался впредь беспрекословно подчиняться всем повелениям Святого престола, отказывался от всякой свободы в своих действиях.

Когда шестнадцать вассалов подтвердили присягу своего государя, легат Милон поднял Раймунда, накинул ему на шею веревку и повел к церкви, а по дороге стегал его розгами. В присутствии двадцати архиереев граф отдал ключи от всех своих замков, обязался исправить все зло, причиненное им Церкви, наказать еретиков, и сам украсил свою одежду крестом.

Виконт Рожер подобной покорности не высказал, и против него Монфор двинул свои войска. Особенно ожесточенными были битвы при Безье, закончившаяся резней, Каркассонне, Лаворе и Мюре. Легенда гласит, что в те времена папский легат аббат Сито на вопрос рыцарей, как отличить добрых христиан от еретиков, ответил: «Убивайте всех. Господь на небе отделит своих». Однако, как утверждают исторические источники, к тому моменту на подконтрольных еретикам территориях, «добрых христиан» уже не осталось.

Граф Тулузский в соответствии с правилом «становись клятвопреступником», еще несколько раз перебегал из лагеря в лагерь. Война длилась с переменным успехом, пока в ней не приняли участия войска французского короля Людовика Святого, окончательно разгромившие силы мятежников.

Согласно мирному договору 1229 году, заключенному в Мо (Парижский договор), большая часть территории альбигойцев перешла к королю Франции. Однако рассеянные остатки секты просуществовали вплоть до XIV века.

Итак, альбигойцы были разгромлены. Последние остатки их армии отступили в горы и заперлись в пятиугольных стенах замка Монсегюр. Это была не только последняя цитадель альбигойцев, но и важнейшее из святилищ. Стены и амбразуры Монсегюра были строго ориентированы по сторонам света и, подобно британскому Стоунхенджу, позволяли вычислять дни солнцестояния.

Замок на горе воздвигли сами «совершенные». Они построили его в виде пятиугольника, имевшего по диагонали пятьдесят четыре метра, а в ширину — тринадцать метров (пятиугольник — основной символ манихеизма — был отличительным знаком у апостолов «совершенных», отрицавших латинский крест). В этом капище-обсерватории, над которой возвышались лишь снежные вершины Пиренеев, в глубокой тайне совершали альбигойские жрецы свои зловещие ритуалы.

В мае 1243 года Монсегюр осадило полторы тысячи войск под командованием сенешаля Каркассона Хьюго де Арси. Функции комиссара в походе выполнял Пьер Амель, архиепископ Нарбонна, который, судя по всему, был отличным военным инженером.

Замок был построен в военном плане столь искусно, что несколько сотен еретиков во главе со старым катарским епископом Бертраном д’Ан Марти сдерживали натиск противника почти целый год. К крепости можно было подобраться только по крутому восточному склону, к которому вели горные тропинки. Начавшиеся дожди позволили осажденным запастись водой на достаточно долгий срок, не опасались они остаться и без продуктов, так как всегда ожидали осады и заранее копили продовольствие.

Баскским горцам удалось забраться на самую вершину горы и захватить барбакан, выстроенный с этой стороны для защиты замка. 2 марта 1244 года крестоносцы втащили на крохотную скальную площадку тяжелую катапульту, захваченную в бою под Каркассоном, и забросали замок камнями. Эти ядра и сейчас лежат у разбитых стен Монсегюра.

Альбигойцам предложили необыкновенно мягкие условия капитуляции: всем воинам даровалось прощение за совершенные преступления, им даже разрешался свободный выход из крепости со всем своим имуществом и ценностями. Объявлялась свобода, если они откажутся от своих убеждений и еретических заблуждений и покаются перед инквизицией в грехах.

После сдачи крепости Арно-Роже де Мирпуа признался, что организовал побег из замка четырех человек из числа «совершенных». Они унесли с собой сокровища катаров, но из хроник ХIII века известно, что еще до начала осады большая их часть была переправлена в замок Юссон на испанской границе. Остатки же ценностей вынесли из крепости за две недели до сдачи.

В ночь на 16 марта эти четверо с помощью веревок, подвешенных на западной стене, спустились вниз по отвесному западному склону. Об этом и сообщил трибуналу Арно-Роже де Мирпуа: «Бежавших звали Гюго, Амьель, Экар и Кламен. Это были четверо Совершенных. Я сам организовал их побег, чтобы они унесли наши сокровища и сверток, в котором заключались все тайны катаров». Отсюда возникло продолжение легенды о Святом Граале.

Многие исследователи предполагают, что в последнюю ночь из замка были унесены архивы катаров и предметы религиозного культа. И было среди них «нечто», что не могло быть вывезено заранее и оставалось в крепости до самого последнего и опасного момента.

Договариваясь о капитуляции, катары попросили себе две недели отсрочки на некие приготовления — и эти две недели были им предоставлены. В 1244 году весеннее равноденствие пришлось на 14 марта. Пасхе альбигойцы вряд ли придавали большое значение, так как они не верили в Распятие, а, следовательно, и в Воскресение.

Известно точно, что 14 марта, накануне истечения срока перемирия, в окруженном замке состоялся некий праздник. У манихеев главным религиозным праздником был день «Бема», отмечавшийся как раз в этот весенний месяц.

По манихейскому поверью, в день Бема душа Мани поднялась на небо и соединилась с основным первоначальным светом. В эту ночь они собирались вокруг трона Мани, на котором находилось его изображение, и согласно своей религиозной традиции, исповедовались в своих грехах.

Без сомнения, дата 14 марта была выбрана специально. В конце церемонии шесть женщин и человек двенадцать мужчин — рыцарей и младших офицеров — были приняты в лоно «катарской Церкви». Имеет ли все это какое-либо отношение к таинственному «предмету», который тайно покинет Монсегюр спустя две ночи? И, следовательно, был ли этот предмет необходим во время церемонии?..

…Оккультисты утверждают, что «совершенные» сохранили катарскую традицию и ритуал до наших дней. Жерар де Сед свидетельствует, что и сегодня можно постучаться в дверь одного из домов Арка, чтобы встретить того, кто подхватил «факел катаров», передаваемый из рук в руки, из поколения в поколение. Достоверно о нем известно одно: этот человек — последний из Совершенных, его зовут Деода Роше. Он возглавляет «Общество по изучению катаров».

Сам мосье Роше не скрывает своего восхищения еще одним Посвященным, с которым встретился всего один раз и тридцать лет состоял в переписке. «Он был удивительным существом. Он умел принимать вид тела из Света», — рассказывает Роше.

Идеи катаров постоянно «вдруг» появляются из небытия и в какой-то момент овладевают людьми. Через розенкрейцеров, наследников уничтоженных тамплиеров, и философию Рудольфа Штайнера их влияние дошло до наших дней.

«…Спуск со скалы занимает времени не меньше, чем восхождение, — пишет в своем дневнике современный турист. — Прямо перед нами опять Поле сожженных. Но теперь, по возвращении, вдруг обращает на себя внимание яркая зелень молодой травы на лугу и цветущие деревца вокруг. Мысль о тех, кто нашел здесь когда-то свой нелегкий конец, больше не вызывает страха и отторжения — только бесконечную грусть. Их битва была проиграна, но они сделали свой выбор, и они ушли с миром. Перед тем, как покинуть поляну, мы отламываем в ближайшем кустарнике ветку, покрытую молодыми листочками, и кладем к монументу. Какие-то туристы — теперь хочется называть их паломниками — идущие за нами из Монсегюра, следуют нашему примеру».

(Окончание в следующем номере).