Почти через тридцать три года, в мае 2006-го стало известно имя палача — Эдвин Димтер Бианчи. Сам он, впрочем, отрицал какое-либо участие в преступлении. Ранее ответственным за казнь признали подполковника Марио Манрикес Браво. По мнению же родных Хары к суду должны быть привлечены и идейные вдохновители казни, в том числе сенатор Хорхе Арансибиа, бывший глава ВМС.

Во власти «Принца»

Товарищи по военной академии дали Бианчи прозвище: «бешеный Димтер». В составе группы из сотни младших офицеров он прошёл подготовку в Панаме в руководимой ЦРУ School of the Americas, где с натаскивали кадры для латиноамериканских диктаторов.

В день переворота лейтенант Бианчи был освобождён из тюрьмы, где отбывал наказание за активное участие в попытке путча 29 июня 1973 года, известного как «Танкетасо». Новые военные власти направили его на стадион, и он был счастлив от своей миссии и сполна отыгрался на людях, оказавшихся в его власти.

Туда же, на стадион, вместе с сотнями студентов и преподавателей, находящегося по соседству Технического университета, был доставлен и Виктор Хара. «Принц» — так палач сам приказал называть себя: «потому что у меня голос принца». Высокий, белокурый, голубоглазый, с правильными красивыми чертами лица и властным голосом — этот молодой офицер лично руководил истязаниями.

Бывшие заключённые помнят «Принца» как психически неуравновешенного субъекта, который любил подниматься на верхнюю галерею и со смехом наблюдать за происходящим. Человеческие страдания доставляли ему явное удовольствие. Он чувствовал себя звездой. И даже заявил, что у него нет нужды скрывать лицо «от этих марксистских ублюдков», снял тёмные очки и отбросил каску.

…Каска упала и покатилась по галерее, двое новобранцев бросились поднимать её. В свете прожекторов заключённые смогли хорошо рассмотреть его светлые волосы и глаза, круглое лицо и тонкие черты холёного мальчика из хорошей семьи.

Борис Навиа, бывший преподаватель Технического университета свидетельствует:

— Этого сукиного сына давайте сюда! — кричит офицер, указывая пальцем на Виктора Хару, который вместе с нами — 600 преподавателями и студентами Технического университета — подгоняемый штыками и прикладами, входил с руками на затылке на стадион «Чили» в среду 12 сентября 1973 года. Днём раньше Виктору предстояло петь на акции, готовившейся в университете, во время которой президент Альенде должен был объявить чилийскому народу о плебисците.

— Этого сукиного сына давайте сюда! — раздражённо повторяет офицер. Низко опущенная каска, лицо в боевой раскраске, автомат на плече, граната на груди, пистолет на ремне, обтянутое униформой тело напряжённо и высокомерно балансирует над чёрными сапогами.

— Этого козла! Да, этого самого!

Военный выталкивает Хару из шеренги арестованных.

— И не обращайтесь с ним как с бабой!

Получив приказ, солдат замахивается автоматом и изо всех сил бьёт Виктора в спину. Виктор падает лицом вниз, почти к ногам офицера.

— Твою мать! Я тебя знаю, ты — Виктор Хара, марксистский певец, певец разной…!

Его сапог обрушивается раз, второй, третий, десятый… на лежащее перед ним тело. Он старается попасть в лицо Виктора, который пытается прикрыться руками; каждый раз, когда он поднимает лицо, мы видим попытку улыбнуться, которая не оставит его до самой смерти.

— Я тебя научу, сукин сын, петь чилийские песни, а не всякое коммунистическое дерьмо!

Никогда не забыть эти удары сапог по беззащитному телу… Ослепший от бешенства офицер продолжает избивать и оскорблять его. Слышно как проклятый сапог ударяет в тело. Мы под прицелами автоматов в ужасе смотрим на страдания нашего любимого барда и, несмотря на команду двигаться дальше, останавливаемся перед этим кошмаром.

Виктор лежит на земле. Он не стонет и не просит пощады. Только приподняв своё крестьянское лицо, смотрит на мучителя-фашиста. Тот выходит из себя. Он вынимает из кобуры пистолет, и мы с ужасом ждём, что он выстрелит в Виктора. Но он бьёт его рукояткой в лицо и по голове, ещё и ещё. Орёт и оскорбляет. Фашистская истерика. И вот кровь заливает Виктору волосы, лоб и глаза… Выражение его залитого кровью лица навсегда останется в нашей памяти…

Офицер устаёт и останавливается, смотрит вокруг и видит сотни глаз, смотрящих на него с удивлением и ненавистью. Он выходит из себя и орёт:

— В чём дело, ублюдки! Ведите дальше этих козлов! А этого, — обращается он к солдату, — перетащи его для меня в тот коридор и если хоть чуть-чуть двинется — пристрелишь. Пристрелишь! Понял?

«Отведите их вниз»

Журналист Леонард Косичев встретил в Мексике личного врача Альенде Данило Бартулина, внука югославских переселенцев. Ему чудом удалось выжить и вырваться из Чили.

— Нас с Виктором отделили от остальных заключенных и поместили в холодный проход. С семи вечера нас несколько часов избивали. Мы лежали распростёртые на полу, не в силах пошевелиться. Лицо Виктора было в кровоподтёках, один глаз заплыл совсем…

Три дня пробыли на стадионе «Чили». Нас почти не кормили. Чувство голода мы заглушали водой. Мы переговорили с ним о многом за это время. Виктор столько рассказывал о своей семье, жене, дочках, которых очень любил. О новых песнях, которые мечтал создать… На фестивале, проходившем на этом же самом стадионе, ему аплодировали как победителю конкурса новой чилийской песни, а теперь мы были здесь узниками. Виктор вел себя мужественно, с достоинством, он не просил пощады у тех, кто его истязал. Он оставался самим собой, хотя тревожное предчувствие надвигавшейся расправы не покидало его.

Стадион вместимостью в пять тысяч человек был переполнен. Чтобы предотвратить взрыв, заключённых в ночное время ослепляли лучами мощных прожекторов. Вертевшиеся на турелях крупнокалиберные пулеметы были постоянно нацелены на переполненные трибуны, чтобы запугать узников.

И вот заключённых стали срочно перевозить на Национальный стадион, где военным было легче контролировать положение. В последней группе, построенной перед отправкой туда, оказались и мы с Виктором. Всего в группе было человек пятьдесят. Вдруг появился комендант Манрикес. Он обошел строй и приказал вывести из него Виктора Хару, известного юриста-коммуниста Литера Кирогу и меня.

— Отведите их вниз, — приказал он.

Я знал, что отправить «вниз» означало смерть. Там была одна раздевалка с туалетами, приспособленная под специальную камеру пыток. Многих наших товарищей уводили туда, но оттуда никто не возвращался. Как-то меня вели мимо на допрос, и я увидел груду растерзанных и расчленённых тел. Потом их вывозили на грузовиках и выбрасывали прямо на улицах.

«Внизу» нас с Виктором поместили в туалет, в соседнем находился Литер Кирога. Мы с Виктором решили, что теперь нам не спастись — ведь мы были последними заключёнными на стадионе «Чили». Но неожиданно раздалась команда, чтобы я вышел. Молча, одними взглядами мы попрощались с Виктором…

Суд времени

В середине сентября изрешечённое пулями тело певца нашли брошенным около кладбища «Метрополитано». Единственная официальная сводка гласила: «Известный фольклорист Виктор Хара погиб в перестрелке с военным патрулём».

Лицо Виктора было настолько изуродовано побоями, что его поначалу не смогли узнать, к плечу лейкопластырем была прикреплена бирка с пометкой: «Неизвестный. Подобран на улице». Джоан Тернер, жена Хары, отыскала тело и втайне похоронила. После чего вместе с детьми смогла покинуть страну, сохранив записи и рукописи мужа.

В июне 2009 года тело Хары было эксгумировано. Оказалось, что умер он не от пулемётной очереди, которую, выполняя приказ, выпустил новобранец Хосе Адольфо Паредес, а от пистолетной пули — выстрел в голову. На момент смерти у Виктора было тридцать переломов.

В декабре 2009 года останки Хары были перезахоронены на главном кладбище страны. В траурной церемонии приняли участие тысячи жителей Сантьяго. Его именем назван стадион. Тот самый.

Что касается Эдвина Димтера Бианчи, то его оберегает амнистия. Офис, где он устроился на работу, — на четырнадцатом этаже Министерства труда. Его письменный стол свободен от семейных или иных фотографий, ни одна книга не раскрывает интересов. Только стол, полки и рабочее оборудование.

Дон Эдвин не позволял себе подавать кофе, не участвовал в неформальных встречах с коллегами. Замкнутый, нелюдимый господин. Должно быть, странности этого элегантного мужчины с правильными чертами лица и изысканными манерами являлись формой защиты от преследующих его призраков.