В шаге от пролёта

В начале августа 1924 года Савинков нелегально приехал в СССР, куда был завлечен в результате разработанной ОГПУ операции «Cиндикат-2». 16 августа он был арестован в Минске вместе со своей последней любовницей Любовью Дикгоф и её мужем.

На открытом суде, проходившем в Москве, Савинков признал свою вину и «историческое поражение».

Свои показания он начал так: «Я, Борис Савинков, бывший член Боевой организации Партии социалистов-революционеров, друг и товарищ Егора Сазонова и Ивана Каляева, участник убийств Плеве, великого князя Сергея Александровича, участник многих террористических актов, человек, всю жизнь работавший только для народа, во имя его, обвиняюсь ныне рабоче-крестьянской властью в том, что шел против русских рабочих и крестьян с оружием в руках».

Одним из участников агентурно-оперативной игры был молодой сотрудник ОГПУ Григорий Сыроежкин. За успешное осуществление акций в рамках операции «Синдикат-2» он был награжден орденом Красного Знамени. И он же оказался последним, кто видел Савинкова живым. И не просто видел, а из последних сил удерживал своими руками…

Согласно официальной версии Савинков покончил с собой, выбросившись в пролет лестничной клетки. За границей ставили под сомнение такой бесславный конец «террориста номер один». В период Перестройки и после нее на страницах книг и печатных изданий все чаще стала появляться другая версия. Утверждалось, что не сам Борис Викторович покончил счеты с жизнью, а был хладнокровно ликвидирован конвоирами.

«Давайте я расскажу вам правду про смерть Савинкова», — предложил Борис Гудзь, старейший на тот момент сотрудник спецслужб. Наш разговор происходил в особняке пресс-бюро СВР на Остоженке.

В сто с лишним лет Борис Игнатьевич отличался отменным здоровьем и крепким рукопожатием. Характерно, что со сталинских времен у него оставалась привычка работать вечерами и даже ночами, о чем он, усмехнувшись, не преминул сообщить.

Его наставником и другом семьи был один из руководителей ОГПУ Артур Артузов, хорошо известный по классическим операциям «Синдикат» и «Трест».

За свою долгую оперативную биографию Гудзь успел поработать во всех спецслужбах Советского Союза. И более того — оказавшись вне Системы и избежав расстрела, смог вырасти от простого водителя автобуса до крупного начальника.

Итак, Савинков…

«Не сумел удержать его мой товарищ по шестому отделу, оперативный работник Григорий Сергеевич Сыроежкин», — пояснил Гудзь. — В тот день Григорий как раз сидел у злополучного окна. Савинков нервно вышагивал по комнате. Дело в том, что содержали мы Бориса Савинкова на Лубянке во внутренней тюрьме в особых условиях. Камера его, с коврами и удобной мебелью, выглядела как номер в хорошей гостинице. На некоторое время к нему даже допускалась жена. И до процесса в августе 1924 года и после наши сотрудники возили его на прогулки в город.

И после одной такой вот прогулки, было это 7 мая 1925 года, он находился в кабинете заместителя начальника контрразведки Романа Александровича Пиляра, который, между прочим, приходился двоюродным братом Феликсу Дзержинскому. Пиляр и арестовал Савинкова, когда мы заманили его в Россию. Тот перешел границу через наше, чекистское «окно», думая, что героически проникает в страну незамеченным. Пиляр взял его в Минске на следующий день и привез в Москву.

Начался суд, на котором Борис Савинков заявил, что отказывается от своих прежних убеждений, обратился к соратникам, а их у него было немало, с призывом прекратить борьбу против СССР. Приговорили его к высшей мере, но ЦИК СССР заменил расстрел десятью годами.

Решение о смягчении приговора приняли без его просьб. Но самомнение у Савинкова — огромное. И уже через восемь месяцев после вынесения приговора он написал письмо Дзержинскому: добивался, чтобы его в конце концов выпустили и дали какую-то важную работу.

Не сочтите за анекдот, но однажды на допросе у Артузова, было это уже после осуждения, Борис Викторович разговорился: «Если предложите мне выполнять какую-то работу, я готов. Однако поймите меня правильно, Артур Христианович, пойти на вашу должность будет для меня маловато, нужно что-то другое». И не улыбайтесь. Это — чистая правда.

Разумеется, никто не собирался соглашаться на его условия. В конце концов он это понял. И вот — девять вечера. Кабинет Пиляра. В комнате чекист, который ездил с ним на прогулку, еще один человек и друг мой Сыроежкин. Только что Савинкова привезли из ресторана… Расскажу вам то, что никогда и никому не рассказывал. Савинков был не пьян, думаю, и не навеселе, но в ресторане он все-таки немного выпил. Быть может, из-за этого и накатила грусть с тоской? Понял безысходность и…

Потом проводили вскрытие. И медики в заключении написали: обнаружены следы алкоголя. Но кому-то из начальства это совсем не понравилось. И упоминание об алкоголе изъяли.

Ну так вот, после ресторана привезли Савинкова в кабинет на пятом этаже. Отсюда можно было, не спускаясь вниз, через отдельный специальный ход попасть в тюрьму. На открытом окне нет решеток. Савинков нервно вышагивал по комнате, ожидая вызова охраны из тюрьмы. А те должны препроводить его в камеру. У окна сидит Сыроежкин. Заметьте, Григорий сидит в кресле, а не я. Подоконник очень низкий. Понимаете, как все сошлось?

Раньше там было не окно, а балкончик. Потом балкончик сломали, окно заложили кирпичом, но подоконник сделали низеньким. Савинков возбужден: «Когда же в конце концов решат со мной? Любо пускай расстреляют, либо дадут мне работу». Черт его знает, может, действительно взыграли какие-то алкогольные градусы? Ходит, ходит — и вдруг раз — резко из окна вниз головой. Недаром же был террористом. Навыки-то еще те.

Григорий, хоть и произошло все внезапно, успел схватить его за ноги. Сильный был человек. Но у Сыроежкина одна рука чуть слабее: в молодости был неплохим борцом и в схватке на ковре сломал руку. Удерживал, и тут его потянуло вниз, вместе с Савинковым. Тот килограммов 80 весил. Как можно удержать человека, который уже наклонился туда?

Сыроежкину кричат: «Отпускай, полетишь за ним!» Не удержал. И Савинков полетел с пятого этажа… Разбился сразу и насмерть. Остальные рассказы, будто чекисты его сбросили сами — или сначала убили, а потом выбросили из окна, — ложны.

Гриша сделал все, что только мог. Очень все получилось неожиданно. Он, Савинков, был все-таки личностью. Но на следующий день вся эта оперативная группа шестого отделения — в шоковом состоянии. Упустили Савинкова! Мы же понимали, какой это удар. Заподозрят, будто его сбросили. Ну зачем было его сбрасывать, когда могли приговорить к расстрелу? Не расстреляли, дали десять лет, так зачем его уничтожать таким путем? И мы, конечно, получили нагоняй от начальства», — закончил свой рассказ Борис Игнатьевич.

Оплата счетов

Во время гражданской войны в Испании Сыроежкин занимался комплектованием и подготовкой специальных групп республиканской армии для развертывания партизанского движения и организации диверсий в тылу франкистских войск.

Осенью 1937 года был создан специальный 14-й корпус, в котором «Грегорио Гранде» стал старшим военным советником. Он не только готовил к заброске диверсионные группы, но и сам не раз ходил в тыл противника.

Между прочим в Испании Сыроежкин встретил сына Бориса Савинкова. Тот вырос в эмиграции, работал шофером во Франции. В Испанию Лев Борисович отправился добровольцем вскоре после начала гражданской войны, сражался на фронте против франкистов в рядах одной из интернациональных бригад.

«По старой памяти» Сыроежкин способствовал тому, что Лев Савинков стал капитаном республиканской армии. Осенью 1938 года Сыроежкин переправил его во Францию. Допустив ту давнишнюю смерть отца, он спас его сына накануне поражения республиканцев. Да, неисповедимы пути твои, Господи!

Во время оккупации Франции Лев Савинков участвовал во французском движении Сопротивления и в августе 1944 года в составе группы из отряда «Союза русских патриотов» водрузил красный флаг над зданием советского посольства в Париже.

В конце 1938 года старший майор госбезопасности (т. е. генерал-майор) Сыроежкин был отозван под предлогом вручения ему очередного ордена. В Москве он был арестован по обвинению в шпионаже в пользу Польши и участии в контрреволюционной организации. 26 февраля 1939 года Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила его к высшей мере наказания.

Круг замкнулся.