Тринадцать лет назад в автомобильной катастрофе погиб один из самых деятельных, молодых и лучезарных московских пастырей — протоиерей Фёдор Соколов. Он был из тех иереев, кого Святейший Патриарх Алексий поставил на важном, но очень трудном направлении — связи Церкви и Армии. Будучи настоятелем Преображения в Тушино, восстановленном из руин, он стал первым настоятелем храма Дальней авиации ВВС России, а также окормлял еще один, тюремный, на Красной Пресне.

Когда бывший десантник Фёдор Соколов не вышел из боя, ему исполнился сорок один год. Погиб он в день своего небесного покровителя — воина-мученика Феодора Стратилата. Отпевал Тушинского настоятеля сам Святейший — в знак глубокой признательности за многочисленные труды.

Внук православного писателя Николая Пестова, сын матушки Наталии Соколовой, брат протоиерея Николая Соколова и епископа Сергия Соколова… Ту православную традицию, в которой он был воспитан, Фёдор Соколов передал своим девятерым детям, а также многочисленным духовным чадам, среди которых и офицеры Группы «А».

ДЕСАНТНИК ПАТРИАРХА ПИМЕНА

Родился Фёдор Соколов 10 января 1959 года в семье священника Владимира Соколова. Дед по отцовской линии был дьяконом — в тридцатые годы арестован и умер в тюрьме. Мама, Наталия Николаевна, родом из семьи известного духовного писателя, доктора химических наук, профессора Н. Е. Пестова. Его книги считаются лучшими среди русской духовной литературы XX века. В советский период они распространялись в машинописном варианте. Книга «Путь к совершенной радости» стала катехизаторским учебником, а «Современная практика православного благочестия» является уникальной сокровищницей практического духовного опыта.

Отец Фёдора, многолетний настоятель московского храма святых мучеников Адриана и Наталии в Лосиноостровской, был в самом хорошем смысле слова традиционным русским священником. И все пятеро детей посвятили себя делу Богослужения. Судите сами: епископ Новосибирский и Бердский Сергий, Николай — настоятель храма Николая Чудотворца в Толмачах (храм-музей при Третьяковской галерее), Любовь и Екатерина — регенты церковных хоров.

Протоиерей Фёдор Соколов, как уже говорилось, был одним из руководителей отдела по взаимодействию Церкви и Армии, а также настоятелем Спасо-Преображенского храма в Тушино, который поднял буквально из руин. За короткий период он сумел создать приход и восстановить этот внушительных размеров храм. За мозаику, украшающую Дом Божий, даже была присуждена Государственная премия — единственный случай такого рода.

Безусловно, отец Фёдор стал тем, кем являлся, не в результате случайного стечения обстоятельств — это плод воспитания, семейной традиции, пример и влияние отца и старших братьев.

В замечательной книге «Под кровом Всевышнего», в которой Наталия Николаевна Соколова описывает жизнь их семьи, можно прочитать о первых днях жизни младшего, желанного сына: «Около четырех часов утра появился на свет Федюша. Он закричал и сразу погрузился в глубокое обморочное состояние, в котором пребывал больше суток. Думается мне, что душе его был показан рай с его блаженством, потому что за Фединой душой я замечала с младенческих лет: «…Звуков небес заменить не могли ей скучные песни земли».

Федя рос ласковым доброжелательным мальчиком и вместе с тем очень самостоятельным. Я чувствовала его безграничную любовь, когда он бывал со мной в храме… Держать ребенка было тяжело, я опиралась на валик деревянной загородочки. Сидя на этих перилах, Федя засыпал, прижавшись ко мне. А на стене рядом нас охранял его ангел — святой великомученик Феодор Стратилат. Федюша в возрасте двух-трех лет мог спать на службе под пение хора. Просыпался — целуя меня, довольный… С пяти лет он знал весь ход утреннего богослужения».

В этой семье все любили друг друга, но младшего — особенно. И хотя к тому времени, когда Фёдор стал подростком, собирались вместе нечасто, ведь у старших уже были свои семьи, заботы, — все общение всегда было проникнуто любовью, а младший, как вспоминал его брат, протоиерей Николай Соколов, «никогда никому не мешал, и всегда, даже во взрослой компании, был уместен».

«Со стороны, — вспоминал он, — могло показаться, что наша большая семья разделилась: мы, дети, выросли, стали обзаводиться своими семьями, брат Серафим был пострижен в монахи, но всех нас объединяла Церковь, духовная жизнь и общие духовные руководители. Прежде всего, дедушка, покойный Николай Евграфович, бабушка Зоя Вениаминовна, зорко следившая за нашим воспитанием, поведением, нравственностью, внутренним миром. Она никогда не оставляла без внимания, что мы читаем, как себя ведем, чем заняты…» По-настоящему же близкое общение с младшим братом началось после его демобилизации из армии.

В 1977 году Фёдор Соколов окончил школу, в 1977-1979 годах проходил военную службу в частях ВДВ. Затем учеба в Духовной семинарии. Стезя была предопределена и иного для себя он не мыслил. В это же время он познакомился с Галочкой — веселой, светлой и искренней девушкой, которая за восемнадцать совместно прожитых лет подарила ему девятерых замечательных детей…

1982 год — поступление в Академию. 7 августа 1982 года — рукоположение во диакона, а 6 января 1983-го — во иерея.

Первым храмом, где служил отец Фёдор, был храм Успения Пресвятой Богородицы в Гончарах. В 1986 году он стал кандидатом богословия. Надо заметить, что почти все время учебы (дневное отделение), с 1979-го по 1990-й он был референтом Святейшего Патриарха Пимена (Извекова).

Будучи в течение десяти лет ближайшим помощником Святейшего, Фёдор Соколов выполнял его многочисленные поручения, общаясь с политиками, общественными деятелями, дипломатами самого высокого ранга. Эта школа сослужила ему хорошую службу.

«…После его демобилизации из армии мы с ним сблизились как взрослые люди, — рассказывал старший брат батюшки, протоиерей Николай Соколов. — Человек прошел армию, он уже немножко посмотрел мир, возмужал, но не потерял своей обаятельной улыбки, способности к простому и искреннему человеческому общению. В это время мы с братом Серафимом, в то время уже отцом Сергием, работали в патриархии, и по благословению Святейшего Патриарха Пимена к нам в иподьяконский коллектив был принят и Фёдор. Мы стали видеться каждую неделю… Федюша был ближайшим келейником Патриарха Пимена, просто своим человеком в патриаршем доме…»

Жизнь предоставляла старшему Соколову достаточно случаев убедиться в надежности младшего брата: он никогда не подведет, всегда все сделает, предупредит, продумает, всегда учтет какие-то мелочи; чрезвычайно честный был человек и на редкость искренний и чистый…

«Из всех иподьяконов Святейший Пимен особенно ценил Федюшу. Правда, и доставалось ему первому. Вообще-то, патриарх Пимен был очень сдержанным, молчаливым человеком. Он допускал определенную жесткость в общении, но что касается отца Фёдора, отца Сергия и меня, это была отеческая жесткость. Каждый его взгляд, каждое слово были значительными, которых вполне хватало для осознания нашей оплошности или какого-то недовольства Святейшего. К слову сказать, Святейший очень любил семью о. Фёдора и даже приезжал к ним в гости».

А семья у батюшки была замечательная.

«ГАЛОЧКА, ТЫ ВЫЙДЕШЬ ЗА МЕНЯ ЗАМУЖ?»

В мае 2012 года нам с дочерью довелось побывать в Иерусалиме. Не описать наш восторг и радость от того, что мы смогли — как признался гид, это случается чрезвычайно редко! — побывать во многих русских монастырях на святой горе Елеон. Ведь они далеко не всегда открывают двери туристам.

А тут! Думала ли я, мечтала ли, читая о русском Елеоне, поклониться мощам святой великомученицы Елизаветы Фёдоровны и ее келейницы Варвары? Постоять у могилы княжны Татианы Константиновны Романовой, в иночестве матушки Тамары? Нет, конечно. Но это случилось. А уж когда мы познакомились со старенькой матушкой Кристиной (арабкой, изрядно говорившей по-русски), которая девочкой попала в обитель и очень хорошо помнит матушку Тамару, восторгу не было конца. Как же там хорошо, как дома!..

Вспомнила я это потому, что поняла: чудо всегда рядом, если есть Вера. И да простится мне такое сравнение, вспомнила я эту поездку в связи с матушкой Галиной — супругой отца Фёдора. Ее роднит с ними, святыми и почитаемыми, Любовь и Вера. Та, что поддерживает в жизни. И та, что спасает от смерти.

…Они познакомились в Загорске (так в то время назывался Сергиев Посад).

— Родилась я в белорусской деревне, в Полесье, а в Москву приехала после школы в 1980 году: надо было помочь сестре. Мама отпустила меня с благословением обязательно посетить Троице-Сергиеву Лавру, и после первого же моего посещения Лавры я отчетливо поняла, что моя дальнейшая жизнь может быть связана только с ней и с Богом… Я благодарю Господа, что он сохранил юность мою и наполнил Своей благодатью…

Федюша мне потом рассказывал, как он впервые меня увидел: «Ребята наши все про тебя говорили: у нас новенькая появилась, уж такая веселая. Я стоял с ребятами, а ты столы вытирала. Я посмотрел на тебя сбоку и говорю им: «Вот хорошая-то матушка будет». И все. Без всякой связи с тобой».

Несколько встреч, взглядов, слов… На всю жизнь.

— Когда я впервые увидела его глаза, я почувствовала, что он не такой, как все, чем-то отличался. В то время знать этого я не могла, я тогда еще даже имени его не знала. Наверное, это наши души друг другу знаки подавали: вот я. Так мы и познакомились.

Буквально после первой же прогулки девушку ждало предложение руки и сердца: «Галочка, ты выйдешь за меня замуж?»

— Что я пережила в тот момент — не берусь описывать. Помню, что растерялась, не ожидала, что вот сразу все произойдет, и говорю: «Ой, страшно даже и подумать. Я ведь из деревни, а ты из Москвы. У тебя семья вон какая, а мы простые люди». А он будто и не слышит…Передо мной открывался мир, о котором я никогда не слышала, даже в книгах не читала.

Семья Фёдора приняла молоденькую девушку сразу и полюбила. И она их — тоже. Свекровь звала только «мамочкой», у сестер Соколовых училась вести домашнее хозяйство. Жили они тогда на Планерной.

— У Любы стали жить, Федюшиной сестры… До сих пор я вспоминаю чувство узнавания другой, счастливой жизни. При встрече: «Доброе утро» — поцелуют друг друга. «Спокойной ночи» — поцелуют друг друга. Ни ругани, ни ссор, ни криков. Как они рады друг другу, как обсуждают все вопросы вместе, у них нет ничего отдельного. Как беспокоятся друг за друга, переживают, молятся. Все это было для меня таким контрастом по сравнению с тем, что я до сих пор наблюдала в семьях моих сестер.

Матушку Галину можно цитировать бесконечно, но мне хотелось бы выделить (насколько это возможно согласно формату статьи) главное.

«…Я и не представляла всего, что меня ждет, какой крест несет матушка, какой она должна быть… Я даже не задумывалась о той огромной разнице, которая существует между женой священника и мирянина, теперь-то знаю, что заключается она не в привилегиях, а в обязанностях: как вести себя с людьми, как деток воспитывать. Слова апостола Павла: «Жена — слава мужа» относятся ко всем женщинам, но в первую очередь, к женам священников».

О муже: «Людей поражала чистота его сердца, поэтому они к нему тянулись. Он мог поговорить, пошутить, посмеяться и какие-то серьезные вопросы обсуждать. Уж если мои сестры так изменились, что о других тогда говорить.

Девять человек детей, казалось бы, можно бы привыкнуть к отцовству, а он каждому ребеночку так радовался! Он и сам был, как ребенок, умел радоваться…Он был такой замечательный папа!

Если хочешь себе добрую старость, пусть и дети твои будут хорошими, утешат тебя потом твои внуки и правнуки. Ты умрешь, а они будут о тебе молиться. Какое счастье!»

О семье: «Брак не может быть без жертвы, как бы ты этого ни хотел. Конечно, в жизни не может быть все гладко, даже не должно, мне кажется, быть какой-то стерильности в жизни. Только в испытаниях и закаляется любовь сильнейшая. Если человек хочет жить в мире, он должен пересмотреть свое отношение к людям. Он сам должен начать понимать других. Видеть их характеры, стараться их чем-то обрадовать. Тогда эта уступчивость, а правильнее сказать, жертва, принесет свой плод».

Духовник Наталии Николаевны Соколовой, отец Митрофан Сребрянский, говорил, что придет время, когда на Руси огромным подвигом будет считаться простое сохранение супружеской верности. И вот это время пришло. У людей появились деньги, много лишнего свободного времени…Каждый живет в свое удовольствие, и это страшно! Никогда счастье не придет в такой дом.

Приходя в Тушинский храм, матушка Галина видит тех людей, которые отдали себя Христу легко и с радостью. Видит их улыбки, лица…

— Сейчас уже и не знаешь, сколько людей верующих вокруг, — говорит она. — Все открылось, проще знакомиться и узнавать друг о друге. Зато в те годы, когда нам нужно было открывать храм, не знали, как двадцать человек для приходского совета найти!

Мой муж за время общения с военными много радовался. О чадах Божиих, которые занимая высокие посты в советское время, смогли сохранить душу чистой, и Веру. При этом Федюша занимался не только военными делами, но и тюремными. Его сестра Катюша была помощницей. Посылки бесконечные, лекарства, духовную литературу — все, что можно, и везли, и отсылали.

Помню, как впервые ездили в тюрьму с воскресной школой на Рождество — страшно было отчего-то… При жизни муж вместе с одной женщиной создал фонд «Вера, Надежда и Любовь» — в помощь невинно осужденным, куда входят только христиане-добровольцы. Когда его не стало, работы все равно не остановились.

Работы много, было бы желание! Помогаем несчастным, стираем одежду, литературу раздаем духовную, покупаем ручки, конверты, бумагу. Беседуем с ними, отвечаем на вопросы о жизни, о Вере, о мире… Делимся своим опытом, к службам готовим, к крещению, к причастию. В больнички ходим, даже к туберкулезным больным — так сердце болит за них! — ведь совсем молоденькие, бывает, умирают. Уже узнаю их ждущие глаза, лица, и бывает очень стыдно, когда не находишь времени навестить их. Бывало, принесешь яблочко — а они и ему рады.

У Соколовых была традиция: по осени выбирали они более-менее свободный денек и ехали в Донской монастырь. Стояли на службе, а потом долго гуляли, разговаривали, и лишь поздно вечером возвращались домой.

— Вдруг вспомнилось так близко и живо… «Галюшечка, — говорил муж, — у меня был сегодня вечер в Донском, будто первый раз в жизни… Я приехал раньше всех, никого еще не было. Помолившись в соборе, вышел… Была полная тишина, я пошел гулять вокруг могилок, помнишь, мы с тобой гуляли в первый раз? Все кресты, памятники, могилки в снегу, мне так хорошо было там, будто перенесся душой на небо, молитва сама шла по себе — я так отдыхать, кажется, не отдыхал».

СВЕЧИ В ПЕСКЕ

Настоятелем в храм Преображения Господня в Тушино протоиерей Фёдор Соколов был назначен 21 мая 1990 года. До крушения Советского Союза оставался год с небольшим.

Красивый, величественный, нарядный — сейчас храм виден издалека. А в то время от церкви, построенной в 1886 году, оставались только стены, на территории — склад и свалка.

В годы гонений Тушинский храм разделил участь десятков других московских церквей. В 1935 году он был закрыт и осквернен. Последние его священники — Александр Буравцев и Александр Соколов, арестованные в 1937 году, были объявлены «врагами народа». Один был расстрелян на Бутовском полигоне НКВД, другой сгинул в Архангельской области.

Храм в Спас-Тушино в течение ряда лет использовался как клуб. В 1956 году на просьбу местных жителей о его передаче верующим власти ответили взрывом колокольни, тогда же был снесен главный купол. Последний арендатор — ремонтно-строительное управление — превратило окрестную территорию в свалку, а церковь разгородило на множество безобразных клетушек…

Что может быть страшнее разрушенного Дома Божьего? И сколько нужно иметь душевных сил, чтобы не отчаяться, не устрашиться этого огромного «непаханого поля».

Богослужения начались сразу же: через двадцать дней отец Фёдор отслужил заупокойную службу сорокового дня по Святейшему Патриарху Пимену и молебен на начало благого дела. Поначалу прихожане ставили свои свечки прямо в песок, горками насыпанный на земляной пол церкви.

— Хорошо помню первые богослужения в храме, — вспоминает одна из прихожанок, — свечи в песке освещают немногочисленные иконы, а прихожане стоят и плачут от радости, что слышат, наконец, слово Божье от пастыря. Это слово всегда лилось свободно. Горячо, проникновенно. Каждая проповедь отца Фёдора помнилась долго… А как он исповеди принимал! Многие будут помнить это до конца дней. Он был внимателен и строг. Но если он вдруг чувствовал хоть отголосок отчаяния в исповеди, то сразу как бы бросался на помощь. Голос его становился мягким, участливым, нежным… Были и суровые назидания на некоторых исповедях. Но они всегда ощущались как справедливость, как оказание помощи в деле спасения души.

Об этом же говорит и протоиерей Константин Татаринцев, служивший до принятия сана в одном из тяжелых бомбардировочных полков. Когда-то капитан Татаринцев был весьма перспективным инженером-программистом, однако потом понял, что у него иное предназначение.

— Надо сказать, — рассказывает он, — отец Фёдор имел яркий дар сближаться с людьми, пробуждая в них все самое лучшее. Как отрадно было видеть, что от исповеди к исповеди, которые батюшка проводил, не считаясь со временем, просветлялись лица прихожан. Он был прост в общении и доступен. Со стороны он мог показаться очень строгим, но строг и необыкновенно требователен он был, прежде всего, к себе, а милостив и любвеобилен к другим. Тем, кто знал его ближе, было известно, что на самом деле это не строгость, а огромная любовь. Такая милость изливалась на всех, с кем сводила его судьба!

…Церковь возрождали всем миром — прихожане, чем могли, помогали — и всегда рядом с ними был отец Фёдор. Он и прораб, и штукатур, и простой чернорабочий. Батюшка как будто не ведал усталости. И такое было сильное впечатление от его подвижничества, образа жизни, ведения служб, что многие добровольные трудники, имеющие вполне реальную, нужную профессию, состоявшиеся в жизни, — полностью изменяли свой жизненный уклад, уходя в священничество.

— Первые дни работы мы тоннами выгребали мусор, грязь, ломали стены, — вспоминает протоиерей Николай Соколов, — Энтузиазм, с которым все трудились на восстановлении храма, наверное, можно было сравнить с энергией, которую приложили большевики к его разрушению. Работали без денег, без техники и почти без отдыха. Не приходится говорить и о технике безопасности. Чудом не погиб тогда наш отец Фёдор.

…Батюшка оказался прямо за стеной, которую пытались сломать всем приходом. Но разрушали стену не традиционными отбойными молотками, а при помощи груза, подвешенного на блоках. Буквально за минуту как рухнуть той стене — из-под нее вышел отец Фёдор. Живым. Промыслом Божиим ему было оставлено время земной жизни, дабы довершить то, что предначертано.

— С отцом Фёдором нас познакомил протоиерей Виктор Петлюченко, — вспоминает Борис Михайлович Лукичёв, начальник Управления по работе с верующими военнослужащими Вооруженных сил РФ. — Помню, в марте 1992 года я приехал на очередную рабочую встречу с отцом Виктором в ОВЦС и в его кабинете увидел незнакомого мне молодого священника. Отец Виктор представил нас друг другу, и отец Фёдор, а это был он, тут же пригласил меня к себе в храм Преображения Господня в Тушино. Приглашение с радостью было принято.

Закончив дела в ОВЦС, мы сели в машину отца Фёдора, которую иначе как драндулет назвать было нельзя. Да и как иначе назовешь восстановленный после списания войсковой вариант крытого брезентом «ЛуАза». На армейском языке он носил название «транспортер переднего края», предназначенный для подачи боеприпасов и пищи бойцам, находящимся на передовой, а также для эвакуации раненых.

Про себя я отметил экзотичность такого транспорта для православного священника, но позже понял символичность этого факта. Кроме того, что он говорил о личной скромности батюшки, такой войсковой автомобиль вполне соответствовал задаче, стоявшей перед отцом Фёдором. Он вел, образно говоря, большое сражение за восстановление и возрождение храма.

В здании храма тогда шли ремонтно-восстановительные работы, о чем с большим энтузиазмом рассказывал батюшка. Отец Фёдор показал, как мастера выкладывают смальтой образа на стенах и потолке, а на прощание подарил Борису Михайловичу на память кусочек золотистой смальты, который он до сей поры бережно хранит.

Окончание в следующем номере.