ТРОИЦУ В СЕМЁНОВСКОМ БЛАГОСЛОВИЛ САМ ПАТРИАРХ ТИХОН

Там, где Ленинский проспект пересекается со своим Ломоносовским собратом, еще в середине пятидесятых годов выходило околицей обширное село Семёновское. Своей главной улицей, она же участок Старой Калужской дороги, по которой отступал из разоренной Москвы Наполеон, Семёновское дотягивалось почти до нынешнего Воронцовского парка — известного теперь не только возрождаемой усадьбой, каскадными прудами, но и задержанием сотрудника ЦРУ.

Когда вам, быть может, придется ехать на автомобиле по главной магистрали Москвы, от МКАД по направлению к центру, то в районе ее пересечения с Ломоносовским проспектом посмотрите направо — здесь, собственно, и находилось Семёновское, незаслуженно позабытое потомками.

Старожилы рассказывали, что на месте «Зоомагазина» (Ленинский проспект, дом 68) стоял-де небольшой каменный храм, который разрушили при прокладке правительственной трассы.

Был — не был, этого никто не мог сказать достоверно. В архивах Московской Патриархии документов по нему не сохранилось, в фундаментальном справочнике Петра Паламарчука «Сорок сороков» — опять же молчание.

Краеведы разводили руками, и только писатель Константин Аверьянов, наперекор мнению авторитетных коллег, взялся утверждать в книге «История московских районов»: в селе Семёновском был Троицкий храм, возведенный после гражданской войны.

Нужно ли говорить, что само по себе это утверждение казалось неправдоподобным. Как в послереволюционной Москве мог быть построен храм, да еще каменный! Нет, не может быть. Никто бы не позволил этого сделать. Фантазии.

Согласно К. Аверьянову, после окончания гражданской войны в Семёновском происходит событие невероятное, чудо можно сказать: в 1924 году возводится каменная Троицкая церковь. Тут же, как и заведено, устраивается кладбище.

Поскольку автор не указал источник своей, прямо скажем, сенсационной информации, вопрос о существовании Троицкого храма оставался гипотетическим. Некоторые краеведы — так уж и быть — допускали наличие в дореволюционном сельце Семёновском старообрядческой часовни. Но не более того…

Между тем, на карте окрестностей столицы, изданной в 1920-х годах, Семёновское отмечено значком с крестом (по правую сторону от Старой Калужской дороги, если ехать из Москвы), означающим: «памятник церковной архитектуры (после 1812 года)».

Карта Москвы 1931 года фиксирует на том же мест крест — однотипный тому, каким по соседству, чуть южнее, отмечен приходской Троицкий храм в бывшей усадьбе Воронцово. Выходит, не часовня это, не сельское кладбище, а именно церковь. Но почему о ней ничего не было известно?..

СЕЛЬЦО ДОНСКОЙ ОБИТЕЛИ

Чтобы идти дальше, расскажем о Семёновском. В Москве таковых два: одно на реке Яузе — именитое, громкое, связанное с Лейб-гвардии Семёновским полком Петра Великого, и другое — сугубо сельское, на юго-западе столицы, окончательно ставшее частью мегаполиса только в конце пятидесятых годов.

На протяжении своей истории Семёновское находилось как бы в тени соседнего Воробьёва. Впервые в сохранившихся источниках оно упоминается в духовной грамоте Великой княгини Софьи Витовтовны, жены Московского правителя Василия I. В 1453 году она завещала своему любимому внуку Юрию, удельному князю Дмитровскому, «село Поповское Воробиево, и съ Семёновским, и съ деревнями, и с всемъ своим прикупомъ».

Таким образом, в нынешнем году у Семёновского красивая дата: 560 лет первого упоминания!

Князь Юрий скончался в сентябре 1472 года. В завещании принадлежавшие ему села и деревни он распорядился отдать братьям. Так «сельцо Семёновское да Воробьёвское з деревнями» достались царю Ивану III.

С этого времени Воробьёво и Семёновское в течение нескольких столетий входят в состав великокняжеских, а затем царских усадеб. В 1504 году Иван III завещает их своему сыну Василию III, от которого они переходят к Ивану Грозному, а от него — к сыну Фёдору.

…В глубокой древности Семёновское принадлежало боярину Семёну Жеребцу. Располагалось оно в верховьях речки Чура, «оседлав» развилку трех дорог: Старого Калужского шоссе, Нового Калужского (Боровский тракт), проходившего по северной окраине села, и древней дороги Каменки, идущей к селу Тропарёво, владению Новодевичьего монастыря.

После победы в 1591 году над войском крымского хана Казы-Гирея, подошедшего к Москве со стороны Котлов и Воробьёвых гор, царь Фёдор Иоаннович основал на месте стана русских воинов Донской монастырь, пожаловал ему сельцо Семёновское (16 дворов с 23 крестьянами) и соседнюю деревню Раменку.

Переход Семёновского к иноческой обители привел к тому, что в сельце был построен «двор монастырский» — своего рода усадьба, в которой жили монахи, заведующие хозяйством. Впоследствии рядом с ним были устроены большой яблоневый сад и деревянная часовня, сооруженная «для моления крестьянам».

Когда императрица Екатерина II крепко ударила по русским монастырям, покушаясь на церковные земли и имущество, сельцо Семёновское Ратуева стана было отнято у Донской обители и передано в управление Коллегии экономии духовных имений.

Согласно архивным данным, в середине XIX века сельцо Семёновское Троице-Голенищевской волости насчитывало сорок один двор, в нем проживали 225 мужчин и 249 женщин.

В Списке населенных мест Российской Империи (том XXIV, Московская губерния, 1862 год) Семёновское значится сельцом 5-го стана, Удельного ведомства, «при прудах». Имеет 79 дворов, 271 лицо мужского пола и 291 женского.

Своего кладбища тут не имелось, и местных жителей, «никониан» и староверов, хоронили на Воробьёвых горах, возле Троицкой церкви — сейчас это край смотровой площадки вблизи МГУ имени М. В. Ломоносова.

А вот школа в Семёновском была, она стояла приблизительно там, где теперь находится Черёмушкинский рынок. Насчитывала всего три класса. К началу XX века она стала мала и не могла уже вместить всех желающих получать знания.

Накануне Германской войны в Семёновском была сооружена каменная одноэтажная школа (в районе нынешней поликлиники №88). В ней было аж шесть учебных комнат! Рядом поставили деревянный дом для преподавателей.

К тому времени Семёновское было довольно зажиточным сельским поселением, состоявшим, по воспоминаниям старожилов, из трех безымянных улиц, около пятисот дворов с фруктовыми садами и пяти каменных домов.

Чтобы понять размеры села, достаточно взглянуть на карты: «семёновскими», в той или иной степени, являются Ломоносовский проспект, улицы Вавилова, Панфёрова, архитектора Власова. И, конечно, Старокалужское шоссе, делившее сельцо на две части.

Местность была весьма оживленная, с лавками и трактирами. Рядом — Калужская застава, ныне площадь Гагарина. Всего каких-то четыре с половиной версты и вот она, Москва!

СЕЛЬСКАЯ МОСКВА

Революционные события меняют «прописку» Семёновского. Его передают в состав Зюзинской волости. По состоянию на 11 июля 1918 года Гражданский комиссар В. Л. Гаврилов точно зафиксировал число местных жителей: 1174 человека. Таким образом, Семёновское оказывается самым крупным населенным пунктом Зюзинской, а потом Царицынской (Ленинской) волости Московского уезда.

Гражданская война, военный коммунизм… Все это Семёновское пережило вместе со страной, раздираемой смутой и кровавой усобицей. Новая экономическая политика, объявленная Лениным. Казалось, жизнь налаживается и можно надеяться, рассчитывать на лучшее… В 1920-х годах школьников из Замоскворечья водили сюда на экскурсию, чтобы те познакомились с типично «деревенской жизнью».

Храм Святой Троицы в селе Семёновском Ленинской волости был построен в 1923-1924 гг. на средства и силами его жителей. Причиной, приведшей к созданию прихода, стало появление в Семёновском двух московских священников — протоиерея Александра Ивановича Крылова и его зятя Александра Орлова, лишившихся мест и вынужденных покинуть столицу.

Оба перебрались сюда с семьями, в дом №22. Отец Александр, уступая тестю, стал служить в Троицкой церкви в селе Троице-Голенищево (ныне Мосфильмовская улица). Одновременно служил в молитвенном доме, издавна существовавшем в соседней деревне Матвеевская.

Жизнь, тем временем, усложнялась. В 1920-х годах для жителей Семёновского серьезной проблемой стал вопрос об открытии ночлежного дома. Ну как без него? Село, как мы помним, располагалось вдоль оживленного Калужского тракта, по которому день и ночь шли подводы, двигались обозы с продуктами и товарами для разрастающейся столицы. Москва привлекала людей возможностью получить работу, открыть свое дело; кто-то ехал повидать родственников.

Поток пеших странников, держащих путь в Москву, не иссякал ни днем, ни ночью. Многих, не рассчитавших времени на дорогу, ночь заставала в пути, и тогда они, голодные и усталые, часто с детьми, вынуждены были проситься на ночлег. Особенно доставалось председателю Семёновского сельсовета А. С. Долотенкову, каждую ночь вместо отдыха распределявшему горемык по избам.

Учитывая критическую ситуацию и недовольство людей, сельсовет предложил организовать ночлежный дом, частично на средства местных жителей. 8 мая 1927 года семёновцы собираются на общее собрание и после оживленной дискуссии решают просить Ленинский волостной исполком открыть ночлежный дом за его счет.

«Обсудили, что нам без ночлежного дома быть нельзя, — писали крестьяне. — Ввиду того, что у нас ночуют, где попало, и приходят, когда придется, иногда в самую полночь, и мы их посылаем в Москву или куда кто знает, а они не идут и скандалят с нами. Поэтому мы, граждане с. Семёновское, просим Ленинский ВИК открыть нам ночлежный дом». С помощью властей этот вопрос был решен.

В тот же период перед жителями Семёновского и других ближайших к Москве сел и деревень юго-запада встала еще одна проблема: автомобили! Любимая забава того времени: кто быстрее домчит седока до околицы села — лошадь или авто? Молодые парни старались вовсю, и только пыль стояла столбом да куры с кудахтаньем в ужасе разбегались в разные стороны.

6 июня 1927 года сход жителей озаботился вопросом «О запрете быстрой езды на автомобилях по Семёновскому». Обсудив, порешили: «Так как ездят, не разбирая, что если попадется лошадь с грузом крестьянская или гуляют дети, то водитель не считается с этим и пускает машину на полный ход, постановили: ходатайствовать перед ВИКом, чтобы принять соответствующие меры и прекратить шибкую езду по селению Семёновское на машинах, так как у нас дорога узкая, разъезд малый. И просим отпечатать в газету».

Так серьезные, рассудительные жители Семёновского вводили свои правила безопасности дорожного движения.

…Наступил Год великого перелома. Коллективизацию Семёновское встретило без энтузиазма. Колхоз под названием «Свободное начало» был создан здесь только 5 сентября 1931 года. Выправить ситуацию удалось лишь после раскулачивания трех крепких, работящих семей — Костигиных, Филипповых и Ёлкиных.

В дальнейшем здесь широко развернулся колхоз имени М. Горького, «ходивший» в Московской области среди передовиков. Очевидно, семёновцы хорошо работали и на боярина, и на монастырь, и на государство. Крепкие, работящие были люди.

А Троицкий храм был закрыт в 1936-1937 годах. Его фактический настоятель протоиерей Александр Орлов был арестован, судим и расстрелян на Бутовском полигоне НКВД. Его судьбу разделили и некоторые семёновцы, коренные и приезжие. Вот только некоторые имена…

Бабин Василий Прокофьевич (1897), русский, б / п, с Рязанщины. Такелажник, артель «Транспортное объединение».

Ломагин Михаил Васильевич (1894), русский, образование низшее, б / п, безработный. Обвинение: «злостная контрреволюционная агитация с террористическими высказываниями».

Мочалин Алексей Васильевич (1883), русский, образование низшее, б / п, чернорабочий.

Сергеев Дмитрий Филиппович (1891). Русский, б / п, уроженец Московской губернии. Заведующий молочным пунктом в Семёновском.

Силин Пётр Семёнович (1897), русский, б / п, сторож свалки села Черёмушки. Занимался контрреволюционной агитацией террористического характера.

Сорокин Иван Назарович (1883), русский, б / п, родом из муромской деревни. Сторож на кирпичном заводе № 1.

Очевидно, расстрельную статью эти русские, беспартийные люди получили «за разговоры». Кто-то из них, повздорив со своим соседом, мог в сердцах рубануть правду-матку, да еще пригрозить «набить морду», а тот — звеньевой или подымай выше, бригадир! Вот тебе и «террористические высказывания».

Такое было сплошь и рядом.

Иное дело — Иосиф Томасович Добасевич, работавший кочегаром в артели «Химкраска». Хотя и происхождения был простого, из крестьян, но зато поляк, родившийся в Варшавской губернии. 21 марта 1938 года он был арестован «тройкой» при УНКВД по обвинению в принадлежности к «контрреволюционной эсеро-бундовской террористической организации» и через три месяца расстрелян.

Обращает на себя внимание двойной адрес несчастного Добасевича: Москва, село Семёновское, Калужское шоссе, дом 77. Выходит, к тому времени оно уже являлось тогдашней новой Москвой. В той части, что выходила на будущий Ленинский проспект.

1 декабря 1933 года от Октябрьской площади (Калужская застава) был пущен автобус №15, следовавший по Старому Калужскому шоссе до конечной остановки «Воронцовский кирпичный завод». И хотя народу в него набивалось уйма, добираться до Москвы колхозникам стало много проще и удобнее.

Перед войной в Семёновском появилась школа взрослой (рабочей) молодежи, в которой учились после тяжелого трудового дня. Шли в нее добровольно, без какого-либо принуждения.

В 1938 году рядом с начальной построили двухэтажное здание средней школы, где обучались дети с пятого по седьмой класс. Не только семёновские, но и те, кто жил южнее — в Воронцово, Дальнем Беляево, Деревлёво и Коньково.

Однако до больницы или амбулатории руки у властей так и не дошли. Зато исправно работал клуб, по праву считавшийся одним из лучших в Ленинском районе Подмосковья. В нем размещалась библиотека и даже ежемесячно выпускалась стенная газета: в день ее появления у специальной витрины яблоку негде было упасть.

Да, насчет яблок, которыми славились Семёновское, Воронцово, Дальнее Беляево… Огромный ущерб садам нанесли сильные морозы в суровую зиму 1939 / 1940 годов. А ведь продажа фруктов и ягод составляла 30-40 % от общего дохода. Эх, будь это самой большой тогдашней бедой, люди бы на нее с радостью согласились. Только бы отвести войну!

«СТАЛИНСКИЙ ПУТЬ»

С началом войны годные к службе семёновские мужики пошли на фронт. Когда фашисты подошли вплотную к Москве, территория села и соседнего Воронцово была закреплена командованием за 879-м стрелковым полком.

Из оставшихся в 1942 году 1390 жителей: детей — 822, трое мужчин и 254 женщины трудоспособного возраста, остальные — немощные старики. Но в том же году, к декабрю, на постройку танковой колонны «Московский колхозник» семёновцы собрали 275 тысяч рублей. Деньги немалые!

Несмотря на трудное время, в местном клубе в 1943-1945 гг. под руководством агронома Калошина работали агро- и зоотехнические кружки, собиравшие по тридцать-сорок колхозников. Регулярно работал хоровой кружок, на который ходило человек двенадцать. Три-четыре раза в неделю в клубе «крутили кино».

На сайте московской средней школы №18 (район Ясенево) рассказывается: «Особо следует сказать о драматическом кружке, руководимом артистом московского Театра им. Вахтангова Н. Н. Смирновым, которого военное лихолетье забросило в Семёновское. Оказалось, что участвовать в работе драмкружка желают чуть ли не все жители села от мала до велика. Найти такое количество талантов, сосредоточенных в одном селе, актер явно не ожидал. Постепенно вокруг сплотились самые преданные и талантливые — 25-30 человек, готовых заниматься по вечерам, после тяжелого физического труда в колхозе, часто в холоде и темноте. Единственная проблема была с мужскими ролями, но женщины скоро научились перевоплощаться в мужчин и на сцене — на колхозных полях они давно уже этому научились.

Репертуару Семёновского драмкружка военного времени могли бы позавидовать многие ведущие столичные театры. Самодеятельные артисты поставили скетчи и водевили: «Бытовая тема», «Последняя встреча», «Мимолетное виденье», «Геройская жена», «Юбилей», «Начнем сначала», «Сюрприз», «Предложение».

Как видим, репертуар был насыщен любовной лирикой. И это не случайно. Несмотря на войну, сельская молодежь, а среди актеров большинство составляли девушки, мечтала о мире и о любви. Вне всякого сомнения, это давало им дополнительные силы для преодоления трудностей.

Драмкружок в 1943-1945 годах выступал не только в родном селе, но и в Зюзине, Шаболове, Битце, Воронцове, давая возможность людям отвлечься от забот и переживаний, прибавляя силы ждать любимых и работать для Победы».

В условиях нехватки всего и вся, Семёновский сельсовет много внимания уделял благоустройству. Поэтому, когда кто-то из сельчан предложил заняться озеленением, то эту идею горячо поддержали. Остановились на тополях. Так весной 1944 года «всем миром» было высажено две тысячи тополиных саженцев, сделавших село еще краше. Это были не просто деревья, но символ жизни вопреки смерти.

А еще семёновцы высадили в 1944-1945 годах саженцы яблонь, слив и вишень на территории в четыре гектара. Вообще колхоз имени Горького выделялся хорошей работой и в 1944 году был занесен на районную Доску Почёта. Большая заслуга в этом принадлежала Антиповой Татьяне Андреевне, председателю Семёновского сельсовета.

Пришла весна 1945-го. Пасха в том году совпала с праздником святого Георгия Победоносца. Немногие уцелевшие в Москве церкви были переполнены людьми, особенно, по данным НКВД, было много молодежи.

Весть о Победе и окончании войны разлетелась в считанные минуты. Это был общий праздник. Сельская улица быстро заполнилась людьми, плачущими и от горя, и от радости…

Мы не знаем, нашлись ли в Семёновском люди, рискнувшие просить об открытии храма и регистрации православной общины. Но факт остается фактом: Троица в Семёновском не была возвращена Церкви.

В 1950 году колхоз имени М. Горького поглотил своих соседей: Воронцовский — имени Ворошилова и Шаболовский — имени Ленина. Ему было дано новое название: «Сталинский путь». Еще три хозяйства влились в него в 1954 году: «Пятилетка в 4 года» (Коньково), «Памяти Ленина» (Деревлёво), имени Сталина (Дальнее Беляево). Их трудящиеся были объединены в отдельные бригады.

При очередном укрупнении в 1958 году к «Сталинскому пути» добавили колхоз имени Молотова (Зюзино, Волхонка, Троицкое-Черёмушки). Председателем правления был избран И. М. Лунёв, возглавлявший Семёновский колхоз уже много лет, еще со времен колхоза имени М. Горького. Новое хозяйство достигло гигантских размеров.

А дальше была… Москва!

В 1958 году территория «Сталинского пути» оказалась в городской черте. Став частью столицы, Семёновское боролось с неумолимой судьбой, пытаясь сохранить и имя, и прежний деревенский уклад. Многие, еще с довоенной поры, работали в Москве, оседали там и получали паспорта. Другие, не разгибаясь, продолжали зарабатывать трудодни («палочки») в колхозе, ради которого было положено столько сил. Жалко было бросать то, что создавалось потом и кровью.

Пока не были снесены колхозные строения, правление по-прежнему находилось в Семёновском — почти два года… Сохранились и животноводческие фермы. Однако сам колхоз был подчинен Сосенскому сельсовету вновь созданного Ульяновского района лесопаркового защитного пояса Москвы.

В январе 1962 года «Сталинский путь» был преобразован в колхоз «Родина». Это был уже «Конец старой Берёзовки». Кстати, этот художественный фильм, воспевающий грандиозные новостройки юго-запада Москвы, снимался в 1960 году как раз на фоне панорамы Семёновского.

Старожилы помнят, что остановка общественного транспорта «Черёмушкинский рынок» в начале 1960-х называлась просто — «Семёновское». Последние деревенские дома продержались до середины 1970-х. Однако к Московской Олимпиаде местный ландшафт привели в строгое соответствие со статусом столичного города. С деревней в черте города было покончено.

Что касается Семёновского кладбища, то оно было снесено перед Великой Отечественной войной в связи с прокладкой дороги до нового подмосковного аэропорта «Внуково», позднее названной Киевским шоссе. По ее маршруту в 1950-х годах устремится широкий Ленинский проспект. Перезахоронения же были сделаны у нас, тот есть в соседнем селе Воронцово (он же совхоз НКВД «Воронцово»).

Единственной памятью о существовавшем на юго-западе Москвы селе ныне является реконструированная подстанция «Семёновская» — названная так, впрочем, в честь ветерана энергетики, орденоносца Александра Семёнова. И сюда же, в поля, в начале 1970-х годов выезжали для учений сотрудники первого набора Группы «А» Седьмого управления КГБ СССР.

СЕМЁНОВСКОЕ И МАРФО-МАРИИНСКАЯ ОБИТЕЛЬ

Троицкий храм особый, особенный — во всем! И даже благословение на его сооружение лично дал Святейший Патриарх Московский и всея Руси Тихон, который с мая 1921 года находился в заточении в стенах Донской обители. Взяв только маленькую корзинку с необходимыми предметами домашнего обихода и туалета, глава Церкви перебрался сюда из Троице-Сергиевой лавры, изгнанный революционными властями и церковными «обновленцами».

О том, что именно святитель Тихон благословил возведение храма, а также о его особой духовной связи с Марфо-Мариинской обителью сестер милосердия на Большой Ордынке, рассказывала монахиня Надежда (Зинаида Александровна Бреннер). Этот рассказ стоит того, чтобы привести его полностью.

Небольшая ремарка. Связь Семёновского с Марфо-Мариинской обителью осуществлялась через Ефросинию Журило — хрупкую молодую женщину, родом из Харькова. Будущую матушку Любовь. Великую труженицу и подвижницу.

Итак, рассказ матушки Надежды…

«В начале жизни обительской она (Ефросиния Журило — П. Е.) вставала летом в четыре часа утра, убирала сад, вытирала полы, накрывала столы в трапезной, потом звонила, будила сестер. За трапезой никогда не сидела, а подавала к столу, потом мыла посуду. Когда трудно стало с продуктами, Фрося пошла в деревню Семёновку, познакомилась с несколькими крестьянами, и они стали привозить в обитель картофель и разные овощи.

Народ там был благочестивый и богатый. Фрося познакомила некоторых с батюшкой (архимандритом Сергием Сребрянским — П. Е.). Особенно близкими были Дмитрий Григорьевич, Василий Федотович и их семьи. Заболеет кто в деревне — они устроят в обительскую больницу, которая была с операционной. Одна их девочка училась в приюте Обители. Четыре девочки поступили сестрами.

В деревню возили батюшку для бесед, там были два крестьянина, очень начитанные, и их батюшка благословил устраивать иногда духовные беседы. Андрей Михайлович и Пётр Федотович были, как апостолы. Фрося стала там своим человеком — крестила, то есть была крестной матерью, мирила — ее звали «мировой судья».

Летом семёновские возили в Обитель батюшке и сестрам ягоды, цветы. Букеты пионов Фрося передавала и Святейшему Патриарху Тихону, когда она проходила мимо Донского монастыря, и он благословлял ее.

В Семёновке не было церкви, и Фрося благословилась у батюшки поговорить с подрядчиками Андреем и Николаем Мартыновичами, не возьмутся ли они построить маленький храм. Они согласились. Эти люди были большими благодетелями Обители.

На закладку храма приехали батюшка и сестры-певчие. Храм был построен быстро, освящен, нашли священника, и семёновцы стали прихожанами в своем храме. Из Обители дали иконы, облачение и разную утварь.

После революции из деревни запретили привозить продукты, и крестьяне не могли их продавать — у заставы стоял отряд солдат. Фрося поговорила с ними, рассказала, для какой Обители нужны продукты, той, при которой больница, приют, амбулатория… Дала им от Валентины Сергеевны какие-то подарочки, крестики, иконочки — и солдаты стали пропускать крестьян с возами картофеля и овощей. А потом, когда окончательно перестали пропускать, носила на себе — по два мешка картофеля, и по два раза в день. Восемь километров до Семёновки — и обратно восемь километров с мешками. Придет зимой поздним вечером, кое-как поест и ляжет спать на голом полу около плиты. А утром пропоет обедню — и опять в поход».

В книге протоиерея Михаила Ардова «Матушка Надежда и прочие невыдуманные рассказы» приводится не столь пространное, однако не менее ценное сообщение той же Зинаиды Бреннер:

«Вот она — моя Фросенька… Тут с цветами сфотографировалась. Она цветы так любила, так любила… Все, бывало, их целует. Ей наш зосимовский старец Алексий, как постригал ее в рясофор, дал имя — Любовь. И благословил тогда, чтобы так это имя и в монашестве осталось. Монахиня Любовь…

Бывало, когда к нам в обитель сестры шли, он, старец Алексий, всегда говорил: «Идите в Марфо-Мариинскую. Там одна Фрося чего стоит…» В голодное время всю нашу обитель спасла. Пошла в деревню Семёновку, это за Калужской заставой, познакомилась там с крестьянами. Ну а потом они нам и помогли в революцию… А мы детей у них крестили… Я и сейчас, в Москве когда, у крестника, у семёновского живу…

Девочки их, семёновские, в обители воспитывались. Одеждой им помогали, а они нам хлебом, картошкой… Церкви у них там не было, так им церковь построили по благословению Патриарха Тихона…

Вот фотография, как ее закладывают…»

УСТАНОВЛЕННЫЕ ФАКТЫ

Таким образом, из бесценных воспоминаний матушки Надежды мы получили сведения, касающиеся сразу нескольких вопросов. Во-первых, Троицкий храм в Семёновском благословили сам Патриарх Тихон (через монахиню Любовь) и духовник Марфо-Мариинской обители милосердия Сергий Сребрянский, ближайший сподвижник Великой княгини Елизаветы Фёдоровны.

Во-вторых, связующим звеном между святителем Тихоном, находившемся в Донском монастыре, Марфо-Мариинской обителью и православной общиной села Семёновского являлась матушка Любовь.

Кстати, говорить с Патриархом она, очевидно, не могла, только видела его издали, со стены, поскольку тому строго возбранялось общаться со стекавшимися в обитель верующими — теми, кто в условиях раскола оставался верен Церкви и не поддался на соблазны «обновленцев» и «живцов». Зато людям разрешали передавать дары, кто и что приносил: дрова, рамку меду, заштопанные носки, фунт свечей, мешок муки, две луковицы, штуки полотна, а вместе с ними — записочки, и святитель отвечал на них.

Так, очевидно, и было получено благословение на Семёновский храм. Строителями его выступили Андрей и Николай Мартыновичи, благотворители Обители матушки Елизаветы. Иконы и утварь были пожертвованы отсюда же, с Большой Ордынки.

Нам удалось установить одну из уроженок Семёновского, ставшую сестрой Марфо-Мариинской обители. Это Евдокия Ивановна Шмакова, 1901 года рождения, медсестра. В 1928 году она будет выслана в Тверь, в 1931 году по приговору «тройки» ОГПУ получит три года ИТЛ условно. Дальнейшая ее судьба неизвестна. Реабилитирована по заключению прокуратуры Калининской области в декабре 1989 года.

В-третьих, церковь создавалась с первого кирпича, а не перестраивалась из часовни, как это с упорством продолжают утверждать некоторые краеведы.

В-четвертых, на закладке присутствовали преподобный исповедник Сергий (Митрофан Васильевич Сребрянский) и крестовые сестры-певчии из Марфо-Мариинской обители.

Поскольку достоверно известно, что архимандрита Сергия заключили в тюрьму 23 марта 1923 года, а уже в августе он был выслан в Тобольск, то закладка Семёновского храма, следовательно, была осуществлена несколько ранее даты ареста.

В-пятых, земельный участок для возведения храма на окраине Семёновского, в районе большого пруда, предоставила Евгения Ивановна Крылова, директор местной начальной школы, она же сестра протоиерея Александра Крылова.

Довоенные карты с напечатанным большим крестом позволяют четко локализовать место нахождения Троицкого храма — в районе развилки на Киевское (Боровское) и Калужское шоссе. Однако не на месте «Зоомагазина», как утверждалось ранее, а на другой стороне Ленинского проспекта.

Поначалу церковь была в Семёновском крайним строением, за ней вдоль шоссе, к Москве, еще ничего не было. Рядом — большой пруд, даже озеро, с глинистыми берегами. Уже в дальнейшем, судя по картам, Семёновское шагнуло дальше и к началу войны вплотную придвинулось к будущему Ленинскому проспекту.

В-шестых, поскольку в селе поселились два священника, возникла идея построить, наконец-то, собственную и такую долгожданную, нужную людям церковь.

Средства для храма собрали сами крестьяне. Они же раздобыли кирпич — нынешний юго-запад Москвы в районе Старо-Калужского шоссе являлся не только садоводческой, но и кирпичной провинцией ближайшего Подмосковья. Заводы стояли в Шаболово, Семёновском, Черёмушках и Воронцово.

На карте Московской губернии, отразившей данные топографических съемок июня-сентября 1924 года, церковь уже отмечена крестом. Логично предположить, что ее освящение состоялось на Троицу того же года. И с этого времени сельцо Семёновское стало полноценным селом.

Окончание в следующем номере.