ЗАХВАТ ЛАЙНЕРА ТУ-134 ГРУППОЙ «ЗОЛОТОЙ МОЛОДЁЖИ»

Гнусный месяц — ноябрь. Осенние золотые деньки бабьего лета безвозвратно улетели с последними листочками, до бодрящего зимнего морозца с россыпями искрящихся снежных сугробов еще надо дожить. Безвременье какое-то. Служба в это время кажется поистине «лямкой». Точнее сказать — боевая учеба.

ЗВОНОК ПРЕДСЕДАТЕЛЯ КГБ

Чем бы ни занимался сотрудник подразделения спецназначения (я не говорю о людях случайных, попавших в Группу «А» стараниями кадровиков, таких единицы, и надолго они у нас не задерживались), где бы ни находился, хоть на блинах у тещи, в глубине души у него пульсирует, звенит какая-то струнка ожидания чего-то неизбежного и крайне неприятного…

Осень. Поздняя… Обычным куражом, лихостью на занятиях и не пахнет - «по погодным условиям».

И потому, распуская свое отделение по домам ровно в 18.00, про себя я напутствовал катящееся к закату 18 ноября 1983 года солдатским аккордом «День прошел и… ладно» в надежде, что он навсегда будет похоронен в моей памяти. Судя по утомленным лицам ребят, они были полностью со мной солидарны. Разве можно было заранее знать, что день этот войдет в историю «Альфы»?

Командир-единоначальник, если он, естественно, является таковым, а не только числится в штатном расписании, покидает подразделение, как и капитан тонущее судно, последним. Вышестоящий начальник — после подчиненных ему командиров, и так по нарастающей. В общем, как говорят: «Если ты добросовестно работаешь по 8 часов в сутки, то станешь начальником и будешь трудиться по 12 часов».

Громыхнув тяжелой дверцей сейфа, укрывшего в своем чреве секретную документацию, я потянулся и с удовольствием подумал, что уж сегодня не придется толкаться в переполненном столичном антиобщественном транспорте и давить промозглую грязь: начальник «Альфы», полковник Зайцев Геннадий Николаевич, однофамилец, обещал доставить до родного порога в своей служебной «Волге».

В комнате дежурного по Группе «А», где мы должны были встретиться, я мгновенно понял, что торжественный выезд домой откладывается на неопределенное время. Старлей, облаченный по случаю дежурства в форму, с дрожью в голосе объявил Геннадию Николаевичу, что Сам просит с ним срочно связаться…

Просьба… Ох, уж эта кэгэбэшная интеллигентность. Хотел бы я посмотреть на человека, который бы не откликнулся на подобную просьбу.

Сам — это Председатель КГБ СССР Чебриков Виктор Михайлович.

Зайцев-старший, умудрившись сохранить начальственное достоинство, попросту растворился в воздухе, чтобы возникнуть в своем кабинете у самого главного из десятка других телефонов, украшенного гербом СССР.

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: случилось нечто экстраординарное. Председатель Комитета госбезопасности никогда прежде не был замечен в стремлении просто поговорить в конце рабочего дня.

Лицо у Зайцева-старшего, когда он переговорил с Самим, было, словно с похорон вернулся, но выдержка, закваска тертого жизнью, начальниками и подчиненными чекиста вылилась в отлитое из свинцовых горошин слов сообщение: «В 16 часов 16 минут группой вооруженных лиц захвачен самолет Ту-134, следовавший по маршруту Тбилиси — Батуми — Киев — Ленинград. На борту 57 пассажиров и 7 членов экипажа. В настоящее время лайнер стоит на одной из взлетных полос аэропорта столицы Грузии. Все. Находимся в готовности».

Еще примерно с полчаса в самых «верхах» думали над проклятыми русскими вопросами. Если ответ на первый из них — «Кто виноват?» — пока всех удовлетворял — «вооруженная группа», то решение второго требовало неизбежных в подобных случаях «согласований» и «увязок».

Наконец, поступила команда: «Альфе» — на выход, то есть готовиться к вылету в Тбилиси.

Геннадий Николаевич, бог весть по каким соображениям, до последней минуты не мог принять решение — брать ли меня в «команду». Скорее всего, вспомнил древнюю мудрость о том, что беда не приходит одна, и кому-то из руководства Группы «А» лучше оставаться на месте: разного рода придурков на Руси всегда хватало, и кому и что придет в буйную головушку отчудить, ни один оракул не предскажет. Но, в конце концов, пролетая мимо меня, грустного и растерянного, буркнул желаемое: «Собирайся».

Правда, машина уже стояла под «парами», и освобождать заложников я отправился без привычной экипировки.

В то время и на тренировках, и при проведении операций «альфовцы» облачались в обмундирование так называемого «летно-технического состава»: черные комбезы, которые носят чернорабочие военных аэродромов — всякие там техники, смазчики-заправщики и прочий непритязательный люд — удобно, тепло и немарко. В оружейке я едва успел схватить свои «стволы», сгреб чью-то униформу дичайшего синего цвета и скатился вслед за товарищами.

«САМОЛЁТ С КОМИТЕТСКИМИ ГОЛОВОРЕЗАМИ»

В 20.30 бетонка взлетной полосы аэропорта «Внуково» скакнула вниз и самолет, набитый ребятами Группы «А» и офицерами Управления КГБ на транспорте, взял курс на Тбилиси.

Внешне наша «Тушка» ничем не отличалась от захваченной. Внутри же она делилась на две части: общую, представляющую собой обычную пассажирскую «колбасу», и нечто вроде кабинета, в котором мы и собрались на первое свое совещание. Приткнувшись в уголке дивана, я поймал себя на банальности, что наше совещание напоминает консилиум врачей перед сложной операцией: строгие лица, негромкие голоса, мысли и идеи облачены в короткие, четкие формулировки.

Информации в нашем распоряжении было еще маловато, поэтому все внимание сосредоточилось на рассмотрении вариантов «домашних заготовок», разработанных на случай действий «Альфы» против террористов, захвативших самолет. Но никто ни на секунду не забывал, что все они готовились в тиши кабинетов, и ни у кого из Группы «А» не было опыта освобождения сбитых в тесноте чрева авиалайнера перепуганных пассажиров. И хотя большинство крепких ребят, откинувшихся сейчас в мягких креслах «общего салона», вроде бы безмятежно дремали, это была всего лишь видимость.

Около полуночи совершили посадку в аэропорту Тбилиси, где, по-моему, собралось все местное КГБ. Не чинясь званиями и должностями, импульсивные грузины бросились помогать нам выгружать багаж, или, как мы его называли, «боекомплект». По мере того как на бетонке росла груда ящиков и тюков, кавказцы приходили в дикий восторг.

Вылетая на операцию и не зная точно, какое именно снаряжение понадобится, мы захватили с собой много разного и всякого, в умелых руках способного совершить военный переворот в средних размеров банановой республике: автоматы, пистолеты, снайперские винтовки, бронежилеты, каски, радиостанции, бронещиты, ящики со спецсредствами, пиротехнику, чемоданы с различной экипировкой. Что ж, «одежкой», по которой встречают, мы уважение заслужили.

Впрочем, как вскоре оказалось, кое-кому на гостеприимной грузинской земле наш прилет встал поперек горла. Через специальную аппаратуру подслушивания удалось перехватить горестно-озлобленный вопль одного из террористов. Если убрать эмоциональные выражения, то получится: «Из Москвы прибыл самолет с комитетскими головорезами».

В те времена наша Группа была настолько засекречена, что о ее существовании даже в Комитете мало кто знал. И потому сразу стало ясно, что лайнер захватили ребятки совсем не из простых-незатейливых…

«ДА, ОН СЛИШКОМ ПОХОЖ НА СВОЕГО ОТЦА»

Духоте южной ночи до лампочки неприкосновенность «особо важных персон», она заползла и в центральное здание аэропорта, где в депутатском зале расположился штаб операции. От стены к стене, от кресла к креслу бесцельно слоняются прокурор республики, начальник управления гражданской авиации, министр МВД Грузии, контрразведчики.

«Альфу» представляет, само собой, Зайцев-старший. Надо немало повариться в котле «системы», чтобы прочитать на его бесстрастном лице тщательно скрытое негодование: «А что, товарищи, вы здесь, собственно говоря, делаете?» Отношение профессионалов к дилетантам, которые путаются под ногами, но вдруг и могут понадобиться. Уже потом я понял, что за замедленностью в движениях и внешним спокойствием этого человека скрывается натура крайне эмоциональная, но умеющая сжимать свое естество.

Немного в стороне стоял первый секретарь ЦК компартии Грузии Эдуард Шеварднадзе. Искренне говорю, он мне понравился. И не только своим внешним видом — подтянутый, стройный — но, прежде всего, манерой держаться. Уже в том, что за ночь ни разу не присел, чувствовалось, что нервы его натянуты как струна, но больше внешне это никак не проявлялось. Другие деятели подобного ранга топали бы ногами, брызгали слюной и разбрасывали налево и направо ценные указания, одинаково бесполезные и опасные. Особенно, если бы кто из них, как Эдуард Шеварднадзе, около семи лет (с 1965-го по 1972 год) возглавлял республиканское Министерство внутренних дел.

Лицо у него дрогнуло только один раз. Захватившие самолет были уже установлены. «Контора» генерал-полковника Инаури (глава КГБ Грузии) подтвердила, что хлеб ест не даром. На меня и на других «московских скорохватов» копии, отпечатанные на машинке с краткими биографическими данными, никакого впечатления не произвели, но окружение первого секретаря разбилось на кучки и уныло, как пчелы в дикую жару, зажужжало. Только сам Шеварднадзе напоминал статую Командора.

С фотографиями террористов, которые мне выдали в штабе, я скользил по залу для «особо важных», торопясь к своим ребятам. Если придется штурмовать — пусть запомнят хорошенько. Ну и сам не мог удержаться, чтобы не перетасовать на ходу скользкие глянцевые снимки.

Шеварднадзе вдруг ожил и остановил меня.

— Что это у Вас в руках? Покажите.

Взяв их в руки и перебирая, внимательно всматриваясь в лица, задержал свой взгляд на одном из них — Церетели:

— Да, он слишком похож на своего отца!

Остальные террористы также были отпрысками людей в республике известных и порядочных, без какой-либо тяги к криминалу.

Грузинские комитетчики уже поделились с нами тем, что знали. А знали они немало, и не только то, как все произошло «в общем и целом». Группа вооруженных преступников во время полета ворвалась в пилотскую кабину. Ранив бортмеханика и заместителя начальника летно-штурманского отдела Управления гражданской авиации Грузинской ССР, потребовали изменить курс самолета и произвести посадку в Турции.

Незадолго до захвата самолета «Мосфильм» снял лирико-драматический фильм «Набат», который чины от министерства культуры, почесав затылки и после соответствующих консультаций, в прокат не пустили. «Кино крутить» было решено только для правоохранительных органов и людей, ответственных за безопасность «Аэрофлота». И правильно сделали.

Оценка сильных и слабых сторон фильма как произведения искусства не в моей компетенции, но если отбросить всю «лирику», то лента с успехом может претендовать на учебное пособие для террористов. Негодяи, решившие улететь за границу, разыграв перед стюардессой сцену молодежной свадьбы, просят помочь с билетами и пронести на борт портфель с ценной посудой.

Когда «молодожены» и портфель оказались на борту, то быстро выяснилось, что вместо фарфора у счастливых влюбленных — оружие, и они хорошо знают, как им пользоваться.

Как и любой «закрытый» фильм, сопровождаемый грозным «циркуляром», помимо тех, кому положено было его посмотреть, он стал известен еще куче народа, не имеющего никакого отношения ни к «органам», ни к славным работникам воздушных путей.

КРОВАВАЯ СВАДЬБА

«Киношный» захват самолета был практически один к одному претворен в реальную жизнь в Тбилиси. За день-два до описанных событий будущие преступники — Сосо Церетели, 1958 года рождения, преподаватель школы-интерната, а по совместительству художник студии «Грузия-фильм» и его жена Тинатин Петвиашвили, 1964 года рождения, студентка третьего курса архитектурного факультета Академии художеств, отпраздновали свадьбу.

Среди приглашенных на праздничное застолье была сотрудница аэропорта. Между витиеватыми тостами за здоровье молодых с ней договорились, что гостья поможет молодоженам купить билеты и попасть на борт самолета через депутатский зал, минуя досмотр. Как задумали, так все и получилось.

Преступники — Паата Ивериели, родился в 1953 году, врач; его брат Кахи Ивериели, родился в 1957 году, ординатор кафедры госпитальной хирургии Тбилисского мединститута, Геча Кобахидзе, родился в 1953 году, без определенных занятий, ранее дважды судимый за хулиганство; Гия Табидзе, художник; Давид Микаберидзе, родился в 1962 году, студент и уже известная супружеская пара — Церетели-Петвиашвили — приехали в аэропорт, где встретили двух знакомых девушек, которым предложили совершить вояж по городам и весям Союза. О своем действительном замысле дурехам, разумеется, не сообщили. Вся компания без досмотра прошла через депутатский зал и расселась по креслам.

После взлета кандидаты в террористы, краем уха слышавшие о сопровождении полетов сотрудниками КГБ, принялись рассматривать пассажиров на предмет «засланного казачка». Они «строили» из себя великих физиогномистов, которые без труда сумеют «вычислить» сотрудника «органов» по выражению бдительной настороженности во взоре. Самое забавное, что как раз этот рейс никто не сопровождал. Однако, кто ищет — тот всегда найдет. На свою беду, один из пассажиров, видимо, от природы любопытный и общительный, показался молодоженам подозрительным.

Какая же свадьба без шампанского. Сосо Церетели, с бутылкой этого игристого напитка в руках, поднялся со своего места, подошел сзади к вертящему головой гражданину и двинул тяжелым «огнетушителем». Вслед за этим Табидзе и братья Ивериели схватили стюардессу Валентину Крутикову и, прикрываясь ею, ворвались в пилотскую кабину. Размахивая «стволами», перебивая в крике друг друга, они потребовали изменить курс и лететь в Турцию.

С непосредственностью профессионала, знающего возможности своего самолета и, видимо, еще до конца не верящего в смертельную опасность, бортмеханик Анзор Чедия попытался объяснить, мол, какая Турция? Не долетим! Ответным «аргументом» стал смертельный выстрел в упор. Следующая пуля пробила шею заместителя начальника летно-штурманского отдела Завену Шабартяну, летевшему в составе экипажа.

Однако террористы не заметили, что в носовой части пилотской кабины за занавеской находится штурман самолета Владимир Гасоян. Очнувшись от возникшего в такой обстановке замешательства, он выхватил положенный ему «по штату» пистолет и открыл ответный огонь. В тесноте кабины не надо быть снайпером, чтобы попасть. Скрючившись, упал на пол и в агонии засучил ногами Табидзе, получив ранение, один из братьев Ивериели выскочил за дверь, обратно в салон.

Командир корабля Ахматгер Гардапхадзе, не растерявшись, проделал в воздухе несколько фигур «высшего пилотажа» для того, чтобы затруднить действия преступников. Как потом подсчитали специалисты, нагрузка на несущие конструкции самолета при этих маневрах превысила допустимые в три раза. Что тогда ощущали пассажиры, представлять не хочется, но, в результате, экипажу удалось отделиться от преступников бронированной дверью пилотской кабины.

Несмотря на ранение в ногу от срикошетившей пули, командир корабля посадил самолет в аэропорту Тбилиси. Нервное напряжение, потеря крови все же сказались: при посадке лайнер сильно ударился о взлетно-посадочную полосу, в его полу начали распахиваться различные технологические люки и аварийный люк правой стороны. Чтобы последний не выпадал, преступники заставили одного из пассажиров придерживать его руками.

Пока «Тушка» катилась по бетонке, одна из стюардесс решилась на смелый, до безумия, поступок — выпрыгнуть из самолета. Успела открыть входную дверь, но тут прогремел выстрел… Как потом установит экспертиза, девушка упала на взлетную полосу уже мертвой. Пуля попала точно в сердце.

Увидев, что самолет совершил посадку в точке вылета, самый молодой из террористов, Микаберидзе, не выдержал и застрелился.

В общем, обстановка — хуже некуда. Крови пролилось достаточно много, а за пущенной кровью вновь льется кровь.

Грузинские коллеги уже перевернули все вверх дном в домах и на дачах террористов. Результаты обысков настроения никому не прибавили. Были изъяты горы разнообразного оружия, гранаты, в том числе одна противотанковая. Наверное, не только у меня мелькнула обескураживающая мысль: если столько вооружения осталось лишнего, то не Турцию же, в конце концов, преступники собрались завоевывать. Серьезность подготовки к акции по захвату самолета подтвердили и продырявленные весьма основательно мишени. Даже по дверям своих загородных домов палили, руку набивали.

НЕСОСТОЯВШИЙСЯ СТРИПТИЗ

Самолет поставили в самый конец зоны аэропорта, который взяли в непрошибаемое оцепление солдаты-пограничники. Парни, отобранные из призывников по принципу «лучшие среди лучших», были подготовлены для действий в совершенно других условиях: кто-то нарушил границу и удирает — догони, уступаешь в скорости или сопротивляется — стреляй.

Дикость случившегося, нервозность, которой, казалось, пропитался даже воздух над аэропортом, сыграли злую шутку. Один из пассажиров, разумеется, не имеющий представления о пуле, поразившей попытавшуюся выпрыгнуть из самолета стюардессу, также без трапа покинул лайнер. На взлетной полосе он оказался «между двух огней». Тут же по беглецу одновременно начали палить и террористы, и… пограничники, которые приняли его за убегающего преступника. При этом несколько очередей доблестных стражей границы прошили обшивку самолета, ногу пилота Станислава Габараева и превратили в груду разорванных деталей систему радиосвязи.

После этого все, кто мог из состава экипажа более-менее самостоятельно передвигаться, покинули проклятый самолет. В кабине остались тело бортмеханика и раненный в шею заместитель начальника летно-штурманского отдела.

Преступники, угрожая расправой над пассажирами, продолжали требовать вылета самолета за пределы СССР. Вместе с тем, даже самым далеким от воздушного транспорта людям было ясно, что этот лайнер поднять в воздух не рискнет ни один камикадзе.

Но все доводы, что от самолета осталось лишь название и восстановить его можно только в заводских условиях, от упертых террористов отскакивали как горох от стенки, как и предложения пересесть в другой самолет. Они истерично требовали: ремонтировать тот, в котором находились, и — баста!

Единственным сдвигом в переговорах стало согласие преступников принять сумку с медикаментами и несколько чайников с питьевой водой. Сами они к ней даже не притронулись, опасаясь, что хитроумные «комитетчики» добавили в воду какие-то не менее хитрые препараты. Аптечка также подверглась самому пристальному осмотру и, хотя ничего подозрительного обнаружено не было, медикаменты отдали пострадавшим пассажирам. Своего раненого сообщника террористы перевязали подручным материалом.

Наконец, в переговорах наступил хоть какой-то просвет. Террористы согласились принять парламентера. Правда, поставили условие, что тот должен остановиться в 50-ти метрах от самолета, снять с себя всю одежду, включая носки, и только после этого подняться в самолет.

Зайцев-старший собрал сотрудников «Альфы» и поинтересовался у них о желании выступить в роли стриптизера. Первым решился прилюдно раздеться на бетонке автор этих строк.

Прошу поверить, что руководило мною не стремление совершить подвиг, а чистой воды прагматизм. По служебной необходимости я чаще своих коллег вынужден был находиться в штабе и, соответственно, получал информацию из первых рук, которую опять же первым имел возможность анализировать и «просчитывать» некоторые варианты. Сознаюсь, что тут сказалась и неистребимая черта характера к действи¬ям в экстремальных ситуациях. Ну что поделать, если роль стороннего наблюдателя для меня всегда была скучна…

Вместе с Геннадием Николаевичем прошли в штаб.

— Ну что, не испугаешься? — спросил Ионаури.

Единственным ответом было бы пожатие плечами, но генералам так не отвечают. Кстати, после принятия решения, чувствовал себя совершенно спокойно: жребий брошен, назвался груздем, так и полезай в кузовок. Бодро ответил, что не испугаюсь и постараюсь не только провести переговоры, но и разведать обстановку в салоне, необходимую для выработки окончательного плана операции.

Ответ на вопрос главы грузинских комитетчиков: что будет, если и меня оставят в заложниках, также прозвучал без запинки: воспользуюсь условными фразами и дам знать, возможен штурм самолета или нет.

Что это будут за фразы, оговорили заранее. Главное, чтобы преступникам они показались совершенно безобидными. Дабы не возиться на взлетно-посадочной полосе с трусами-носками, заранее разделся донага, натянул сверху комбез, уселся в кресло в ожидании выхода на публику

В это время продолжались попытки уговорить преступников отказаться от дальнейшего насилия и освободить заложников. В аэропорт срочно доставили родителей террористов, которые сначала рвались уговорить своих детей не брать больше греха на душу, но вскоре, проникнувшись атмосферой зла и ожесточения, сгустившейся вокруг лайнера, от своего намерения отказались.

Ближе к двум часам ночи мы заняли исходную позицию. Один из инженерно-технических работников аэропорта после длительных уговоров и изрядной порции коньяка согласился участвовать вместе со мной в стриптиз-шоу. В салоне, где было темно, как в колодце, нужно было включить аварийное освещение. Это был единственный человек, который не отказался нам помочь. Остальные, несмотря на указание своего «аэрофлотского» начальства, участвовать в операции не захотели. Заявляли, словно сговорившись, одно и то же: имеем семьи, детей и погибать не собираемся.

Ладно, двинулись. Моего спутника изрядно покачивало, и я уже начал волноваться, сумеет ли он без посторонней помощи раздеться, когда распахнулась входная дверь, в проеме показалась растрепанная женщина, которая начала истерично кричать:

— Не подходите! Не подходите!

Позднее выяснилось, что это была одна из пассажирок, у которой террористы забрали двухлетнюю дочку и пригрозили убить ее, если почувствуют обман.

Затем ее оттеснила еще одна женщина, судя по решительному виду, собравшаяся выпрыгнуть на бетон. Высота — чуть больше двух метров и бедная пассажирка застыла в испуге, рискуя каждую секунду получить в спину пулю. Мой коллега, застывший с автоматом под фюзеляжем, не выдержал и, рискуя демаскироваться, негромко рявкнул, чтобы она прыгала к такой-то матери…

Оказавшись на земле, женщина стремительно понеслась по летному полю прочь от самолета. Как потом выяснилось, бежала она со сломанными ногами. Вдогонку ей раздались выстрелы. К счастью, ни одна из пуль не задела ни ее, ни нас.

Окончание в следующем номере.