Автор: Николай КОКУХИН

МАШУТКА В БОЮ

— Мама, — спросила я в одно прекрасное летнее утро, — к кому мы поедем в этом году?

— Не знаю, моя доченька, — ответила мама. — Куда батюшка благословит, туда и поедем.

— А когда он благословит?

— Да в ближайшее воскресенье и благословит.

«Как хорошо, — подумала я, — до воскресенья осталось всего три дня».

Они пролетели очень быстро, я и не заметила, как они пролетели. В воскресный день мы с мамой, как обычно, пришли в храм, и после богослужения батюшка объявил:

— Едем к преподобному Феодосию Кавказскому.

«Замечательно! — подумала я. — Он мне знаком, потому что я совсем недавно прочитала его житие».

Через несколько дней мы с мамой пришли на площадь, где уже стоял большой красивый сияющий автобус. На переднем стекле, справа, я увидела несколько бумажных икон: Спасителя, Божией Матери и Святителя Николая, а рядом — заметная, красными печатными буквами, надпись: «Паломники».

В салоне были удобные, с высокими спинками, сиденья. Мы, с шутками и смехом, разместились (нас было очень много, наверно, человек пятьдесят) и поехали. Дорога — не ближний свет.

Я сидела у окна, и мне было все видно: сначала был город, потом пошли поля, овраги, мосты через речки, селения, козы, которых пасла маленькая старушка, какя-то крупная птица на водонапорной башне — это был наглядный урок дорожной географии.

Батюшка между тем прочитал акафист преподобному Феодосию Кавказскому, а затем Серафима, бывшая актриса, а теперь регент нашего храма, запела:

Житейское мо-оре

Играет волна-ами,

В нем радость и го-оре

Всегда перед на-ами.

Никто не ручи-ится,

Никто не узнае-ет,

Что может случи-иться,

Что завтра с ним ста-анет…

Все паломники подхватили, в том числе и я. Я знаю все песни, которые мы исполняем в пути — и народные, и покаянные, а также песни на слова известных и неизвестных поэтов. Когда поешь, то на душе становится очень радостно, и никогда не устанешь.

Мы спели столько, что и сосчитать невозможно, это нас сильно сблизило, как будто мы всегда были вместе и никогда не расставались.

— Через полтора часа — Минеральные Воды! — объявил батюшка. — Там нас ждет преподобный Феодосий!

Радость охватила мою душу: еще один святой войдет в мою жизнь, я буду ему каждый день молиться, а он будет помогать мне в учебе, укреплять мою веру, еще больше любить мою маму и других людей. Я была почему-то уверена, что он и сейчас молится обо мне — ведь он знает, что я еду к нему и мне не терпится побыстрее поклониться его святым мощам.

…Вдруг автобус замедлил ход и остановился. Непонятно, почему он остановился, так как до города было еще далеко. Водитель открыл переднюю дверь, и в салон вошел смуглый черноволосый человек, в руках у него был автомат. За ним шагнули еще двое вооруженных людей.

Повинуясь приказу, водитель свернул с трассы на какую-то боковую дорогу, потом на другую, а затем затормозил…

— Выхадыте! — закричал главарь. — Бийстро!

— В чем дело? — поднявшись с переднего места, спросил батюшка. — Зачем выходить?

— Нэ разговарывать! — рявкнул бандит. — Бийстро выхадыть!

Водитель открыл вторую дверь, и паломники один за другим потянулись из автобуса, досадуя за непредвиденную остановку.

Их было трое, с грубыми лицами, заросшими жесткой щетиной. Они цепкими злыми глазами осматривали выходящих людей, каждый из них держал автомат наизготовку.

— Что это значит? — обратился к ним священник. — Разве сейчас военное время?

Все трое, как по команде, навели на него свои автоматы, показывая, что не намерены разговаривать с ним и выяснять отношения. Один из бандитов, тот, что заходил в автобус, был выше на голову своих сообщников, видимо, он был главарем. Он заорал на священника, сделав шаг по направлению к нему:

— Малчать! Прыстрелю, как собаку!

Батюшка побледнел, сильно сжав кулаки опущенных вдоль тела рук; видимо, ему стоило больших усилий сдержаться и не прекословить. То, что нас остановили бандиты-ваххабиты, ни у кого не вызывало сомнений.

Паломники притихли, понимая, что дело принимает нешуточный оборот.

— Стройся в одну шырэнгу! — вновь заорал главарь. — Бийстро!

Он, а следом за ним и его сообщники ринулись на нас, ударяя кого кулаком, кого дулом автомата, а кого и пиная тяжелым ботинком. Мама схватила меня за руку и почти бегом оттащила в сторону.

— Шырэнга! Шырэнга! — орал то один бандит, то другой, то третий.

За каких-нибудь две-три минуты им удалось выстроить нас в одну цепочку, которая растянулась по безлюдному шоссе на порядочное расстояние.

У паломников были испуганные, бледные лица, у многих дрожали не только руки, но и губы. Никто не знал, для чего их выстроили в одну длинную шеренгу и что их ожидает в следующую минуту.

Кроме священника, в нашей группе было еще несколько мужчин, но их в общей массе как-то не было видно, да и чем они могли помочь женщинам, если сами находились в сильнейшем шоке.

Мама крепко держала меня за руку; ее рука изредка вздрагивала, и тогда я еще крепче сжимала ее ладонь.

Вдруг произошло то, чего никто не ожидал.

— Сымай кресты! — заорал главарь.

— Сымай кресты! — еще громче заорал его сообщник.

— Сымай кресты! — подхватил третий бандит.

Они ринулись на шеренгу, как волки на ягнят. Главарь понимал, что главное лицо в нашей группе — священник, который, во-первых, отвечает за всех нас, а во-вторых, является для нас примером. Главарь приблизился к нему, лязгнул затвором автомата и прицелился прямо в лицо; глаза его горели лютой ненавистью.

— Сымай, а то пристрелю!

Батюшка обеими руками взялся за светлый с матовым оттенком крест, висевший у него на груди.

— Я пастырь и не могу без креста, — преодолевая отвращение к бандиту, сказал он.

— Можешь! Сымай!

— Зачем он тебе?

— Я хочу его растоптать! — смакуя каждое слово и понимая, что оно сильно ранит сердце священника, прорычал бандит.

— Он предназначен не для этого!

— Нет, как раз для этого! Сымай!

— Не сниму! — дрожащим голосом сказал батюшка.

— Тогда прощайся с жизнью! — спокойно проговорил бандит; он вскинул автомат и выстрелил, казалось, прямо в священника. Короткая очередь, однако, прошла выше его головы.

Батюшка от неожиданности и от страха присел, но креста из рук не выпустил.

— Счытаю до трех! — предупредил бандит. — И стреляю прямо в лоб! Раз! — Он чуть помедлил. — Два! — После краткой паузы он поднял дуло автомата, целясь в лоб нашему батюшке. Тот не выдержал и дрожащими руками снял с себя крест.

— Бросай на зэмлю! — приказал бандит.

Батюшка бросил.

— Топчи!

Батюшка наступил на крест ботинком.

— Вот так! Хароший пример!

Лицо бандита исказила зловещая улыбка.

— Все, все сымайте свои кресты! — пуще прежнего заорал он. — Иначе всех перестреляем!

Два его сообщника между тем терзали других паломников, принуждая их снимать с себя нательные кресты. Сняли все женщины, сняли все мужчины, сняли все подростки. И все по приказу бандитов растоптали их. Это произошло в течение каких-нибудь двух-трех минут.

Остались только три человека, которые не сняли кресты: моя мама, я и Сережа, юноша лет пятнадцати, которого я давно знаю, так как мы часто встречались в храме — мы стояли в самом конце шеренги, так что до нас еще не дошла очередь.

В этот момент один из бандитов, расправившись с очередным паломником, подошел к маме.

— Сымай крест! — рявкнул он.

— Ни за что!

В словах мамы слышалась такая уверенность, такая сила, такая убежденность в своей правоте, такая непоколебимая вера истинного христианина, что бандит опешил. Он сделал шаг назад и внимательно посмотрел на маму. Мама, не дрогнув, встретила его взгляд. В нем бандит не увидел ни слабости, ни растерянности, ни животного страха, которые встречал на лицах других паломников.

Он секунду помедлил, продолжая изучать мамино лицо, крепче сжал цевьё автомата, а потом шагнул ко мне:

— Ну, а ты? Сымешь?

— Нет! — ответила я, глядя прямо в глаза бандита. — Я не отрекусь от Христа! Потому что я люблю Его!

Бандит, должно быть, удивился, услышав мой ответ. Он даже не нашелся, что сказать, только хмыкнул и, сделав еще один шаг, обратился к Серёже:

— А ты?

— Как Машутка, так и я! — звонким голосом воскликнул Серёжа.

Свидетелями этой сцены были не только паломники, но и другие два бандита, приблизившиеся к концу шеренги.

Главарь закинул автомат на ремне за спину, то же самое сделали и его сообщники.

— Дураки! — громко крикнул главарь. — Дураки! Ха-ха-ха!

Он грубо захохотал.

— Ха-ха-ха! — загоготали его сообщники.

— А эти трое — молодцы!

Главарь кивнул в нашу сторону.

— Молодцы! — повторил он.

Бандиты быстрым шагом, почти бегом побежали от нас, стуча ботинками. Они заскочили в свой автомобиль, тот сорвался с места и умчался по пустынной дороге, поднимая пыль. Когда пыль исчезла, машины уже не было видно.