Автор: АЛЕКСЕЙ ФИЛАТОВ

ПОБЕДИТЬ В АДУ

Фото: Так выглядит сейчас бывший дворец кровавого диктатора Амина. На фото хорошо видно, что штурмовать Тадж-бек, стоящий на высоком холме, спецназу пришлось снизу вверх

Декабрь 2014 года. Тридцать пять лет спецназовскому перевороту в столице Афганистана и штурму дворца Амина. Одним из тех, кто совершал в Кабуле «Второй этап Саурской революции», был Владимир Федосеев, ветеран первого состава Группы «А». Недавно ему исполнилось 65 лет.

ПЯТЬ БРАТЬЕВ И ПЯТЬ СЕСТЁР

— Вы москвич по рождению? Вообще расскажите о себе, пожалуйста.

— Москвич, можно сказать и так. Хотя родился я под Москвой, в районе города Мытищи. Семья была многодетная: пять братьев и пять сестер. Родители из Климовского района Тульской области. Отец, Матвей Иванович, работал обходчиком, смотрел за посадками вдоль канала, чтобы не смывало берега. Мама вела хозяйство и занималась всеми нами. Была награждена звездой «Мать-героиня», которую ей вручили в Кремле.

Обитали мы в доме канала имени Москвы — комната, кухонька, отопление только печное. Родители спали на кровати, а дети на полатях: первый ярус, второй, а меня закидывали на самый верх. Да, трудно жили, но в тоже время люди тогда были другие, добрее, что ли. Не помню, чтобы у нас в семье были серьезные ссоры между детьми. Все трудились, старшие на заводах и фабриках, младшие помогали по хозяйству, а я, самый мелкий сын, пас и поил скот — держались за счет коровы, куры были, рыбу ловили на водохранилище.

— Ваш отец воевал?

— Нет, на фронт его не забрали — иначе семья погибла бы без кормильца. Работали… Все для фронта, все для победы! Старшая моя сестра рассказывала, как рядом с ней, когда она однажды поползла к стогу сена для коровы, прошла пулеметная очередь с фашистского самолета. Один налет следовал за другим. Мотоциклетные разъезды немцев уже были в Яхроме.

Всего этого я, естественно, не застал. Но это пережила моя семья. Пережила вместе с десятками тысяч других семей. В 1957 году я пошел в школу. До сих пор помню свою классную наставницу — Кондратенко Зою Максимовну.

А еще помню, когда Хрущёв ввел налог на плодовые деревья и мы, дети, плакали, глядя, как вырубают наши деревья. Потому как было положено иметь одну яблоню на три человека, а все остальное — под корень. Землю пахотную урезали, отобрали два огорода, и там ничего, кроме полыни, не росло больше после нас. Даже кур обложили налогами. Как хочешь, так и выживай.

А в 1963 году трагически погиб отец. На Дмитровском шоссе, когда он пошел за продуктами, его сбил управлявший автомобилем солдат срочной службы. Мама потом сказала следователю, что отказывается от возбуждения уголовного дела — мужа не вернешь, а у парня вся жизнь будет поломана. После слегла и уже не вставала, а в 1966 году ее не стало.

В 1965 году я окончил восемь классов и поступил в Московский электромеханический техникум имени Красина. Отучился год, потом перевелся на вечернее отделение и поступил на завод «Память революции 1905 года», что на Красной Пресне. Работал слесарем-электромонтажником.

— Когда были призваны в армию?

— В 1970 году, попал в конвойные войска — служил в караульной роте. Когда демобилизовался, то вернулся на родное предприятие, устроился слесарем-сборщиком в бригаду Титова Василия Ивановича — человека замечательного, которому за все я очень и очень благодарен.

Работая на заводе, я стал усилено тренироваться, готовить себя физически для службы в органах госбезопасности. В 1972 году прошел нештатную подготовку и в январе 1973-го был направлен учиться в Ленинградскую спецшколу №401 КГБ СССР. Ее, кстати, окончили многие наши товарищи по Группе «А».

После почти годичного обучения я вернулся в Москву и был зачислен сотрудником 3-го отдела Седьмого управления Комитета. Занимался наружным наблюдением.

«ГРУППА АНДРОПОВА»

— Как состоялось Ваше зачисление в Группу «А»?

— В сентябре 1974 года меня вызвали на беседу, разговор вел Роберт Петрович Ивон. Задавал разные вопросы, в том числе: готов ли я пожертвовать собой при выполнении боевого задания? Все кандидаты проходили такое тестирование.

— Кто был начальником Вашей смены? Ведь поначалу были смены, а не отделения?

— Начальником нашей смены, а потом отделения был Сергей Александрович Голов, который будет потом награжден орденом Ленина за штурм дворца Амина.

— Как Вы для себя расшифровывали название подразделения?

— Не знаю, кому в голову пришло такое классное название — Группа «А». «Группа Андропова», «антитеррор»… Разное говорили, но имя подразделения звучало красиво, интригующе.

Первые шаги в нашем обучении были направлены исключительно на физическую подготовку сотрудников. Отрабатывались силовые упражнения, подтягивание, отжимание, кроссы… Занимались очень много. Многое зависит от характера. Помню, когда в Группу пришел Коля Егоров (царство ему небесное), то ему тяжеловато пришлось. Однако он поставил себе цель и через полгода упорной работы стал подтягиваться двадцать с лишним раз. Стройный стал, как кипарис.

Поскольку на первом этапе существования Группы не существовало еще нормативов, то задача ставилась такая: сотрудники должны быть готовы вынести любые нагрузки при выполнении боевой задачи. На первых порах никто из руководителей не знал, как действовать. Искали оптимальные схемы и варианты методом «тыка».

— Где располагалось тогда подразделение?

— В здании на улице Новослободской. Этот объект принадлежал Службе охраны дипломатических представительств. Базировались в тренажерном зале, откуда было вынесено все спортивное оборудование. С этого скромного помещения и началась легендарная «Альфа».

Как я уже говорил, проходили тяжелые, утомительные тренировки. Часто приходилось стрелять из пистолета Макарова. В 1975-1976 годах уже осуществлялась целенаправленная тактическая подготовка. В Группе появилось хорошее оружие, снайперские винтовки. Для нас стали приобретать иностранные образцы вооружения. Мы их изучали на тот случай, если вдруг придется использовать в деле.

— А в каких местах проходили сборы, полевые учения?

— На тактическую подготовку мы выезжали в Ярославль. Там же проходили занятия по вождению боевой техники и стрельбе. На полигоне ВДВ под Тулой мы изучали минно-подрывное дело, стреляли из гранатометов, выполняли прыжки с парашютом.

— Какая была первая операция, в которой Вам довелось участвовать?

— Ну, я даже не могу назвать ее операцей в полном смысле этого слова. 1976 год. Москва. Забастовали студенты из африканской страны Гайана. Несколько человек, угрожая топором, захватили в доме №148 по Ленинскому проспекту своего посла, он же консул, и потребовали от него увеличения стипендий. Ситуацию удалось разрешить без штурма. На «первых рубежах» был Николай Васильевич Берлев. Сейчас можно улыбнуться, вспоминая этот эпизод, но тогда он был первым.

Потом были другие выезды. К 1978 году сотрудники Группы «А» были готовы выполнить практически любое задание, связанное с освобождением заложников. Действительность же оказалась очень далека от того, к чему нас готовили. Я имею в виду штурм дворца Амина. В две первые командировки в Афганистан — весной 1979-го и в начале декабря того же года — я не попал, потому как получил растяжение связок на ноге.

РЕСТОРАН В ГОРАХ

— Расскажите, пожалуйста, как и когда Вы узнали, что летите в Афганистан?

— 22 декабря мы получили приказ на выполнение боевой задачи. Поздно вечером вызвали на работу. Подняли нас ночью. Тогда мобильных телефонов не было, только мультитоны, запрограммированные на две команды: «555» (учебная тревога) и «777» (боевая тревога).

На базу прибыли все, кто находился по домам. Всего нас тогда было человек пятьдесят. Это уже потом пошли массовые наборы в подразделение. Помню, просидели около часа в полном неведении. Потом стали готовить форму, обговаривали, какое дополнительное снаряжение нужно брать с собой. Полностью все упаковали, собрали и складировали на втором этаже в актовом зале — и были готовы к активным действиям. Потом поступила команда «отбой». Личный состав распустили по домам, но утром как штык надлежало быть в расположении Группы.

В 7 часов все прибыли в подразделение. Задачу ставили Роберт Петрович Ивон и Михаил Михайлович Романов (командир «Грома», заместитель начальника Группы «А» — Авт.). Погрузились в наш автобус и выехали на подмосковный аэродром «Чкаловский». Там «под парами» находился пассажирский самолет… Последняя остановка была в Ташкенте, после у нас отобрали паспорта. После пересечения воздушной границы Советского Союза Михаил Михайлович Романов приказал расчехлить оружие и подготовить его к бою.

— Посадка прошла штатно?

— Единственное, что отразилось у меня в памяти, так это кромешная темнота на базе ВВС Баграм. Покинув самолет, мы заняли круговую оборону. Темень, ничего не видно, но чувствовалось, что это другая страна — скалы, отсутствие растительности, даже пыль какая то другая. Тут к нам подошел Юрий Антонович Изотов, наш товарищ по Группе «А» (группа Шергина-Изотова отвечала за личную охрану будущих руководителей ДРА и НДПА — Авт.). Мы обнялись, и он показал, где можно временно разместиться. Поселили нас в большой палатке — человек на двадцать-тридцать, с буржуйкой, где и переночевали без происшествий. Утром погрузились на автомобили «ГАЗ-66» и в сопровождении переводчиков выдвинулись в Кабул.

— Ехали открыто?

— Не знаю, под каким флагом мы ехали, но было сделано все, чтобы скрыть наличие в грузовиках людей. По пути следования была дана команда — защитить себя от возможных уколов штыков. Загородили себя матрацами, надели бронежилеты. С двумя-тремя остановками добрались до расположения «мусульманского» батальона ГРУ, который находился в непосредственной близости от дворца Амина.

Обосновались в помещении недостроенной казармы. Условия спартанские. Холодно, но жить… можно. Чисто тактически начали изучать расположение Тадж-бека, пути подъезда к нему. Неоднократно проезжали на бронетехнике вблизи резиденции Амина.

— А зачем?

— Это делалось для того, чтобы приучить афганцев. На момент начала операции шум заводимых моторов не должен был вызвать у них подозрений. 26 декабря Михал Михалыч, Женя Мазаев и я вместе с командиром «Зенита» Яковом Семёновым выехали на рекогносцировку. К тому времени поступила информация, что афганская дивизия готовится к выдвижению в район дворца Амина. Уже было ясно, что нам отводится ключевая роль в предстоящей войсковой операции.

…Выехали мы рано — часов в восемь, проехали блокпост, на втором нас остановили, но потом пропустили дальше. Согласно «легенде», ехали мы в элитный ресторан, расположенный наверху в горах, чтобы подготовиться к празднованию «на чужбине» Нового года. В этом ресторане собирались высшие офицеры афганской армии.

— И там группу задержали, так?

— Не знаю, то ли это была случайность, то ли афганцы из Бригады охраны Амина действительно что-то подозревали… Короче, нас они пропустили, но не сказали, что ресторан закрыт. С этой точки Тадж-бек был как на ладони, хорошо просматривались все подступы к нему и расположение постов охраны. А вообще… очень красивое, внушительное и завораживающее было зрелище.

Что делать? Мы развернулись и начали спуск. У второго блокпоста нас тормознули. Офицер-афганец настоятельно позвал «в гости» и где-то часа четыре беседовал с нами о жизни.

— А на каком языке шел разговор?

— На одном из местных языков. Переводил Яков Фёдорович Семёнов. Часа четыре мы пили чай, были попытки отобрать у нас оружие — очень афганцам понравились наши «АК-74», но мы, естественно, оружие в руки не давали. Внутреннее напряжение было высокое, и только потом, когда нас выпустили, мы вздохнули с огромным облегчением.

Следующий блокпост мы проехали без остановки. Прибыли к месту дислокации. «Жень, послушай, — сказал я Мазаеву, — у меня вся спина мокрая». Но главное, все, что было нужно, в ходе рекогносцировки мы посмотрели и нанесли на карту.

«МЁРТВАЯ ТИШИНА»

— Кто ставил перед бойцами «Грома» боевую задачу?

— Романов, кто еще! Наш командир. С утра 27 декабря он нас построил и сообщил о предстоящем задании. Распределил по экипажам. Разрешил отдыхать, но велел быть готовыми выступить по первому приказу.

— Он объяснил, для чего нужно штурмовать Тадж-бек?

— В общих чертах. А так… Вы знаете, людям в погонах политических целей не объясняют. Политика — это грязь. Грязь и лицемерие. А мы — офицеры, мы выполняем приказ. Политикой пусть занимаются… там. Когда с политическими целями идешь выполнять боевую задачу, ты либо покойник, либо чудак на букву «м». Поэтому нужно выполнять приказ — и все!

— Говорилось, какая задача у «Грома», а какая у «Зенита»?

— Да, конечно. «Зениту» было определено занять первый этаж, уничтожить связь, коммуникации, все, что может привести к утечке информации за пределы дворца, а нам предстояло работать непосредственно по Амину.

…Целый день мы ожидали команды. Нет, скажу я вам, ничего томительнее, чем такое ожидание. За час до начала операции Романов распорядился, чтобы всем налили по сотке «наркомовских» грамм. Настолько было велико напряжение, что водка пошла, а к хлебу и колбасе никто из нас не притронулся. После этого еще раз определились по экипажам. Я попал в подгруппу Балашова. Вместе со мной под его началом были Алексей Баев и Николай Швачко.

Выстроились в колонну. Мы — десант, командир и экипаж БМП из «мусульманского» батальона. В БМП я оказался последним, напротив, едва втиснувшись, разместился Лёха Баев с пулеметом. Нервы напряжены до предела. Звучит команда, и мы рвемся ко дворцу. Люки открыты — это на тот случай, чтобы при прямом попадании можно было выпрыгнуть.

— Когда по колонне открыли огонь?

— Мы не проехали, наверное, и десятка метров, как по нам «заговорил» дворец Амина. Нашу БМП, шедшую первой в колонне, подбили. Проезд оказался настолько узок, что две легковые машины — и те с трудом могли разъехаться, а тут — боевые машины пехоты!

Машина с подбитой гусеницей стала кружиться на месте, ее командиру осколок попал в бедро. Водитель, пытавшийся выбраться, был тут же убит. Такая же участь постигла и переводчика, который пытался вылезти через верхний люк. Наступила пауза, какая-то внутренняя «мертвая тишина». Я повернулся к Балашову: «Олег! Это железный гроб, надо выпрыгивать!» — «Куда?! Команды нет». — «Какая команда может быть?! Сейчас еще один выстрел, и мы покойники. Или мы все-таки сможем что-то сделать».

Через задние люки мы выскочили наружу. Баев сразу же занял позицию с пулеметом, а я укрылся за БМП и открыл огонь из снайперской винтовки. Балашов рядом залег. Перед нами — Тадж-бек, как будто рукой подать. Вечер, в нас светят мощные прожектора. И — море, море огня…

Стреляли мы до тех пор, пока не кончились магазины с патронами. Я сбросил вещмешок и стал доставать запасные обоймы. В этот момент рядом с БМП раздался взрыв. Я почувствовал, как правая нога захлестнулась за левую. Потекла кровь. Боли поначалу не было. Шок.

Снарядив снайперскую винтовку, я опять начал стрелять по окнам дворца. И тут в стоявшую БМП попал снаряд, и она взорвалась. Дикий грохот, и ударная волна буквально сбросила меня с бруствера.

Очухался. Смотрю, Лёша Баев стоит на бруствере, стреляет из пулемета. Крикнул ему, чтоб пригнулся хотя бы. Он ответил, что, мол, не до этого сейчас — впереди такой бой, ребятам нужно помогать! Вдруг: «Щелк!» — и он упал. Я стал звать его: «Лёша, Лёша!» — а он никакой, лежит беспомощный. Попытался его оттащить в будку охраны, а он здоровенный был, около ста двадцати килограммов, и у меня ничего не получилось.

Подбежал Коля Швачко: «Что сидите?!» Я объяснил, и Швачко помог затащить тяжеленного Баева в караулку. Втянули, сделал я ему укол и перевязал бедро… Не знал, что Лёша еще и в шею получил ранение. Отдал ему пулемет: «Ты тут посиди, а мы пойдем с Колей, надо ребятам помочь».

— Но Вы же были ранены? Какую реальную помощь могли оказать в тех условиях?

— Когда мы выбрались из будки, то увидели, что наши ребята стали подниматься и перебегать площадку перед Тадж-беком, чтобы ворваться в здание. Я тоже пробежал несколько метров, но опять — взрыв, и меня швырнуло на бруствер. Кто-то из наших затащил меня в будку, положил рядом с Баевым.

…Голова чугунная, но меня мучил вопрос — а где, интересно, моя снайперская винтовка? Вон там лежит, говорят. Выполз, забрал ее. Смотрю, Лёха чуть-чуть очнулся. Я сделал себе укол, настолько стало больно… Потом к нам заглянул десантник: «Свои?» — «Свои».

Лёшка лежит, а я на одной ноге, на вторую не могу опереться. Решил добраться до бруствера, чтобы стрелять по окнам дворца. Понимаю, если буду ковылять к нему, то я — покойник. Взял винтовку, открыл по окнам дворца прицельный огонь.

БОЙ ПОСЛЕ БОЯ

— На боевой позиции перед дворцом Вы находились до окончания штурма?

— Да. Сколько времени прошло, не могу сказать. Может, минут десять. Страха не было. Он появился потом, когда все стихло — страшно, что один, что не выберусь, я практически недвижим, на одной ноге. Кровь уже начала пузыриться из ботинка. И вот эта оглушительная тишина.

Успокоился, когда увидел Володю Гришина с Мишей Соболевым. Гришин спросил насчет самочувствия. Я ответил, что «нормально». Тогда Володя подхватил меня и на одной ноге, с его помощью, я допрыгал до БМП. Баева, которого вел Соболев, положили рядышком.

Ко мне на колени поместили врача — то ли хирурга, то ли терапевта. Пощупал я его — готов. Говорю: «Ребята, он же мертвый. Можно, я положу его вниз? Какая ему разница? У меня нога очень болит, не могу его держать…»

Ладно, положили его вниз. Привезли в ту казарму, в которой мы располагались перед штурмом, разложили по койкам. Я попросил одного в белом халате дать мне воды. Он приносит канистру, открывает… Смотрю, а на канистре написано: «Антифриз». Говорю ему: «Ты что мне принес?!» Раненый в бедро командир БМП, лежавший рядом (к своему стыду, не помню его фамилию), прикрикнул на него, приказал взять себя в руки и дать воды. А потом велел принести из какой-то каморки фляжку со спиртом.

Пришел медбрат и начал всех осматривать. Через две койки от меня Валерка Емышев лежал. Ему отрезали кисть руки. Медик подошел ко мне и срезал большими ножницами ботинок и носки, перебинтовал развороченную ногу. Стали готовить к эвакуации.

Потом на «ГАЗ-66» под охраной нас привезли в поликлинику советского посольства. Люди там нас встречали со слезами — видеть молодых, искалеченных ребят это, конечно, тяжело. Причем, я хочу отдать должное: помощь нам оказали квалифицированную. Сделали уколы, почистили и обработали раны. Обкололи новокаином с пенициллином. Поставили капельницы. Терпел я до последней возможности, но когда дошли до пятки, стало очень больно.

— Когда Вас отправили в Москву?

— Утром следующего дня, только сперва нас направили в Ташкент. Там также была оказана квалифицированная медицинская помощь. Сделали переливание крови. Предстояла операция, уже «аппарат Елизарова» подготовили, и вдруг приезжает какой-то генерал-майор из Ленинградской военно-медицинской академии. Осмотрел меня и заявил: «Ногу нужно ампутировать». Ко мне в то время пришли Балашов и Гришин. Я им рассказал, какие у меня дела, попросил, чтобы они связались с Москвой. Ну и там что-то закрутилось, завертелось…

Наступил Новый год. 7 или 8 января привезли нас в Москву, приземлились на аэродроме «Чкаловский». В Ташкенте, помню, погода была теплая, травка зеленая, а тут мороз 20 градусов. Под каждого раненого была выделена машина «Скорой помощи». Я высказал пожелание, чтобы меня отправили в Институт имени Склифосовского. Можно было выбирать.

— Почему именно туда?

— Я знал, что Берлева Николая Васильевича — нашего товарища, который тоже участвовал в штурме дворца Амина, именно в Склифе поставили на ноги (спасая человека, Берлев покалечился от электрички — Авт.). Так я оказался в Склифе, где провел полгода. Оперировали меня замечательные хирурги Борис Косов и Игорь Коваленко. Поставили «аппарат Елизарова». Само выздоровление шло тяжело, так как оказались задеты кости. К сентябрю 1980 года я был уже на ногах, но еще больше года наблюдался у врачей.

— После Вашего возвращения в подразделение наверняка встал вопрос о трудоустройстве. Как он решался?

— Установка была такая: если кто из раненых пожелает остаться, то руководство Комитета будет им только благодарно за это. Ну, в общем-то, никто и не ушел. Хотелось служить! Мысли не было уйти. Даже больше скажу: мы, по большому счету, ничего и не умели, кроме как воевать. В гражданской жизни себя не видели.

Короче, все остались — работали, участвовали в специальных операциях по освобождению заложников, опять воевали в Афганистане. Из обычной жизни мы были вычеркнуты. Зато своим опытом, даже одним своим присутствием в подразделении мы могли помочь молодым сотрудникам почувствовать себя в этой обойме, где они оказались.

…На первых порах меня назначили ответственным дежурным по Группе. Прошло полгода, и Геннадий Николаевич Зайцев предложил возглавить боевую подготовку, поскольку ожидался новый набор молодежи. Что я и сделал. Особых проблем на этом поприще не было. При проверках, когда у кого-то не шла стрельба, Михал Михалыч Романов требовал, чтобы стрелял я. И если сотрудник выбивал, скажем, 70 очков, то я из его винтовки выбивал 95-96 очков — и тем самым его как бы «подставлял».

Вместе с Витей Карпухиным (Герой Советского Союза за штурм дворца Амина — Авт.) мы ездили испытывать и пристреливать новое оружие, поступавшее в подразделение. Также в специальных условиях смотрели, как оно ведет себя в грязи, в воде.

«ГЕРОИЧЕСКАЯ ЭЙФОРИЯ»

— Скажите, в каком году закончилась Ваша служба в подразделении?

— В 1990 году. Я — майор, старший оперуполномоченный. Мне было предложено съездить на переподготовку во Владимир. К этому времени у меня уже было твердое решение уходить со службы. Дали мне понять, что с таким ранением я не могу находиться на руководящей должности. С одной стороны, обидно было, а с другой — правильно. Любой командир должен действовать и воспитывать, прежде всего, личным примером. А мне не просто бегать, а ходить было тяжело — но я и бегал, и прыгал.

После Владимира я год отработал в нашем посольстве в Кабуле. Прибыл туда в мае 1991-го. Впечатление от Афгана… как будто и не уезжал. Ситуация накалялась. На улицах разгуливали вооруженные моджахеды. Снаряды попадали на территорию посольского комплекса.

— Вы имели представление о драматических событиях дома? Что страна переживает острый системный кризис и близится к своему краху?

— О том, что творилось в Союзе, информация приходила крайне отрывочная. А потом в одночасье просто сменили табличку: был «Советский Союз» — стала «Российская Федерация». Вот и все.

В мае 1992 года я вернулся домой. Вылетали чартерным рейсом по маршруту Дели — Кабул — Москва. В городе уже начались боевые действия. На борту самолета было много афганцев, покидавших свою родину.

В ноябре 1992 года я уволился в запас. Началась совсем другая жизнь.

— Глядя на тех, кто совершил тогда подвиг в Кабуле, видишь, как сложно складывалась жизнь у многих бойцов команды «Гром». И многих из них уже нет среди здравствующих.

— Да, судьбы у ребят, штурмовавших Тадж-бек, сложились по-разному. Каждый выходил из того состояния, в котором оказался, как мог. Это сейчас в Управлении «А» есть квалифицированные специалисты — они понимают, что любая серьезная операция есть нервный стресс, возможный срыв, депрессия. Нужно вывести человека из этого состояния. В наше время этим, к сожалению, не занимались.

Хочу сказать и о такой стороне. То, что мы сделали в Кабуле — за это честь нам и хвала, нас наградили орденами и медалями. Однако на фоне героических поступков нельзя позволять себе расхлябанность и вседозволенность. Нужно продолжать работать, поддерживать себя в хорошей физической форме. Каждое дежурство — боевое, и это не отдых. Нас в любой момент могут вызвать на выполнение специальной задачи, связанной с освобождением заложников и нейтрализацией террористов. «Героическая эйфория» недопустима.

В этом плане Геннадий Николаевич Зайцев был на своем месте. И не только на своем, но он еще дополнял и возвышал значимость подразделения. Как командир, Зайцев был жестким, грамотным и знающим командиром, умевшим взять на себя ответственность, доказать свою правоту и решить вопрос. По-мужски это нормально. По тем временам нельзя было иначе.

Некоторые новички приходили и не могли задержаться в Группе. Особо было трудно тем, кто имел за плечами армейскую закваску. Не хочу никого обидеть, но Группа «А» требовала других отношений. Все тут зависело от людей, и щелкать каблуками в «Альфе» не было принято. Здесь каждый должен был думать своей головой, быть самостоятельным, быстро принимать решения.

— Кстати, после Беслана число желающих попасть в «Альфу» возросло.

— Так было и после штурма дворца Амина. Помню такой случай. Мне нужно было съездить в институт Склифосовского на последний медосмотр. Роберт Петрович Ивон попросил меня заехать в Службу ОДП. Я сначала не понял, зачем это ему нужно было.

Поднялся в спортзал, перед входом стояли молодые ребята. Роберт Петрович объяснял им, какие нормативы нужно сдавать, чтобы стать сотрудником Группы «А». И тут я, прихрамывая, прохожу через строй — как наглядное пособие того, что может ожидать их в спецназе. Как потом рассказывал Ивон, желание у молодых ребят служить в подразделении антитеррора, проявить себя, доказать, на что ты способен, — это стремление только возросло.

Такой волевой настрой является отличительной чертой представителей разных поколений Группы «А». Мне посчастливилось быть в числе первых, и я за это очень благодарен судьбе.

Автор публикации — вице-президент Международной Ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа». Интервью подготовлено в рамках проекта «Живая история «Альфы». 

Газета «СПЕЦНАЗ РОССИИ» и журнал «РАЗВЕДЧИКЪ»

Ежедневно обновляемая группа в социальной сети «ВКонтакте».

Свыше 39 000 подписчиков. Присоединяйтесь к нам, друзья!

 http://vk.com/specnazalpha