Автор: МАТВЕЙ СОТНИКОВ

ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА В «АЛЬФЕ»

Прослужив в Группе «А» почти четверть века, полковник Сергей Поляков вышел на пенсию осенью 2004 года и был избран вице-президентом Ассоциации «Альфа». Ныне ему исполнилось 60 лет. Сегодня юбиляр отвечает на вопросы газеты «Спецназ России».

АФГАНСКИЙ ПРИЗЫВ

— Сергей Андреевич, расскажите, как Вы стали сотрудником Группы «А» Седьмого управления КГБ СССР?

— В нашей семье, как и во многих других, был свой герой — мой дед, Кудрявцев Илья Александрович. Он сражался под Ельней, и его дивизия одна из первых стала гвардейской. Был ранен. После госпиталя воевал в разведке. Попал в плен и погиб в фашистском лагере под западно-украинским городом Ровно. Так что я всегда мечтал продолжить его путь — стать солдатом, кадровым офицером. Мне хотелось быть или десантником, или пограничником — что, в конце концов, и сбылось.

Окончив школу в Целинном районе, я поехал поступать в Рязанское воздушно-десантное училище, но не прошел по конкурсу — недобрал два балла. Меня призвали на срочную службу в Погранвойска КГБ СССР и направили на границу с Китаем. Это был 1972 год, еще до конца не закончился вошедший в историю тяжелый пограничный конфликт между Китаем и Советским Союзом.

Потом было Московское пограничное училище имени Моссовета, но после него обратно на границу я уже не вернулся, а остался преподавать курсантам, причем на мою долю выпало работать не с обычными пограничниками, а с будущими специалистами по оперативной работе в приграничной зоне. Но должность курсового офицера казалась мне какой-то неправильной, что ли. Все мои однокурсники отправились в действующие части, большинство уехало в Закавказье, где тогда была очень сложная ситуация. А я остался в Москве, хотя среди курсантов считалось правильным: окончил училище — поезжай на границу.

Наступил декабрь 1979 года. Штурм дворца Амина, ввод Советских войск в Афганистан. Естественно, вокруг этих событий постоянно шли разговоры о существовании каких-то секретных специальных подразделений КГБ. Все это было неофициально, но мы, офицеры, о них знали. Один из моих старших товарищей, Виктор Карпухин, как раз ушел служить в «Альфу», где особо отличился во время штурма Тадж-Бека и стал Героем Советского Союза (в моей судьбе он сыграл важную роль). В то время Группа «А» состояла всего из сорока пяти человек, но эту цифру предполагали увеличить. В 1980 году был проведен дополнительный набор, в который мне посчастливилось попасть.

Подразделение комплектовалось исключительно сотрудниками КГБ. Тогда мне удалось успешно пройти все стадии отбора, в том числе и последнюю инстанцию — собеседование с командиром «Альфы» Геннадием Николаевичем Зайцевым. Так я был зачислен в 3-е отделение.

— Скажите, насколько тяжело далось Вам вхождение в спецназ госбезопасности?

— Не могу сказать, что чрезмерно тяжело. К тому же начало получилось благоприятное: в 1981 году я был направлен в составе «Каскада-2» в Афганистан. Командировка длилась полгода. Со стороны может показаться несколько странным, но мы рассматривали ее… как своего рода поощрение. Да, именно так! Было много желающих поехать «за речку», но всего отобрали пятнадцать человек.

— Чем занимался «Каскад-2»?

— Практически мы выполняли оперативно-боевые задачи, сходные с теми, что решают на Северном Кавказе сотрудники Центра специального назначения ФСБ. Выезжали на ночные засады, сопровождали первых лиц из Союза. Обошлось без потерь и ранений.

В первую командировку в нашей зоне ответственности находились Кабул и несколько центральных районов страны, где на тот момент не было сильного сопротивления советским войскам. Так что серьезных столкновений с моджахедами у нас не было. Мы выполняли, в основном, специфические задания.

Командировка 1985 года была по-настоящему напряженной. Пришлось, что называется, сполна нюхнуть пороху. Мы действовали в составе десантно-штурмовых маневренных групп и выезжали в рейды регулярно. Старшим нашей нештатной боевой группы был Анатолий Николаевич Савельев, я был партгрупоргом.

— А следующий заход в Афганистан?

— Тоже был не из легких. В составе группы сотрудников «Альфы» из пятнадцати человек в сентябре-октябре 1985 года мы находились на боевой стажировке. Принимали участие в серьезных боевых операциях. По возвращении в Москву я был награжден медалью «За боевые заслуги».

— Помогал ли опыт таких стажировок?

— Безусловно. Вспомните, обстановка тогда в Советском Союзе была спокойная, а на боевых стажировках в Афганистане мы могли проверить навыки, полученные в результате подготовки. Серьезные операции были редкостью. Это сегодня захватами заложников, вооруженными до зубов бандитами никого не удивишь…

СТРАЖИ ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА

— Как складывалась судьба в дальнейшем?

— Я был переведен в группу обеспечения, где отвечал за поддержание в рабочем состоянии боекомплекта и специальных изделий, а также за обучение сотрудников подразделения специальной технике. В 1990 году я стал заместителем начальника 4-го отделения. Год выдался сложный, напряженный… Тут и бакинские, и ереванские события, Прибалтика. Набралось 226 дней командировок. А уже в конце 1990-го было принято решение о моем назначении в Хабаровск на смену Виктору Зорькину — командиром хабаровской «Альфы». Тот, в свою очередь, уехал формировать группу в Алма-Ату.

— Что представляла собой хабаровская «Альфа»?

— С учетом того, что до меня были серьезные, сильные руководители и среди них — Михаил Васильевич Головатов, создававший группу в 1984 году, мне досталась хорошо подготовленная база и сформированное подразделение. У хабаровского отдела Группы «А» были налажены тесные связи со всеми взаимодействующими структурами. Самой острой проблемой являлось обеспечение наших сотрудников квартирами. С кадрами проблем не было. Бойцов набирали из Пограничных войск, местного управления КГБ, но… все упиралось в жилье. К тому же в тот период все отчетливее и отчетливее приобретала катастрофические последствия перестройка. Стали возникать сбои в обеспечении нашей деятельности.

— Чем на практике занимался хабаровский отдел?

— Как вы понимаете, он отвечал за огромный регион страны. Помимо борьбы с терроризмом, мы также работали по криминальным авторитетам. Если взять Магадан, то там было много проблем с хищением золота и драгоценных металлов. В рамках зоны нашей ответственности все управления КГБ имели небольшие боевые группы, и мы помогали им готовить специалистов, проводили совместные мероприятия.

— Если сравнивать Группу «А» того периода и ее региональные отделы, то имелись ли отличия в оснащенности оружием и специальными изделиями?

— Что касается всех вопросов обеспечения, то, поскольку мы являлись структурным подразделением Группы «А», все было аналогичным, включая методику подготовки бойцов спецназа. Может быть, происходили какие-то чисто временные задержки — пока закажем новые образцы, пока получим… А так — нет. Все, как и у наших московских коллег. В этом я вижу заслугу командиров Группы «А» Геннадия Николаевича Зайцева, Виктора Фёдоровича Карпухина и Михаила Васильевича Головатова. Мы не чувствовали себя обделенными, что мы «Альфа» второго сорта. Нет, ощущали себя частью единой и мощной структуры.

«ШАМИЛЬ, ОТПУСТИ ЖЕНЩИН И ДЕТЕЙ!»

— В августе 1992 года, в разгар осетино-ингушского конфликта, Вы вернулись обратно в Москву. В каких боевых операциях после этого Вы принимали участие?

— Я бы отметил две наиболее серьезные: в Будённовске (тогда я уже был начальником 1-го отдела) и Первомайском. Если говорить о Будённовске, то террористы не должны были уйти безнаказанно. И все для этого было готово, но мы не получили соответствующего приказа. Почему — это уже вопрос к политикам. «Альфа» оказалась в такой ситуации, когда в лице своих командиров практически не могла влиять на процесс принятия решений, поскольку операцией руководил министр внутренних дел Ерин. Человек, способный принимать решения. Но, в свою очередь, он находился под серьезным давлением руководства страны.

— Лучшей иллюстрацией того, что происходило в Будённовске перед силовой фазой операции, является использование «Альфы» для полицейских функций.

— Да, наши отделы были выставлены вместо милиции на блок-посты, и практически весь период, когда нужно было готовиться к операции, мы находились в оцеплении. И нужно отметить: на штурм отделы пошли совсем не с тех сторон, где находились предыдущие несколько дней. Фактически подходы к зданию больницы не были изучены. Да и сама ситуация слабо просматривалась — как все это будет происходить.

…Знаете, подробности можно расписывать очень долго. Как бойцов «Альфы» поставили на блок-посты, потому что милицию бросили на зачистку города. Как наши аналитики просчитали, что при штурме погибнут 70 % процентов «альфовцев» и половина, как минимум, заложников. И, наконец, как нас бросили-таки на штурм.

Мне довелось поговорить с Басаевым, правда, недолго, но достаточно, чтобы понять — этот человек был готов на все: гнул свою линию и не хотел никого отпускать. Я сказал ему: «Шамиль, ты же воин, отпусти женщин и детей!» Он ответил: «Вы убивали наших детей, я хочу, чтобы теперь вы убивали своих».

О штурме нам сообщили за несколько часов до его начала. Не дали никаких объяснений или инструкций. На замечание о том, что у нас нет даже штурмовых лестниц, ответ был короткий: «Вы же лучшие! Вы справитесь при любых условиях!».

Здание было подготовлено боевиками к обороне. В нем находилось практически столько же хорошо обученных и обстрелянных террористов, сколько и штурмующих. Во всяком случае, цифры сопоставимые. Вооружены террористы были до зубов. Мы же, работая по окнам, где были выставлены заложники, не могли использовать тяжелое вооружение. Просто… не имели права. Кстати, после атаки «Альфы» Шамиль Басаев понял, что он находится на грани краха, и только после этого пошел на переговоры.

…Когда мы летели в Будённовск, то, конечно, до конца не представляли всего масштаба устроенной бандитами провокации. Это была плановая акция боевиков. Акция устрашения и одновременно политического давления на руководство страны. Как этап в разрушении России. Потом были Хасавюрт, Дубровка, Беслан.

Наш отдел потерял одного сотрудника — майора Соловова. Второе отделение практически полностью втянулось в огневой мешок, и как раз Володя, ведя бой в отрыве от основной группы, принял на себя основной удар и дал возможность товарищам отойти. До сих пор считаю, что майор Соловов имел все основания для присвоения ему звания «Герой России».

Отдел Саши Репина потерял двух молодых лейтенантов — Диму Рябинкина и Диму Бурдяева. Два его отделения попали не просто под плотный, а именно под шквальный огонь террористов. Они находились в 20-30 метрах от засевших бандитов, причем те вели огонь с хорошо оборудованных позиций, а наши находились на земле, расположившись буквально в линию. Всего было ранено 23 человека. Если брать потери по «Альфе», то они сопоставимы с потерями в Беслане — там, как известно, спецназ ФСБ потерял десять человек убитыми и 27 ранеными. Наши товарищи отдали свои жизни «за други своя».

— Где было труднее: в Чечне или в Афганистане?

— В Чечне, конечно! Об Афгане сейчас говорят очень много плохого, но, уж поверьте, то была совсем другая война. Мы ощущали, что за спиной у нас стоит огромная страна, и это было не просто абстрактное государство. На спасение одного солдата могли направить несколько «вертушек» — это же о чем-то говорит! Да и не было, по крайней мере, у нас, офицеров спецподразделений, ощущения ненужности этой кампании.

В конце концов, американцы сейчас не уходят оттуда, хоть и «победили» уже «Талибан». Держат волка за пасть и не могут его отпустить. Почему? Они ведь не дураки — значит, есть весомая причина оставаться в этой раздробленной и одичавшей стране.

Ну, а в Чечне… да что там говорить, все и так ясно. Война эта была выгодна не столько России, сколько ее врагам — она была ими развязана и оплачена. Будем честны: наши силовые структуры подошли к первой чеченской кампании в состоянии, близком к упадку. Это со всей очевидностью показали события в Первомайском. Но удивительно другое: Чечня, в которую мы пришли в таком состоянии, не только нас не сломила, но и во многом помогла. Быть может, я скажу крамольную мысль, но вторая кампания на Северном Кавказе спасла российскую армию и специальные подразделения — в этом я вижу Божий промысел. Хотя и обошлась она, эта война, большой кровью, о чем мы никогда не должны забывать.

И дело даже не в том, что в условиях войны власти вопреки всему пришлось содержать армию. Наемники получали гораздо больше наших солдат, и с точки зрения «экономической» выгоды лучше было сражаться как раз за них, так что все льготы нашим офицерам теряли всякий смысл. Вот тут-то и оказалось, что люди готовы воевать просто «за Родину». Не за деньги и не за абстрактную идею. В нашем подразделении были такие, кто ездил на спецоперации за свои деньги — сами покупали себе снаряжение! Это и помогло выжить нашей армии. А мне и многим моим товарищам — обрести Веру.

НАСЛЕДИЕ САВЕЛЬЕВА

— Давайте вернемся чуть назад. Как состоялось Ваше назначение начальником штаба Группы «А»?

— Это произошло после трагической гибели полковника Анатолия Савельева, обменявшего себя на шведского дипломата, захваченного в Москве террористом Кобяковым. На его место нужно было назначить кого-то из старших офицеров группы. В этом плане слово было за начальником управления, на тот период им был генерал-лейтенант Гусев Александр Владимирович, и его первым заместителем Мирошниченко Александром Ивановичем. Их решение поддержал начальник АТЦ Виктор Михайлович Зорин.

Приступая к новым обязанностям, я понимал всю меру своей ответственности. И не только служебной, но и моральной: настолько высоко была поднята планка моим предшественником — Анатолием Николаевичем Савельевым, Героем России. Настоящим офицером Группы «А», прошедшим в нашем подразделении все ступеньки. Человеком редкой судьбы и большого личного мужества. Глубоко верующим, кстати. В декабре 2009 года его имя было присвоено столичной школе №787.

— Кем является начальник штаба такого специального подразделения, как «Альфа»: «дирижером», организатором боевого процесса, управленцем, воспитателем?..

— Эта должность действительно очень многогранная. Операции в Будённовске и Первомайском показали, что от штаба практически на 99 % зависит взаимодействие с другими подразделениями. В советский период сформировалась идеология «альфовского» штаба, алгоритм его действий. У нас сложились три направления. Первое — чисто организационно-штабная работа (в том числе и сопровождение оперативных мероприятий, разработка различных планов и подготовка документов). Второе — аналитическое, очень важное, особенно в наше время, когда через нас проходит такой колоссальный объем информации. И зачастую даже тот прежний оперативно-боевой опыт, который можно было бы использовать в практической деятельности, до сих пор не обработан по объективным причинам.

Ну, и третье направление, мы к нему долго шли, — учебно-методическое. Иначе говоря, направление боевой подготовки. Это кладезь «альфовского» боевого опыта, включая огневую подготовку и рукопашный бой. Мы подошли к тому, что в этом направлении обязательно должны быть специалисты по тактико-специальной подготовке. Сегодняшнее время полностью оправдало такой принцип, и мы вернулись к такой же схеме. В штабном отделе создано направление, которое за короткий промежуток времени убедительно показало свою эффективность. Необходимо иметь специалистов по всем видам подготовки, которые бы помогали руководителям отделов готовить серьезных специалистов, обучать их, особенно в боевых ситуациях.

— Поясните, пожалуйста, о чем идет речь?

— Все отделы у нас примерно одинаковые, однако в каждом есть какие-то свои изюминки. Чтобы этот опыт обобщить и использовать в других подразделениях, нужны авторитет и опыт конкретного специалиста. С учетом важности этого направления его пробивал Валентин Григорьевич Андреев, возглавлявший подразделение в 1999-2003 годах, а окончательное решение было принято уже при следующем командире — Винокурове Владимире Николаевиче.

— Вам часто доводилось бывать в Чечне?

— Да, и в первую чеченскую кампанию, но чаще — во вторую. Если в первой наша роль до конца не была определена, то во второй сложилась иная ситуация. Я выезжал, как и другие руководители, старшим объединенной оперативно-боевой группы ЦСН и в этом качестве мог самостоятельно проводить на месте те или иные решения.

— А что наиболее Вам запомнилось из командировок на Северный Кавказ?

— В памяти осталась командировка в марте 1995 года. Началась она довольно впечатляюще. В день, когда наша группа прибыла на смену своим коллегам, на Грозный со всех сторон обрушили удары диверсионные группы боевиков. Получилось так, что в момент нападения основная часть отдела находилась на аэродроме в Моздоке, а мне с двумя сотрудниками пришлось в буквальном смысле прорываться сквозь огонь бандитов. Благо все закончилось хорошо. Когда же подразделение было собрано вместе, мы приступили к выполнению задач.

В перерыве между двумя масштабными военными кампаниями бандиты провели несколько захватов заложников на Северном Кавказе. Каждый раз они требовали вертолет и большую сумму наличных денег. Наше подразделение привлекалось к участию в мероприятиях по нейтрализации преступников. Все операции были успешно проведены.

НАСТРОЙ НА ПОБЕДУ

— Сегодня слово «Альфа» — это не только название подразделения спецназа, но и своего рода знак качества, силовой бренд, причем один из самых известных в России. Символику «Альфы» можно встретить на книгах, музыкальных дисках. Не боитесь, что марку «замылят» и сделают расхожей?

— Нет, этого никто не боится. Действующим сотрудникам об этом просто некогда задумываться и тем более этого бояться. Бояться надо того, что мы, подняв планку до уровня легенд, не сможем ее удержать. С другой стороны, ничего плохого нет в том, что позитивным символом страны являются бойцы спецназа. В тридцатых годах кумирами молодежи были челюскинцы и авиаторы, в пятидесятых — целинники, в шестидесятых — космонавты…

С учетом глобальных угроз терроризма героями стали бойцы спецназа. По-прежнему идет война, и на ее острие находятся сотрудники ЦСН и регионального спецназа ФСБ. Другое дело, что Валерия Чкалова или Юрия Гагарина вся страна знала в лицо, а ребят из «Альфы» или «Вымпела» скрывает черная маска или сфера. Поэтому речь идет о коллективном образе, команде сильных и мужественных людей, вставших на пути международного террора и преступности. Настоящих воинов, а не наемников, осуществляющих свой «джихад» за деньги.

— Если уж мы коснулись духовной темы… Насколько «альфовцы» — верующие люди?..

— Большинство из офицеров православные. Но есть и мусульмане, и неверующие. Никто никого не принуждает. Но перед отправкой в командировку всегда служится молебен, приглашаются священнослужители. Это дает определенный настрой на победу. А вообще в окопах неверующих нет. Об этом, по-моему, говорил Маршал Жуков. Тем более что нынешнее политическое руководство страны восстановило в армии институт военного духовенства.

— В свое время, кстати, сотрудники «Альфы» даже охраняли Святейшего Патриарха всея Руси. Вы ведь были руководителем этой группы…

— Не один раз. В январе 2000 года мы обеспечивали личную безопасность Патриарха Алексия во время его визита на Святую землю, приуроченного к 2000-летию Рождества Христова.

— Если сравнить ту поездку с «обычными» официальными государственными визитами, с точки зрения безопасности, были какие-то отличия?

— Церковь не является государственной структурой, и уже одно это обстоятельство накладывало на нашу работу определенную специфику. Когда, скажем, президент вылетает за рубеж, то за неделю до его официального визита вылетает передовая группа на рекогносцировку и для установления контактов со спецслужбами страны пребывания. Здесь же статус визита не позволял высылать передовую группу, и нам пришлось импровизировать, внося коррективы по ходу поездки. Но в целом все прошло хорошо.

— С Вашим приходом значительно окрепли связи Ассоциации с Московской Патриархией. Обстановка Вашего кабинета указывает на особое отношение к Церкви — много икон, фотографий с иерархами, благодарственные грамоты, снимки храмов… Как Вы пришли к Богу?

— Да, я воцерковленный человек: стремлюсь жить по церковному Уставу, соблюдая церковные каноны, стараюсь в повседневной мирской жизни блюсти заповеди Христовы. А как пришел к Богу?.. Каждый приходит своей дорогой.

— Как это произошло?

— Я заметил, что для большинства людей моего поколения, выросших в атеистической стране, чтобы встать на путь истинный, требуется некое потрясение, деяние сродни чуду, чтобы уверовать в Господа до глубины души. Таким событием для меня стал Будённовск. До этого я участвовал в десятках операций — легких среди них не было. Но если в Афганистане мы вступали в бой с душманами и могли применять любое оружие, то эта операция была по освобождению заложников — мы не могли использовать даже гранаты. На нас обрушился такой шквал огня, что выйти из-под него живым было немыслимо. И я уверовал, что без помощи Божией мы бы там все полегли.

…Конечно, я с детства слышал о Боге. Мои бабушка и дедушка были воцерковленными людьми, в свое время они даже рискнули выступить против уничтожения церквей в окрестных селах, а ведь у нас, на Алтае, храмы даже не «перепрофилировали» — просто разбирали до последнего камня. Конечно, такие люди не могли не крестить внука. И все-таки, даже им было, как я теперь понимаю, не очень удобно заговаривать со мной о Боге всерьез. И вовсе не потому, что это было опасно для них или для меня — просто они не знали, как я все это восприму.

Но, когда мы прибыли в Будённовск, это был шок даже для нас, профессионалов. Чтобы у нас, в России, целый мирный город попал под такой удар! Людей буквально резали на улицах, не щадили никого. Такого еще не случалось.

Ну, а дальше был штурм, и прогнозы аналитиков не оправдались. Басаев был действительно напуган и согласился отпустить заложников, если ему разрешат уйти обратно в Ичкерию. Ни о каком немедленном выводе федеральных войск уже не было речи. Пусть это было не самой лучшей нашей операцией, но мы справились. И справились вовсе не потому, что мы были лучшие и самые крутые — задание наше было за пределами человеческих возможностей, и никакой «крутизной» объяснить нашу удачу было уже нельзя. Просто Бог хранил нас от ошибок, не давал пролиться большой крови. Тогда я понял это впервые, а потом осознавал все больше и больше. Так что 1995-1997 годы стали периодом воцерковления.

Одним из покровителей нашего подразделения, как мы считаем, является святой благоверный князь Михаил Тверской. В свое время он добровольно поехал на смерть в Орду, дабы избежать нападения ханских полчищ на родной город и не допустить лишней крови. «Во всю жизнь не бегал я от врагов своих, и если я один спасусь, а люди мои останутся в беде, какая мне слава?» — сказал он. Вот так князь стал святым, приняв мученическую смерть в одном из ордынских становищ, на том самом месте, где в XIX веке был поставлен Мамай-Маджарский Воскресенский монастырь, а затем возник город Святой Крест, позднее переименованный в Будённовск. В начале 1930-х годов Преображенский собор обители был разобран на кирпичи. Из них затем и был построен первый корпус будущей районной больницы. Круг замкнулся: Михаил Тверской… и Святой Крест заложников и «Альфы».

— Существует расхожее представление, что в спецслужбы берут преимущественно людей, лишенных всяких представлений о морали. Дескать, таким легче делать «грязную» работу.

— При поступлении на службу в ФСБ любой человек проходит специальный психологический тест. Уже на этой стадии бракуют всех потенциальных убийц. Спецслужбы, как правило, мыслят рационально: им не нужны люди, которые могут перестрелять собственных товарищей или предать свою страну, как бы хорошо они ни делали при этом «грязную» работу.

Конечно, случается всякое. Особенно много было негатива в 1990-е годы. Но потом ситуация выправилась. Про «Альфу» я могу сказать точно — люди без моральных принципов нам не нужны. Более того, они опасны. Я убежден, что из православных людей получаются лучшие бойцы. Ведь православный человек всегда готов «положить жизнь за други своя». А нашим сотрудникам, к сожалению, уже не раз приходилось жертвовать собой, как это было в Беслане, где «альфовцам» и «вымпеловцам» физически пришлось прикрывать собой заложников. Поэтому я очень рад тому, что в «Альфе» сегодня так много людей верующих

— А как к этому относятся неверующие сотрудники?

— Положительно. Это действительно так, ведь даже те из них, кто сами не верят, видят, как важна Вера для их товарищей. Что бы сегодня ни говорили, а солдат нуждается в священнике, и это очевидно. Сегодня это — единственный способ улучшить моральный дух нашей армии. Правда, бывает, что отцы-командиры начинают насильно гнать солдат в храм. Я о таком слышал, но кому это нужно? На самом деле никому: ни солдатам, ни Церкви, потому что желающих найти Бога, прийти в храм сейчас и без того хватает.

— Не сочтите вопрос провокационным, но как с библейской заповедью «не убий»? Когда сотрудник спецназа должен, например, физически уничтожить террориста?

— В сложных вопросах современных испытаний мне помогли слова святителя Филарета (Дроздова): «Люби врагов своих, гнушайся врагами Христа и рази врагов Отечества». Я уверен, что эти слова в полной мере относятся и к сотрудникам спецназа, которые не щадят своей жизни для спасения жизни тысяч наших соотечественников.

Остается добавить, что весной 2014 года именно полковник Поляков осуществлял миссию «духовного спецназа» — в разгар драматических событий в Крыму, а также в канун референдума он дважды побывал в Севастополе и Симферополе с чудотворной иконой «Умягчение злых сердец» («Семистрельная»).

С этим же образом Богородицы полковник Поляков нынешним летом находился в осажденном, подвергаемом варварским обстрелам Донецке, где встречался как с простыми бойцами и жителями Новороссии, так и с руководителями ДНР.

Поездка имела большое духовное, моральное значение. Кто не пережил ужасов войны, тому это бывает трудно понять. Но для жителей Новороссии жизнь и смерть расставили свои истинные, а не мнимые приоритеты. Как говорит полковник Поляков, «очень хочется, чтобы новому поколению россиян, идущего нам на смену, не потребовалось такого же грозного, сурового вразумления». 

Газета «СПЕЦНАЗ РОССИИ» и журнал «РАЗВЕДЧИКЪ»

Ежедневно обновляемая группа в социальной сети «ВКонтакте».

Свыше 39 000 подписчиков. Присоединяйтесь к нам, друзья!

 http://vk.com/specnazalpha