Автор: ПАВЕЛ ЕВДОКИМОВ. ФОТО АННЫ ШИРЯЕВОЙ

ПЛАМЕНЬ БУДЁННОВСКА

РАССКАЗЫВАЮТ ОФИЦЕРЫ ГРУППЫ «АЛЬФА»

Трагические события в ставропольском городе Будённовске, произошедшие двадцать лет назад, никого не могут оставить равнодушным. Это память о пережитом горе и совершенном подвиге. Она не может быть предана забвению ни при каких обстоятельствах.

14 июня 2015 года, в годовщину нападения хорошо вооруженной и многочисленной банды Шамиля Басаева на город Святого Креста (историческое название Будённовска), на Ставрополье чартерным рейсом прибыла большая делегация офицеров Группы «А» и членов семей погибших сотрудников подразделения.

Среди тех, кто приехал в Будённовск, были непосредственные участники событий: вице-президенты Международной Ассоциации «Альфа» Сергей Поляков и Алексей Филатов, Александр Алёшин, Юрий Дёмин, Сергей Милицкий, Геннадий Соколов. Что касается действующих сотрудников Управления «А» ЦСН ФСБ России, то мы не можем их упоминать по понятным причинам.

Также в составе московской делегации были представители школ, носящих имена Владимира Соловова и Дмитрия Рябинкина — Пехлецкой и Ватутинской; журналистская бригада газеты «Спецназ России».

Участники делегации приняли участие во всех траурных мероприятиях в Будённовске и возложили цветы на места гибели сотрудников «Альфы» Владимира Соловова, Дмитрия Бурдяева и Дмитрия Рябинкина.

Также они провели встречи в городских отделах МВД и ФСБ, приняли участие в памятном приеме, организованном администрацией города Будённовска.

Вместе с представителями Содружества «Альфы» на Ставрополье приехала группа журналистов центральных средств массовой информации. Финансирование поездки, включая аренду чартера, полностью взял на себя Экономический совет Международной Ассоциации «Альфа».

Рассказывают участники событий.

Полковник Александр Репин:

— Поступила информация: прибыть в отдел по команде «тревога». Там мы узнали, что в городе Будённовске произошел террористический акт. Выехали в аэропорт и оттуда на военно-транспортном самолете — в Будённовск.

Город был замерший от ужаса, вымерший. Были сожженные машины. Поступали данные об убитых. Окончательная информация была такая: группа Басаева прорвалась в городскую больницу, там и в городе захватила сотни человек, и выдвигает свои требования. Какие конкретно — мы пока не знали.

Разместились, провели оперативное совещание и уже конкретизировали требования Басаева. С каждым отделом была проведена рекогносцировка местности, выставлены блокпосты и на блокпостах была проведена работа по разведке всех подступов к больнице.

Периодически из больницы велась стрельба снайперскими группами: местность обстреливалась, подойти к больнице было нельзя. Но все равно в ночное время мы разведдозорами пытались проникнуть к больнице, опрашивали людей. Двум мальчикам удалось сбежать из больницы, они рассказали нам, что знали: какая ситуация, кто и где располагается. Естественно, в рамках того, что они видели.

Полковник Александр Михайлов:

— Прибыв в Будённовск, наше подразделение проследовало до Управления внутренних дел. Проезжая по улицам, мы поняли, что в городе была настоящая война: тут и там догорали дома, машины; асфальт и строения были густо испещрены отметинами от пуль и взрывов гранат.

Войдя на территорию УВД, мы, руководители отделов и отделений, увидели тела убитых милиционеров, которые мужественно защищали свое Управление. Во дворе валялись и тела нескольких «чехов». Лестничные марши, стены коридоров и кабинетов — все было в следах от осколков гранат и пуль. Здесь был жестокий бой. Там мы и узнали, что чеченцы захватили больницу и большое количество заложников.

Через некоторое время мне и моему отделению была поставлена задача: организовать блокпост и перекрыть направление, ведущее в населенный пункт, на случай прорыва банды Басаева. Толком никто не назвал ни ее численность, ни вооружения. Также ничего не известно было о замыслах террористов. И сейчас непонятно, почему мы двое с половиной суток выполняли функции милиции и армии — вместо того, чтобы активно готовиться к штурму, проводить рекогносцировку. Короче, заниматься изучением объекта.

Одно отрадно — как тепло, дружелюбно нас приняло местное население, когда, прибыв на место, мы начали проводить работы по возведению и укреплению блокпоста. Узнав, что у нас практически нет питания, народ стал делиться с нами продуктами, старались нас разговорить, выражали надежду, что мы их защитим.

Конечно, в течение этих суток мы собирались в штабе и разрабатывали план штурма. Достали схему больницы, посмотрели, что и как. Покачали головой… Здание старой постройки, мощное, расположено буквой «Т». Толстые стены, решетки… Настоящий укрепрайон. Да и подобраться до окон первого этажа не так просто, хотя в тридцати метрах от больницы находились гаражи и котельная. Вот и все прикрытия! Но как пройти эти злосчастные три десятка метров? Бежать, ползком… на пулеметы? Вот и «чешем репу».

Была надежда на какой-нибудь подземный проход или что-то в этом роде, но, к сожалению, кроме анекдотичной идеи от одного из врачей, который предложил использовать для проникновения коллекторную трубу, ничего путного не обнаружилось. Сама эта труба имела радиус 50-60 сантиметров. Да еще с изгибами! Смех и только…

Высокие чины в лице Ерина, Степашина, Егорова, едва прибыв на место, даже не встретились с нами, не обсудили проблемы штурма больницы, не выслушали предложения профессионалов, а сразу поставили задачу — «вперед на Шепетовку!» Не имея поэтажного плана здания, используя в качестве карты аэрофотоснимок, сделанный вертолетчиками с птичьего полета, они все решили за руководство штурмующего подразделения. Как жаль, что высшее руководство государства поручило проведение этой сложнейшей операции ни хрена не понимающим господам в «енеральских» погонах, для которых человеческая жизнь — ничто…

Полковник Сергей Поляков:

— Мы загрузились и колонной выдвинулись в сторону ОВД. Город был фактически не освещен. Повсеместно было «разлито» напряжение. Кое-где была слышна стрельба. Прибыли к зданию ОВД. Были видны следы боя: с одной стороны лежали погибшие милиционеры, с другой — террористы. Расположились недалеко от здания городского отдела Федеральной службы контрразведки, штаб находился именно там. Личный состав «Альфы» разместился рядом, в автобусах, и на лужайках.

15-го числа ситуация начала проясняться, в город прибыли министр внутренних дел Ерин и руководитель ФСК Степашин. Начальником штаба операции стал Михаил Константинович Егоров — первый заместитель министра внутренних дел. Руководителем операции был назначен Ерин, а Степашин его заместителем.

С учетом того, что сил милиции не хватало для блокирования территории, было принято решение наших сотрудников поставить на «блоки». Мой 1-й отдел расположился со стороны детского сада, а 2-й отдел Репина — со стороны завода. Руководство нашего штаба включилось в работу по подготовке предложений по освобождению заложников. Мы не представляли, что происходит в больнице, поэтажные планы получили, но — старые! Предварительно оценивали силы террористов в пределах ста человек. Через парламентера удалось договориться с Басаевым об установке прямой телефонной связи.

Генерал-лейтенант Александр Гусев:

— Мы пытались объяснить руководству, что нельзя штурмовать больницу, говорили о последствиях — сколько может погибнуть людей. Представили расчет сил и средств, спрогнозировали возможные потери сотрудников спецназа и, главным образом, среди заложников. Вообще штурм больницы, в которой двести террористов удерживают две тысячи человек, трудно спрогнозировать. Тем более, у нас появились данные, и они подтвердились, что террористы заминировали основное здание. Для этого они использовали взрывчатку и баллоны с кислородом, которого было навалом в больнице.

Полковник Сергей Поляков:

— Весь день наш штаб отрабатывал варианты силовых действий, если вдруг случится что-то непредвиденное (как, например, потом в Беслане). После получения данных от журналистов, которые ходили записывать обращение Басаева, штаб подготовил аналитический расчет: если мы будем штурмовать «до конца», то потеряем 70 % личного состава и более 50 % заложников. Мы надеялись, что этот вопрос будет решаться в мирном русле. Эту же позицию мы доложили начальнику ГУО Барсукову Михаилу Ивановичу.

Ельцин в это время находился с рабочим визитом в Канаде и поставил жесткую позицию: террористов не выпускать, если они не будут принимать мирные инициативы, вопрос решить силовым путем. Чтобы в следующий раз у них не было даже мысли сделать подобное.

15-го вечером я находился вместе с сотрудниками нашего отдела. Тогда уже установили телефонный кабель. В это время произошел инцидент: как утверждал Басаев, раздался выстрел в сторону больницы, в ответ — пулеметный огонь в нашем направлении. Басаев по телефону вызвал офицера. Там находилось два оперативных сотрудника. Они не могли сказать: обождите, мол, наши переговорщики еще не готовы (должны были подъехать специально обученные люди). Они — мне: «Сергей Андреевич, Басаев беснуется, требует кого-то из офицеров».

Я взял трубку, представился полковником Петровым, и Басаев начал кричать: «Вы обещали! Почему нарушаете? Вы провоцируете нас на огонь. Всех, кто появятся вблизи больницы, мы будем уничтожать!» Используя эту ситуацию, я стал говорить о том, что в больнице раненые дети, роженицы: «ведь я — офицер, вы — офицер, давайте отпустим этих людей. Они ведь ни при чем». Так я ему говорил, хотя Басаев, конечно, никакой не офицер. Но нужно был найти подходящую тональность.

Басаев ответил, что российская авиация бомбит их мирные села, убивает женщин, детей, и теперь он хочет, чтобы российские солдаты сами уже убивали своих детей и женщин. Я его заверил, что с нашей стороны стрельбы не будет и на этом разговор закончился. Я вернулся в штаб и доложил о разговоре.

Полковник Александр Репин:

— В городе работал штаб. Официально его руководителем являлся министр внутренних дел генерал армии Виктор Ерин. Мы периодически туда давали информацию. Шла планомерная работа. Было общение Басаева с представителями штаба. Мы уже формировали рабочие группы, рисовали план-схемы. В частности, мой второй отдел шел со стороны хирургического корпуса. Снайперские группы были со стороны детского сада и также хирургического корпуса.

В штаб всегда приглашалось руководство Управления «А»: Гусев Александр Владимирович, Савельев Анатолий Николаевич. Мы постоянно общались со своими командирами: высказывали свои мнения и суждения по различным вопросам. Бойцы все были настроены решительно, но прекрасно понимали исключительную сложность ситуации. Особенно когда узнали, какое вооружение имеется у банды Басаева и что они провели частичное минирование объекта. И какое количество больных и рожениц находится в этой больнице?

Как в таких условиях освободить заложников и уничтожить террористов? Постоянно ведя рекогносцировку, изучая местность, изучая полученную информацию, мы были склонны к тому, что как-то надо склонить террористов отказаться от их намерений.

Проблемный момент — связь! У нас в подразделении были отработаны связи между своими отделами, оперативными группами, отделениями и так далее. Но с другими подразделениями такой слаженности не было. Как оказалось, связь в этой операции являлась слабым звеном.

То, что обещали в этой операции силовую поддержку в плане техники — это все было с запозданием. Лучше бы не обещали! Техники много было уничтожено: на открытой местности, все просматривалось, все простреливалось — подойти к больнице было очень тяжело. Террористы прикрывались живым щитом: выставляли в окнах заложников, из-за них вели огонь. Как стрелять, куда стрелять?

Полковник Сергей Поляков:

— Нас все-таки сняли с блокпостов. Всех сотрудников разместили в интернате, все это время личный состав находился практически на улице, не отдыхали. Местные жители настолько прониклись к нашим бойцам, что приносили еду, очень сопереживали и готовы были на руках носить. Город пребывал в состоянии страха и паники, различные слухи ходили о силах Басаева, боялись того, что нагрянут еще террористы.

У каждого басаевца был автомат с подствольником, боеприпасов, сколько душа пожелает, много пулеметов. Подвалы были заминированы. Здание было подготовлено к обороне. Их главная задача — нанести максимальный морально-психологический урон руководству страны, и если бы погибло много людей, то это им бы удалось.

Для сотрудников «Альфы» это была первая ситуация такого масштаба, да и в мире таких терактов не происходило. Мы, как профессионалы, понимали, что только силовым путем разрешить кризисную ситуацию не представляется возможным. У нас штурмующих сотрудников порядка 150 человек, а с той стороны около 200 человек, плюс большая плотность заложников. Свои аргументированные опасения мы высказали в специальной записке, предупредив: даже если мы не будем бросать гранаты и стрелять, многие заложники погибнут.

Обращаясь к личному составу, сказали: кто не готов идти на выполнение боевого задания, пусть выйдет из строя и тому не будет никаких санкций! Мы понимали, что силовым путем такой вопрос не должен решаться. Жестко поставить вопрос, что не будем штурмовать, этого мы не могли — ведь недавно, в октябре 1993 года, «Альфа» и «Вымпел» отказались штурмовать здание Верховного Совета России.

Провели совещание, настрой был боевой, и все были готовы выполнять задачу по освобождению заложников. Под началом Кумова Андрея Николаевича была небольшая группа молодых сотрудников, которые не прослужили и года. Кумов лично обратился к руководителю штаба, чтобы их пустили для выполнения боевой задачи. Ребятам дали добро, и они участвовали в операции.

Александр Гусев:

— У террористов имелись пособники вне стен больницы. Они-то и сообщили, что спецназ выходит на исходные рубежи. Кроме того, подвели врачи «Скорой помощи», которые стали по прямой связи предупреждать своих коллег, чтобы те были готовы к приему большого числа раненых. Еще одно обстоятельство было не в нашу пользу. Террористы расставили по территории больницы «растяжки», и потребовалось время, чтобы их ликвидировать.

С большой натяжкой можно назвать эту операцию «специальной». По сути, общевойсковой бой. Единственное отличие — присутствие большого количества заложников из числа мирных граждан. Отсюда скованность в наших действиях, многие ограничения, включая применение тяжелого вооружения. Самое страшное, что не существовало необходимого взаимодействия между силовыми структурами, каждое ведомство пыталось сохранить своих людей и технику.

Если брать простую арифметику, то у нас с террористами были примерно равные силы. Еще со времен Великой Отечественной войны известно: наступающие должны иметь как минимум троекратное превосходство в живой силе. Трудно назвать эту операцию антитеррористической. Бронетехника била только по стенам, т. к. басаевцы прикрывались женщинами, поставив их в оконные проемы, а сами вели огонь из-за спин своих жертв. Несмотря на такое положение дел, сотрудники «Альфы» нанесли врагу ощутимый урон.

Полковник Александр Михайлов:

— С третьего на четвертый день с блокпоста нас перевели в здание школы-интерната. Там мы помылись и улеглись чуть-чуть поспать, потому что за двое суток, находясь на блоке, почти не прикорнули. В час ночи меня вызвали в штаб. Там уже находился начальник нашего отдела Володя Тарасенко, начальник штаба Группы полковник Анатолий Николаевич Савельев, сказавший: «Буди ребят, будет штурм».

Примерно в начале третьего часа ночи я всех поднял и отдал приказ: «Приготовиться к штурму больницы». Подгонять моих ребят было не нужно, они сами знали, что брать, чем вооружаться, — я лишь перепроверял и контролировал. Решено было, что первой на штурм пойдет «Альфа», поскольку в целом мы были лучше подготовлены, вооружены и главное — радиофицированы. Заходили со стороны котельной. Тридцать метров через лесополосу — и вот они, окна!

Мы приготовились к броску. Нужно было еще преодолеть газоводную трубу, проходившую над землей. Я уже даже занес ногу, как вдруг… бой возник из ниоткуда: тройка наших братишек из передовой группы 1-го отдела Юрия Дёмина, в ее составе находился и майор Владимир Соловов, неожиданно угодила в огневой мешок. Оказавшись под перекрестным огнем, Володя геройски погиб, приняв огонь на себя. Он дал нам нужное мгновение, чтобы сориентироваться и откатиться за укрытия.

Я сейчас могу четко утверждать: если бы не Соловов, то многие наши семьи осиротели бы. И бесконечно жаль, что за этот подвиг у главы нашего государства не нашлось Звезды Героя России для мужественного человека!

Лично меня спасло то, что я не успел полностью перелезть через трубу… Мгновенный кувырок назад, и я за углом котельной, куда меня буквально втащил за шиворот Сергей Таланов. Над головой — шквал трассеров, пуль, дождь из посеченных веток и листьев…

Полковник Сергей Поляков:

— Мы должны были подняться на второй этаж, где находилось родильное отделение, и все там зачистить. Шли практически наобум, проводников как таковых не было. Фактически мы первый раз видели своими глазами расположение корпусов.

Отдел Репина работал по корпусам и там произошла ситуация с отделением Келексаева Владимира Ильича: они зачистили два корпуса, вплотную подошли к больнице и там их остановили. Все отделение оказалось под шквальным огнем. Дима Рябинкин с колена уничтожил пулеметчика и сменил позицию, но получил пулю в голову, в каску. Во всяком случае, своими действиями он спас целое отделение.

Подобное же получилось с Владимиром Солововым. Передовая группа: Соловов, Руденко, Литвинчук. Когда их обнаружили, Руденко и Литвинчук заняли позицию за кучей песка, а Соловов прошел вперед и оказался отрезанным от песка и пищеблока. Фактически он вызвал огонь на себя и более часа вел бой, дав возможность отделению сделать маневр, зайти за гаражи и выдвигаться в сторону пищеблока — чтобы занять исходную позицию для штурма.

Сюда проникло пять сотрудников во главе с Дёминым: Христофоров, Савчук, Милицкий, Корольков. Они проскочили к пищеблоку. Пищеблок был пристроен к корпусу больницы, он был ниже, дверь — закрыта! Крыша нависала, а сверху и сбоку начали вести массированный огонь. Наши бойцы не могли уже оттуда никуда деться.

Это все продолжалось несколько часов. Появились проблемы с боеприпасами. Несколько групп подошли вплотную к больнице, но внутрь никто не зашел. Мы запросили боеприпасы, но БМП подбили, майор-водитель сильно обгорел и умер. Машину мы успели отогнать. Вообще, машины они жгли очень профессионально и умело. Получилось, что техника отдельно, люди — отдельно.

Дмитрий Бурдяев находился в составе снайперской группы и ему поставили задачу поддержать огнем группу Дёмина с раненым Милицким. Активная фаза штурма закончилась, и было принято решение, чтобы Михаил Гущин и Сергей Дяченко на «броне» забрали группу Дёмина, а также Руденко с Литвинчуком. Бурдяев же погиб, когда менял позицию — его сразила пулеметная очередь.

Александр Гусев:

— Генералы из МВД отказались предоставить нам свои бронетранспортеры и боевые машины пехоты. Меня заверили, правда, что как только появятся раненые, сразу же будет подходить техника для их эвакуации. Однако это обещание выполнялось очень плохо. Мои сотрудники матом кричали: «Когда будет техника?! Люди кровью истекают…» Кроме того, из-за неразберихи и безалаберности с одного из милицейских блокпостов была самовольно начата беспорядочная стрельба в сторону больницы. Одна моя группа попала под перекрестный огонь: спереди бьют террористы, сзади — милиция. У нескольких моих сотрудников бронежилеты были вспороты на спине.

Патронов и гранат басаевцы явно не жалели. Интенсивность огня не ослабевала. После окончания боя мы прошлись до больницы, посмотрели, сколько выбоин и отметин от пуль осталось на асфальте. Будто свинцовый град прошел, настолько все было искромсано и истерзано. Юрий Михайлович Лужков возмущался потом, когда приезжал в Будённовск: зачем, мол, разворотили входы. Это я приказал. Первым делом поставил задачу — разбить из гранатометов подъезды, чтобы дать заложникам пути для выхода — по нашим сведениям подъезды были заминированы. И это дало результат: с началом штурма из больницы убежали около ста заложников.

Александр Михайлов:

— Из-за шквального огня идти вперед мы не могли, поэтому я отдал приказ своей группе рассредоточиться, занять выгодные позиции и подавлять огневые точки противника. Мы заскочили в котельную, где оборудовали себе точки снайперские пары «Альфы».

Чтобы принести какую-то пользу, я помогал стрелкам, выманивая террористов «на живца». Выскакивал из-за угла котельной и бил из автомата. Весь угол изрешетили, но, отвечая мне яростным огнем, террористы открывались нашим снайперам и пулеметчикам. Расстояние для профессионалов «Альфы» было сущим пустяком — сорок-пятьдесят метров.

К несчастью, наш боец Дима Рябинкин во время такой «дуэли» погиб. Уничтожив басаевского пулеметчика, он не сменил позицию, а поднял голову, чтобы осмотреться, и был сражен снайпером в голову. Спустя некоторое время басаевцы выставили на окна женщин-заложниц и стреляли по нам, прикрываясь живым щитом. Пришлось нашим работать «хитрее»: стреляли по террористам, когда те показывались между ног заложниц. Это дало свои положительные результаты.

В течение начавшегося боя мы неоднократно вызывали «броню», чтобы подобраться к стенам. Ведь нужно закрепиться и осмотреться, накопиться, разобраться в ситуации. Боеприпасы на исходе… А с техникой получилась вот какая беда: БТР, который должен был доставить нам боеприпасы, подбили. Граната угодила точно в корму, где находятся топливные баки.

«Коробочка» пылала. Внутри нее находились трое: водитель-срочник, совсем еще мальчишка, его командир, младший офицер, и еще какой-то штабной майор, который вез нам… бумажки. Просто бумажки на подпись, чтобы мы за боеприпасы расписались. Из-за этих самых дурацких бумаг человек сгорел живьем… Когда мы его достали, он уже обуглился… Как потом оказалось, ехать этот майор не хотел — так заставили, и он вынужден был взять под козырек! Можно ли себе представить такое во время Великой Отечественной войны? Нет, конечно. Полный бред!

Водитель, правда, повел себя необыкновенно мужественно. Машина горела, но он, несмотря на контузию и опасность взрыва, в первую очередь вытащил своего раненого командира, находившегося без сознания, и передал его нам. Пока было возможно, наши бойцы вытащили из брони несколько ящиков с БК, но вскоре боезапас взорвался. Первый этаж занять не удалось, потому что без «брони» невозможно было подобраться к стенам, плотность огня была еще сильна.

Технику нам больше не дали, связь у меня и у ребят сдохла. Тело Володи Соловова мы сразу забрать не смогли — без «брони» это было просто невозможно. Через некоторое время нам дали команду отойти на исходные позиции. Воцарилось какое-то затишье.

Александр Гусев:

— Мы сначала три дня уговаривали руководство не штурмовать больницу, а потом уговаривали не отпускать их. На мой взгляд, после штурма Басаев дрогнул. Понял, что за него серьезно взялись, и выпустил после штурма всех женщин с детьми и беременных. Предлагалось на маршруте освободить людей, которых этот чеченский «Робин Гуд» прихватил с собой. Но Черномырдиным были даны гарантии безопасности от имени правительства. Нехорошо говорить о покойном плохо, но из песни слов не выкинешь…

Меня глубоко задели слова Виктора Степановича, которые он произнес в одном телевизионном интервью. Кажется, на канале НТВ. На вопрос, почему не действовала «Альфа», он ответил: «Не знаю, наверное, не могли». Знаете, как лезвием по сердцу… слышать такое. Ты дай команду, а потом говори! Вместо этого началась катавасия с попытками зарабатывать себе политические очки. Депутаты тут еще выстроились в очередь, чтобы пообщаться с Басаевым. А ведь можно было дожать! Я уверен: не завершись будённовская эпопея таким образом, причем не по вине нашего подразделения, и не было бы потом Первомайского, Дубровки, Беслана…

Я считаю, что руководитель страны не имеет права вступать в переговоры с террористами. Никогда и нигде! Такого в мировой практике не было. Мы были против лобового штурма больницы, не считали целесообразным отпускать бандитов домой в ореоле победителей. Спецназ был в состоянии завершить эту операцию.

Хотя нам не удалось освободить больницу, но басаевцы дрогнули. Помимо убежавших заложников они выпустили некоторых людей, в том числе из родильного отделения. Но как только появились депутаты и бандиты почувствовали слабину, то ни одного заложника они уже не выпустили.

Заместителю командира отделения майору Владимиру Соловову пулей перебило руку. Он продолжал вести бой, дал товарищам отойти, а потом снайпер его добил… Думаем, как вытащить. На технике туда не подъедешь. Я просто поставил условие в штабе, что ни один депутат больше туда не пройдет, пока мне не отдадут моего сотрудника. На что мне начальник управления внутренних дел заявил: «У меня тут по полям столько моих милиционеров валяется!» Ну, это дело его совести. Мы никогда своих ребят не бросаем, всех погибших забираем с собой.

Александр Михайлов:

— Тут влезли «миротворцы». Начались переговоры, реверансы, уступки… Когда тщедушный правозащитник Ковалёв появился, Александр Владимирович Гусев ему в ультимативной форме заявил: если террористы не отдадут нам тело нашего товарища Володи Соловова, вся «Альфа» снова пойдет на штурм. Но тогда уже — битва до последнего… Переговорив с Басаевым, Ковалёв выторговал для нас эту гарантию. Сотрудники «Альфы» переоделись в форму МЧС и пошли забирать тело Володи.

Наши осмотрели здание больницы и с удивлением обнаружили всего лишь четыре трупа боевиков. Мы, разумеется, расстроились. Особенно расстроились снайперы. Трое наших против четверых бандитов! Однако после боя Басаев освободил рожениц. Одна из них нам рассказала, что сам главарь террористов весь штурм просидел, обхватив голову руками, в одном из кабинетов, ни разу из него не выйдя. «Герой» находился в шоке…

Российская сторона пошла террористам на уступки, согласившись дать автобусы. Кроме автобусов басаевцы заказали… рефрижератор. Вот тогда нам стало понятно, что настреляли мы не четырех террористов. Ну, а когда басаевцы с разных этажей и комнат стали сносить трупы, тут уж все сомнения развеялись окончательно.

Полковник Сергей Поляков:

— Итоги штурма: трое погибших, двадцать один раненый сотрудник «Альфы». Басаев понял, что нужно идти на уступки в переговорах. Однако для террористов это была победа. Если бы их оттуда не выпустили, не произошло бы захватов больницы в Кизляре, не было бы чудовищных терактов в Беслане и на Дубровке.

Если штурм дворца Амина был первым боевым крещением созданного в 1974 году подразделения, то освобождение заложников в Будённовске явилось фронтовым крещением. После этой операции Группа «А» окончательно сформировала доктрину деятельности и доработала моменты по оснащению и формированию. После Будённовска нас подчинили ФСБ.

Полковник Александр Репин:

— Операция обернулась для нас большими потерями: убитыми потеряли троих. Но если бы пошли дальше, то потерь было бы намного больше — и у «Альфы», и у заложников. Из моего отдела погибли Дмитрий Рябинкин и Дмитрий Бурдяев.

Рябинкин погиб практически у меня на глазах: снял пулеметчика, голову поднял и снайперский выстрел получил (или, может быть, автоматный). Бурдяев находился в снайперской паре: вел огонь, видимо, его вычислили, и он был убит… Раненых было много, но тяжелых в отделе не было.

После штурма мы понимали, что дальнейшие попытки приведут к очень большим человеческим жертвам, но и Басаев понял, чем это все может для него кончиться, а потом вступил в переговоры и снял все политические требования. Главное для него теперь было — ноги унести, живым остаться.

У нас было мнение: необходимо сформировать группу быстрого реагирования, преследовать банду и где-то на административной границе уничтожить. Но их никто не преследовал — довели до границы и отпустили. Готов был и вертолетный полк подключиться. Желание было огромное всех их положить. Но «большая политика» оказала действие на руководство штаба, и Басаев ушел в Ичкерию в ореоле славы.

ПРОШЛО ДВАДЦАТЬ ЛЕТ…

Федеральная власть поразительным образом «не заметила» двадцатилетия теракта в Будённовске — в город Святого Креста не приехали ответственные представители ни правительства, ни Госдумы или Совета Федерации, чтобы отдать дань памяти погибшим заложникам, милиционерам, военным летчикам и бойцам спецназа. Во всяком случае, федеральных чиновников из Москвы мы не видели и не слышали. Это же относится и к руководителям парламентских фракций.

Как вообще такое могло быть? У меня нет ответа на этот вопрос. Чего не скажешь о Русской Православной Церкви, собравшей в городе Святого Креста большое число духовенства, — для нее эта трагическая дата не «прошла мимо». Как, впрочем, и для ветеранов группы «Альфа» и членов семей погибших сотрудников.

Краевые и местные власти сделали все, чтобы памятные мероприятия прошли как должно. Как и в Беслане, помять о трагедии в Будённовске жива, она притупилась, но никуда не ушла. Время не лечит, но дает возможность осмыслить то, что произошло…

Церковь прилагает усилия, чтобы в Будённовске был восстановлен Мамай-Маджарский Воскресенский монастырь, разрушенный в 1930-х годах. Из его кирпичей был построен первый корпус больницы! Возрожденная обитель станет духовым центром Прикумья, а также памятником жертвенному подвигу, совершенному здесь сотрудниками милиции, вертолетчиками, врачами и бойцами спецназа в те шесть дней июня 1995 года.